Книги

[makara]

... Но книга по-прежнему хороша. И одно из ее достоинств - то, что она написана очень добрым человеком, который, как ни странно, кажется, ни в одной из своих невероятных историй не врет.

Ну, может, привирает немножечко... Совсем чуть-чуть.

Лара, и у меня сходное впечатление об авторе. Он человек очень добрый. Особенно запомнилась его борьба за птиц, которых, изуверски калеча, заставляли петь без конца.

[Шер]

По-моему, С,К. переродился заново с той катастрофы (как гг "Дюны"). И произведения его стали наимрачнейшими, душераздирающими, возымели на некоторых странное физическое воздействие. А чтоб такое читать, надо приобщиться к серым подпространствам, по крайней мере.

Природа к человеку равнодушна, как ее не назови - богом, серым подпространсвтом или еще как, а человек так не может, ему нужны взаимные эмоции, одобрение, или отрицание , в котором он все-таки побеждает.

Отсюда и пессимизм и в литературе и в культуре в целом, ибо невозможно достучатся до камня - можно только его уничтожить, чем человечество благополучно и занимается.

Детство с 6 млрд ртов закончилось, надо брать ответсвенность на себя, а человек не готов, он даже не готов брать ответсвенность за свою и ребенка жизнь.

В Кинге меня как раз и поражает умение мистически высказать парадоксальные , являющиеся одновременно и простыми и сложными, вещами.

[Tydi1985]

И зря

 

Я еще не много прочитал его романов , поэтому мне сложно судить в какой период писательства он был мне более интересен.

 

А так он дал себе четкие установки и придерживается им, каждый день уделять писательству где-то около 4х часов.

И он не понимает таких писателей как например Харпер Ли , которая написала успешный роман "Убить пересмешника" и все и пропала. И чем же она занималась?

[Betty Boo]

Зачем-то читаю «Душевные смуты воспитанника Тёрлеса» Роберта Музиля. Видно, где-то увидела упоминание о книге, скачала, а теперь не пойму - к чему. Муть та ещё. Приходится пролистывать бесконечные заунывные бла-бла на тему "я-бабочка", "ой, какое небо голубое", "повсюду - тьма", "видимо, что-то случится" и пр.. Что-то скучно мне про становление душ подростков. У меня так не становилась. Может, потому что не жилось как за пазухой?.. Там фраза в книге одна была, хорошая. О гомо-наклонностях ГГ, что-то типа "это всё от безделья". Я тоже так думаю. Про "гомо"-наклонности.

Похоже, автор тупо вывалил на нас свои личные переживания под видом лирического героя. Не понравилось, короче).

[телескоп]

Значит пора приниматься за эпохальный "Челове без свойств"! Музиль писал его с 1921-го (в романе -1913, разумеется) и до смерти, а если бы не умер, наверно, писал бы его до сих пор.

[Betty Boo]

Значит пора приниматься за эпохальный "Человек без свойств"! Музиль писал его с 1921-го (в романе -1913, разумеется) и до смерти, а если бы не умер, наверно, писал бы его до сих пор.

Это ты мне его посоветовал?)) Тогда в связи с чем..? Я правда не помню, откуда алмазы. Дочитываю сейчас. Не то чтобы мучаюсь с кактусом, понятно, что если "смуты", то это и должно выглядеть как тягомотина. И не сократишь же до рассказа! Ведь если отбросить всё, что я пролистываю, то останутся довольно интересные выводы. Мне не понравился прежде всего занудный стиль с ненужными (мне) подробностями, я не выношу, когда мне разжёвывают до молекул, но вероятно здесь задумка донести до тех, кто обычно не врубается, не знаю.

Отдам должное)): в сути всех своих терзаний ГГ, как мне кажется, выписан психологически достоверно (вообще к психологии претензий нет). Не каждый человек может понять себя, отчего его что-то невнятное мучает. Чаще всего он даже и не пытается. Здесь же ГГ одновременно и подросток и психотерапевт в одном флаконе)). Не знаю вот, как к этому относиться))): не уверена, что подростки в реальности способны провести такой анализ над собой. Ведь анализ очень хорош, по-взрослому: человек успокаивается и приходит в равновесие только тогда, когда устранена причина, терзающая его душу. Вот то, что мальчик сам(!) вышел на эту причину - вот это слегка фантастИк для меня. Я думала, я одна такая была))). Шучу. Но точно помню, что когда мне было 15, я именно так, но в гораздо более лёгком вопросе (даже не вопросе, так, заминке) вышла на "почему меня это терзает и как это устранить". Именно выяснением причины, принятием её и, соответсвенно, её исправлением.

Дети в книжке, конечно, жестокие. Наверное, как и все дети всего мира, просто в ком-то дремлет, а кто-то выворачивает себя.

Кста, вспомнился этот новый победитель евровидения, с его номером. Тоже "я-бабочка", гендерный класс, "меня никто не понимает", "убить их всех",.. - есть во всём этом нечто общеевропейское. И ещё Алекс, конечно же), берджессовский. Тот писал о своём герое, что он перерастёт возраст и станет нормальным. Диковато, после прочтения/просмотра. А я почему-то ему поверила тогда. Не всех подряд, может, касается, меня - точно нет, но вполне допускаю. И здесь точно такие же герои.

 

Но очень, очень занудные описания. От описания складок на драпировке в комнате пыток и подобной хрени уснуть же можно!!

Про математику занятные рассуждения, наш банан вспомнился)).

 

--------------------

зашла скачать Человека без свойств, всё, первый вопрос отменяется )))).

Там ещё есть "Затонский Д Роберт Музиль и его роман 'Человек без свойств'", похоже, я не виновата в том, что он мне кажется занудой): ".. книги Музиля - трудночитаемые книги, никак не бестселлеры"

Или вот: ""Человек без свойств" - дело почти всей музилевской жизни, и, чтобы по-настоящему понять его, следует, хотя бы в самых общих чертах, знать эту жизнь. Ведь, по словам текстолога Адольфа Фризе, готовившего чуть ли не все посмертные издания Музиля, "редко в литературе отдельное произведение отражает столь концентрированно, можно Даже сказать исчерпывающе, образ самого художника, как этот роман". "

Во-первых, повезло, что уже есть, у кого прочесть про Автора)). Во-вторых, я же говорю, что он вываливает личное в "Тёрлесе", это чувствуется.

Забыла сказать про одну важную деталь: наверное, в книге есть описания внешности героев, но я прочла 85%, и я не могу себе представить ни одного из них(!), кроме того, который похож на паука (наверное, моя арахнофобия виновата)). Достаточно безликий герой - это всегда лишь болванка для наполнения её авторскими, личными переживаниями.

[телескоп]

Это ты мне его посоветовал?)) Тогда в связи с чем..? Я правда не помню, откуда алмазы. Дочитываю сейчас. <...>

Нет, советовал не я. Скорее всего фамилия выскочила когда говорили на тему конца империй с рефлексией и мутациями.

Я "Человека без свойств" не осилил, он на потом. А "Терлеса" и вовсе не читал. Зато Затонского читал, и он клевый. Сорри за длинную цитату. Из того же "Роберт Музиль и его роман 'Человек без свойств':

Музиль здесь прикоснулся к некой "демонии" профашистского сознания, прикоснулся, быть может, не вполне отдавая себе в том отчет, но, в сущности, закономерно, поскольку "демония" эта формировалась на реальной границе "света" и "тьмы", то есть на изломе трезвой, упорядоченной поверхности австрийского бюрократизированного бытия и подспудной иррациональности его распада. Атмосфера "Смятений воспитанника Терлеса" - это в чем-то атмосфера будущих нацистских концлагерей: если Райтинг - примитивный садист, то Байнеберг - палач идейный, по-своему предваряющий Гиммлера, Гейдриха, Кальтенбруннера.

Человек как нечто "неожиданно пластичное, на все способное" предстает перед нами и в новелле "Завершение любви". Но здесь Музиль изучает как бы другую, в потенции "позитивную", сторону этого феномена. В героине новеллы уже угадывается будущий Ульрих, "человек без свойств", с его попыткой понимать и толковать жизнь не столько в качестве необходимости, сколько в виде возможности.

<...>

В эссе "Нация как идеал и как действительность" (1921) Музиль писал: "Я думаю, что пережитое с 1914 года научило многих, что человек с этической точки зрения - это нечто почти бесформенное, неожиданно пластичное, на все способное. Доброе и злое колеблется в нем, как стрелка чувствительнейших весов. Предположительно в этом смысле все станет еще хуже..."

<...>

Думается, что он, как и некоторые другие австрийцы, все же в определенном смысле обогнал свое время. Он сочинял громоздкий, так сказать, совершенно "не сценичный" роман про Габсбургскую монархию - ту, которой уже нет, которая сгинула, которая, даже когда существовала, была каким-то бессмысленным пережитком. Кого тогда, в тридцатые годы, перед лицом разверзшихся пропастей и раскрывшихся далей, интересовал этот замшелый Франц-Иосиф со всем его облупившимся театральным реквизитом? Среди потенциальных музилевских читателей было мало таких, кто подозревал, и еще меньше таких, кто знал, что Австрия - это в чем-то пример, это в чем-то модель их собственного прошлого, настоящего и даже будущего, что хвори, мучившие Дунайскую империю, во многом станут их хворями, их живыми, неразрешимыми проблемами, что ее кризисы и ее беды, развившись и углубившись на иной социальной почве, заведут в тупик целые державы. Сегодня это видно если не всем, так, по крайней мере, многим. И такое видение - тоже одна из причин музилевского ренессанса.

А подростки скорее всего в таком смысле:

В 1923 году он работал над эссе "Немецкий человек как симптом". Полемизируя там с модными апокалипсическими пророчествами (первый том "Заката Европы" Освальда Шпенглера вышел именно в этом году), Музиль писал: "Сегодняшнее состояние европейского духа, по моему мнению, - не упадок, а еще не осуществившийся переход, не перезрелость, а незрелость".

Разговорчивый свидетель жаркой половины века короче, как Манн, у которого превращения растянуты в несколько больших вещей, а у Музиля в одну, во всех смыслах - бесконечную, почму и говорю, что еслиб не умер, писал бы до сих пор, круг за кругом )), ничего же ещё не кончилось.

Манна с Музилем друг другу, кстати, противопоставляют, дескать, заядлые враги и так далее. Манн в сравнении с Музилем - попса и "разрешенный" автор, кумир советских любителей "акуджавы", затмил беднягу Музиля. Я такие ярлыки не оч.

[Betty Boo]

Скорее всего фамилия выскочила когда говорили на тему конца империй с рефлексией и мутациями.

да на моём языке это и есть "советовать"))

 

как Манн, у которого превращения растянуты в несколько больших вещей, а у Музиля в одну, во всех смыслах - бесконечную

То есть Манна можно не читать?

 

Музиль здесь прикоснулся к некой "демонии" профашистского сознания, прикоснулся, быть может, не вполне отдавая себе в том отчет, но, в сущности, закономерно, поскольку "демония" эта формировалась на реальной границе "света" и "тьмы", то есть на изломе трезвой, упорядоченной поверхности австрийского бюрократизированного бытия и подспудной иррациональности его распада. Атмосфера "Смятений воспитанника Терлеса" - это в чем-то атмосфера будущих нацистских концлагерей: если Райтинг - примитивный садист, то Байнеберг - палач идейный, по-своему предваряющий Гиммлера, Гейдриха, Кальтенбруннера.

Ну да. В "Тёрлесе" всё это есть. Пока читала почему-то чаще всего вспоминалась ханековская "Белая лента". Там тоже подростки и тоже познавали мир. Через садизм, разумеется.

Хоспаде, какие чистые и светлые были у нас книги про подростков, разные там Алексины, Железниковы,... Хотя муж мой, например, говорит, страшно такие книги давать ребёнку читать: они учат моральной устойчивости, принципам честности, справедливости. Для нашего изломанного мира впитать их все - это как добровольно сделаться изгоем. А я вот думаю, может оттого, что я читала такое в детстве, много, мне дикими кажутся многие овертоновские вещи теперь: аморальность налицо, а её драпировка под толерантность обществом - это ещё большая аморальность, только теперь аморален не тот, кто защищает, а тот, кто осуждает.

Так-то у Музиля есть про эти корни. Но я не думала, что это характерно для всех европейцев, мне казалось это частной историей, пока я читала.

Ты почитай. )) Описания пыльных штор можно пропустить)). Там занятный итог, если своими словами, то "Ну, я был садист, и чо. Я узнал суть вещей, и всё. Теперь я добропорядочный бургер". Типа это как плюнуть. Какие чужие изломанные жизни, о чём вы.. "Он изгой потому что он этого достоин".

Кстати, идейный палач - это тот, который по описанию похож на паука)). И там две линии какбе. Ну, три, но Райтинг он слишком примитивен, самый простой персонаж. А вот ГГ и Байнеберг - это столкновение религиозного и естественнонаучного. Религиозное чудовищнее, как я это вижу в книге)).

 

Очень много философии ещё, вот что. Мне почему-то скучно это читать. Наверное, когда у человека (меня) есть уже сложившийся стержень, ему все эти бла-бла-искания неинтересны.

Как психологическая подоплёка фашизма и прочих евро-процессов - очень неплохо.

 

В эссе "Нация как идеал и как действительность" (1921) Музиль писал: "Я думаю, что пережитое с 1914 года научило многих, что человек с этической точки зрения - это нечто почти бесформенное, неожиданно пластичное, на все способное. Доброе и злое колеблется в нем, как стрелка чувствительнейших весов. Предположительно в этом смысле все станет еще хуже..."

<...>

Думается, что он, как и некоторые другие австрийцы, все же в определенном смысле обогнал свое время.

Обогнал, конечно. Всё реально становится хуже и хуже.

У меня-то ответ есть и давно: в их мировоззрении человек волен выбирать сам между добром и злом, в нашем такой дури нет. У нас Добро - это хорошо, Зло - плохо.

Победа будет за нами).

 

В 1923 году он работал над эссе "Немецкий человек как симптом". Полемизируя там с модными апокалипсическими пророчествами (первый том "Заката Европы" Освальда Шпенглера вышел именно в этом году), Музиль писал: "Сегодняшнее состояние европейского духа, по моему мнению, - не упадок, а еще не осуществившийся переход, не перезрелость, а незрелость".

Ох, класс. Так он ещё с этим Шпенглером полемизировал? чУдный чувак. Почитаю, конечно, его занудный двухтомник))!

[телескоп]

То есть Манна можно не читать?

Конечно можно. Так же, как и других модернистов - не читать, не слушать их музычку и не смотреть картин и фильмов Т.Манна я бурный поклонник, - это же немец с орднунгом головного мозга, не описатель, а соучастник европейского 20в., начиная с личного воодушевления кровью и почвой, кончая личным же расстройством (мягко говоря) ими. Чувак, который "Фаустусом" закрыл модернизм вместе с пафосом нового в литре, после отмены которого наступил собственно пост-. В "Фаустусе" же, 1943-47, нарисовалась дистанция между автором и его героем, совпавшая с пожизненной эмиграцией Манна, его дистанцией от родины; постмодернизм, как лекарство от трагедий появился после ВМВ, т.к. модернизм оказался опасным и в целом проклятым. Манн и есть краеугольный кирпич культуры европейского прошлого века да и текущего тоже, на мой взгляд. Но я бы его Музилю не противопоставлял, тем более не нагибал одного другим бы, пусть даже один - нобелиат, а за гробом второго "шло всего девять человек, включая вдову и протестантского пастора".

Вот, кстати, М.К. их зачетно сравнивает:

Томас Манн: Волшебная гора. <...> тщательно выписывается обширный задний план, на котором разыгрывается судьба Ганса Касторпа и идеологическая схватка между двумя больными туберкулезом: Сеттембрини и Нафтой; один из них — франкмасон, демократ, другой — иезуит, сторонник автократии, оба неизлечимо больны. Мягкая ирония Манна показывает, насколько относительна правда каждого из этих двух эрудитов; в их диспуте нет победителя. Но ирония романа идет дальше и достигает кульминации в сцене, когда и тот и другой в окружении немногочисленной аудитории, упиваясь собственной непоколебимой логикой, доводят свои аргументы до крайности, так что уже становится непонятно, кто выступает за прогресс, кто за традиции, кто за разум, кто за иррациональность, кто за дух, а кто за плоть. На протяжении многих страниц мы наблюдаем восхитительную неразбериху, когда слова теряют свой смысл, а спор становится еще яростнее оттого, что позиции спорящих взаимозаменяемы. Еще через каких-то двести страниц, в конце романа (скоро разразится война), все обитатели санатория попадают под воздействие иррациональной раздражительности, необъяснимой ненависти; именно тогда Сеттембрини оскорбляет Нафту, и двое больных собираются драться на дуэли, которая закончится самоубийством одного из них; и сразу же становится понятно, что речь идет не о непримиримом идеологическом антагонизме, а о неподдающейся разумному объяснению агрессивности, темной и непостижимой силе, которая натравливает людей друг на друга и для которой идеи — всего лишь ширма, маска, предлог. Таким образом, этот замечательный «роман идей» в то же самое время (особенно для читателя конца XX века) подвергает страшному сомнению идеи как таковые, навсегда прощается с эпохой, верившей в эти идеи и в их способность управлять миром.

<...>

Манн в Волшебной горе превратил несколько лет, предшествующих войне 1914 года, в великолепный праздник прощания с навсегда ушедшим XIX веком. В романе Человек без свойств, действие которого происходит в те же годы, исследуются человеческие ситуации последующей эпохи: этого заключительного периода Нового времени, начавшегося в 1914 году и, по-видимому, завершающегося сегодня у нас на глазах. И впрямь, в этой Какании Музиля есть все: господство техники, над которой никто не властен и которая превращает человека в статистические данные (роман начинается на улице, где произошла авария; какой-то человек лежит прямо на земле, а парочка прохожих комментирует случившееся, приводя цифры транспортных происшествий, произошедших за год); скорость как высшая ценность в мире, одурманенном техникой; скрытая от взора и вездесущая бюрократия (канцелярии у Музиля полностью соответствуют канцеляриям у Кафки); комическая бесплодность идеологий, которые ничего не понимают и ничем не управляют (уже миновали славные времена Сеттембрини и Нафты); журналистика — наследница того, что в прошлом именовалось культурой; коллаборационисты с современностью; солидарность с преступниками как мистическое проявление религии прав человека (Кларисса и Мусбруггер); инфантофилия и инфантократия (Ханс Шепп, предтеча фашистов, идеология которых строится на обожествлении в себе детского начала). (с)

[A.Z.]

Добрался до второго романа Уильяма Гибсона - "Граф ноль". В целом впечатления уже не столь восторженные, как от "Нейроманта" (по-моему, отлично сработавший принцип разделить действие между несколькими основными героями в "Трилогии моста" тут ещё не совсем доведен до ума), но книга все равно годная. Множество интересных деталей, своеобразный темп, когда затишье резко сменяется вспышками экшена и кровавого насилия, запоминающиеся герои и поразительная фантазия, легко совмещающая наемников с пересаженными глазами, юных хакеров, в которых вселяются божества Вуду, банды неформалов, нанимаемых корпорациями-конкурентами, поиски мастера резных шкатулок и ещё бог знает чего. Пожалуй, не хватило "ударной" концовки, но с другой стороны - "Граф Ноль" - вторая часть трилогии, так что точку ставить рано.

[Belthazar]

Вам нравится послесловие автора в конце книги? Именно автора. Не эпилог. Грубо говоря, когда и где была написана книга, кто вдохновлял, кто советовал, кто помогал и так далее.

[A.Z.]

Послесловие люблю, только если это действительно история создания, а не просто перечень благодарностей. У того же Кинга бывают очень интересные послесловия.

[A.Z.]

Не смог пройти мимо новой книги Стюарта Макбрайда "День рождения мертвецов". И не зря. Этот роман не входит в цикл Макбрайда о Логане Макрае и повествует о другом герое - тоже полицейском. Его зовут Эш Хэндерсон, он разведен, его старшая дочь сбежала из дому несколько лет назад, а сам он должен денег нехорошим людям. Эш ведет расследование серии жутких убийств. Маньяк не только похищает и жестоко убивает девочек-подростков накануне их именин, он ещё и отсылает безутешным родителям фото их изувеченных чад. Годы расследования не приносят должного результата, но найденное в парке массовое захоронение наконец-то выводит Хэндерсена и его коллег на реальный след...

 

Макбрайд и раньше не отличался особом мягкостью, но в новом романе он просто прыгнул выше головы. "День рождения мертвецов", при всем своем черном юморе все равно один из самых мрачных и безысходных нуаров в истории жанра. Последняя треть книги в плане напряженности такова, что её приходиться читать на краешке стула, вплотную примкнув к насыщенному тексту. И, написав уже несколько отличных детективов, матерый шотландец умудрился до того закрутить развязку, что по аналогии с карточной игрой вы сможете угадать несколько карт на руках соперника, но никак не всю комбинацию. Дровишек в огонь подбрасывает ещё и тот факт, что роман написан вне серии, так что сказать с уверенностью, кто из персонажей дотянет до финала очень сложно. В итоге - ещё одна крепкая книга Макбрайда, обязательная к прочтению тем, кому по душе бескомпромиссный и жесткий стиль автора.

[45432]

Загибая страницы... Оказывается в Финляндии шведские столы по принципу ол-инклюзив-за-стандартную-плату были еще 100 лет назад, да еще в заурядных местах

 

Помню, лет пять тому назад мне пришлось с писателями Буниным и Федоровым приехать на один день на Иматру. Назад мы возвращались поздно ночью. Около одиннадцати часов поезд остановился на станции Антреа (ныне Каменногорск, прим. 45432), и мы вышли закусить.

 

Длинный стол был уставлен горячими кушаньями и холодными закусками. Тут была свежая лососина, жареная форель, холодный ростбиф, какая-то дичь, маленькие, очень вкусные биточки и тому подобное. Все это было необычайно чисто, аппетитно и нарядно. И тут же по краям стола возвышались горками маленькие тарелки, лежали грудами ножи и вилки и стояли корзиночки с хлебом.

 

Каждый подходил, выбирал, что ему нравилось, закусывал, сколько ему хотелось, затем подходил к буфету и по собственной доброй воле платил за ужин ровно одну марку (тридцать семь копеек). Никакого надзора, никакого недоверия. Наши русские сердца, так глубоко привыкшие к паспорту, участку, принудительному попечению старшего дворника, ко всеобщему мошенничеству и подозрительности, были

совершенно подавлены этой широкой взаимной верой.

 

Но когда мы возвратились в вагон, то нас ждала прелестная картина в истинно русском жанре. Дело в том, что с нами ехали два подрядчика по каменным работам. Всем известен этот тип кулака из Мещовского уезда Калужской губернии: широкая, лоснящаяся, скуластая красная морда, рыжие волосы, вьющиеся из-под картуза, реденькая бороденка, плутоватый взгляд, набожность на пятиалтынный, горячий патриотизм и презрение ко всему нерусскому - словом, хорошо знакомое истинно

русское лицо. Надо было послушать, как они издевались над бедными финнами.

 

- Вот дурачье так дурачье. Ведь этакие болваны, черт их знает! Да ведь я, ежели подсчитать, на три рубля на семь гривен съел у них, у подлецов... Эх, сволочь! Мало их бьют, сукиных сынов! Одно слово - чухонцы.

 

А другой подхватил, давясь от смеха:

 

- А я... нарочно стакан кокнул, а потом взял в рыбину и плюнул.

 

- Так их и надо, сволочей! Распустили анафем! Их надо во держать!

 

Куприн, 1908.

 

А вот куда пропали старшие дворники?

[45432]

Наткнулся на любопытное положение, что герой "Замка" Ф. Кафки был между прочим списан с А.С. Пушкина, который всю жизнь тщетно пытался попасть за рубеж, писал на этот счет высочайшие прошения, хитрил, извивался, даже вынашивал идею проскочить за границу под видом цыгана, чертил окольные пути, маршруты, но всякий раз оказывался на территории, бывшей продолжением России, ощущая себя под чарами мистического проклятья.

 

Мы в сношениях с иностранцами не имеем ни гордости, ни стыда — при англичанах дурачим Василья Львовича; пред M-me de Staël заставляем Милорадовича отличаться в мазурке. Русский барин кричит: мальчик! забавляй Гекторку (датского кобеля). Мы хохочем и переводим эти барские слова любопытному путешественнику. Все это попадает в его журнал и печатается в Европе — это мерзко. Я, конечно, презираю отечество мое с головы до ног — но мне досадно, если иностранец разделяет со мною это чувство. Ты, который не на привязи, как можешь ты оставаться в России? если царь даст мне слободу, то я месяца не останусь. Мы живем в печальном веке, но когда воображаю Лондон, чугунные дороги, паровые корабли, английские журналы или парижские театры и бордели — то мое глухое Михайловское наводит на меня тоску и бешенство. В 4-ой песне «Онегина» я изобразил свою жизнь; когда-нибудь прочтешь его и спросишь с милою улыбкой: где ж мой поэт? в нем дарование приметно — услышишь, милая, в ответ: он удрал в Париж и никогда в проклятую Русь не воротится — ай да умница.

 

А. С. Пушкин. Письмо П. А. Вяземскому.

[45432]

Полистал тему. Да, совсем не читают сейчас классику. Эти новомодные жанры, веяния, какие-то Краснахоркаи... поди пойми их. Не то дело - старые фолианты, описывающие действительность, давно исчезнувшую и которой уже больше никогда не будет. От которых веет сединой... Это как прикоснуться к поднятой со дна моря древней амфоре - так волнительно.

 

Значит, уж это-то ясно, что, когда появляется тиран, он вырастает именно из этого корня, то есть как ставленник народа. Он тот, кто подымает восстание против обладающих собственностью. Если он потерпел неудачу, подвергся изгнанию, а потом вернулся - назло своим врагам, - то возвращается он уже как законченный тиран. В первые дни, вообще в первое время он приветливо улыбается всем, кто бы ему ни встретился, а о себе утверждает, что он вовсе не тиран; он дает много обещаний частным лицам и обществу; он освобождает людей от долгов и раздает землю народу и своей свите. Так притворяется он милостивым ко всем и кротким. Когда же он примирится кое с кем из своих врагов, а иных уничтожит, так что они перестанут его беспокоить, я думаю, первой его задачей будет постоянно вовлекать граждан в какие-то войны, чтобы народ испытывал нужду в предводителе... да и для того, чтобы из-за налогов люди обеднели и перебивались со дня на день, меньше злоумышляя против него. А если он заподозрит кого в вольных мыслях и в отрицании его правления, то таких людей он уничтожит под предлогом, будто они предались неприятелю. Ради всего этого тирану необходимо постоянно будоражить всех посредством войны.

 

Платон. Государство.

[A.Z.]

Шел за новым Реверте, а взял почему-то неприметную книжецу Тима Краббе "Пещера". Как это часто бывает - аннотация и отзывы настраивают на совершенно другое чтиво - что-то мистическое, жуткое, инфернальное. На самом деле книга - нелинейное повествование о прибывшем в Ратанакири наркокурьере и о том, как он докатился до жизни такой, что возвращает нас в годы его детства и знакомства с хулиганистым пареньком, который сыграет в судьбе главного героя роль змея-искусителя. По сути, события романа довольно банальны, но благодаря таланту автора говорить о ценных и важных вещах сжато и без претензий, а также толковому использованию флэшбеков и "передаче эстафеты" от героя к герою "Пещера" производит впечатление чего-то большего, чем очередной криминально-мелодраматичный роман. Финал не то, чтобы не читается, скорее, просто оставляет чувство удовлетворения от того, как автор в итоге оформил развязку. Ведь каждый человек хотя раз в жизни задумывался на тему того, как бы сложилась его жизнь, измени он нечто в своем прошлом. Изменено 10.06.2015 03:56 пользователем A.Z.

[45432]

И.Г. Корб. Дневник путешествия в Московское государство, 1698 г. :lol:

 

<Жалуют священством, возлагая руки на голову возводимого в это звание и надевая ему на голову, освященную патриархом, шапочку, называемую скуфьей. Священник должен ее весьма заботливо беречь, потому что он считался бы в противном случае не достойным священного звания. Мирянин в драке со священником обязан более всего заботиться о том, чтобы не замарать его шапочки, кто хочет бить попа, тот обязан с должным почтением снять с его головы шапочку, положить в приличном месте, а потом может уже безнаказанно и сколько ему угодно колотить попа. Поколотивший священника не подвергается никакой ответственности перед законом, никакому наказанию или отлучению от церкви, если только после драки с должным почтением вновь наденет на попа снятую с него прежде шапочку. Таким образом, если было оказано уважение к шапочке, то уважение к званию пресвитера не было, значит, нарушено, и колотивший по дьявольскому наущению попа бил не священника, а только воздух, и возмездие сделано личности человека>

 

<В России считают почти столько же праздников, сколько дней в году, что не мешает, впрочем, праздновать эти дни поочередно в разных частях города> <В праздничные дни русские только по утрам не занимаются работой, причем отправляют свои празднества на рассвете и даже по большей части во мраке перед рассветом; днем же, если не занимаются работой, предаются пьянству, так что когда русские отправляют праздник или (как они говорят) “бражник”, то всегда надо ожидать пожара>

 

<Взятки и подарки весьма также способствуют решению дела в ту или другую пользу. В приказах нельзя начинать дела, пока не приобретешь себе золотом и серебром благоволение дьяков и писарей. Эти люди гораздо жаднее гарпий, и до того нравы их испорчены, что обыкновенно никто не может вырвать из их рук следуемого себе годового жалования до тех пор, пока не вызовет расположения со стороны всех служащих в приказе, от дьяка до последнего писаря, пожертвовав в их пользу известное количество денег из своего жалования. Кто начинает иск, не закупив в пользу свою свидетелей и не снискав золотом расположения дьяков и писарей, тот начинает дело, которое не предвещает ничего доброго: он станет жертвой неправосудия, и несправедливость продажного суда легко сделает белое черным и черное белым>

[SergeCpp]

По поводу переводов и в особенности Диккенса - я читала много переводов, из всех переводчиков помню одну из фамилий - Дарузес, но просто потому что она встречалась часто и запомнилась.

Многие переводы может и были точны и классичны, но совершенно лишены юмора, например полное собрание сочинений Диккенса, выпущенное в темнозеленых обложках, является таким ярчайшим и вопиющим примером, помню меня тогда это сильно поразило - такие солидные книги, так выглядят, а по сути не смешно.

[ATTACH]440371[/ATTACH]

 

Полное собрание Диккенса у нас не выпускали, а известный зелёный тридцатитомник (у вас на картинке другое издание, новее и томов меньше) -- вот интересный рассказ о покупке:

 

http://timh.ru/2010/02/21/charles-dickens-in-our-home/

 

Какой-то из других переводов Копперфильда я как-то листал в магазине -- ужас...

 

 

===

 

Томаса Манна я некогда за несколько дней и ночей прочитал сначала Гору, а днями позже -- Иосифа. Тем, кто не жалует медленные романы, конечно, не посоветую. А мрачного Фаустуса я так и не смог дочитать -- уж тяжёл весьма.

[makara]

Джеймс Джойс. Портрет художника в юности Самое страшное в издании - это предисловие. Оно настолько вычурное, что раздражение бывает трудно перебороть. Ну зачем надо Дублин именовать "стольным градом Ирландии"? Кроме "стольного града" есть еще много чего. И кажется, что автор задался целью везде, где только можно, вместо одного слова писать три-четыре)) После предисловия текст самого романа производит впечатление лаконичного и классически стогого)). В каком-то смысле "Портрет..." роман воспитания. И никакого потока сознания, через который продраться может не каждый. Это на любителя. Впрочем, так можно сказать практически о любой вещи.

Событийно насыщенным роман я бы не назвала. Но развитие личности героя (того же, что и в "Улиссе", но только младше) дано подробно. Если кому-то такое интересно, то читать стОит. А еще в этом романе Джойса крайне интересные на мой взгляд рассуждения об искусстве. Только не надо бы было писателю с таким пренебрежением отзываться о скульптуре. Впрочем, это уже личное.))

Я перевожу это так: «Три условия требуются для красоты: целостность, гармония, сияние». Соответствует ли это фазам восприятия? Тебе понятно?

– Конечно, – сказал Линч. – Если ты думаешь, что у меня мозги из дерьма, поди догони Донована, попроси его тебя послушать.

Стивен показал на корзинку, которую разносчик из мясной лавки, перевернув ее вверх дном, надел на голову.

– Посмотри на эту корзинку, – сказал он.

– Ну, вижу, – ответил Линч.

– Для того, чтобы увидеть эту корзинку, – сказал Стивен, – твое сознание прежде всего отделяет ее от остальной видимой вселенной, которая не есть корзина. Первая фаза восприятия – это линия, ограничивающая воспринимаемый объект. Эстетический образ дается нам в пространстве или во времени. То, что воспринимается слухом, дается во времени, то, что воспринимается зрением, – в пространстве. Но – временной или пространственный – эстетический образ прежде всего воспринимается отчетливо как самоограниченный и самодовлеющий на необъятном фоне пространства или времени, которые не суть он. Ты воспринимаешь его как единую вещь. Видишь как одно целое. Воспринимаешь его как целостность. Это и есть integritas.

– В самое яблочко, – смеясь сказал Линч. – Валяй дальше.

– Затем, – продолжал Стивен, – ты переходишь от одной точки к другой, следуя за очертаниями формы, и постигаешь предмет в равновесии частей, заключенных внутри его пределов. Ты чувствуешь ритм его строения. Другими словами, за синтезом непосредственного восприятия следует анализ постижения. Почувствовав вначале, что это нечто целостное, ты чувствуешь теперь, что это нечто. Ты воспринимаешь его как согласованное единство, сложное, делимое, отделяемое, состоящее из частей, как результат этих частей, их сумму, как нечто гармоничное. Это будет consonantia.

– В самое яблочко, – смеясь сказал Линч. – Объясни мне теперь про claritas, и за мной сигара.

– Значение этого слова не совсем ясно, – сказал Стивен. – Фома Аквинский употребляет термин, который мне кажется неточным. Долгое время он сбивал меня с толку. По его определению получалось, что он говорит об идеализме и символизме и что высшее свойство красоты – свет, исходящий из какого-то иного мира, в то время как реальность – всего лишь его тень, материя – всего лишь его символ. Я думал, что он разумеет под словом claritas художественное раскрытие и воплощение божественного замысла во всем, что claritas – это сила обобщения, придающая эстетическому образу всеобщее значение и заставляющая его сиять изнутри вовне. Но все это литературщина. Теперь я понимаю это так: сначала ты воспринял корзинку как нечто целостное, а затем, рассмотрев ее с точки зрения формы, познал как нечто – только таков допустимый с логической и эстетической точки зрения синтез. Ты видишь, что перед тобой именно этот предмет, а не какой-то другой. Сияние, о котором говорит Аквинский, в схоластике – quidditas – самость веща. Это высшее качество ощущается художником, когда впервые в его воображении зарождается эстетический образ. Шелли прекрасно сравнивал его с тлеющим углем: это миг, когда высшее качество красоты, светлое сияние эстетического образа, отчетливо познается сознанием, остановленным его целостностью и очарованным его гармонией; это сияющий немой стасис эстетического наслаждения, духовный момент, очень похожий на сердечное состояние, для которого итальянский физиолог Луиджи Гальвани [218 - Луиджи Гальвани (1737-1798) – итал. физиолог и физик, один из основоположников учения об электричестве.] нашел выражение не менее прекрасное, чем Шелли, – завороженность сердца.

Стивен умолк, и, хотя его спутник ничего не говорил, он чувствовал, что его слова как бы создали вокруг них тишину завороженной мысли.

– То, что я сказал, – продолжал он, – относится к красоте в более широком смысле этого слова, в том смысле, которым оно обладает в литературной традиции. В обиходе это понятие имеет другое значение. Когда мы говорим о красоте во втором значении этого слова, наше суждение прежде всего определяется самим искусством и видом искусства. Образ, само собой разумеется, связывает сознание и чувства художника с сознанием и чувствами других людей. Если не забывать об этом, то неизбежно придешь к выводу, что искусство делится на три последовательно восходящих рода: лирику, где художник создает образ в непосредственном отношении к самому себе; эпос, где образ дается в опосредствованном отношении к себе или другим; и драму, где образ дается в непосредственном отношении к другим.

....

– Лессингу, – сказал Стивен, – не следовало писать о скульптурной группе. Это менее высокое искусство, и потому оно недостаточно четко представляет те роды, о которых я говорил. Даже в литературе, в этом высшем и наиболее духовном искусстве, роды искусств часто бывают смешаны. Лирический род – это, в сущности, простейшее словесное облачение момента эмоции, ритмический возглас вроде того, которым тысячи лет тому назад человек подбадривал себя, когда греб веслом или тащил камни в гору. Издающий такой возглас скорее осознает момент эмоции, нежели себя самого как переживающего эмоцию. Простейшая эпическая форма рождается из лирической литературы, когда художник углубленно сосредоточивается на себе самом как на центре эпического события, и эта форма развивается, совершенствуется, пока центр эмоциональной тяжести не переместится и не станет равно удаленным от самого художника и от других. Тогда повествование перестает быть только личным. Личность художника переходит в повествование, развивается, движется, кружит вокруг действующих лиц и действия, как живоносное море. Именно такое развитие мы наблюдаем в старинной английской балладе «Терпин-герой» [219 - Старинная англ. баллада «Терпин-герой» о легендарном разбойнике, повешенном в 1739 г., была любима Джойсом и исполнялась им.]; повествование в ней в начале ведется от первого лица, а в конце – от третьего. Драматическая форма возникает тогда, когда это живоносное море разливается и кружит вокруг каждого действующего лица и наполняет их всех такой жизненной силой, что они приобретают свое собственное нетленное эстетическое бытие. Личность художника – сначала вскрик, ритмический возглас или тональность, затем текучее, мерцающее повествование; в конце концов художник утончает себя до небытия, иначе говоря, обезличивает себя. Эстетический образ в драматической форме – это жизнь, очищенная и претворенная воображением. Таинство эстетического творения, которое можно уподобить творению материальному, завершено. Художник, как Бог-творец, остается внутри, или позади, или поверх, или вне своего создания, невидимый, утончившийся до небытия, равнодушно подпиливающий себе ногти

[UndeR]

"Стрелок" Стивен Кинг.

 

Предварительно прочитал "Смиренные сестры Элурии. И я не могу сказать, что цикл "Темная Башня" захватил меня, пока совсем нет. Как-то со скрипом прошел у меня "Стрелок", хоть и вовсе не объемный он. Мотивов я не разобрал, зачем ему, собственно говоря, вообще стремится достичь эту Темную Башню? Единственное: было жалко пацана, привык к нему. Что же, вся надежда на "Извлечение троих".

[SergeCpp]

UndeR, а вы читали "нового" Стрелка или "старого"? Там Кинг что-то наизменял и, говорят, стало "не очень" (даже встречаются мнения, что "очень не"). Я нового Стрелка не читал и тем более после таких отзывов не собираюсь. Старый -- это у нас в самом начале девяностых (или даже раньше) выходили книги (несколько книг Башни).

 

Наизменял он, сколько я слышал, для связи с последующими книгами.

[UndeR]

UndeR, а вы читали "нового" Стрелка или "старого"? Там Кинг что-то наизменял и, говорят, стало "не очень" (даже встречаются мнения, что "очень не"). Я нового Стрелка не читал и тем более после таких отзывов не собираюсь. Старый -- это у нас в самом начале девяностых (или даже раньше) выходили книги (несколько книг Башни).

 

Наизменял он, сколько я слышал, для связи с последующими книгами.

 

Видимо, начал я с нового, т.к. это одно издание, в которое включено сразу три первых части: "Извлечение троих", "Бесплодные земли".

[SergeCpp]

На Фантлабе первое наше издание от 94 года, но я читал наше ещё ранее изданное (если верно припоминаю; фантлабовская обложка 94 года не припоминается). И там тоже было несколько произведений в книге. Где-то у меня та книга лежит "по сусекам"... Причём то был не "ксерокс", а вполне "магазинная" книга, толстая.

 

Дополнение:

 

Да, ваше издание точно исправленное:

http://www.stephenking.ru/pubs/index.php?Language=1&StartItem=56#148

 

А вот неисправленные:

http://www.stephenking.ru/pubs/index.php?Language=1&StartItem=56#27

 

...а может та книга это и была, 94 года, что я читал.

[UndeR]

На Фантлабе первое наше издание от 94 года, но я читал наше ещё ранее изданное (если верно припоминаю; фантлабовская обложка 94 года не припоминается). И там тоже было несколько произведений в книге. Где-то у меня та книга лежит "по сусекам"... Причём то был не "ксерокс", а вполне "магазинная" книга, толстая.

 

Дополнение:

 

Да, ваше издание точно исправленное:

http://www.stephenking.ru/pubs/index.php?Language=1&StartItem=56#148

 

А вот неисправленные:

http://www.stephenking.ru/pubs/index.php?Language=1&StartItem=56#27

 

...а может та книга это и была, 94 года, что я читал.

 

Да, исправленное. Он сам в прологе об этом говорит.