Проза

[Михалыч]

Симпатичная музыка. Buckbeak, у тебя талант.

[Jewel]

Buckbeak, да, очень мило. Люблю пианино.

[Buckbeak]

Михалыч, Jewel, Спасибо! Всегда приятно, когда душевный порыв вызывает хоть какой-то отклик у других людей.

 

Меня уже начинают посещать мысли о коротком метре по этому сюжету... Хм.

[Victoria Kinney]

Брайан, спасибо! Ты знаешь, это рассказ напомнил мне сказки, которые я читала когда-то давно. Одна знакомая решила раздать все свои ненужные книжки и мне достался сборник французских сказок, который я читала почти каждый день. Там были похожие истории. Но в них не было того, что есть тут - когда что-то пересекается с тем, что есть в твоей жизни.)

 

Очень приятно, честно, огромное спасибо! Я правда думаю, что такие фильмы, как "Через Вселенную" могут действительно менять людей и их жизни. You may say I'm a dreamer... but i'm not the only one ©

[favorite mistake]

euro-banan, перечитала дважды. Стилистически понравилось, но без окончания сложно судить. Скоро там продолжение? : )

[solomon]

Чувства.

 

Не просто осознавать себя частичкой мира, когда возможность разобраться в себе

путешествует где-то в стране под названием Небытие. Гораздо сложнее ощущать себя индивиддумом, барахтаясь в сетях своих эмоций, из которых не дают выбраться стальные руки, нами же придуманных правил. И нами избранные тираны манипулируют нашим сознанием, губя суть идею, инициативу. Глупцы! Они пока не осознают, что сами в плену своих реалий. Просто клешни власти зацепили их немножко глубже, чем остальных. И они отнюдь не пастухи. Мы все овцы, но мы ВСЕ рабы своих чувств. И плен этот вечен...Мир так велик и любопытен, что мы забываем про СЕБЯ, как истинное забавное творение. Внутри нас еще больше загадок, чем в окружающей нас реальности. Человек думает, что он во власти законов природы, но от его внутреннего самосознания зависит, как повлияют на него эти законы. И нами созданы науки просто для ленивого обьяснения таких вещей. Может я бы так и не рассуждал, кабы не мое состояние. Быть может я чуточку болше замыкался в себе, чем остальные, но этим сложно обьяснить МОЕ мироощущение. Всегда существует опасность того, что наш внутренний мир заменит действительность. Бред! Я познал вещь куда более жуткую. Я СМЕШАЛ свои "Я" с нашей реальностью!..Это трудно понять на словах, но легче усвоить, если представить себя на моем месте во время начавшегося "сумашествия"...

* * *

Господи! Избавь меня наконец от этого кошмара! Подари легкую кончину! Что угодно, но только не эти ужасные пробки!!!

Я по обыкновению, как каждый Божий день, был зажат в суетливой копошашейся массе недовольного рабочего люда, спешащего после долгого трудового дня в свои душные "уютные" норы, где их ждали холодный ужин,обязательный семейный скандальчик, и рекламное меню по чудо-ящику-стандартный набор, вобщем.

Меня, конечно, не интересовало то, что, вот тот невысокий мужчина, с пивным брюшком, сейчас кряхтя заберется на свой исписанный баллончиком этаж, чертыхнется, не найдя ключей в рваных карманах, постучит в дверь, ворчливо будет пялиться в глазок, а затем зайдет в свои еле выцарапанные у государства жилые метры, прошествует, не замечая радостного мальчонки, горящего порадовать отца своей пятеркой, на кухню, там закинет в свое чрево пародию домашней готовки и с блаженством рухнет на скрипящую старую кровать.

Тем паче меня волновал тот факт, что вот эта худая усталая женщина, проигравшая в лотерею со свободным местом в этой проклятой консервной банке, вскоре узнает, что в аварии погиб ее муж-мелкий клерк. А дома ее, естественно ждут два маленьких голодных ротика, так нуждающихся в любви и ласке, но не получающих этого. И не вина в том матери. Просто все ее силы уходят во "благо общества" (мать его! Пардон за выражение).

Но вот, почему-то, мое аггресивное внимание привлекла ничем-таки не примечательная фигура, жмущаяся к окнам в конце (или в начале?) этого адского изобретения человечества. Как только я заострил свой взгляд на ней, ее лицо тут же повернулось в мою сторону. Боже! Сколько в нем тоски и отчаяния! Похоже я не самый здесь несчатный человек.

На худом плоском лице глубоко засели два тусклых окошка и кривой разрез рта.

Видимо природе нравятся подобные эксперименты над человечеством.

Странно, но, не смотря на мое отвращение, мне не хотелось отводить от него взгляда. Похоже она была этому рада. Она немного приосанилась и уже смотрела не таким безжизненным взглядом. Дура! Чему ты радуешься?! Вокруг стена сплошная проблем и неудач. Завтра жизнь покатит по тому же измусоленному кругу. К чему вообще стремится?

Я немного удивился, что мою воспаленный разум вдруг посетили такие мысли, и мне сильно захотелось душу выкласть этой невзрачной тетке. Та будто мысли почла мои в это момент и робко начала пробираться сквозь спресованную толпу человечины. Шаг за шагом. Черт! Солнце включило все свои печи и медленно и беспощадно поджаривало людищек. В толпе начались какие-то толки, за окном выли сирены. Пот в три ручья катился с меня, лдышать становилось все труднее. Неудивительно, что втакие минуты подумываешь над бренностью жизни. Волком хотелось выть! Я тяжело вздохнул и немного отклонил голову. Тьфу ты! Я уже мог разглядеть рытвины от бесконечных потоков слез на сухом пергаменте кожи этой...девушки?! Да, зрение у меня уже не то. Все! Завязываю с компьютером! Я же видел женское, довольно не молодое лицо совсем недавно. А может это все духота играет злую шутку.

Девическая мордашка шмыгнула носом, и робко улыбнулась, глядя на меня своими опухшими от слез глазами. Меня что-то совсем разморило и я немного сгорбился. Да выйдите уже кто-нибудь из автобуса!..Как хочется присесть!..А эта...Я, конечно, рад, что сумел скрасить ее настроение, но мне что-то уже не сильно хотелось видеть это измученное лицо. Да еще одета как-то...Смесь убитого жизнью Дитя цветов и пародия на...Ка их там? ЭМО, что ли?..

О, Небеса! На улице пеоявились признаки движения и по салону прокатилось дружное облегчение. Девица плаксиво окинула взглядом машинную очередь за окном. Дышать стало немного легче. Да и остановка моя скоро. Я решительно пробился к выходу и расплатился с кондуктором. Сзади начались какие-то руганья по поводу невежливости и опущенности молодеши и я снова почувствоал себя нехорошо.

Внезапно менчя окатило волнй ледяног страха. Я увидел, как девица с сумасшедшей улыбкой пробивалась сквозь толпу...Ко МНЕ???

Вот же зацепил-то! Нет чтоб красотка какая, так по жизни мне уготованы подобные уродины. Страх смешался с отчаянием. Рядом из толпы вынырнул суетливый парнишка и глядя на меня ухмыльнулся. Вот уж буквальная улыбка до ушей! Черт! Давай уже скорей, колымага! Не смотря на возмущения толпы, девчонка резво протаривала себе дорогу. Ее взгляд был сосредоточен на мне. Мне и так было не по себе, а тут еще эта бестия. Не приходилось мне ранее быть в роли предмета фанатизма. Но сейчас...Тут меня осенило: а что, если она следит за мной всю дорогу? Мороз побежал по коже. Мальчишка рядом снова ухмыльнулся и обнажил свои блестящие бреккеты. Я сглотнул и вцепился в поручни. Да где же остановка? Девушка с отвратным личиком все ближе мерцала своими глазками. Пацана вдруг так развело на дикий хохот, что я вздрогнул. Есть же ненормальные на свете! Жаркий пот превратился в сотни крохотных льдинок. Я уж подумывал кричать, если что. Девица отмеривает салон. Во уже три...Нет, два человека разделяют нас.

О,Боже! Вблизи она еще ужасней! Так. Сделаю грозный вид. Пусть осознает, что без боя я не сдамся!..Да заткните кто-нибудь этого малолетнего эмбицила! Или я один его слышу? Дожили!..Ой, мамочки! Девица вынырнула откуда ни возмись и открыла рот, как будто всю жизнь хотела что-то сказать...Голос в динамике обьявил остановку и я неуклюже вывалился из автобуса. Я вскочил на ноги и с сумасшедшим сердцебиением засеменил по алее к дому. Мимо пронесся чертов мальчишка со своим идиотским смехом. Да что за день такой? Мимо пролетела иномарка и я стал огромной массой шевелящейся грязи. И снова отчаяние нахлынуло на меня. Надо идти домой. Я чертыхаясь поплелся до дому, не заметив позади пары красных глазенок и кривой улыбки на сухом пергаменте кожи...

[KOrsar]

День клонился к вечеру. Кровавый закат мягким бархатом ложился на склоне неба. Трава за городом ловила красные блики уходящего солнца, покорно повторяя цвет спокойных облаков, идущих к горизонту. Ветер, бушевавший днём, устал и готовился ко сну, постепенно затихая. Стройный высокий лес, словно ряд зелёных солдат, встречал закат, как своего генерала. Ни единого звука. Ни одной птички не запело. Ни одна белка не пробежала по деревьям. Все встречали ночную планету…

 

Но сегодня эта церемония была нарушена. По рыхлой сырой земле, изминая траву, к лесному озеру шлёпал некий мальчишка. «За что мне любить мир? Что он мне дал?» - говорил сам себе Сэм, простой парнишка из небольшого городка. На нём была лишь футболка, джинсы и старые изношенные кеды. Но Сэм не обращал внимания на холод. Он был зол. Очень зол. Его город стоял рядом с лесом, и поэтому поход не был сильно утомляющим. Нестриженные волосы сползали на тёмно-жёлтые глаза и меленькие уши. На его лице были две ссадины, а футболка порвана на правом плече. Его походка была уверенной, даже упёртой. Сейчас его бы никто не остановил.

 

А почему же он идёт к озеру под вечер? Он никому не рассказывал, но мы можем узнать. Сегодня с этим парнишкой случилось много вещей, среди которых хороших не было. И в школе были плохие события, при том не связанные с учёбой. И дома были, связанные с не связанными со школой. Много чего…

 

И ему это надоело. Он захотел одиночества. Весь мир ему стал противен. Настолько, что он хотел бы его забыть. Забыть, что он живёт в этом мире. А собственно мир для него сделал? Позволил родиться, чтобы потом даровать ему кучу издевательств? Чтобы сделать его слабым? Чтобы он сам отрёкся от мира? Пока что именно на эти вопросы Сэм отвечал «да». Пока он сминал траву, оставляя дорожку из следов за собой, его мысли были однообразны и негативны.

 

Он уже вошёл в глубь леса. Здесь не видно заката. Здесь не видно города. Здесь не видно никого. Здесь было темно. До сих пор ни одно животное не показалось, ни одного признака жизни не было. Сэм шёл так, будто пытался каждым шагом проделать яму побольше. Мокрые деревья ещё помнили вкус дождевой воды, а озеро должно было казаться сейчас особенно кристальным…

 

В эти моменты Сэма ни разу не посетило чувство страха. Его обида была гораздо ярче самого лютого страха. И вот долгожданный конец его похода. Лесное озеро. Небольшой понтон на краю был похож на недостроенный деревянный мост. Мост в никуда…

 

Сэм прошёл на самый край этого понтона и сел, свесив ноги над ровной гладью чистой озёрной воды. Сейчас для Сэма мира не существовало. Он сидел над временем и пространством и наблюдал на привычный исход вещей под собой. Он глядел в своё отражение в воде и уже не мог разобрать, что является отражением, а что настоящим. А, может, и нет никого отражения? Может, весь мир просто разделили на два неполноценных? Может быть там за мнимым Сэмом другой настоящий мир, имеющий качества, которые в его мире являются недостатками, а недостатки – качествами? Что если мира самого нет, а всё иллюзия, а вода и зеркальное отражение – единственная неровность, что позволяет взглянуть в настоящий мир? Что если мы своим отражением препятствуем сами себе? Чтобы мы не знали? А может мы и есть те самые отражения? И что не нас повторяют, а мы повторяем. Как охота зайти по ту сторону отражения. Попасть в тот мир, что всегда рядом с нами, но в который вход мы сами закрыли.

 

- Хочу…- прошептал Сэм и, сильно наклонившись, упал в своё отражение.

 

Вода была холодной, но кого это волновало? Сейчас Сэм будто висел в невесомости. И, кажется, он был не в озере. Он видел под собой ярко-зелёную траву. А по траве одиноко бежал леопард. Он бежал по бескрайним просторам зелёной поляны просто так, будто ради Сэма. Сэм решил уплыть глубже, он подлетел к самой траве и коснулся её рукой. Рука нырнула глубоко в землю. И как по ней бежал леопард? Сэм зарылся в траву и вылетел в странный грот, заполненный наполовину водой. А по гроту летали птицы и цеплялись за потолок. И летали они по-разному, кто вверх животом, кто боком. Будто здесь не было гравитации, или она для всех существ была разной. Он поплыл в воду грота и почувствовал, как его лёгкие кольнуло лёгкой судорогой. Но как только он опустил голову в воду, то увидел перед собой улицу, а его голова торчала из дороги. Сэм выбрался на дорогу и поплыл по улице. На пешеходном переходе люди в деловых костюмах пробегали, словно боялись, что какая-нибудь машина забудет о пешеходном переходе. А самих машин не было. И больше никого не было на улице, кроме людей на пешеходном переходе. И Сэм поплыл к небу. Он поднимался всё выше и выше. Он уже летел мимо облаков. Он помахал рукой пролетавшему мимо самолёту, а самолёт помахал крылом в ответ. И Сэм отправился дальше. Он влетел в одно из облаков и обнаружил там красивую квартиру в белых тонах. Но она была скучна, там не было ничего живого. И Сэм полетел к потолку, а вылетел уже за орбиту Земли. Он был в открытом космосе и летел дальше от солнца. Огромные планет, словно взрослые наставники, мудро встречали Сэма, и казалось, будто они кивали.

 

И Сэм вылетел за пределы солнечной системы. Он летел в бесконечность, ища конец. Он пытался в темноте найти свет, отыскать в забвении сознание, в невидимости найти отражение. Он летел далеко, и чувствовал, что скоро он найдёт конец. Он выставил руки и почувствовал лёгкую еле ощутимую плёнку на своих пальцах. Будто его вселенная была упакована в продуктовый полиэтилен. Он начал вглядываться в эту плёнку и начал различать голубые тона. И вся поверхность, какой он касался , приняла голубоватый оттенок и начала прорисовываться чёткая граница между космосом и чем-то ещё. И вдруг в этом что-то он увидел тёмный силуэт. Силуэт человека. И этот человек без сознания опускался всё глубже и глубже в краску и становился еле различимым. Надо ему помочь, подумал про себя Сэм. И он начал рвать полиэтилен. И на него хлынула потоком вода. Сэм не заметил, как его мир полностью заполнила вода. Он отчётливо видел тот силуэт и уже поплыл к нему. И велико было его удивление и страх, когда он подплыл к силуэту и увидел себя, падающего в бездну, без сознания.

 

Времени не было, парень мог задохнуться, и Сэм взял себя за кисть и потащил к поверхности. Он плыл долго, и уже забоялся, что его чувство реальности не совсем пришло, и он плывёт наоборот вглубь. Но уже становилось светлее, и он почувствовал, что плыть намного легче. И вот долгожданная поверхность, и как только он рукой вышел на поверхность, ощутив сильный сухой холод, его что-то сильно потянуло наверх, и он во второй раз вынырнул на поверхность.

 

Что случилось? Он выплевал огромное количество воды, непонятно как попавшее ему в рот, а рука, что сжимала себя тонущего, была расслаблена, как будто и не тащила сейчас к поверхности большую массу. Никого поблизости не было и Сэма это сильно озадачило. Он поднялся, весь мокрый, и пошёл снова на понтон, чтобы убедиться. И когда взглянул на поверхность озера, то ничего там не увидел. Озеро было мутным и до сих пор волновалось, оттого, что в нем сейчас купался Сэм.

 

И тогда Сэму стало по настоящему страшно. Ему было одиноко. Вокруг стояла глухая тишина. А вдруг он не смог выбраться из другого мира? Вдруг его городка нет? И он побежал обратно по протоптанной собой тропинке, хлюпая мокрыми кедами и разбрызгивая на траву озёрную воду. Пусть бежит. Его город в полном порядке, а родители ждут и волнуются за Сэма…

 

Мы часто ругаем жизнь за то, каким местом она к нам повернулась. Мы ненавидим этот мир за то, что он такой жестокий. Мы загрязняем мир потому, что нам на него наплевать. Мы не хотим быть частью его. Мы желаем отречься, но мы не знаем, куда в таком случае попадём. Мы не привыкнем к новому. Не все…

[favorite mistake]

euro-banan, конец предсказуемый, но развязку все равно разве что не по диагонали читала, чтобы поскорее узнать в чем там дело: ) Смысл в том, что свое "я" своим так никогда стать и не сможет, или я не так поняла?

 

З.Ы. Окончание специально поближе к ночи выложили, чтобы пострашней получилось? : ))

[euro-banan]

Смысл в том, что свое "я" своим так никогда стать и не сможет, или я не так поняла?

 

Скорее в том, что оно определено опытом. И если на одной чаше весов опыт 15 лет жизни, а на другой 50 - то перевесит другая, даже если она аморальна и все такое (:

 

З.Ы. Окончание специально поближе к ночи выложили, чтобы пострашней получилось? : ))

 

Не, я выкладываю по мере появления читающих (: Если есть - есть и продолжение.

[Jewel]

Брайан, красиво! Оба рассказы мне понравились, но первый зацепил чуть больше - трогательно и очень интересная идея.

[Лесечка]

Хрум!

 

Хрум! Хрум! Хрум!

Он сидел в полной пустоте и темноте. Рельефные стенки по четыре стороны от него были упругими и чуть мягкими и на ощупь казались немного мокрыми. Он сидел, весь скукоженный и маленький, не способный вылезти оттуда. Спустя время он понял, что смысл не вылезать, а уничтожать и грызть. Он понял это очень быстро, как только почувствовал первый удар. Он осознал, что копание это не приведет ни к чему хорошему и потому рыл скорее и скорее в эту мокрую и влажную поверхность, но чем сильнее он копал, тем больше получал ударов.

 

Он не знал, как оказался там, но знал, что не зависит от рельефных стенок. Знал, что Тот, кто сильнее него, не может добраться непосредственного до него, а значит и не может угадать, что за существо завелось между стенами, в этом крохотном пространстве, где нет ни времени, ни кислорода, ни жары, не температуры, ничего. Там было только это черное существо, которое день ото дня все глубже прорывалось к центру – ядру – этой влажной и непонятной системы.

 

Скорее, скорее! Еще можно успеть! Ты успеешь! Только нужно как можно скорее обезоружить противника и сделать так, чтобы он никогда уже не нанес тебе удар. Час, два, три, сутки, часы, недели, года, миллиарды лет, одна сотая секунды и вот, наконец, он понял суть – разрушать скорее, скорее. Быть самым злым, самым злым.

А вкусное все-таки эта рельефное вещество, которое набивает пустой желудок и делает тебя все больше и больше. Но нет ему конца, а вокруг все так же темно и страшно. Нет, ему не страшно, только хочется выбраться и не исчезнуть в межзвездной пустоте, как каждый раз испаряются блики света, пробиваемые сквозь железную кору.

 

Хрум – очередной глоток вкусного и не вкусного слизистого остатка, который вызывает спазм у его обладателя и позволяет получить еще один толчок. Но он так просто не сдастся. Хрум, еще хрум – сегодня я выйду, я уничтожу противника, чтобы никто и никогда больше сюда не попал. Еще различимое чавканье, две маленькие ручки нащупывают очередной кусочек, а два блестящих глаза загораются, от получаемой энергии и вдвойне счастливы. Разве Он может быть счастлив, этот зловредный и злосчастный? Разве Он знает, чего хочет или действует, как и все без причины и смысла?

 

 

Он догрыз мой мозг в середине мая, когда красное солнце село на небосводе, а полная луна заменила его, и на чернеющем небе дало яркий отсвет. Это существо было черным и довольным, оно доело слизистый мозг и подохло от яркого света. Так и не сумев доделать свою работу, он вылез через образовавшееся отверстие, и, словно желая спастись, раскинул ручки в приветствии. У него не было даже доли секунды нашего равномерного, размеренного мира, чтобы хоть на такую крохотную пылинку задержаться в мирке людей, которых он не знал.

 

И я умерла, потому что этот черный кроха был сильнее моего «Я», он съел его без остатка, чтобы стать сильнее и выжить, но без «я» он не мог, как не могут сиамские близнецы друг без друга, как бы не пытались они разъединиться на протяжении всей жизни. Мир породил кого-то, чтобы оправдать последнюю стадию моей шизофрении, но не учел, что раздвоение личности может жить только при обеих частях.

Грызун сказал последнее «хрум» и исчез, потому что его никогда не было. И я исчезла, потому что никому не была нужна. Под руку с ним канули в небытие и растворились где-то в пределах не нашей галактики.

 

Олеся П. (если появились комментарии, следовать в ПС)

[Alenalove]

Подвергнувшись буре эмоций, я начала писать про моего любимого Хита Леджера... Пусть это и не документальное произведение, это только начало моей повести, которую я хочу посвятить моему кумиру...

 

… Зима этого года не принесла ему ничего кроме разочарований. С тоской молодой мужчина брёл по заснеженному парку, что так и норовил раствориться перед глазами. Хит был безбожно пьян…

 

Прокручивая перед глазами ленту минувших лет, он то и дело оглядывался на ту, что была рядом с ним. По правде говоря, в последнее время он стал безумно сентиментален: мог часами рассказывать попавшемуся под руку бармену в пабе историю своей жизни, не замечая, что того клонит в сон. Мог заговорить с незнакомцем на улице, всячески привечать его вечером в своей холостяцкой берлоге, и.… Утомлять его ненужными подробностями своих жизненных переживаний… Отчего в последнее время Хит был очень одинок. Он будто бы закрылся в своём маленьком мире, спрятался ото всех…. А может, ему опостылело внимание миллионов людей, да и, чёрт возьми, как сейчас ему хотелось раствориться в многолюдной толпе, что течёт по Нью-Йоркским улицам, забыться…

Нет, он вовсе не чувствовал себя выдохнувшимся, потерявшим хватку, он просто чувствовал, что устал…

 

- Мишель, дорогая, нам нужно встретиться… - он прислонился к стволу какого-то огромного дерева, раскинувшегося на отшибе, в самом сердце парка. – Я безумно скучаю по тебе…

 

- Хит, ты пьян, - с возмущением ответила его гражданская жена, - иди домой и ложись спать, а завтра на трезвую голову мы обязательно поговорим…

 

Её голосок звенел в его ухе, неизбалованном в последнее время сладкими женскими речами. Но даже когда она сердилась, сейчас Хит с удовольствием слушал этот голос…

 

- Я не хочу говорить, я хочу тебя увидеть… Мишель. Я больше этого не вынесу, ей-богу. Вернись ко мне, я скучаю по малышке Матильде…. Я так истосковался.

 

- Хит, мы опять идём по кругу, мы никуда не движемся. А было бы хорошо. Давай ты больше не будешь мне звонить, - мягко сказала Мишель, но Хиту показалось, что ледяной ветер закрался ему под рубашку и со звуком, сопровождающим удар кнута, рассёк воздух.

 

- Больше не буду звонить… - эхом повторил он, - но, как же так…. А Матильда?

 

- Если бы ты не надирался каждый день, - в сердцах воскликнула Мишель, - то вспомнил бы, что Матильда ждёт отца каждый четверг и вторник. Но ввиду его постоянных дебошей и пьянок тебе сложно сохранить в голове эту информацию. Так-то. Всё, Хит, не надоедай мне. Думаешь, можешь клясться в своей любви ко мне, а потом весело проводить время то с Лохан, то с Олсен? Нет, не выйдет…

 

В ухо полились короткие гудки…. Хит посильней запахнул пальто и пошёл домой.

 

Значит, Мишель всё-таки ревнует.… Или нет? Может и вправду, просто устала от его выходок. Что же, он больше не станет ей надоедать…

 

Холодный ветер бросал ему в лицо комья снега, волосы, которые он отпустил ввиду не желания стричься, запутались и окончательно убедили его в собственном бессилии. Плащ то и дело распахивался, обнажая его не до конца прикрытую шарфом грудь, ботинки увязали в декабрьской грязи…. Он чувствовал: что-то должно либо измениться, подавшись вверх, либо закончиться провалом…. Например, его жизнь…

 

Малышка Линдси.… Как славно проводить с ней время в телесных утехах…. Но…. Внутри Линдси была абсолютно пуста, оттого Хит и встречался с ней только под покровом ночи, когда тело брало верх над разумом, и он не мог себя контролировать, глядя на её ладную фигурку. В остальном она была для него совсем не пригодна.… Девочка любила отдыхать на всю катушку, а Хит вовсе не хотел, чтобы эта рыжая бестия без остатка промотала его состояние, и не хотел однажды проснуться в полностью разорённым, у него как-никак ребёнок.… Впрочем, иногда ему нравилось брать на себя роль мецената, и угождать Лохан, но это было очень и очень редко.

 

А Олсен. Да, здесь есть над чем задуматься. Но всё-таки, не жить же ему одному! Мишель тоже, наверное, не монашествует. …

 

Хотя, ни к одной газетёнке ни один пронырливый папарацци не напечатал её фото в обнимку с кем-либо из противоположного пола, а вот фигура Хита часто мелькала на первой полосе в компании Лохан…

 

От этого ему стало досадно. И, больно. Всё-таки, её не в чем упрекнуть, а вот он. Гад, просто, каких нет на земле…

 

Как-то незаметно он подошёл к дому, ещё раз поднял голову на серо-тёмное, слегка мутноватое в его глазах небо, и зашёл в парадную дверь…

 

«Нужно завязывать», - тихо сказал он сам себе и двинулся вверх по лестнице…

 

Всю ночь он не спал. Сидел в кресле, тупо щёлкал пультом от телевизора, пытался прочитать новый сценарий, посланный ему ещё неделю назад, но потерпел поражение. В голове отчаянно, будто бабочки, попавшие в неволю, бились мысли. Хит ловил себя на мысли, что ему ничего не хочется. Ни новых ролей, ни новых съёмок, ничего… Единственное, что ему бы сейчас не помешало – крепкая порция виски, да и то, только чтобы притупить душевную боль…

 

Заснул он ближе к шести, когда блеклое солнце только-только поднялось над Нью-Йоркскими крышами и вновь спряталось за свинцовыми тучами…

 

Ближе к вечеру его разбудил телефонный звонок Джейка, его коллеги по съёмкам в фильме «Горбатая гора», столько популярного и разрекламированного, что Хита самого иногда начинало тошнить от почестей, возлагаемых на двух геев-ковбоев. И он был готов поклясться, что Джейк чувствует то же самое. По крайней мере, он так и не смог до сих пор затмить этот свой образ каким-то другим фильмом, хоть и неоднократно пытался. Да и за Хитом так и тянется слава исполнителя роли влюбленного ковбоя…. Спору нет, фильм отличный, но очень уж пугают навязанные клише.

 

- Привет, Хит, как настроение?

 

- Такое чувство, что я вчера славно поплясал в аду с чертями, - прохрипел Леджер и потянулся к стакану с водой, но, сделав неверное движение рукой, опрокинул его. – Ах ты, чёрт возьми!

 

- Это ты мне? – беспечно отозвался Джейк.

 

- Нет, это я себе. Так в чём дело? – он окончательно проснулся и сел на кровати.

 

- Нужно встретиться. И по работе, и так. Давненько мы с тобой не устраивали погромы на улицах Нью-Йорка… - мечтательно протянул Джейк, вспоминая их былые встряски, и брюки, обитые спиртным, и машины полицейских, не раз преследующие их со всевозможными виражами. – Или ты теперь предпочитаешь встряхиваться один?

 

- Да нет, я был бы рад встрече. Просто я.… Немного не в форме. Но сейчас соберусь, – он безуспешно попытался выпутаться из кучи постельного белья, - Дай мне время.

 

- Отлично, жду тебя в девять как обычно.

 

-Хорошо, - ответил Хит и положил трубку.

 

Но всё было совсем не хорошо, а очень даже плохо. Всё буквально валилось у него из рук. И зубная щётка, и утренняя пресса, которая, впрочем, не принесла никаких новых известий, и сковорода со сделанной наспех яичницей. Наконец, он привёл себя в порядок, и уставился в зеркало. Оно отразило молодого крепкого мужчину с потухшим взглядом семидесятилетнего старца, что уже разочаровался в жизни и не ждал от неё никаких сюрпризов. Хит стряхнул с себя оцепенение.

«Ты ещё можешь, и ты ещё покажешь!» - сказал он сам себе и будто изменился! Одним прыжком преодолев расстояние от ванной комнаты до входной двери, он улыбнулся сам себе и двинулся вперёд, на встречу с Джейком.

 

- Привет, Питер – Хит лучезарно улыбнулся швейцару у дома, - Как настроение?

 

- Отлично, - как всегда без промедления, но слегка ошарашено ответил швейцар,

 

- А у Вас?

 

- Лучше всех, Питер! Сегодня я начинаю новую жизнь! И никто не посмеет меня остановить!

 

- Я рад за Вас, мистер Леджер, безумно рад. Как поживает Матильда?

 

Хит внезапно остановился, будто натолкнулся на невидимую преграду. Он совсем забыл о Матильде, своей любимой и единственной доченьке. Мишель вчера что-то говорила про четверг, а, может, среду, или пятницу. Чёрт, он был так пьян, что и не помнит день недели, в который должен навещать Матильду.

 

- М-м-м, прости Питер, но какой сегодня день недели?

 

- Мистер Леджер, среда.

 

- Спасибо, Питер! – Хит перевёл дух. То, что ни среда, в этом он был абсолютно уверен. – Когда я увижусь с Матильдой, то непременно расскажу тебе.

 

- Буду ждать, мистер Леджер, буду ждать.

 

И с вежливой улыбкой швейцар пропустил его на улицу. Хит задумался: неужели и ему он в пьяном угаре вываливал подробности своей семейной жизни? Неописуемо!

 

Как-то неожиданно, шагая по чистой Нью-Йоркской мостовой, он прокрутил в голове всю свою актёрскую карьеру, неизвестно почему. Неужели в его жизни нет места гордости за самого себя? Отчего же, есть. Но почему тогда он чувствует себя так отвратительно, так безысходно, так жалко? А ведь что было раньше…

А раньше были стремления… Стремления к вечному и прекрасному. Стремления к гормонии и спокойствию, стремления к естественности… Но это всё было как-то набегу.

[Jerry]

Я убил Виктора. Как мне искупить свою вину?

 

Я не умею красиво писАть, и у меня нет какого-то особенного слога для написания красивой истории. Я не любитель книжек. Я как в той шутке, за всю жизнь прочитал две книги: букварь и зеленую. Ну может чуточку больше чем две. Поэтому не сильно придирайтесь к стилю изложения этой коротенькой истории.

 

Сразу вас успокою: Виктор это не человек. Но, кто знает, может быть Виктор это больше чем человек.

 

Виктор - это прусак, живущий у меня на кухне. Живший у меня на кухне.

Если быть точнее, это самец рыжего таракана, так эти существа названы в энциклопедии.

 

Ему было примерно 1 год от роду. По нашим меркам это где-то 20-25 лет. Я не знаю были ли у него девушки или нет, я думаю что нет. Впереди у него была целая тараканья жизнь.

 

Вы спросите меня, почему я так вожусь с этим тараканом, этой мразью, которых мы тысячами травим дихлофосом, забиваем тапками, не колеблясь уничтожаемым их колонии. А я вам отвечу, Виктор – особенный таракан.

 

Дело в том, что у меня дома никогда не поселялись эти насекомые. Я не знаю почему. Может быть, у меня слишком сухо в квартире для этих влаголюбывых существ. Возможно, слишком холодно. Люблю проветривать квартиру, даже зимой. По сути не важно почему, важен сам факт, что до Виктора последний раз я видел тараканов лет 8 назад, когда еще жил в общежитии для студентов.

 

Первая моя встреча с Виктором состоялась в конце мая. Встреча была самая что ни на есть обычная для таких встреч. Я зашел на кухню поздней ночью и увидел его на холодильнике. Он сидел не двигаясь, видимо надеясь, что я его не заметил. Но он ошибся. Он был первым, что я заметил. Любой другой человек тут же снял бы тапок и размазал эту тварь по белоснежному холодильнику. Но только не я. Особо с ним не церемонясь я поймал его и поместил в стеклянную банку. Потом закрыл банку крышкой и поставил ее возле компьютера, периодически поглядывая на бегающего кругами Виктора. Мне просто нужно было время, чтобы решить, что с ним делать дальше. Вариантов было много. Нет, не подумайте, я не один из тех жестоких молокососов, которые отрывают мухе голову и отпускают "на свободу". И не из тех, кто отрывает майским жукам крылья и пускает их погулять по выстроенному песочному дворцу. Во-первых, я не молокосос, мне 25. А во вторых, подобная жестокость мне совершенно не свойствена. Я также не отношусь с различного рода пацифистам, веганам, грин-писовцам и прочим хиппи. Для меня судьба Виктора это был ответ на вопрос, будут ли у меня и дальше жить эти насекомые, или я их больше никогда не увижу в своей ухоженной и чистой квартире. Меня совсем не устраивало, что тараканы будут лазить своими грязными лапами у меня на кухне.

 

Продолжение следует…

[gordy]

2Jerry: С тараканами - сюда. Склеено. Было отдельной темой.

[Jerry]

Я убил Виктора. Как мне искупить свою вину? (Продолжение)

 

Тогда был прекрасный майский вечер. У меня было просто таки отличное настроение. Я никому не хотел причинять вреда, даже заблудшему отбившемуся от общей стаи прусаку.

 

Но отпускать Виктора вот так вот с бухты барахты я тоже не хотел. Поэтому я взял корректор (в простонародье именуемом "мазилкой" или "штрихом") и намазал эту белую химическу фигню ему на одну из закрылок. После чего Виктор получил вольную.

 

Как вы, наверное, догадались вскоре он появился снова. Я нашел его на том же месте 2 дня спустя.

 

Удивительно, но Виктор не пытался избегать меня. Он вообще вел себя не по-тараканьи! Понимаете, для меня прусаки это вечно голодные рыщущие существа, которые устраивают ночные паломничества на кухне в поисках еды. Виктор был другой. Он не рыскал от одной крошки к другой. Он вообще не занимался поиском еды. Любимым занятием Виктора было исследование комнатной розы, которая растет в горшке на холодильнике. Фактически он редко когда покидал это растение. Это было действительно удивительное насекомое. Я никогда не видел, чтобы тараканы интересовались цветами и лазили по ним. Где угодно, но только не на цветах.

 

Странно, но Виктор практически никогда не спал. По крайней мере, у меня создалось такое впечатление. Тараканы всегда ведут ночной образ жизни. А Виктора можно было видеть бодрствующим и днем и ночью. Конечно, он не всегда был на виду. Было и такое, что я не видел его несколько дней. А потом он снова появлялся, красуясь своей новой белой тату на одной из закрылок.

 

Еще одной особенностью Виктора было то, что он похоже любил слушать музыку. Не знаю есть ли у тараканов органы слуха, или же они улавливают некое подобие звуков своими сверхчувствительными усами. Но могу сказать точно, у Виктора эти органы чувств были развиты очень сильно. Его музыкальные предпочтения я выявил сразу. Было видно, ему не нравились тяжелые белые блюзы, а также динамичные свинги Фрэнка Синатры. Зато он всегда вылазил из своей конуры, когда играла оперная музыка. Он также был неравнодушен к французскому шансону. Любимой его песнью была композиция C'est ma vie в исполнении Salvatore Adamo. Когда играла эта песня, он так усиленно шевелил своими усами, что мне казалось, он вот вот спрыгнет с розы на пол и начнет пританцовывать. Особое пристрастие Виктора к французскому шансону я могу объяснить только тем, что он, возможно, понимал французскую речь. Не знаю, где обычный харьковский таракан мог выучить французский язык, но я уверен, Виктор знал его.

 

Продолжение следует…

[GDkT]

Короче, 4 года назад я увлёкся короткой прозой. Зачитывал рассказы Кинга и Бредбери до дыр. Исесинна, на меня напала детская графомания. Я несколько раз принимался писать рассказы про маньяков и психов. Но так, ни одного и не дописал. А потом, когда в мои цепкие лапы попал компьютер и Ворд (игры тогда у меня ещё не шли: надо было время скоротать) и я написал сей "выкидыш".

 

Надо сказать, что прежде всего я представлял всё происходящее визуально: т.е., я написал сюжет для короткометражки. Впоследствии я пытался воссоздать всё это в 3D, но забил на эту идею, т.к. одному человеку это сделать очень сложно.

 

Итак...

 

Объект 1.3.1.

 

В иллюминаторе была видна Земля, на половину закрывающая собой солнце. Сквозь облака проглядывались острова, рассыпанные посреди воды. Раздался грохот. Кто-то сзади сказал: ‘Началось…’ Сердце замерло в груди. Рядом в иллюминаторе показались другие корабли. С каждым разом бешеная скорость корабля чувствовалась всё меньше. Вот уже планета помещалась в иллюминатор целиком. Раздался второй грохот. Облака начали чернеть. Сзади послышался плач людей. Третий грохот. В некоторых местах облака окрасились в багровый цвет. Сзади сказали: ‘Это начало новой истории…’ Глаза заболели от накатывающихся слёз. Взрыв…

Он открыл глаза и понял, что находится в своей кровати на своём корабле. Он тяжело дышал. Это был только сон. Странно, что он смог воспроизвести в голове этот образ, который он никогда не видел, который передавался из поколения в поколения вот уже столько лет.

Когда его дыхание успокоилось, он встал с кровати и посмотрел на часы.

‘7:30 5\06\2991’

Утро. За иллюминатором были только звёзды. В космосе стирается грань между днём и ночью, и годы превращаются в единый поток времени. Единственное, что напоминало об утре – это голографическая панелька с цифрами у его кровати. Его часы были настроены на 12-ти месячный формат, несмотря на то, что на его родной планете всего 2 сезона и 4 месяца. Он быстро начал приводить себя в порядок, собираясь быстрее начать свою работу.

Зайдя в кабину пилота, он сел в своё кресло и отключил автопилот. Перед ним красовалась табличка с его именем: ‘Семёнов А.А.’ Он посмотрел на радар. В зоне видимости мигала точка. К ней он направлялся вот уже второй день. Он подумал, что надо связаться с начальником и доложить координаты. Семёнов включил связь:

- Диспетчер, это ‘Навигатор 9’. Как слышно?

- Слышу вас.

- Соедините с главной.

- Секундочку…

- Это главная.

- Это ‘Навигатор 9’.

- 9тый? Почему о вас так долго не было слышно? Где вы?

- Тогда была плохая связь. Я в секторе 1, посылаю вам мои координаты. Я направляюсь к объекту.

- Вы слышали о вчерашнем инциденте?

- Нет.… Про 2й сектор?

- Да. Один из навигаторов исследовал планету в этом секторе и доложил, что она пригодна для жизни. Когда туда прилетели наши люди, через неделю, т.е. вчера, они сгорели от высоких температур. И всё из-за того, что этот идиот не проследил смену дня и ночи. Я думаю, мне не надо напоминать вам о внимательности.

- Я внимателен всегда, не беспокойтесь.- Он понимал, что это, скорее всего, была мафиозная разборка, а не ошибка навигатора. А начальник строил из себя дурака, что сильно бесило Семёнова. Но Семёнов не стал ничего говорить.

- И ещё. Вы в серьёз думайте, что ваш объект именно то, что вы ищите? Может не надо зря тратить время?

- Я пошёл на должность навигатора с одной целью. И теперь, когда я нашёл что-то подходящее, я должен остановиться? Нет.

- Ладно. Дайте отчёт, когда будите на месте.

- Хорошо. Конец связи.

Семёнов отключил связь. До Объекта оставалось 2000км. Он включил ускорение.

…

Объект представлял собой метеорит. Когда Семёнов подлетел близко к метеориту, он решил ёщё раз проверить показания датчиков. На дисплее выдалось сообщение: ‘Объект группы А. Т. На поверхности -150 гр. Цельсия. Гравитация 45 процентов’. Семёнов посмотрел в иллюминатор и задумался. Метеорит застыл в космосе. Свет от ближайшей звезды падал на него, освещая пустынную бугристую поверхность. Семёнов пригляделся получше и уловил слабое движение метеорита. ‘Ты ли это?’- пробормотал Семёнов.

Он зашёл на посадку. На радаре выдалось сообщение: ‘Органических форм жизни нет на 2 км’ Семёнов в этом не сомневался. При такой температуре не выжило бы не одно живое существо. Хотя возможно, что здесь могли находиться простейшие в замороженном состоянии. Ему многое придётся исследовать. На таком метеорите построишь поселение, но какую-нибудь станцию - возможно.

Корабль приземлился. Почувствовался лёгкий толчок. Вокруг простиралась тёмная пустыня. Ближайшей звезды не было видно, поэтому с невооружённым глазом здесь ходить было опасно.

Семёнов надел скафандр, взял исследователь почвы, винтовку и пошёл к выходу. Он открыл трап. Свет из корабля осветил рыхлую почву впереди. Семёнов замер, прислушиваясь к тишине. Он посмотрел на ручной радар. Вокруг никого не было. Он подождал ещё чуть-чуть. Никто не появлялся. Семёнов включил ночное видение и поставил палец на курок. Он сошёл с трапа, который закрылся за ним. Вокруг был холмистый ландшафт. Горизонт застилала лёгкая дымка. Где-то вдалеке виднелся кратер. В его работе такие моменты самые напряжённые. Такое чувство, что вот-вот откуда-нибудь выползет чудовище. Но это были только предрассудки. Пока за всю историю человечества люди находили только простейшие формы жизни. А рассказы об инопланетянах были детским развлечением.

Вдруг его внимание привлекло одно возвышение, не далеко от места высадки. Своей формой оно напоминало обломок чего-то.

Он пошёл к нему, периодически посматривая на ручной радар. Иногда под ним осыпались хрупкие камни. Он сделал прыжок и подлетел к возвышению. Семёнов достал исследователь почвы и взял образец. После сканирования вывелось сообщение: ‘Группа А. В составе присутствует Н2О’.

- Вода? - Сказал он.

Семёнов посмотрел на радар и увидел это возвышение в деталях. Оно представляло собой действительно обломок неправильной продолговатой формы с выступом на верху. В высоту он был примерно в 2-3 этажа. Вокруг него валялись обломки поменьше, видимо отвалившиеся от главного. Семёнова заинтересовало это. Он связался с базой данных и сделал запрос относительно этих обломков. Из-за того, что они были занесены пылью, на глаз невозможно было определить, чем это было раньше.

База данных запросила сканирование. Семёнов достал 3 датчика и установил их вокруг обломков. На ручном дисплее стала видна полная 3D модель обломков. Семёнов рассмотрел их и отослал в базу. Началась обработка. Семёнов застыл в нетерпении…

Наконец пришёл ответ. На экране появились эти обломки. Они начали двигаться и соединяться друг с другом. Потом компьютер стал сам добавлять отсутствующие части. Но ещё до того, как на дисплее появилась полная картинка, Семёнов понял, что это…

Статуя женщины…Она смотрела куда-то в даль. Одежда развивалась на ветру. В руке она держала поднятый меч. Она была высотой в многоэтажку.

…

У Семёнова сердце быстро забилось. Он посмотрел вокруг. Семёнов подошёл к одному холму и отсканировал его. На экране появились руины строения. Если внимательно приглядеться, то можно было различить входную дверь.

У него не осталось сомнений. Семёнов не мог поверить своим глазам.

- Нашёл! Наконец-то я нашёл её! – Сказал он.

Он стоял, оглядывая то, что он искал все эти годы. Он оглядывал то, что человечество утратило много-много лет назад…

Семёнов связался с начальником.

- Главная, это ’Навигатор 9’. Объект 1.3.1. найден…

[Jerry]

Я убил Виктора. Как мне искупить свою вину? (Окончание)

 

Итак, я продолжу свой рассказ о моем необычном сожителе - таракане Викторе. Выдавлю из себя еще несколько предложений. Похоже, что творческое вдохновение "писателя" покидает меня, возможно навсегда. Поэтому не удивляйтесь, если история закончится слишком быстро. Я замечаю, что смерился с горечью утраты Виктора, и уже начинаю его забывать. К тому же, я прекрасно осознаю тот факт, что многим просто противно будет читать про какого-то грязного паразита. Более того, у меня есть подозрение, что "многих" не будет. Мне и самому было бы влом читать такое большое количество текста. Как я уже упоминал, я не любитель всяких говнокнижек. Сократ говорил, что чтение большого количества книг заставляет нас воображать будто мы много знаем и понимаем, и кичиться этим, в то время как нам известны лишь произвольные имена вещей. Кроме того, он говорил, что ни одна книга не способна заменить живую беседу. Ведь на все твои вопросы книга дает одни и те же ответы. Парадокс, но именно об этих сократических мудростях, как и самом о Сократе, мы узнали из книжек.

 

Короче, в любом случае, эту историю я пишу, наверное, больше для самого себя. Просто нужно себя чем-то занять, и перевести свое внимание с других более важных для меня дел микровселенского масштаба. Я даже так скажу, я пытаюсь избегать любых коммуникацией с виртуальными людьми. Мне больше нравятся люди реальные. Я глубоко убежден, что виртуальные люди не более, чем плод нашего воображения. Даже те люди, которых мы реально знаем, становятся виртуальными, когда мы решаем общаться с ними посредством интернета. Мы сами придумываем их реакцию на наши слова, мы воображаем их интонацию, жесты, мимику. Фантазируя таким образом, мы фактически общаемся сами с собой. Что уже является признаком шизофренического расстройства. Если я, конечно, правильно понимаю клиническую психиатрию. Правда, я могу ошибаться на этот счет, как и все живые люди.

 

Это было небольшое отступление. А теперь, собственно, сам рассказ.

 

Месяц Виктор жил у меня на кухне. За это время я очень сильно к нему привязался, и этого я боялся больше всего. Я боялся признаться себе, что полюбил какого вонючего таракана. Я ни кому не говорил о Викторе, не хотел, чтобы меня посчитали просто свихнувшимся. В какой то момент (а этот момент настал вчера вечером), я решил прогнать Виктора. Он мне надоел, он ни чем больше не мог меня удивить – убеждал я себя.

 

Если ты хочешь полюбовно разорвать коммерческие взаимоотношения, то создай такие условия своим бизнес партнерам, на которые они не смогут согласиться. Именно так я поступил с Виктором. Вычитав в интернете, что тараканы любят влагу и тепло, я решил, что если его периодически подмораживать, то он уйдет сам. Я взял банку, бросил в нее Виктора, закрыл крышку и положил банку в морозилку. Затем я поставил будильник на 5 минут и пошел смотреть фильм "Реальная любовь". Досмотрев фильм до конца, я решил выпить чайку на кухне. И тут меня охватило сильное чувство тревоги. Меня оцепенило. Осознав, что будильник не сработал, я рванулся к холодильнику, и вытащил банку с Виктором. Маленькое хрупкое тельце с белым пятнышком на закрылке лежало бездыханным. Его не стало. А вместе с ним не стало и частички меня самого.

 

Конец.

 

PS: Вначале, я хотел немного по-другому завернуть концовку. Виктор нашел бы себе подругу, вывел бы себе огромное потомство, от которого жильцов всего подъезда хватил бы кондрат. Но я же ни какая-то там Бриони Талис, я говорю вам как было на самом деле, без рифм, без словесных уловок.

[Гость]

Я вот кроме того что люблю смотреть кино, еще пробую писать сценарии... Неужели я один такой на всем форуме? Ну что, будем выходить из подполья?

[gordy]

Я вот кроме того что люблю смотреть кино, еще пробую писать сценарии... Неужели я один такой на всем форуме? Ну что, будем выходить из подполья?

 

Творите! Здесь.

[andrwell]

Ночная нянечка в полной тишине корпуса читала газету и изредка бросала взгляд на застекленные двери спален. 116 коек, на которых мирно посапывали воспитанники, 62 койки в спальне девочек и 54 в спальне мальчиков. В детском доме №18 районного посёлка Сурово было тихо и спокойно. Все спали.

 

Перед директором детского дома Валентиной Николаевной встала большая проблема. На последней проверке по готовности детдома к началу отопительного сезона, комиссия единогласно решила ликвидировать печки-голландки и окончательно перейти на газовое отопление. Для этого требовалось ломать стены, причём непосредственно в жилом блоке. Естественно, содержать детей в таких условиях было просто невозможно. На все уговоры предоставить хоть какое-то временное жилье детишкам, администрация посёлка лишь с сожалением разводила руками: «нет, мол, откуда, Николавна, мы возьмём то…»

 

И тогда Валентина Николаевна обратилась к жителям: «Помогите пожалуйста, приютите ребятишек на месяц, на два, кто сколько сможет. Мы даже в области опекунские выбили. На одного ребёнка шесть тысяч в месяц».

Первыми прибежали местные тунеядцы Крещенские.

- А сколько детей можно сразу взять? А деньги сразу дадут или в конце месяца? А мы, пожалуй, девочек похудее возьмём, они едят меньше.

Затем пришли Тобольские.

- Мы троих-четверых принять можем.

- Ну так у вас самих четверо детей же! Куда вам, не справитесь!

- Ничего, дом большой, всем места хватит, а где четверо, там и семеро…

Приковыляла баба Дуся Анисимова.

- Бабуль, ну а тебе то куда?

- Да я уж давно не нянчилась совсем. Сыновья выросли, да и в Германию уехали. Лет пять уже не навещали. Побалую хоть кого-нибудь. Не бойтесь, справлюсь, я ещё любую молодуху за пояс заткну!

 

Посёлок Сурово не очень большой, всего то двадцать тысяч жителей, но, несмотря на это, детские кроватки с каждым днём всё пустели и пустели. Начали приезжать люди из соседних сёл и деревень.

Сто пятьдесят километров не самых лучших дорог проехала семья Кондратьевых.

- Прослышали про вашу беду, едем выручать. Мы шестерых возьмём, можно?

Снова пришли Крещенские.

- Не можем мы так. Это какой-то сумасшедший дом! Забирайте ваших оборванцев обратно. А за неделю опекунства деньги положены?

Кондратьевы:

- Ребятишки, вы даже не раздевайтесь, к нам в гости поедете!

 

Для детей эти дни стали настоящим праздником ожидания. Заслышав шорох шин или скрип открываемых старых чугунных ворот, они тут же все подбегали к окнам и, отталкивая друг друга, жадным взглядом выискивали своих будущих опекунов. К окнам не подбегал только Сеня. Он знал, что его никто не возьмёт. Кому он такой нужен? Худой, маленький истерик с всклокоченными волосами, да ещё, ко всему прочему, страдающий педикулёзом и энурезом.

 

А занятых коек оставалось всё меньше и меньше.

Наконец, решилась прийти и чета Романовых.

- Вы же знаете, Валентина Николаевна, у нас уже который год не получается… ну вы понимаете… а ребёнка так хочется. Мы, правда, очень скромно живём, денег вечно не хватает, но ведь можно взять на пару месяцев… в виде исключения… ну хоть одного?

- Ну, если только в виде исключения… - сдобрилась Валентина Николаевна.

- Нам сразу вон тот рыженький приглянулся!

- Это Ивашка. Бойкий мальчик. Только хочу вас сразу предупредить. Он, как бы это помягче сказать, не оставляет без своего внимания вещи, которые «плохо лежат»… Приворовывает, в общем. С этим у вас могут быть проблемы.

- Да ничего, решим мы эти проблемы!

 

В детдоме уже начался ремонт. Занятой оставалась лишь одна койка. Сеня лежал ничком, жевал уголок одеяла и тихо плакал. Вдруг открылась дверь и кто-то шепотом позвал мальчика по имени. Сеня скинул одеяло, посмотрел на входившего человека и впервые за две недели улыбнулся.

 

- Ну и как у нас там дела с подопечными? - Валентина Николаевна рассматривала месячный отчёт об опекунстве. – Я смотрю, вроде, серьезных инцидентов нет. Жалоб ни от кого не поступало, дети довольны.

- Ну так балуют же их, Николавна, ещё как балуют - вставил слово завхоз – они ж годами домашних котлет и борща не едывали! Зря ты им говоришь то, опекунам.. ээээ… как там? Кормить всем, чем угодно, ни в чём ни отказывать и … ээээ…

- …Обнимать не менее трёх раз в день – с улыбкой закончила директор. – Пусть ребятки хотя бы пару месяцев поживут нормальной домашней жизнью.

- Николавна, вот ты говоришь, всё хорошо, а тут… хм.. тут такое дело… - чуть повысив голос сказал сторож – Ивашка вчера забегал на пять минут, сказал, что в туалет. А после этого в кабинете краски все пропали… ну, те самые, которые губернатор на прошлый Новый Год подарил. Они ж дорогие жутко!

- Разберемся. У кого он там? У Романовых? Завтра схожу к ним сама.

 

Как же далеко живут эти Романовы! Директор шла уже более сорока минут, увязая по колено в снегу, прямо к окраине посёлка, за которой тут же темнел грозными ветвями непроходимый ельник. А перед домом то какой сугробище навалило! Валентина Николаевна с трудом пролезла по узкой протоптанной тропинке от колонки до калитки и машинально оглянулась на снежную громадину. И тут же обомлела… От низа до вершины сугроб был раскрашен всеми цветами радуги и в центре большими буквами ярко выделялась надпись: «МАМА И ПАПА, Я ВАС ЛЮБЛЮ!!!». С трудом подавив в себе желание расплакаться, директор пошла обратно, уже не обращая внимания ни на глубокий снег, ни на сильный ветер. На лице её сияла счастливая улыбка, а в уголках глаз замёрзли две слезинки.

 

И вот ремонт закончен, отопление проведено, запущено и обновленный детский дом ждёт своих воспитанников обратно, говоря спасибо всем, кто помог в столь трудную минуту.

- Не отдам!!! – баба Дуся была настроена очень решительно – сказала, не отдам я Лизоньку!

- Ну как это не отдадите, Евдокия Павловна? - Валентина Николаевна была искренне удивлена – У нас же договор об опеке только на два месяца составлен… Вы же денег не получите больше.

- Да наплевать мне на ваши деньги! Я внученьку люблю и не отдам её обратно!!!

- Бабуль, бабуль, я с тобой остаться хочу – Лиза вцепилась в подол бабы Дуси.

- Успокойся, золотце моё, никуда я тебя не отдам…

- Ну так же нельзя, не по закону это – глава поселковой администрации тоже был весьма удивлён – будем что-то с вами делать. Договорённость была же! – и, обращаясь к директору – ну не волнуйтесь, это же единичный случай!

 

Ночная нянечка в полной тишине корпуса читала газету. Вдруг скрипнула входная дверь и по полу коридора резво зашлёпали подошвы мальчишеских сандалий.

- Ух ты, сынулька решил проведать! – нянечка радостно распахнула свои объятья навстречу худенькому мальчонке – Ты чего не спишь то, горемычный?

- Да мне неохота чё-то, мам – мальчонка повис на руках женщины, уткнувшись лицом в её волосы и стараясь не смотреть вдоль коридора на жилой блок.

- Мам, а мам… А ты ведь никогда меня сюда не вернёшь?

- Ну что ты, Сеня, мы всегда с тобой будем вместе. Всегда-всегда. Правда…

Сеня поднял глаза и посмотрел на спальни через застеклённые двери. На 116 кроватей, на 116 пустых, аккуратно застеленных кроватей.

_______________________________________________________________

*рассказ основан на реальных событиях.

*место действия и имена героев изменены

[Jane Celliers]

andrwell, прямо на слезу пробило... Молодец!

[algambra]

Мне понравился рассказ Джерри о таракане... Конечно, малоприятные животные в целом... Но вот однажды - я жила тогда в старинном доме в центре Петербурга - там это повсеместно распространенное бедствие в большей или меньшей степени - так вот: случайно заглянув под подоконник обнаружила свисающую сверху вниз подрагивающую пару усиков и два блестящих выпуклых черных глаза с совершенно осмысленным выражением. Я обнаружила, что это животное в определенные часы занимает свой наблюдательный пункт и изучает человека! Может, сценарий думает написать, уж я не знаю...

По-видимому, иногда у нас с животными устанавливается некая тонкая - не знаю, уместно ли будет сказать в контексте о таракане "духовная" связь, которую мы чувствуем лишь когда она обрывается. Я-то имею в виду не таракана, а своего кота, которого потеряла почти четыре года назад... (И вспоминаю почти кадый день).

Вообще, форум не перестает меня удивлять... Интересные темы. Но я тут заблудилась. Я ищу страничку, посв. конкурсу рецензий... Где-то видела, а теперь не могу найти...

[LYzzER]

Товарищи, статьи ведь тоже к прозе относятся? Можно публиковать? Или забронировали только для рассказов местечко?)

[Горькая Сатира]

Вот, собственно, дернуло меня начирикать такую миниатюру. Надеюсь, модеры пустят.

 

 

 

Ауто-да-фе - за гранью раскаяния

 

Жила на свете одна девочка, которая отличалась от всех остальных тем, что убивала людей колючей проволокой. Орудием убийства служил браслет из этой самой проволоки. Импровизированный никелированный браслетик, который она изготовила сама, каким-нибудь недальновидным кретином мог быть воспринят как подростковая шалость, атрибутом самовыражения в переходном возрасте, и так далее. Но на самом-то деле все было куда хлеще.

 

Девочка эта, звали которую Алиса, была некрасива. Да это еще мягко говоря… Она была уродиной, мать ее! Но ее непривлекательность была лишь еще одним козырем в рукаве. Она проникала туда, куда даже вероломному быку попасть вряд ли удалось бы. Просачивалась незаметно и делала то, что хотела. Не обязательно убивала. Так было всегда.

 

Самая выигрышная хитрость дьявола в способности уверить мир в его несуществовании. Хотя… это дебильное сравнение. Никаким дьяволом она даже близко не являлась.

 

Алиса очень любила кинематограф. Она им просто жила. Особенно по душе приходились фильмы, которые заставляли вжиться в сюжет, заставить прочувствовать атмосферу, испытать совершенно новое, неизведанное. А вкусы ее, скажу я вам, были уж очень странными. Даже несмотря на то, что предпочтение отдавалось триллерам (страх, считала она, это основополагающий столпов в человеческом естестве), она упивалась и хорошо эмоционально сдобренным боевичком, драмой ли, или исторической картиной. Исключительную роль занимали фильмы, заставлявшие вырываться слезам наружу. Обусловлено это, думается мне, тем, что она не плакала когда ее изнасиловал отчим... Ни в первый, ни во второй, ни в последующие разы. Ни слезинки не проступило, когда отец застрелил мать, а после повесился. Таких волшебных фильмов, открывающих потаенную дверь сознания, к несчастью, было лишь три.

 

К последнему обращусь плотнее. Он повествовал о неразделенной однополой любви одной француженки. Неосознанной, спонтанной, породившей брутальную бойню в десятке с лишним жизней. Эта история послужила катализатором взрыва в душе робкой девочки Алисы. Что-то неимоверно далекое и предельно близкое, как отраженные звезды в ее чутких глазах, коснулось ее.

 

В наше стремительное и беспощадное время тирания насилия зиждется на фразе «огнестрел – наше все». А вот в случае с нашей героиней этот принцип не прокатил... Алиса в детстве увлекалась анатомией. Знала человеческое тело в идеале. Абсолютно всё, ее с гордостью звали юным гением. Когда пыль осела, Алиса уселась за свои старые тетрадки и несколько ночей провела в размышлениях. Да, собственно, ходить далеко и не нужно было. Сонная артерия – это же идеал! Так и появился браслетик из колючей проволоки. Кстати, проволока заимствовалась из того же злополучного фильма, правда, тип был другой. «Егоза» явилась куда более по душе, чем банальная трехшиповая. Частые, зловещие и в то же время гармоничные формой шипы... Этот выбор – гениальность юной Алисы, без лишнего пафоса. Первая «сонная» надорвалась у выродка-отчима...

 

Знаете, давайте пошлем к черту все остальные подробности жизни Алисоньки... Потому, что этой жизни уже нет! Я вам не сказал самого главного. Надеюсь, успею, ибо времени нет вообще. И дело вовсе не том, что крыша у автора этого текста едет основательно, нет. Я любил Алису. И насрать мне было на ее внешность! Рваные осколки былого света – вот что лежит на полу подле меня в теле, перепачканном обрубками вен и лохмотьями духа. А вот прямо перед глазами – милые шипы маслянисто-багрового цвета, алчущие и моей крови.

[KOrsar]

Эх, давно темка не оживлялась. Отправляю текст, очень бредовый по своему смыслу. Идея, создать сие я надумался, прочитав рецензию об игре Макс Пейн 2, и одну фразу вырвал из подтекста. Но, боюсь, вышло ужасно, так что критику выдержу, посоветуйте, что неправильно и всё такое. И ещё, пока читаете, представьте, что это говорит хриплый голос Макса из игры)...

 

 

Жизнь… Жизнь - это загадка на время, ответ на которую ты получишь только тогда, когда умрёшь. Мы всё время пытаемся понять, в чём смысл жизни, не понимая, что поняв его мы лишь найдём новое задание в итак уже большом списке под названием «Успеть до смерти». Бедные трудяги…

 

Я проснулся в незнакомой комнате. Она не похожа на мою. Здесь пахло алкоголем, человеческим потом, и, кажется, мочой. Голова трещала, словно она была намертво зафиксирована в тисках сумасшедшего Папы Карло. На мне из одежды были только носки. Те самые носки, что никогда не подводили меня. Они были со мной и при переезде, и в школе. Мы никогда не расставались. Мы были лучшими друзьями. Друзьями, которые не будут занимать друг у друга деньги, а потом не возвращать, друзьями, что не будут уводить друг у друга девушек, что никогда не бросят в трудную минуту. Пол был деревянный и холодный, и казалось, что с каждой секундой, что проводил, стоя на нём, становился только холоднее. Холоднее, как любовь со временем. Как Анна…

 

В этой комнате было много людей. Все они лежали на полу, на кровати, на ковре, кто-то на шкафу, а кто-то под кроватью. Картина под названием «Страшная месть лучшего друга». Кто-то под кроватью издал лёгкий стон, словно девушка до сих пор вспоминала во всех красках свои любовные истории прошлых дней.

 

Но меня все ещё не оставляет один вопрос: «Где я?»

 

Обои на стенах свисали в местах их сдирания. Они тянулись к земле, как плавящийся сыр пытается быстрее убежать со сковородки. Он тоже боится. Боится, как и все мы боимся встретить смерть. У сыра есть своя смерть. И она гораздо хуже нашей. Я до сих пор не могу поверить, что если меня съест какой-нибудь сумасшедший каннибал, то единственное, что от меня останется, это будет куча дерьма… Жизнь тоже пожирает нас. С каждым годом, высасывая соки, она всё ближе подбирается к нашей душе. И в один чудесный денёк мы глядим на всё тот же список и понимаем, что ни за что не успеем выполнить все пункты. Мы никогда не сходим в Диснейленд, т.к. мы вместо него выбираем карусель. Мы не поедим в МакДональдсе, так как мы едим пельмени и МакКароны.

 

Я зашёл на кухню, кафельный пол которой ещё холоднее, чем тот, на котором я спал. Или же я бредил? Может всё, что я вижу лишь подстроено страшным злым гением, которому нужен мой мозг, или моя стипендия?

 

Моё имя… Оно вылетело из головы, словно синичка из гнезда, что полетает-полетает и снова вернётся. А может и не вернётся…

 

На кухне, под столом лежало ещё одно тело незнакомого мне человека. Что же здесь вчера произошло? Но крови я не вижу, а значит, может и живой. Но выяснять это мне не очень хочется. Ужасно трещит голова. Трещит, словно её наполнили водой, и мои мозги варятся в ней на большом огне. Я так и чувствую, что в моей голове бурлит кровь. Передо мной на столе лежит нож. Сразу появляется желание проделать маленькую дырочку в своей голове, через которую можно слить лишний литр крови. В один момент, моя рука сама потянулась к ножу, но я отправил ей мысленный сигнал, и она послушно опустилась.

 

Я подошёл к холодильнику. С каждым шагом боль в животе усиливалась. Словно маленький очкастый ботан сидел в моём животе, и который знал, что в холодильнике бомба, глядя через перископ в моей голове, посылал болевые сигналы, чтобы я отошёл от холодильника. Но я уже твёрдо решил, что если встречу смерть, то встречу её с высоко поднятой головой и выпяченной грудью. Я схватился за ручку, но тут же отдёрнул руку. Холод снова напомнил мне об Анне. А голова не поднималась выше моей самооценки. Я собрал волю в кулак и попытался схватить ручку и быстро дёрнуть, но это оказалось гораздо сложнее. Может быть, стоило разжать кулак? Всё равно чему быть, того не миновать…

 

Холодильник напоминал собой заброшенную квартиру. Здесь был пакет молока, палка колбасы, ломтик сыра и недопитая бутылка пива «Клинское». Я достал кусок колбасы и в кубиках жира увидел ее губы. Я не хотел ее резать, но она не оставила мне выбора. Жизнь - это такое дерьмо. Она ставит нам условия, и тешиться, глядя, как мы наступаем себе на горло. Прощай колбаса…

 

Следующая мишень в моём списке – был пакет молока. Он был уже открыт и от него воняло. Оно уже было мертво, а значит я не при чём. Я не виноват. Не виновен… Молоко текло в моё горло, словно слёзы, что не туда попали. Глотку обожгло, словно мартини, что игриво заплёскивался мне в пищевод, но потом так же игриво выплёскивающийся из носа. И так насмешливо переливался, словно говорил, что обставил меня. И я ему врезал…

 

Бутылка пива глядела на меня, ожидая худшего. То пойло, что сейчас было внутри, сильно дрожало. Оно боялось, что я учиню свою расправу. Сняв крышку, я вгляделся в своё отражение в этом вонючем напитке. Странно вонючем. И моё отражение странно воняло. Тот человек, что глядел на меня оттуда, на дне он был таким же уничтоженным, таким же мелким. Я настолько сильно задумался о нём, что не заметил, как осушил всё, что там было…

 

Я вышёл из кухни. Первое, что бросилось в глаза, это был пол. Он был так жесток, будто он ненавидел меня. Будто этот удар, это была пощёчина. И опять я думаю об Анне… Нужно выбираться из этой суматохи.

 

Человек, что был на шкафу, свалился с него и взглянул на меня. Сначала мне в глаза, потом куда-то ниже, потом снова в глаза. Он что-то промычал. Какие-то бредни. А потом опёрся на шкаф и снова заснул. Стало очень холодно. Моя погремушка, словно повешенный под мостом пират, болталась, и я понял, что на мне до сих пор только носки. Мои главные друзья…

 

Найти свою одежду в этом хламе было очень проблематично. Я достал чей-то паспорт. С фотографии на меня глядел всё тот же грустный мужчина, которого я встретил на дне бутылки. Его звали Максим Болевой. Знакомое имя. Возможно моё…

 

Собрав все свои вещи, я направился к выходу. Безмолвная картина этого маленького мирка оставалась всё такой же молчаливой. На дорожку зайду в туалет.

 

Туалет, в который я зашёл, являлся олицетворением моей жизни. Он был разбит, как моё сердце, он был засран, как моя душа, он был похож на меня. В разводах воды сливного бачка я увидел её лицо. Я не хотел этого, но она вынудила. Я прицелился именно туда. Она это заслужила…

 

Пока дело делалось, я достал из кармана куртки какие-то сосательные таблетки. Кажется, они избавляли от головной боли не хуже аспирина. Ну что ж. Если это яд, то возможно даже к лучшему… Я отправил в рот три таблетки. Когда я открыл рот, завоняло пивом, тем, что было в холодильнике. И теперь, сопоставив с тем, что я чувствовал до этого я понял, каким я был дураком. Кто же оставляет недопитым пиво? Чёрт…

 

Я вышёл на улицу. Солнце нещадно кололо мои глаза. Словно вынужденно, оно мне делало больно, оно что-то скрывало. И я поклялся себе, что никогда не буду столько пить. Пиво, как жизнь…