И.В.Н.

Бой первый Сэр Дюк Лемрийский VS Рыцарь мечей (изложено без сокращений и в деталях согласно ранее поданной заявке) Герцог Лемрийский, как это подобает магистрам Львиного ордена, первым бросился на противника, оголив меч красноречия и пряча за спиной что-то, похожее на острозаточенный аналитический клинок. Нанося высокопарные удары один за одним, он попутно прочёл короткую лекцию на тему Холодной войны и её психологических последствий для мирового сообщества, безапелляционно обвинил эпоху 1950-х гг. в игнорировании гуманистических идеалов (хотя системных признаков этого спорного явления не выделил), и с быстротой молнии нарёк вменённый в защиту боевой стяг «шедевром». Быть может, на то были все основания, быть может, Их Светлость решили просто сломить волю соперника ёмким и броским франкозаимствованием, но со стороны сие вызывало лёгкое недоверие. Герцог с искусностью истинного воителя маневрирует во время схватки (одаривает благородными словами мастеров, изготовивших стяг, подводит под замысел его создания социальную подоплёку), проводит серию изобретательных тактических приёмов – рисует параллели с полотнами будущими, яростно возглашает устрашающие заклинания: «перманентная экзистенциональность» эхом переливается в ушах поражённой, наблюдающей за поединком публики. «Классная вещь», это моё знамя, - изрекает мастер схватки под занавес, - и место ему - аккурат между гербом Советского Союза и Ирландии». Враг меж тем не дремлет… Рыцарь-меченосец, закручивая оборонительные пируэты мечом дамасской ковки, парируя удары и получая иногда от соперника награды в виде ран и ссадин, при этом иронично улыбаясь, контратакует с коварством шершня – не кусает, не рубит сплеча, не идёт напролом, а точечно жалит. Жалит метко и едко. Сколько не присутствовал на поединках Ваш покорный слуга, редко доводилось наблюдать столь достойное самообладание и тонкий сарказм на лице дуэлянта в моменты исполнения непростых фехтовальных фигур. Восхищает достойная техника и хитроумные, новаторские приёмы ведения боя: автор сходу намекает, что стяг, как у него, так и у соперника – та ещё штучка, изрядно повалявшаяся в пыли, кривовато сшитая и неровно скроенная с гниловатыми нитками и поблекшим рисунком. Чувствуется, что неизменная улыбка на лице – есть часть авторского кредо и эффект от неё в текущем бою ничуть не меньший, чем от иного взмаха оружия соперника. Между тем, нечастые выпады рыцаря попадают не в бровь, а в глаз. Глумясь над сущностным началом облезлого стяга, боец успевает выделывать аллюзорные финты, метафоричные фехтовальные комбинации, а под конец выкидывает такой финтиль, что срывает взрывы аплодисментов второго этажа амфитеатра. Всё-таки приглашение в спецхраны краеведки – архиудачное подытоживание. И пусть Чуковский с Гелелем в одной команде смотрятся, аки ряженка с абсентом на столе у пролетария (если один тут катается на пауке, то второй - непонятно, какими судьбами пожаловал; здесь бы, наверное, Дарвин подошёл, али гуманист какой-нибудь), пусть метафизика с диалектикой, рекурсия с Пуанкаре и прочие околонаучные страсти ютятся на малом текстовом пространстве и толкают друг друга локтями – эффект от рыцарской экспрессии и сардонической искренности произведён прелюбопытный. Градус настроения вырос стремительно вверх, а рыцарь вписал себя в историю ристалища неподражаемой иронией и запоминающимся жалящим стилем. Итоги боя: ни один боец не упал наземь, оба стояли твёрдо, сурово поглядывая на зрителей, оставив друг на друге немалое количество шрамов и синяков. Издалека не было видно безоговорочного победителя. Но сквозь запотевшие окуляры бинокля чудилось, что насмешливый рыцарь выглядел более колоритно, а слегка побитое павлинье перо, украшавшее его шлем, переливалось в лучах солнца. Всё-таки артистизм, приправленный незлобной комичностью, украшает боевой спектакль, как ни крути. А уместная, со вкусом поданная ирония – страшная сила. Бой второй Рыцарь из провинциальной глубинки VS Фея добра Рыцарь из провинции, нисколько не скрывая, откуда он родом, фехтует тактично и старается не задеть лезвием шпаги золотистых локонов соперницы. И с галёрки зрительских трибун это выглядит весьма изящным. Кавалер, будто бы вовсе не фехтует, он танцует вокруг стяга и одновременно сетует на жестоких российских кинопрокатчиков, по всей видимости, игнорирующих своим вниманием не только грибоедовскую глушь, но и новаторскую скандинавскую анимацию. Надо сказать, боец совмещает в своём дуэльном стиле не только такт, но и симпатичность словесных выпадов, оставляя на арене в угоду публике лингвистические россыпи из «мириад ниточек», «упоений музыкой струн души». Оступается всего-то каких-то пару раз и то на мелочах, вроде «всей этой канвы». Что тут скажешь, от стяга аккуратный дуэлянт далеко не отходил, расписал его так, как того требовал старый добрый рыцарский обычай: и диковинность выкройки продемонстрировал и про собственное мнение не забыл, притянув за ниточки немалое внимание и к стягу и, к собственной персоне. Фея добра, пока соперник исполнял галантный танец со шпагой, ласково махала лёгкими крылышками и порхала над стягом, то и дело наводя на него волшебную палочку. Из неё причудливо вылетали магические струи, то с белым («бесконечная высь», «червоточины в деревянных сердцах», «крупицы истины в пыли прошлого»), то с темноватым оттенком (самоповтор в первом абзаце, «вторичность кинематографа третьего тысячелетия», «громкий драматичный треск»). Казалось бы, боевое знамя преображалось на глазах, к нему под воздействием волшебства и няшности феи добавлялись новые полутона. Однако одновременно рисунок на стяге становился менее разборчивым, древние скандинавские письмена на нём стали закрашиваться, а свежая выкройка, о которой с восхищением восклицал рыцарь, по какой-то причине не бросалась в глаза публике. Итоги боя: тень отца Гамлета, дважды внезапно материализовавшись на арене, тут же исчезла, издавая не очень радостное урчание. Чёрно-белая мана долго оседала над полем боя, от пляски со шпагой подрагивала земля. Однако в окуляры чуть мутноватого бинокля было заметно, что на боевом знамени рыцаря виднелись рунические символы, тогда как флаг феи казался одним сплошным разноцветным полотнищем без зримых литер. А диавол, как известно, обожает гнездиться в деталях и не жалует вниманием умиротворенные, обезличенные пейзажи. Любой суд же, кроме Божьего, от лукавого. Бой третий Ива Неплакучая VS Охотник на носорогов Нет той секиры, не придумал злой гений той бензопилы, чтобы повредить ствол Неплакучей Ивы. Кроны её величественны, листья её широкие и узорчатые. Грустно стоит она одиноко на склоне горы, тогда как соперник внезапно умчался охотиться на экзотических бронтотериев где-то у подножия. Листва её шепчет невесёлую, психоделическую речь о судьбах социума, о неправедном, засыхающем человечестве, о том, что любовь есть и нелюбовь вовсе, а придаток к основному инстинкту. Беспросветный пессимизм тенью нависает над затаившимся и притихшим наблюдателем, а внутри зреет протест против всей системы посылов при отдании должного стройности льющейся речи и гладкости стилевых волокон. От направления смысловых векторов желается затянуть чайфовское «Ой-ёёёё» и уйти в десятидневный запой подле корней неплакучего деревца. Быть может, фильм навеял, быть может, беспросвет, зыбучий песок безысходности – есть доминирующее настроение ленты, блестяще переданное автором, но как пел один из последних (или предпоследних) героев: «Вот это жизнь, и вдруг Бермуды. Вот те раз. Нельзя же так!». Иными словами, не удаётся понять, где передача кинематографического подтекста, а где личностный взгляд на мир и на людей в этом мире. Броский «аминь» же, как помнится, был стилевым коньком, венчающим рецензии, одного мастера остроюмористического жанра. Но его более с нами нет, увы, так что наследие только приветствуется. Хотя слово сие в настоящем случае двусмысленно. Охотник на носорогов на сей раз действительно поехал в Африку гулять и подстерегать в кустах почти столетнюю дичь, тогда как миссия поединка состояла в том, чтобы гнобить из винчестера молодняк двух лет от роду. Или оберегать – кому что нравится. Спору нет, наш Главный Ловчий ударил атмосферностью и неизменно лиричной эстетикой по водной глади времён. Выловил из полузабытья редкую немую ч/б добычу, сумел распознать её сущности, заставил её заголосить, раскрасил её канву, вселил в неё жизненные силы, влил живительные соки и подал в самой что ни на есть искусной и аппетитной форме. Однако правила турнира есть правила и никуда от них не спрятаться, не скрыться. Итоги боя: Неплакучая Ива горевала о планетарном катаклизме в одиночестве, тогда как Охотник развернул своё крупнокалиберное ружье на 180 градусов и подстрелил явно не того пещерного зверя. Он был в Красной Книге и охранялся Гринписом. Надо было палить по МакГрегору. Бой четвертый Рыцарь-пират VS Леди Фантазиа Морта Рыцарь-пират появился на поле боя во всеоружии с кинжалом, дуэльным пистолетом и мушкетоном наперевес. Сплясав что-то, напоминающее яблочко, корсарствущий рыцарь стал выделывать со знаменем Весёлого Роджера нечто, не поддающееся описанию. Он залил его зеленоватой краской, а потом начал кидать в него томаты. Безусловно, пират – дитя хаоса. Но анархический абордаж соседнего судна выдался на редкость не вписывающимся ни в один стиль боевой тактики рукопашной. Издали тяжело было судить, насколько искусен воитель по причине того, что ворох информации, выкрикиваемый краснопёрой арой, которая летала над палубой пиратской шхуны, при всей своей забористости был тяжеловат для усвоения, мало поведывал о вверенной миссии и не позволял внимательно оценить все прелести техники схватки. Иными словами, галёрка не смогла насладиться отчётливой презентацией полотна. Но от отдельных эпизодов ратного накала и метких выстрелов по бутылкам пребывала в радости. Леди со зловещим прозвищем оказалась остра на язык, а её фантазии сумели поведать многое о свойствах и особенностях вышивки боевого стяга. Ткань вынесена бережно, о мастерах, которые её изготовили, повествуется подробно, метафорично с искренностью и тактом. Незначительные самоповторы и не очень стройные обороты не меняют восприятие содержательного рассказа Дамы по имени Смерть. Потому как – вот он стяг, мерно колышется на ветру, видно его прекрасно даже в дальних рядах зрительного зала. Итоги боя: сражение выдалось на славу, гром гремел, земля тряслась от пиратских атак. Но леди тихим голосом умудрилась зашептать их аурой ясности и постижимости, коих не хватало отважному и деятельному наследнику Флинта.

Использую опцию № 4. Вето на слоган. Вторую опцию применять не стану, потому как, имхо, остальные из представленных в списке впрямую ударяют по интересам соперника, что определяет малость неравные условия игры.

Всем, сэрам, пэрам, графам, баронам, герцогам, королям, леди, феям и охотникам всего Средиземноморья и всея Вселенной - большое спасибо за комментарии. Прочитал всех с огромным удовольствием. Интересные отклики, интересные типажи, интересные работы)

Дева Джедай, изящно взмахнув зеленым лазерным мечом (который на поверку оказался с выраженным красноватым оттенком) и выверенным движением расчехлив бластер, вынесла добрую половину съемочной бригады третьей части культовой франшизы, разорвала в лоскуты сценарий, сбила кепку с бедняги Финчера, посетовала на незавидную долю многострадальной Рипли и, утерев слезы фанатам, промолвила – будет и следующая серия, которая окончательно и бесповоротно поставит крест на всем фантастическом проекте. Следить за движениями мастера-джедая было захватывающе, хотя новизной они не блистали, а отточенная техника боя в чём-то затмила собой артистизм и самобытность, присущие иным доблестным поединкам воительницы Светлой стороны. Однако издали ощущаема искушённость в тактике рукопашной схватки – тут тоже чертовски есть на что посмотреть. Рыцарь-пират откопал сундук с искомым аниме внутри в чётком соответствии с личной картой предпочтений, извлёк из него львиную долю содержательной начинки, покрутил её в руках, с достоинством продемонстрировав пару-тройку фирменных флибустьерских фокусов, не оставив свою находку без нескольких ёмких социо-философских коннотаций, и, завернув в ткань метафор, уложил в картонную коробку смысловых поисков. Поиски ограничились односложными, но симпатичными и завлекательными выводами, а неразвёрнутая и крайне осторожная отсылка к «Матрице» ограничилась одним единственным итоговым предложением без каких-либо подробных разъяснений, что было бы нелишним. Хотя презентация содержимого японского сундучка была организована с ощутимым энтузиазмом и истинно пиратским апломбом. Сэр Позитив Парадокс, следуя несокрушимой логике своего имени и индивидуальной речевой стилистике, в ярких и радужных красках восславил историю Артура, правителя беспокойных бриттов, представил её в повествовательно-описательной форме, подобно Куну пересказал суть мифа и гордо удалился, не молвив почти ни слова о кинематографическом фолианте, из которого средневековый рассказ был почерпнут. Лаконичность здесь соседствуют с густой пересказательностью, отсутствие живописания картины маслом компенсируется стройным и ясным слогом, лёгкостью при восприятии. Неготовность мира к бремени ответственности звучит тревожным финальным гудком, оставляя вопрос: Был ли он когда-нибудь готов? И будет ли? Молчаливый рыцарь вопреки взятому прозвищу отмалчиваться не стал, а ринулся в дебри лесной чащи, где волки воют протяжно, нахально и бесстыдно витает дух Фрейда, Кот Чеширский всё ходит по цепи кругом, из-за дубов-колдунов робко выглядывают палиндромы, сросшиеся брови настораживающе шевелятся, а сказочная аура передаётся через умело воссозданные зарисовки, пусть не везде чёткие, часто экспрессивные и негладкие, но чарующие и эстетически привлекательные. Сказка обрела силуэт, интерес к ней пробужден, а скупой на слова Паладин сумел заронить интригу и выделить из киноконтекста именно то, что способно затянуть потенциального зрителя в непроглядный и таинственное британское лихолесье. Тернистая тропа завела Бастарда в просторы Поднебесной, в которой скрещивают клинки бесстрашные герои, ведётся охота на императора, ломаются копья и луки, а атмосфера восточного фэнтэзи передаётся через простой, общедоступный и беззатейный слог, который оказался кстати для дозированного распределения по колбочкам той киноэнергетики, которая способна вызвать ностальгический приступ и промотивировать к пересмотру одной из классических китайских саг. Удобный для прочтения текст, кое-где чуть путанный, но в целом усваиваемый на ура. Граф Айрон из рода Де Ла Ферр решил двинуться в крестовый поход по извилистым дорожкам гротескного комедийно-пародийного фэнтэзи с явным налётом B-movie. В своем путешествии граф был предельно деликатен и внимателен, уделял внимание каждому пейзажному элементу проносящихся мимо окрестностей, живо вспоминая похожие киноландшафты, проводя ёмкие аналогии и выделяя портретные детали повстречавшегося народонаселения. Более того, в ходе изысканий явил на свет подозрение, что Данте слямзил кой-чего у неких баварских менестрелей. Фантазия у графа несомненно богатая, но этак мы можем дойти до того, что после Гомера и Вергилия все «мученики пера» не брезговали легкомысленным плагиатом. Сэр Оскар Каннский, вобравший в своё прозвище всё пафосное величие забугорных кинематографических наград, развлекается тем, что нанизывает на вертел последнее детище Круза-Косински, поджаривает его на меделенном огне уничижающе нейтрального повествования, критического взгляда на происходящие по ту сторону экрана и едких выводов относительно качества кинопродукта. Единственное, что подпорчивает впечатление от неторопливого аутодафе – это вкрапления («похоже», «конечно»), которые придают неопределенности поведанному и свидетельствуют о некоторой неуверенности благородного сэра в своём обоснованном желании прожарить «Обливион» до хрустящей корочки. Граф Годфруа де Монмирай, не придумав название для своего паломничества по миру фантастики, отправляется в опасную погоню за «бестелесной сущностью», пытается поймать её за невидимый хвост, выбить пару-тройку незримых зубов и наподдавать по полной программе по сокрытой от взоров филейной части, явив перед читателям свежий взгляд на старый, изрядно подзабытый фильм. Пусть авторский слог не во всём прилежен и аккуратен, а слова порой подбираются не самые подходящие, характерные черты картины всё же высветились, аналогия с «Полтергейстом» была в достаточной мере красноречивой и в то, что «The Entity» есть не что иное, как «чистейшая жуть» охотно верится. Рыцарь из провинциальной глубинки в действительности оказывается скандинавским антропологом и находчиво пускается на поиски крупногабаритных монстров в заснеженных землях Норвегии, тем самым открывая новую страницу в конкурсном действе, потому как фильм по-своему уникален. Уникальность фильма ощущается сквозь повествование, азарт первооткрывателя чувствуется нутром, презентация представляется крайне любопытной. Непонятно только с чего, монкьюментари себя исчерпало. Есть мнение, что семимильными шагами движется к наградам и премиям и набирает обороты на полном ходу. Очарованный странник, самоназвавшись лесковским героем, раскладывает по полочкам детали сюжетного каркаса недавнего оскаровского лауреата. Полочки прибиты к стенке наспех, гвозди торчат не очень ровно, рассужденческие выкладки нельзя назвать убедительными, интересными, глубокими. Тем не менее, автор старался, обозначил рубежи киноканвы, поддел Жерара Депардье, ныне известного как Георгия Депардьевского, мило и ветрено пронесся по философской подноготной, конкретно высказался по поводу собственного отношения к ленте, дал вескую рекомендацию. Типовая КП-рецензия. Без неожиданностей. Охотник на носорогов упаковал рюкзак не на сафари в Африку, как ожидалось, а в Штаты конца пятидесятых и, надо сказать, дал продуманный, тонкий и насыщенный, несмотря на лаконичность анонс тем киновременам, тем кинонравам. Тут не рецензия, тут рекламный проспект, имеющий самую, что ни на есть, культурно-историческую ценность и задавшийся целью тонко пропиарить один древний сувенир кинематографа. Презентован сувенир мастеровито, интерес поначалу чуть брезжит, но позже разгорается, как следует, а под конец и вовсе полыхает этаким пионерским костром. Приятный отзыв.

Снарка - с победой. Рецензент высочайшего класса. Лавровый венок заслуженный. Стойкости и творческих удач! Всем остальным - огромная благодарность за время и силы. Деятельность организаторов выше всяческих похвал. Совершенно уникальное мероприятие, одухотворенное, визуально и творчески насыщенное. Система работала как часы. Гуля и Тарас - спасибо вам.

ЁЖИК В ТУМАНЕ (Snark_X) Реплика о фильме философский мультипликационный шедевр. Одно из наиболее ёмких и глубоких анимационных высказываний всех времён и народов с бездной толкований. Техническая/аналитическая реализация кинорецензии Автор выбрал один из наиболее тяжёлых, многотонных и одновременно общеизвестных объектов для рецензирования. Общеизвестных и для каждого имеющих свою собственную смысловую печать. Вместе тем автор выбрал наиболее простой и предсказуемый путь для его освещения. Загадочно озаглавив своё творение, нагнав мистической воннегутовской дымки во вступительном абзаце, автор бережно ведёт читателя по мглистым полям и перелескам норштейновского мироподобия, внедряется в секреты режиссёрского метода, осторожно вступает на тропку познания идейного наполнения, подробно останавливается на озвучивании, тонко и мудро резюмирует, оставляя читателю решать самому, на какой интерпретационной стезе ему остановиться. С одной стороны, подобный подход представляется интересным с точки зрения оставления пространства для работы читательского воображения. С другой же стороны, для того, чтобы постигнуть сущностную безбрежность творения Норштейна необязательно читать авторский очерк (можно и десятиминутный мультик посмотреть). Иными словами, среди качественно поданной информации о кинематографической ценности произведения сложно обнаружить нечто новаторское, нечто, ещё не вытянутое из режиссёрского тумана годами ранее. Текст рецензента выглядел бы значительно интересней, в том случае если б автор сумел сосредоточится на многовариантности прочтений, на суммировании философских, психологических и иных взглядов относительно путешествий меланхоличного Ёжика. Тем не менее, форменное воплощение выглядит ровным и беспрепятственным для освоения, что, несомненно, выделяет авторскую работу на фоне прочих («хроносинкластический инфундибулум» служит забавной колючкой, вполне вписывающейся в контекст). В сумме – чрезвычайно приятное и притягательное чтение, малоценное с точки зрения аналитики, поисков подоплёки и познания норштейновского мультипликационного пространства. Трактовочные разночтения Автор сознательно избегает любых трактовок, не касается миниатюрной фактологии сюжета, не пытается наполнить символы значением, что, может и оправдано с точки зрения общего панорамного взгляда на предмет исследования, но абсолютно не оправдано с позиции привнесения элемента интриги, собственного «Я» в кинорецензию. Таким образом, мысль о многоаспектности/вариативности трактовок заброшена, но не раскрыта. Необъятность произведения подразумевает невозможность всестороннего охвата. Однако располагает к тому, чтобы посреди, или на краешке этого бесконечного интерпретационного пространства оставить свой след. ПРО УРОДОВ И ЛЮДЕЙ (viktory_0209) Реплика о фильме Один из сложнейших «мультисмысловых» российских фильмов одного из трёх (по личной комментаторской системе) крупных русских ныне живущих и творящих мастеров кино. Преисполнен символизма в сотой степени, насыщен всевозможной знаковостью, глубок, пропитан режиссёрской эстетикой, кишит подтекстами, подводными течениями, смысловыми тайниками. Для рецензирования неудобен до крайности, ускользает, как рыба из садка. Чтобы выбрать такое кино в финальной гонке, необходимо обладать не только творческой смелостью, но и запасом нервов на восприятие и препарирование, недюжинными способностями к киноаналитике (без неё тут вообще делать нечего) и отработанными навыками живописания предмета. Техническая/аналитическая реализация кинорецензии Хочется сказать следующее. Автор, который провёл на нынешнем чемпионате блестящую многоходовку, погружаясь то в военную тематику, то созерцая лики и фасады Петербурга с различных ракурсов и переносясь на машине времени из эпохи в эпоху, сказал своё заключительное слово о граде родном, о людях, о бытии, нырнув в омут. Омут из нечистот, омут глубокий, омут засасывающий. Нырнул и выплыл. Поскольку по существу подобный уровень аналитической работы – ещё не «Сеанс», но уже и не КП. Склеить в мозаику сумасшедшее количество значений, гармонично вписать пусть спорную, но яркую сравнительную характеристику с героями романа петербуржского пророка, стремительно и ярко проскользить по кинотворчеству Алексея Октябриновича, выудив собственные смыслы, заново раскрасив образы, отобразив метаморфозы урбанистической среды в фильмах кинохудожника, и растянув над собственным исследованием красную финишную ленту глубокомысленных личных изысканий – всё это есть фигура, близкая к высшему пилотажу. Передаётся не только балабановская идея, которую можно считать фундаментальной (одной из) о двойственной, во многом зловещей роли кинематографа, о разлагающей сущности масскульта, но и презентуется с десяток более раздробленных по киноканве смысловых посылов, которые так же играют не менее значимую роль в восприятии балабановского творения. Фильм предстаёт если не во всей своей многогранности, то львиную долю режиссёрских доминант автор сумел выявить, пронести сквозь собственное повествование, попутно взвесив их содержательность, расшифровав существенную часть символики и выдав вердикт. Печальный в своей неизбежности, подавляющий в своей безысходности, роковой по своей сути. Вполне балабановский. Трактовочные разночтения Нельзя сказать, что сопоставление с героями «Преступления и наказания» имеет под собой стопроцентно твёрдую почву и веские основания, тем не менее для читателя, не знакомого с балабановским детищем, но читавшего ФМ, данное сравнение даёт зацепки, чтобы лучше себе представить типажи киноперсонажей, которые имеют пусть не особенно существенные, но просматриваемые сходства с литературными антагонистами/протагонистами. Наиболее спорен Разумихин-Путилов. Всё-таки Путилов – негодяй ещё тот, двуличник и существо, до поры безвольное и зависимое. Разумихин же натура цельная, целеустремленная и волевая. Нельзя сказать, что балабановский «Брат» вызвал у комментатора такое же тёмное, отторгающее впечатление от града Петра, о котором сообщает автор. Там всё-таки ощутимо волнообразное притяжение серого, пасмурного города-мистерии, передаваемого сквозь музыку «Нау», сквозь насыщенность кадра. Безжизненный город в «Уродах» отображен в рецензии ёмко, колоритно, почти стыдливо и с проскальзывающим между строк упрёком: «Зачем Вы так с Питером, Алексей Октябринович? Что он Вам сделал». Толкование фразы немца Гофмана из «Брата» - тоже весьма неоднозначное. Там по большому счёту, шла речь о мертвящей сущности любого Вавилона. Тут хоть Питер, хоть Москва, хоть Чикаго – везде водоворот страстей, пороков и мирской маеты. Финальный абзац, целиком посвященный распутыванию символических клубков несколько натужно проводит параллель между паровозом и «Авророй» (хотя и такой вариант трактовки имеет место быть), добавляет резкости в художественных средствах («рожа», «раком»), насколько оправданной по контексту и общей стилистике – тоже вопрос. Однако без лупы видна сложная мыслительная работа, кропотливое аналитическое синтезирование подтекстов, умелое маневрирование в деле отделения зёрен от плевел. Определённо лучшее киноисследование этапа, ёмкое, детализированное, и вместе с тем не пытающееся объять необъятное. Проделанный труд впечатляет, оставляет пищу для ума и несёт в себе так не достающее финалу просветительско-аналитическое послание.

СКАЗКА СТРАНСТВИЙ (x-ile) Реплика о фильме Трогательная полуфэнтэзийная притча, достаточно дёрганная по сюжету и монтажно рваная (впечатление, что резали цензоры) с фундаментальной и даже системообразующей ролью музыкального сопровождения Альфреда Шнитке. При выемке этого элемента – в пух и прах рассыплется вся концепция произведения. Этакий Морриконэ в квадрате, а то и в кубе. Мелких посылов множество, однако, ключевой замечен один. Символизм присутствует, но считывается легко и без усилий. Глубоких смысловых залежей не обнаружено. Балом правит композитор. Режиссёр на подтанцовке. Финал потрясает и сотрясает. Ещё раз – спасибо Шнитке. Техническая/аналитическая реализация кинорецензии Стартуя расплывчатой отсылкой не то к «Формуле любви», не то к чему-то совсем неизведанному, автор далее выстраивает структуру текста таким образом, что в короткий очерк умещает – собственную ассоциативно-аллюзорную зарисовку общего социального фона, лёгкую и непринужденную прогулку по сюжетному базису, замысловатое видение режиссёрского подхода к разворачиванию киноматериала и своеобычное толкование смыслов. Лёгкость чтения присутствует, форма проработана, но первоочередная проблема восприятия кроется в том, что не всегда понятно, о чём хотел поведать автор из-за недостаточно внятной системы препровождений. Допустим: «Дремлющая идеология бессильна, не замечает, а может быть, сознательно поддерживает культ лодки, полуразбитой о быт, как нового флагмана в искусстве». Ясно, что приглашение в гости к предсуициду Маяковского, но непонятно с какой целью. Какова идея присутствия этой фразы в тексте? Почему флагман? Если аналогия с гениальным предчувствием самораспада Советского Союза, то в фильме как-то сие совершенно не просматривается. «Аберрация» - явное намеренное терминологическое усложнение, цель которого опять же неясна. Лишнее с точки зрения авторской стилистики, которая тяготеет к размеренной описательности, а не к наукообразному «рассужденчеству». Множество красивых и удобочитаемых заменителей имеется в природе. «Модная забава просветленной души»… Снова требует расшифровки. Упоминание «Экипажа» в контексте сказочной тематики смотрится неуместным. Можно с таким же успехом вплести затрагивание «Арапа Петра Великого», имевшего немалый зрительский успех. Тогда как Захаров очень кстати, контуры ленты очерчиваются яснее. «Достоевская мысль», быть может, чудесна для разговорного междусобойчика, но не для финальной стадии конкурса классических рецензий. «Мысль» кочует в другой абзац местоимением. Возможно, оно и некритично для восприятия, но не шибко симпатично с точки зрения композиционной гармонии. «Босховы пространства огня и воды» - мощная гипербола, передаёт кинематографический контекст более чем наглядно. Кастанедова отсылка так же ёмкая и глубокая, киноканву очерчивает в красках и одевает её в философскую тунику. Концовка пафосно романтична под стать фильму, однако не вызывает того духовного подъёма и естественно не передаёт ту палитру эмоций, которые рождаются киномузыкой. Суммарный эффект от прочтения нельзя охарактеризовать однозначно. Удачные заныры в смысловые водоёмы соседствует с недосказанностями, ёмкие отсылки и яркий ассоциативный поток с совершенно нечитаемыми подтекстами. Ряд фраз вызывает вопросов больше, нежели очерк способен дать ответов. Трактовочные разночтения Недосказанности же видятся в следующем. До крайности мало о казусе Шнитке – главного мага и волшебника. Думается, что пары предложений недостаточно, потому как именно благодаря мелодическим шедеврам сюжет не падает в бездну невыразительности и сероватости. Некоторые образы из рамок авторского анализа героев вывалились напрочь. О Мае, герое Льва Дурова – ни слова. Смысловые переизбытки наличествуют. «Извечный конфликт власти и творца». Вообще говоря, творец господам инквизиторам просто наподдавал по мордасам, за что и получил на всю катушку. Так что надуманное глубокомыслие. Здесь лишь мстительность власти, властный беспредел. «Идиллия общества потребления в тени грядущей катастрофы»… Где общество потребления, где катастрофа (или до сих пор грядёт?), и где одно общеизвестное государство, которое ни капли не заботилось о потребительском рынке, зато щедро разоблачало это самое общество. Нестыковка. Там, на комментаторский взгляд, просто ироничная аллегория на то, как героический романтик превращается в сытого пузатого обывателя и погружается в сон разума, на примере брюхатого Атоса и кордебалета. Далее: «практическое воплощение мысли о слезе ребёнка» – это как, прошу прощения? Может быть «кинематографическое воплощение»? Тернистый алогизм. Иными словами, автор, конечно, где-то преувеличил, где-то пожонглировал смыслами, где-то видоизменил контекст. Вроде бы и ничего страшного. Однако, на дворе нынче финал и пройти мимо мы не смогли… ПАЛАЧ (Аррмен) Реплика о фильме Социально-криминальная драма с перестроечным душком, качественным актёрским исполнением, запоминающейся главной женской ролью, местами халтурноватая в технических моментах, местами неубедительная в сюжетных ходах, местами нереалистичная. Из всех напрашивающихся смыслов самыми занятными кажутся: 1). «Никогда ни о чём не просите. Особенно у тех, кто сильнее вас». Добавим сюда: и платных услуг не заказывайте 2). Повесть о разрушении идиллически детского представления об объективной и на поверку патологической позднесоветской реальности (подушечки в виде собачки, детские фотки, карусели с папой - всё попрано бандитским инстинктом времени). 3). И ещё проблема некачественной коммуникации (игры в глухой телефон) между заказчиком, посредником и исполнителем (актуально, как всегда и как никогда). Занятный, атмосферный, пусть и в чём-то искусственный триллер из разряда «Rape and Revenge» по-русски. Техническая/аналитическая реализация кинорецензии Название, увы, не может порадовать. Чересчур просто и беззатейно. Сюжет поведан досконально, спойлеры благополучно прошли стороной, образы раскрыты во всей своей красе и неприглядности. Меткие метафоры, вроде «смутной горбачевщины», «иллюзорной неподспудности» не только глубже погружают в канву, но и отображают социальный фон, который в фильме так же играет немаловажную роль. Имеют место странные посылы, наличие которых маловажно с точки зрения исследования кинопроизведения: «Советский Ленинград и его обитатели существуют в тени неизменности голой эстетики, полной событий повсеместных и постоянных». Абсолютно не уловил, к чему сей тезис. Основной огрех кроется в «композиционной репризе». От детального разбора всего сонма персонажей автор погружается в канву и познание режиссёрских приемов, после чего вновь бумерангом возвращается к образам. Причём один из них ровно тот же герой Соколова, что и на абзац выше. Этакие форменные смеси с разворотами на 180 градусов не идут на пользу усвоению и структурной выверенности. Булгаковские ассоциации действительно напрашиваются и ёмко передают ключевые посылы. Метлицкая – Денёв, качественная параллель, имеющая все основания. В сравнении с более ранними авторскими текстами соревнования, данная работа более описательна, возможно, излишне сконцентрирована на очерчивании сюжетного ансамбля из действующих лиц и событий. Аналитика отходит на второй план, пространство, предоставленное ей несопоставимо рядом с обрисовками лейтмотивов. Тогда как покопаться, определённо есть где. Финал отдаёт, если не заезженностью, то лёгкой степенью априорной очевидности и подводит к необходимости шагнуть в бездну толкований, в которую автор спускается лишь в половину собственного «аналитического роста». В совокупности – ярко исполнено, крепко, но не стройно сооружено, наличествует уход в описательность. Описательность замечательную с точки зрения реализации, но затмевающую потенциально возможный исследовательский экскурс, которому, в свою очередь, не достаёт законченности, детальной проработки и обоснованности толкований. Трактовочные разночтения Во вводной части следует череда спорных посылов. «Шизофрения» с трудом втискивается в понятие «культовый фильм». Шестьсот с гаком оценок на КП тому подтверждение. Скорее уж распиаренный в своё время, раскрученный. «Гений» - безусловно. Опять же почему «вопреки всему» - вопрос? Фактологический ляпсус: «Ольге хотелось соответствовать ожиданиям отца, мечтавшем о сыне…». Деда о внуке. Тема отца в рецензии не затронута. А ведь в фильме несколько раз демонстрируется фото девочки с отцом и проскакивает флешбэк о беззаботном детстве главной героини, в котором она катается с родителем на каруселях. Родитель же, судя по военному мундиру и голливудской улыбке, офицер некоей иностранной державы, то ли Штатов, то ли Британии. И опять же за этими моментами кроется определенная символика, которой автор избегает. Если память не изменяет, нет упоминаний, что Вольдемар – рецидивист. Скорее всего, да, поскольку занимает авторитетное положение в криминальной среде, но тем не менее. За образом главгада автор разглядел дьявольскую сущность денировско-пачиновского масштаба, что странно, поскольку воплощение персонажа отдаёт натужностью и, как верно подметил автор, говоря о режиссерском стиле, искусственностью. Наконец, о концовке. Она не иллюстрирует трагичность развязки. Авторский финал заигрывающе оптимистичен, тогда, как завершение кинопроизведения, если не надрывно безысходное, то устрашающим душком безвозвратности/бесприютности/необратимости от него веет и ещё как. В общем и в целом, определённые «трудности перевода» присутствуют. Смысловой охват же не кажется достаточным и уж тем более исчерпывающим.

О финале и общем уровне работ конкурса Заключительное слово самых стойких оловянных солдатиков боя за титул лучшего сочинителя рецензий на отечественные фильмы получилось щедрым на аллюзорно-реминисцентную составляющую, веским как пудовая гиря и крученным как бейсбольная подача. Вместе с тем замечено особенно острое стремление финалистов нырнуть поглубже в канву и в пучинах марианских впадин отыскать жемчуга да иные редкие диковины. Глубоководный поиск смысловых сокровищ – дело чреватое: под давлением H2O велика вероятность спутать драгоценную раковину с полой ракушкой, или же вовсе набить вещмешки галькой. Иными словами, чудится комментатору, что так называемый поиск глубокого смысла, порой оправданный, порой чересчур усердный и не сказать, чтоб необходимый – есть главный атрибут финишной прямой. Невольно вспоминается любимый и часто цитируемый рецензентами австрийский мозгоправ: сигара иногда просто сигара и не более того. В общих чертах и в частностях более всего приглянулись первые два этапа: разнокалиберность очерков, стильные новшества без крутых стилевых поворотов из традиционализма в концептирование, минимум легковесности и заурядности, максимум конкретики, вдумчивых, проработанных и деликатесно поданных умозаключений; широкий диапазон киноработ на любой вкус и цвет и потрясающий запредельный уровень аналитики без серьезных перегибов. Третий этап за исключением пары работ не блеснул выделкой и не открыл новых идейных горизонтов. Финал же где-то посередине, ибо формы внушают, презентации содержания не всегда убедительны, порой перенасыщены и испытывают недостатки в аргументации, текстовые композиции отдают этаким игривым хаосом, не везде выстроены симметрично, а нахрапистые поиски подоплёки выглядят несколько избыточными. Личный комментаторский шестивагонный локомотив самых-самых кинорецензий конкурса выглядит так: - Виктори «Иди и смотри» - Аррмен «Чувствительный милиционер» - Ирина15 «Аэлита» - Снарк «Пярнография» - Виктори «Мелодия белой ночи» - Ирина15 «Ранняя ржавчина» Финал есть финал. Требования к участникам высокие, полотна выбраны архисложные, именно поэтому пропущенные ранее фильмы намедни отсмотрены, подход к каждому будет индивидуальным, критика будет въедливой, подробной и взыскательной. Огромная просьба – воспринимать её спокойно и по возможности не обижаться, потому как субъективность – наше всё, объективность – миф, а совокупный глас народа, всё равно, расставит по местам все точки над i.

Всем спасибо. Отличный полуфинал, много достойнейших работ. Спасибо соперникам за мощную схватку. Гуле с Тарасом - благодарность за прекрасное организаторство, чудесное визуальное оформление и замечательно проведённое время. Комментарии на финал - наш священный долг

Благодарен за отзывы, уважаемые коллеги Так себе понял, что системный недостаток рецензии, который бросается в глаза практически всем комментаторам, по существу, состоит в её усложнённости и громоздкости. В этот раз, по всей видимости, был выбран не лучший для кинорецензии стиль, завязанный на историческую и «околокосмическую» терминологию со специфической проблематикой, которая оказалась не для всех интересной, не для каждого актуальной и к тому же тяжеловатой для восприятия. Грузить никого «тоталитарными гирями» не хотел, так получилось. Изначально, полагал, что на кинотематике о судьбах советского космоса и биографиях открывателей космической эры, толком никто не был сосредоточен из рецензентов, и это послужит некоей новаторской фишкой. Вышло же так, что, в сущности, она немного кому любопытна (рад, что Тараса фильмом заинтересовал), а исполнение рецензии не шибко поспособствовало привлечению интереса к проблеме. Жаль. Но комментарии замечательные и чрезвычайно полезные, очень ёмкие и бесстрастные. Спасибо. Учитывая, что слово "гений" употребляется подчас к таким шикарным медийным персонажам, вроде Бондарчука, или Крутого, или Малахова. То пусть лучше Сокуров, который, насколько могу судить по интервью, достаточно скромный человек останется просто талантливым художником

ХОЖДЕНИЕ ЗА ТРИ МОРЯ (lehmr) Полотенце внушительное, полотенце махровое, полотенце далеко не однотонное. Учитывая, что тематика всё-таки историческая, комментатор сразу заприметил парочку ошибочных посылов. Думается, первым из европейцев, сохранивших имя в хрониках, в гостях у индусов был всё-таки Шурик Македонский, восседающий на Буцефале, с ватагой эллинов. После был ещё один именитый венецианец, досужий до воспоминаний. И ещё с десяток-другой словоохотливых итальянцев и португальцев. И только потом уже северным ветром занесло Никитина. А хрущёвская оттепель, согласно отечественной историографии, стартовала с XX съезда 56-го (викистатья в данном случае привирает, к сожалению). В трёхлетку между смертью отца народов и развенчанием его культа личности было своеобразное междуцарствие. Оттепель, как культурное явление, пошла-поехала только после памятной речи Хрущёва. Соринки, но в глазу таки мешаются. Рецензия, несмотря на полушутливый окрас стилевой кожицы, кишит непомерно пафосными речевыми вставками, которые не позволяют доподлинно заключить, то ли анализирует автор, то ли иронизирует, то ли анализирует иронизируя, то ли вовсе поёт дифирамб. Дифирамб бесхитростный и простодушный. Иными словами, текст не выделяется однородностью и настроенческой сбалансированностью. Имеются тезисы, понятные априори в силу «боянно-аккордеонной» фактуры и не требующие своего присутствия в тексте, к примеру: «Записки Афанасия — не только важный историко-культурологический памятник, но ещё и любопытная…». Между тем, слог стройный, авторская речь плавная, размеренная, читается без напряжения. Впрочем, это есть неотъемлемая деталь всех авторских текстов. Наличествуют престранные посылы, скажем: «Наивно-возвышенный его образ, забавно подчёркнутый нарочитым «окающим» волжским выговором, имеет мало общего с реалистическими героями (хотя стоит ли пенять на авторов за это, если о самом прототипе почти ничего не известно?)». Смысл написанного ускользает, не успев толком осесть в голове, поскольку нарушена формальная логика: из серии - каков резон сие писать, если сразу сие опровергается? На выходе – достаточно легкомысленный, фактологически путанный повествовательный экзерсис, написанный, по всей видимости, впопыхах, что не преминуло сказаться на качестве, а, следовательно, и на восприятии. Удивлению нет конца и края. ЖИВОЙ ТРУП (Ortega-y-Gasett) Комментатор пролистывал в своё время статьи Белинского, Писарева, Добролюбова. И школьные сочинения одноклассников тоже почитывал. В настоящем случае неповторимая кустарно литературоведческая атмосфера воскресает во всей своей нависающей многословности и во всей своей водянисто-маслянистой неудобочитаемости. Главный вопрос, возникающий где-то в глубинах сознания по прочтении: каков потаённый смысл в том, чтобы пересказать в рецензии литературный контекст (пусть и в привязке к фильму), именно, в том ключе, в котором написаны десятки литературных отзывов на произведения седого графа. Ведь всё до боли знакомо. Урок внеклассного чтения в текстовом формате. Много излишней помпезности, порядочно какого-то чуток напускного менторского благочинства. Наиболее существенный недостаток – отсутствие стилевых изюминок, которые бы преподносили старый, изрядно потасканный материал почти вековой давности в свежей аналитической трактовке, или в колоритной форменной обёртке. Выводы предсказуемы заранее, экспериментаторским духом и не пахнет. Львиная доля того, о чём повествуется, к сожалению, отдаёт штампом и клишеобразностью. Имеющиеся в обилии речевые инциденты, вроде «немецкая рука ощутима в декоре», «распутаться с ситуацией» и др., существенным образом подмывают картину в целом. Густая описательность не уравновешивается глубокой, бодрой аналитикой. Ощущение, словно воспоминания о подготовке к школьному сочинению незапамятного доегэшного периода обрушились единым фронтом на комментаторский разум. Он не выдержал прессинга и устремился нырнуть в текст далее по списку. МЕЛОДИИ БЕЛОЙ НОЧИ (viktory_0209) Тут сходу применяется «запрещённый приём». Ибо нельзя так тонко, изящно и велеречиво очаровывать поэтичными пейзажами одного из самых дорогих комментатору городов. Автор заходит с фланга, штурмует победоносной, тягучей, укутывающей с ног до головы, успокоительной лирикой. Чувствуется, что автор не только души не чает в северном парадизе, но и готов бесконечно признаваться в чувствах к родной Пальмире и слагать граду Петра оды из рецензии в рецензию. По какой-то причине, эти оды эволюционируют и наливаются новыми красками, привносят свежую эмоцию в созерцание невской киноауры, создавая для восприятия текста наиболее благоприятствующий чувственный фон. Тут автору в помощь и многочисленные литературные реминисценции, и мастеровито вплетенные в текст художественные средства. Как результат, текст не читается, текст струится тёплым прозрачным ключом. За насыщенной описательностью не забывается и аналитические подкопы под канву, но и они до краешков наполнены романтическим эликсиром. Романтика здесь в качестве главной энергетической подпитки: заряжает очерк какой-то сногсшибательной силой. И ничего уже поделать нельзя. Магия города рождает магию фильма, вдохновенно переданную магией текста. После таких рецензий хочется пересмотреть давно виденную и забытую в детстве картину, а ещё больше хочется бросить всё и махнуть в Питер. Определенно, автор в последних своих рецензиях показывает класс. АВТОСТОП (Аррмен) Михалков для сетевого сообщества, как барабанная установка, сколько не колошматят, а всё равно тянет подобраться и поддать, как следует, ну, а ему хоть бы хны (возможно даже и приятно). И вроде бы всё уже сказано, и вроде бы Никита Сергеевич, аки другой царь, который повыше рангом, исполосован всеми от взвешенных критиков до ярых ненавистников. И вроде бы, всё уже ясно с «усатым Гелиосом» рассейского кино. Но высокоуровневый и серьезный автор решает поддаться искушению, сказать своё веское слово и перепахать малоизвестный фильм «мальчика-мажора» периода творческого упадка. Автор делает свое дело, как всегда глубоко, рельефно, с погружением в канву, с детальным разбором симптомов и патологий. Только вот в голове постоянно звучит один вопрос. А стоит ли овчинка выделки? То бишь все справедливые авторские обвинения и дедуктивные изыскания, которым киваешь в такт, улыбаешься их тонкой саркастичной подаче, подводят к заведомо определённому и, так случилось, что довольно заезженному тезису о том, что Михалков был парень, что надо, но поддался золотому тельцу, или же Люциферу (а скорее всего обоим), стал пропагандировать лубочную муть и обратился в вервольфа, а его фильмы с определенного момента времени стали отчаянно просить не то осинового колышка, не то серебряной пули. Автор, конечно же, меток в своих характеристиках. Иронизирует ядовито, но оправданно с точки зрения гармонии стиля и содержания. Вплетает в текстовые лейтмотивы замечательные, ёмкие метафоры, создающие перед глазами отчётливые образы и позволяющие крепче схватить за хвост авторскую мысль, которая то сапсаном устремляется вдаль, то марширует, ритмично чеканя шаг. Отношение к «шедевру» читается между строк (не исключено, что неверно по комментаторской слепоте и сонности), и оно выглядит брезгливым, несмотря на небольшое примирение с «классовым врагом» в последнем абзаце. В совокупности же – высококачественный труд, читаемый с удовольствием и интересом, который в фундаменте имеет распространенную и растиражированную мысль о том, что сын бассеника не кто иной, как лубочник, болтун и хохотун, несущий в массы матрёшек и жвачку. Однако процесс чтения поглощает, речевое мастерство радует, а в сухом остатке – удовольствие от поглощения текста, пусть и без присущей автору выполненной просветительской миссии.

Покружившись в воздушных потоках фантазии одного из главных киномыслителей XX столетия, распахнув Eyes Wide Shut, обследовав их роговицу и сетчатку, оба «офтальмолога» написали велеречивые, отнюдь не сухие и не наукообразные медицинские анамнезы, во многом перекликающиеся, во многом созвучные, во многом взаимодополняющие. Сумели явить под занавес БК двусторонний, перекрёстный взгляд на природу межполовых связей по мудрецу Стэнли. Рецензия от «инь». Рецензия от «янь». Орандж мастито и компактно разложив по «композиционным полочкам» сюжетный базис, малоизвестные страницы и изюминки истории создания, сжатый, но вместительный экскурс в режиссёрское творчество в контексте проблемы, поднятой в фильме, актёрские судьбы, сделал с кинопроизведением то, что обычно делают мерчандайзеры в торговле, или кодификаторы в юриспруденции. Товар предстал перед читателем и в анфас, и в профиль, и с тылу, и с высоты стремянки, и снизу. Эпидермис кинопроизведения сверкает в авторском тексте, а занятные подробности придают чтению информационную ценность. Складывается впечатление, что автор сознательно не стал ворошить копанный-перекопанный ландшафт трактовок и подтекстов кинотворения. Он просто сознательно притоптал землицу и окружил кинематографическое пространство зелёными насаждениями. В этом, наверное, главная мудрость и фирменная марка Оранджа: пусть дайвингом занимаются другие, сам он на сёрфинговой доске эффектно скользит по волнам, оставляя несказанное удовольствие от созерцания процесса. Виктори, напротив, аналитик увлечённый, копатель заядлый и прядильщик, обожающий вить кружева из описательно-рассужденческих тканей. В текущей работе щедро бросается сравнениями с Джойсом, проводит стройные параллели с литературной основой, обильно посыпает текстовые куски ассоциативными специями, играется со смысловыми оттенками. Улавливается желание подвести кубриковскую бездну к общему знаменателю, подчинить бессознательное единой системе координат, окружить море бортиками и поставить буйки для рисковых купальщиков, что само по себе самоотверженно, ибо внятная попытка обрамления «пропасти иррацио» в законы формальной логики – это всегда амбициозно, почти всегда до крайности любопытно, но, как правило, оставляет после себя жирное многоточие. Лирика и художественность первого абзаца передаёт эстафету структурированному анализу, который, в свою очередь, подводит к взрывной кульминации, расположившейся аккурат в последнем текстовом аккорде, в котором и детище Кубрика хитромудро подмигивает, и английский матюшок вплетается в удачный речевой ансамбль, и азбучный смысл заключительного слова маэстро предстаёт в свежих, естественных тонах, которые сводят весь ворох моральных противоречий в отношениях между леди и джентльменом к одному общезначимому психофизиологическому процессу. Виктори объединила последовательный разбор с ершистой игрой, описательный слог с гладкой системой умозаключений, отстранённость и символичность с оценочностью. Симбиоз вышел плотным и диковинным с толикой так ценимого комментатором новаторства.

Благодарю всех-всех-всех за умные, тонкие, обоснованные, интересные комментарии. С некоторыми комментаторами есть, о чём подискутировать. Затронуты занятные аспекты бытия. Есть аргументированное несогласие с трактовками, есть упрёки в уничижении истории )) Обо всём об этом с превеликим удовольствием бы поспорил, но, увы и ещё раз увы. Время пожирается работой до костей и уже с трудом выкраивается на обстоятельные комментарии, которых заслуживают все без исключения работы. Потому как явленный в этом этапе уровень считаю высочайшим. Соратникам по украинской тематике - виртуальное рукопожатие. Ибо высококлассная аналитика (Олдис Аматер) и высокоградусный стёб (Натали). Исчезаю вплоть до вечера понедельника - командируюсь в другой город. Всем ещё раз спасибо.

Прошу прощения, у кавказско-среднеазиатской группы за низкую содержательность комментариев. Увы, но нахожусь в клиническом цейтноте. ЦВЕТ ГРАНАТА (ArmiturA) Форменную часть задачи автор вынес на высочайшем языковом уровне. Есть чем зачитаться. Речевая лёгкость, при предельной конкретности и внятности повествования даёт свой чудодейственный эффект, что даже засыпающий за ноутбуком комментатор проникся стилем и вывел, что дар авторского красноречия есть его фундаментальный конёк, вытаскивающий из практически любых «смысловых» ситуаций. Содержательный аспект находится в плоскости поисков взаимосвязей между творческим бытием поэта и режиссёра. Подход сам по себе своеобразен, подача информации исчерпывающа. Не думаю, что в «кавказскую переделку» следовало ввязывать Тарковского, потому как сего творца, вообще, сложно сравнить с кем-либо из советских кинодеятелей. Он, как облако, над холмами, горами и памятниками. Да и потом, «поток сознания» на «Зеркало» со стороны кажется искусственным сужением рамок и превращением динамо-машины в табакерку. В целом же у автора за исключением, на комментаторский вкус, напрасного обращения к творчеству Андрея Арсеньевича нет ничего лишнего. КИКОС (lehmr) Задорно, искристо, броско, с сумасшедшей динамикой. Малость третируют глаз «идеологическое самосознание советских чиновников» (по существу, идеология есть часть самосознания в соответствии с некоторыми обоснованными теоретическими воззрениями, посему ералаш) и ряд других миниатюрных речевых происшествий. Далее текст скользит как по маслу. Мало растиражированный мультфильм предстаёт с разных ракурсов, автор бодро и очарованно любуется произведением, заходит то справа, то слева, увлечённо погружается в творчество мультипликаторов, резво раскручивает содержательное действо до максимальных оборотов. Проводится цепочка между прошлым и будущим отечественной анимации, убедительно доносится суть преемственности. В сумме – обстоятельный труд, экшн-стайл, некоторые речевые несоответствия с комментаторской картиной мира, которая уже тонет в объятиях Морфея. АККМАЛЬ, ДРАКОН И ПРИНЦЕССА (Stalk-74) Радужно ностальгический концепт, читаемый с нескрываемой приязнью. Плавная описательность умиротворяет, сказочная пелена мягко стелется по восприятию, авторский романтизм и безмятежная, спокойная грусть передаётся читателю. Настроенческая инъекция прошла успешно. Что до содержания, то фильм остался где-то за туманами и за пиками Кавказских гор. Безусловно, понятно, что автор в своих зарисовках тонко передаёт очертания киноканвы. Однако традиционная кинорецензия подразумевает всё же заныр в околокинематографический контекст, историю создания и т.д. Романтизм нам не чужд, но так случилось, что ожидания от конкурса связаны с выпестованным классицизмом. Хотя исполнение трогательное, вне всяких сомнений. СОЛЬ СВАНЕТИИ (x-ile) Авторский текст аллюзорен, информационно насыщен, лиричен и аналитичен одновременно. Ушла водянистость, купированы хвосты, мысли острые и цепкие, смысловое древо стройное, не ветвистое. Автор сосредоточен, красноречив и сыплет цитатами из классики. Незыкавыченными – ну, и бог с ними. Поскольку комментатор тоже грешен. В претензии можно указать лишь на некоторый пафос по отношению к режиссёру, излишнее подчёркивание величия, которое, по большому счёту, факт известный. В остальном – впечатляет и завораживает образами. Славная работа.

НЕ ПОМНЮ ЛИЦА ТВОЕГО (Аррмен) Ясный, блещущий аристотелевской логикой и сократовской «мирочеловечностью» очерк одного из самых виртуозных мастеров «классического» кинорецензирования Кинопоиска. Мысли струятся гладким потоком, предельная конкретность при подаче киноматериала, без ступенчатых отступлений от предмета как несущий каркас рецензии. Наукообразие не как желание козырнуть многотомной эрудицией, которая видима и осязаема без всяческих ухищрений, а как зримое стремление к серьезному разговору с серьезным читателем. В конце концов, должен ли автор сводить стиль к «аз буки веди» в угоду общественности, или общественности было бы неплохо чуток сосредоточиться и полистать сетевой словарик философских терминов, поскольку начинка того ещё как стоит. По существу замечен лишь один значительный терминологический перегиб: предпоследнее предложение четвёртого абзаца с «ампутированной номинативностью», «фантомной метафоричностью», «чернушно-абортальным казусом» и «инициацией космических стихий» в одном салате Оливье. Хочешь не хочешь, а споткнёшься. Аллюзий тоже немало и тексту они исключительно в приятный бонус. Препровождения к творческим источникам ненавязчивы, рельефны, крылаты, согласованны с содержанием. Параллель с Кизи-Форманом чуткая, проработанная. А сочетание «удушье от свежести» в контексте вопросов, поднимаемых автором, комментатор, пожалуй, положит себе в копилку слоённых лингвистических пирожных. Словесные изыски многоуважаемой госпожи Рамазановой вплетены в форменно-содержательную конструкцию настолько плавно и велеречиво, что весь трагичный в своей обыденности, овеянный флёром романтики реализм финальных аккордов воспринимается не только мозгом головным, но и мозгом спинным. Впрочем, другого и не ожидал. Первый сорт. Несмотря на многопудовый груз зубастых понятий. ВЕЙ, ВЕТЕРОК (Венцеслава) Авторское ударение в случае с настоящей киноработой ставится на лирическую составляющую. Густой «полупоэтичный» туман выступает и главным украшением рецензии и по существу той самой опорой, которая подкрепляет блекловатую и не особо прочную идейную основу. Складывается впечатление, что в серых и достаточно аморфных, податливых материях очерка виноват просмотренный фильм. Автор же просто рефлексивно передал тягучий дух неторопливого и вальяжного прибалтийского кинематографа. Восприятию сие на пользу, увы, не пошло. Отсутствие динамики и истинно латышский усыпляющий флёр вводит в состояние, близкое к апатичному трансу. То бишь настроенческий посыл – фундаментальная червоточина, которая оставляет ощущение холодного равнодушия по ознакомлении с работой. Сюжетное погружение отдаёт какой-то обыденностью, отсутствием оригинальности, повседневностью что ли. И опять-таки ощущение, что высококлассный автор просто передаёт букву и дух кинотворения, которое не содержит в себе зацепок, крючочков, и оказывается настолько обтекаемым, что просто-напросто не даёт деликатесную пищу для сознания (или же комментатор не разбирается в деликатесах, которые, на поверку, у каждого свои). Между тем, есть в работе тот самый национальный колорит, о котором заявлялось в пожеланиях организаторов. Пожалуй, что в авторском тексте он ощущаем более чем в работах соперников. Однако, колорит колоритом, но в мягкой, романтической, «летаргической» текстовой основе отсутствует тугая тетива идейности. По форме же, как всегда, аккуратно и изящно. РАННЯЯ РЖАВЧИНА (irina15) Признаться, комментатор обожает такие тексты. Когда фильм, который вряд ли бы когда-либо оказался в поле зрения и уж тем более в сфере зрительских интересов, вытянут из тьмы забвения, очищен от пыли, начищен содой и представлен во всём своём блеске. Читается на одном вдохе, стилистика письма более чем располагает, ни сучка, ни задоринки. Пропорции традиционного кинорецензирования здесь соблюдены досконально, а текстовая продолжительность ничуть на сказывается на восприятии. Более того, появляется желание погулять по авторскому профилю, потому как посылы, акценты, энергичная повествовательность, слаженность являют редкое единство формы и содержания, а лишённость усталости от процесса ознакомления с авторским детищем наводит на думу, что у автора ярко выраженные навыки/способности не только изобразителя, аналитика, но и толкователя, который хочет и умеет продемонстрировать свои раскопки публике. Не говоря уже о задатках киноархеолога. Потому как второй раз за период конкурсного мероприятия фильм автором подбирается архиуспешно с точки зрения социальной ауры и удобства актуализации. Что касается транслируемых автором сущностных аспектов ленты, то, полагаю, они представляют особый интерес. Думается (исходя из поведанного автором), что фильм целенаправленно упирает на тематику метаморфоз и злой судьбины недалёкой тщеславной канарейки, залетевшей в клетку к хищникам. Автор же обнаруживает в этой ситуации дополнительные смысловые родники и формулирует ключевой тезис о том, что мир был, есть и, наверное, будет во власти хитрых, злокозненных дяденек. Что ж… Мудро. И наблюдательно. Правда, опять же, смотря с какого угла зайти. Высококлассная работа. ПЯРНОГРАФИЯ (Snark_X) Автор плавает в своей стихии, как акула в водоёме с купальщиками. Здесь, что называется, в одной тесной компании слилось и просвещение читателя, и ощутимый драйв от миссии первопроходца по творчеству эстонского мультипликатора, о котором не сведущий слыхом не слыхивал, и абсолютная текстовая гармония, возникающая вследствие того, что автор остро чует тему, находится на эмоциональном подъёме и естественным образом вьёт смысловые нити, подобном пауку-крестовику, как вздумается и куда вздумается. Результирующий эффект – авторское настроение передалось читателю, удовольствие от прочтения вызвано немалое, просвещение получено. И придираться совсем не хочется. Ибо миссия выполнена мастерски. Сильнейшая группа. Жаль будет терять любого, кому выпадет жребий покинуть поле боя.

ИСАЙТ (=Кот=) Ворвавшись в просторы белорусского кино сжатым экскурсом по военным картинам, снятым в республике (хотя связь с сабжем улавливается с трудом, а «неоценимая жертва», вероятно, должна была быть «невосполнимой», неоценимой обычно бывает услуга), помянув ритуальным, броским словцом последнего диктатора Европы, автор начинает глаголом жечь коварные клешни Вашингтона в старом-добром стиле советских газетных инсинуаций. И тут с речевой грамматикой тоже оказывается далеко не всё в порядке. «Западническое щупальце» по смыслу воспринимается, будто предрассветный металлолом, бархатистый мордоворот, или же осенне-весенний пылесос. В предложении с географическими соседями тоже не всё ладно. Игра слов «озарение» - «инсайт» вышла весьма занимательной в контексте разоблачения тлетворного влияния Запада на братьев-славян. Второй абзац красноречиво и предельно доступно обыгрывает завязку сюжета с актуальными аналогиями из реалий нашей убогой бесплатной медицины. Слова подобраны меткие, ёмкие. Характеристики исчерпывающие. Третий абзац не менее яркий. Представление о фильме можно считать сложившимся. Однако заключительная часть чересчур резко переходит на критику, не проступает логических мостиков от одобрения к осуждению. Настроенческий дисбаланс. Намеренное огрубление стиля ближе к финалу так же не лучшим образом влияет на цельность. Однако авторская позиция донесена честно и без прикрас, что в общем в плюс. В сумме: далёкое от темы начало, недостаточно убедительная и несколько лапидарная критика западничества, определённые проблемы с грамматикой, вдумчивое окунание в киноканву, без сложностей усваиваемый, интересный текст, который формирует рельефное мнение о ленте, с крутоватым перепадом от сдержанных похвал к едким упрёкам под конец. МЁД ОСЫ (Green Snake) Чрезвычайно поэтичное и художественно насыщенное начало. Только есть ощущение, что деепричастный оборот в нём как-то не очень ладно встроен. «Стороны людской сущности» опять же несимпатичное сочетание в контексте предложения и его смысловой нагрузки. Рецензия убаюкивает, умиротворяет лирикой – это её основной конёк, несмотря на мелкие речевые неровности, вроде «многонационального семейного быта», «плакат смешался с иконкой», «незрелая кровожадность», которые пусть не очень больно, но всё же ударяют по восприятию. Сюжетная основа предстаёт в несколько расплывчатом свете, имеются путанные фразы, которые, скорее, уводят от сути, нежели приближают к пониманию авторской позиции и тех проблем, которые ставятся во главу угла в кинопроизведении. По прочтении, формируется чувство, словно текст разделяется на две элементых системы, обретает «двойственную сущность», подобно тем близнецам, о которых увлечённо рассказывает автор, но в другом смысле. При досадных проколах в форменной реализации текста, при не очень ровной структуре, при не достаточно внятном доведении до читателя тех идейных аспектов, на которых зиждется кинотворение, автор обладает очень образным языком, многие авторские метафоры живо дорисовываются воображением, а отдельные трактовки (режим-учительница; бунт-мальчик) выглядят любопытными и, если не рисуют картину маслом, то добавляют в текст выразительных акварелей. Оказывается неслаженным перепад между последним и предпоследним абзацем от канвы к нюансам создания. И ожидания от концовки всё же несколько иные (учитывая авторскую тягу к поиску символов и атмосферным зарисовкам), нежели явленное автором крайне скованное одобрение белорусской киноработы. ДИКАЯ ОХОТА КОРОЛЯ СТАХА (Ortega-y-Gasett) В общей сложности работа напоминает дотошный и информационно избыточный разбор полётов над гнездом кукушки родом с внеклассных уроков по школьной литературе. Рьяный, массивный, густой классицизм с неодолимым желанием объять всё и сразу: и поведать об истории создания, и рассказать о первоисточнике, и поразмышлять о романтизме, и провести параллели между книгой и фильмом. Кажется, что автор в своей амбициозной затее, с одной стороны, с трудом выплывает из течений смысловых рек и речушек, в которые вступил добровольно, с другой же, без должной концентрации на чём-то одном, не только размывает идейную подоплёку по всему тексту, но и, увы, невольно прибегает к самоповторам. Из абзаца в абзац кочует несколько однобокий посыл о произведении, как о детище романтизма (на наш взгляд, хватило бы тезисного упоминания, или же на этой тематике стоило сконцентрироваться целиком и полностью, а не распылять усилия). Рассказывается вскользь о том, что в литературной основе поднимается тема противостояния России и Белоруссии (кстати, откуда родом сей тезис?), но далее проблема не освещается должным образом (лишь появляется мысль о том, что режиссёр избежал острых углов). По форме текст, скорее, походит на реферат. Сухощавый, поджарый, без применения художественного инструментария. Замечен криминал - жёсткий спойлер: «всадники смерти — чучела из костей в доспехах». У внимательного читателя махом уничтожится интрига к чёртовой бабушке и отнимется толика удовольствия от просмотра. Последний тезис колется готическим шпилем. Причём здесь пресвятой Федерико, хочется спросить? Уж с чем, а с его творчеством «Стах» ассоциируется менее всего. Объём работы и перелопаченного сетевого материала внушительный. Но хотелось бы большей системности мысли, сосредоточенности и аргументации. ИДИ И СМОТРИ (viktory_0209) Впечатление, что автор сдюжил. Вынес на хрупких девичьих плечах груз ответственности рецензирования одного из самых тяжёлых, мрачных, многослойных, беспафосных и нашумевших полотен о ВОв. Причём не только сдюжил, но и привнёс в понимание киноканвы свежий (или посвежевший в силу новых обстоятельств и лёгкой околовоенной информационной истерии) взгляд на предмет и, как будто, даже, сумел убедительно и стройно подытожить всё то, что ранее о фильме толковалось в различных источниках. Получился острый, композиционно упорядоченный и бьющий точно в цель очерк, передающий витающую в воздухе, но всегда актуальную мысль, что война – самое чудовищное проявление сущности человечьей. Со всеми вытекающими. Кто-то скажет – тривия, но, как известно, в Библии уже всё давным-давно изложено. В наших силах лишь подобрать новые формы отображения, новые формы созерцания вечной истины. В случае с авторской рецензией, как раз форма заставляет внимать тексту безотрывно. Окаймляющие работу цитаты подобраны чутко, финальная из Адамовича - крайне известная, но совершенно потрясающе вписывается в канву кинорецензии. Заключительные «парцелляции» жёсткие, металлически холодные и точные, как стрелы. Примечательно, что тексту совершенно не мешает далеко не малый объём. Наоборот, содержание рецензии поглощается единым потоком и не возникает ощущения пресыщенности чтением. Стилистика наполнена гармонией, содержание преподносится логически обоснованно, доходчиво. Невольно закрадывается мысль, что в тексте в принципе нет ни одной лишней, или случайной мысли. Всё сугубо в самую точку. По-снайперски. Удивительно, но военный киноматериал и сабджект на грани эмоционального экстрима для автора оказываются особенно близкими и служат неким экзотичным стимулятором к написанию необычайно ярких, содержательных и действительно запоминающихся рецензий.

Оба автора смогли привнести в тексты своеобычную атмосферность, обе рецензии являются репрезентативными оттисками индивидуальных узнаваемых стилевых систем, обе, так или иначе, приоткрывают калитку на пути к ознакомлению с кинотворением. И если Джинджер тщательно вычерчивает смысловые круги, едва слышно, причудливо, обескавыченно затягивает в свои мыслепотоки крылатые выдержки из Владимир Семёныча и инкрустирует свой короткий очерк речевыми самоцветами, то Угар составляет мини-цитатник на старте, устраивает блиц-погружение в наследие автора фильма, кратко знакомит с фирменным почерком режиссёра и воодушевленно произносит оду актёрскому ансамблю. Джинджер витает в возвышенных и абстрактных материях, при этом обильно философствуя. Угар бодрым шагом шествует по классической дорожке киноанализа. Джинджер преисполнена словесной романтикой, Угар предельно конкретен. Обе работы читаются в один присест. И создаётся впечатление, что невольно дополняют друг друга, формируя более целостное представление о фильме. Выбор победителя – вопрос сложный и определён тем, кому что ближе: математически предметный академ-стайл, или романтизированный, эстетичный концепт.

Добрыня Текст обрамляется цитатами из чего-то, наверное, современного песенно-музыкального, судя по простоте и незамысловатости рифм, равно, как и содержания «туманноальбионных» четверостиший. Очерк лёгок, в исполнении прост, читается мигом. Глаза цепляются за «ты», но это комментаторский пунктик, посему цепкого внимания заострять не станем. Встречаются меткие выражения и ёмкие характеристики. В целом и канва фильма донесена. Недоросль характера и спешащая повзрослеть/закоснеть молодёжь в системе когнитивно-поведенческих противоречий. Отсутствует, наверное, только высокий градус речевого накала, которым славится конкурент. Говоря о работе Апллика, нельзя не заметить, что автор стал сбавлять содержание ядреной хулиганистости, хотя от практики любимых стилевых игр а-ля постмодерн не отошёл ни на шаг. Поначалу текст как вещь в себе. Фильм фоном, причём еле разборчивым. Ощущение, что кино для автора лишь повод высказаться. Но высказаться, как следует, поскольку наблюдать со стороны за кружением потоков сознания рецензента – занятие, по меньшей мере, занимательное. Тем более, что с середины последнего абзаца идейный вектор меняет траекторию, начинает проступать, собственно, фильм, причём мазками размашистыми, яркими, яростно вскрывающими замурованные люки киноканвы изнутри. В сумме – малосодержательные, но симпатичные пируэты стиля на стартовой стадии и аналитичные откровения по мотивам сюжета в конце. Победитель.

Благодарен за комментарии, но, увы, совершенно не в силах на них отвечать из-за того, что время течёт рекой и этой песчаной субстанции, учитывая количество конкурсных работ, не хватает ни на что, кроме чтения и оценки текстов. В связи с этим вынужден отказаться от ранее задуманного тотального комментирования, потому как все без исключения работы заслуживают объёмных откликов, на которые не хватает временного резерва, а не отписочных. Спасибо, Вика. Невыразимо тронут...

«Кинохитовый» срез МЕТРО (Martinadonelle) Очерк среднестатистичен и вторит абсолютному большинству кинопоисковых рецензий. Новшеств в восприятие фильма не привносит, игрой словес не балует, формой не увлекает. Работает исключительно на публику, которая желает получить сжатую и предельно азбучную сводку о кинопродукте, которую без особенных языковых пируэтов и предлагает автор. Одна незадача. Текст, как понимаю, печатался к конкурсу. Здесь, как правило, чествуют эквилибристов стиля и постмодернистов содержания. Более редко отмечают знаками почёта заслуженных «академиков». Текстовым творениям, не несущим в себе неординарного заряда, не выделяющимся из общей массы кп-творчества своей идейной начинкой или не окутанным благообразной оболочкой из художественных средств, сложно завоевать приз читательских симпатий, поскольку есть острое желание созерцать литературность, образность, яркость, то есть всё то, что отличает качественную кинорецензию от бытового прямолинейного спича. Здесь, увы, правит бал шаблон. А финальный вывод по какой-то причине не выливается из авторских не самых радужных мыслей относительно качества исполнения фильма-катастрофы, а, как будто бы, им даже эмоционально противоречит. Из плюсов – общедоступность и простота формулировок. Но и этот бонус имеет ценность в основном для пользователей КП, а не для избалованной языковыми изысками публики конкурсного мероприятия. ХОЛОДНОЕ ЛЕТО 53-ГО (Del Piero10) Краткость как надгробная плита для перспектив увидеть внимательную киноаналитику к одному из наиболее интересных для комментатора (с точки зрения историографии) фильмов предзакатной эпохи Советов. На сугубо личный вкус, полотно заслуживает и даже требует более основательного, вдумчивого и разветвленного исследования, чем миниатюрный, дежурный по структуре и по содержанию экзерсис. «Лапшин» тут помянут, думается, напрасно и опять же подобное сравнение внемлет об объемном пояснении авторской позиции. Потому как Герман, вообще, особняком от абсолютного большинства советских кинодеятелей. Лаконичность отзыва, скорее всего, может прийтись кстати для аннотаций на задней стороне двд-дисков, или же для кратких заметок на торрентах. Чрезвычайно беглый, совершенно неоправданный формат освещения серьезного произведения, рассуждающий в общих и поверхностных словах о том, что умоляет сосредоточиться на частностях и явить детальный разбор полётов. ЗАПРЕЩЕННАЯ РЕАЛЬНОСТЬ (Green Snake) Стилистически занимательный текст, награждающий стомиллионной по счёту оплеухой унылый российский кинорынок (за дело, конечно) и попутно всех и вся, что с ним связано. Автор концептит и достаточно удачно, образно передаёт сдержанное зрительским опытом и изначально заниженными ожиданиями хладнокровное разочарование, однако за прочитанным не улавливается сути и понимания того, чем, собственно, этот симулякр так убог (притом, что интуитивно в низкопробность продукта верится легко). Иными словами, недостаточно рациональной информации о характере непотребств, тогда как иррациональных средств внушения своей правоты у автора в избытке. Слог витийный, но симпатичный. Смысловые излишества имеются, но в малой пропорции в сравнении с яркими и острыми умозаключениями, которые тем не менее идейной новизной не отличаются, поскольку о больших проблемах в российском киноцехе не сказали только те, кто черпают оттуда средства к существованию. Хотя вру. . В целом же автор произвёл, что называется, броский внешний эффект и веско заявил о себе. Форма внушает более чем. МАЛЕНЬКАЯ ВЕРА (Busterthechamp) Название родом из бардовского поэтического наследия моментально настраивает на романтизацию, идеализацию и «ностальгизацию» сошедшего в пустоту недостроенного социализма. Гимновый Союз был всё-таки «единым и могучим», а не тургеневским «великим и могучим». Касательно иллюзии свободы выбора тоже можно подискутировать, но то уже социально-философские дебри. Что выделяет настоящий очерк, так это необычайная образность, которой ранее, как помнится, автор избегал. Это новшество авторского стиля идёт ему несказанно в плюс, потому как чрезвычайно рельефно изображает созданную на экране советскую кинодействительность постзастойного отрезка. Вообще говоря, романтизацией, оказывается, и не пахнет, однако это не есть плохо. Видимо, автор закинул хитрую обманку, что в данной ситуации при высоком уровне исполнения оказалось очень даже находчивым трюком в свете высокой степени литературности и содержательности работы. Автор удивил как выбором, так и красочностью формы, которая пусть и имеет некоторые речевые изъяны, но погружает в себя с головой. Вдвойне похвален тот факт, что автор умудрился воздержаться от трактовок, за белых он, или за красных, потому как оное могло свести на «нет» живое и сочное впечатление от созерцания живописной социо-исторической зарисовки и ввергнуть замечательный текст в изрядно опостылевшее выяснение отношений между прошлым и настоящим. Эпично. И неожиданно. «Кинолитературный» срез КРЕЙЦЕРОВА СОНАТА (ArmiturA) Эпиграф, прямо скажем, звучал на местных рингах не раз и даже не два, так что он не создаёт «инновационного» биополя. Наоборот, настраивает на хорошо знакомые лады. И действительно, авторская рецензия оказывается довольно прогнозируемой в трактовках и склонной к упрощениям, от начала и до конца играющей в пинг-понг с толстовско-швейцеровскими посылами (в основном, кстати, с толстовскими, что умаляет достоинства текста, именно как кинорецензии, несмотря на уверение автора в том, что Швейцер, всего лишь, иллюстратор). Очень много поездов (фактически целое вагонно-паровозное депо), весьма прямолинейные объяснения сути, довольно-таки притянутые лямки анализа, который также выглядит несколько мелководным. Тогда как само имя «великого старца» отчаянно располагает к шахтёрским работам в поисках сокрытых истин. Отношения между мужчиной и женщиной опять-таки не следует, на наш взгляд, универсализировать и сводить к единому знаменателю. Jedem das seine… К форме, естественно, вопросов не имеем. А последний абзац поставлен замечательно, как в форменном плане, так и в содержательном ключе. В целом же имелись чаяния о более масштабном подходе к укрощению Льва, который с дрессировщиком, по ощущениям, не поладил. ДОМ НА ПЕСКЕ (viktory_0209) Автор выбрал артефактное кинополотно, наполненное образным постижением исторической эпохи и возделыванием на этом поприще «Лениградской симфонии» 1930-40-х гг. Комментатор не был бы собой, если б промолчал, потому как рецензент (будучи практически коренным жителем города-героя Ленинграда) вырисовывает социальные пейзажи жизни меченой революцией экс-столицы крайне символично, с помощью выразительных приёмов и метких интуитивных попаданий в трагическую подноготную времени. Любимый авторский Серебряный век, проходящий как ностальгическое веяние, здесь блещет насыщенными тропами, киноканва презентуется на одном дыхании без склеек и загогулин, а тяжеловесность в нескольких местах с лихвой оправдывается свитым в единую аналитическую цепь исследованием первоисточника и воплощения литературного произведения. Интеллектуальная и необычайная по атмосфере рецензия является к тому же, по всей видимости, очень личной. Поскольку в полутонах чувствуется, что автору далеко не чуждо творчество Толстой, а уж трепетное отношение к родному Питеру ощущается кожей. Славный труд. Редкий продукт. Вдохновенная реализация. ДУХLESS (Mr Strangeman) Мгновенное встревание в «немножконечитаемость» вызывает некоторую прохладцу, которая, к счастью, быстро развеивается, уверенной публицистичностью. Вообще говоря, автор – публицист породистый, отменный, дерзкий, за словом в карман не залезающий, на эпитеты и одаривание ярлыками не жадный. К тому же ещё чертовски убедительный. Как результат, метко исполненная работа, которая напрасно слов не бросает, синему рассейскую голословно не уничижает, а, наоборот, с удовольствием и лёгкостью подбирает вескую аргументацию и симпатично-юмористичные обоснования своим тезисным уколам. Авторский юмор специфичен, сдержан, умерен, холодноват, но тем не менее оригинален. Есть в нём какая-то внутренняя искринка при полном отсутствии яда, что тоже хорошо. Пёстрое преподнесение кинопродукта под соусом ударных, легко считываемых и внятных литературно-кинематографических аллюзий и прицельных попаданий в яблочко свидетельствует об успехе критической рецензии, которая, казалось бы, делает не самое благодарное дело, расплющивает об стену ранее расплющенный кулёк с простоквашей. Расплющивает, что называется, эффектно, если не сказать, мастерски. Наблюдать за этим процессом со стороны безусловно приятно. СЕМЬЯ ВУРДАЛАКОВ (От крови волка и дракона) Примечательная, миловидная, хоть и малость искусственная попытка натянуть суслика на ракетный комплекс «Булава», то есть густо замешать рок (в основном середины 1990-х гг.) с социальной подоплёкой безысходности вызывает живой комментаторский отклик, потому как он на этой музыке воспитан и питает к ней исключительно нежные чувства. Однако помимо тёплых эмоций, пробужденных появлением в тексте до боли знакомых цитат из братьев Самойловых, Нау и Цоя, сей симбиоз вызывает неприятие историка, ибо весьма однобоко и, увы, категорично, что автору свойственно. Тем не менее, текст имеет ряд мест, очень ценных с точки зрения идейности. Подразумевается, в частности, цитата из «Психологической истории немецкого кино», которая представляется весьма глубокой по своей сути. Авторское размышление, навеянное этой мыслью, являет собой не менее занятную интерпретацию постулата немецкого социолога, переложенную на российскую почву. Что касается, собственно, киноанализа, то он своеобычен, метафоричен и притягателен. Язык остёр на сравнения, стилистика письма динамична и втягивает в процесс чтения. Хотя и непонятно, причём здесь всё-таки ударные композиции былых времён? Где связующее начало с фильмом? Если рок ради рока, то, вероятно, уместнее было взяться за что-нибудь документальное, а не пытаться повенчать Агату с цивилизационным спадом и раритетным фильмом ужасов. Благо, что в кинодокументалистике море подходящего материала. Одним словом, противоречивое впечатление.

Комедийный срез ГАРАЖ (Polidevk) Фильмы Гайдая, Рязанова, тем более рассматриваемое творение а-ля Феллини с терпким душком «социализма с человеческим лицом», казалось бы, предоставляют благодатную почву для различного рода зигзагов гусиного пера. Тем более автор выдающимся и запоминающимся образом демонстрировал намедни, что острые юмористические зарисовки по его части. Главное не заиграться. В ситуации с настоящей авторской работой случился как раз таки архидосадный переборчик, когда любопытная попытка подвергнуть разбору трансформацию восприятия зрителем анархо-кооперативного рязановского фарса в рамках современной капиталистической системы хозяйствования и торжества института частной собственности натыкается на бросающиеся в глаза смысловые накладочки, алогизмы и прочие тактические форменные просчёты, критический вес которых не позволяет назвать рецензию удачной с точки зрения реализации. Подробности опустим, но те чересчур широкие рамки анализа, в которые вольно, или невольно затягивает себя автор, и тот совершенно нежданно-негаданный, неоднозначный и неоправданный с точки зрения убедительности и последовательности поток сравнений, аналогий и ассоциаций, в который погружается читатель при ознакомлении с рецензией, уводят куда-то совсем не в ту сторону и позволяют говорить о предельно упрощённой презентации фильма при изначально весьма амбициозной задумке. Увы, но первое и по существу неизменное впечатление от прочтения это, скорее, недоумение от того, насколько можно усложнить подступы к классической социальной комедии, искусственно соорудив тяжело преодолимые содержательные барьеры, которые по факту оказываются не пройденными. ПОСЛЕДНИЙ ПЫЛКИЙ ВЛЮБЛЕННЫЙ (Nathalie Ko) Автор умеет с достоинством выходить из любой «стилевой» ситуации и на этот раз лекала классической рецензии не могут изменить вектор доминирующего пристрастия к едкому комизму по стопам сардонически курящей Фаины Георгиевны на фан-аватарке. Благо, и с жанром более чем повезло. И подбор редкого фильма выглядит успешным в свете стабильно красноречивой и ожидаемо задорной презентации. Однако при аккуратно сложенной и гармонично упакованной содержательной основе, стройном композиционном каркасе и фирменных забавностях имеется всё же некоторая излишняя простота формы, на комментаторский вкус, а так же едва ощутимое увлечение штампиками (название, к примеру), которые, наверное, призваны более наглядно передать ветреный водевильный дух позднесоветского кинобаловства, но при этом делают авторский текст чуть менее увлекательным, чем всегда. Но, так или иначе, репутация иронизирующей леди поддержана дополнительной булавкой, а неизменная, отчётливо узнаваемая стилистическая мембрана защищает не особенно насыщенную изысками фабулу кинорецензии и несколько бесхитростное смысловое ядро работы от более назойливой критики. ПРАЗДНИК СВЯТОГО ЙОРГЕНА (Amateur44) «Знатный» образец подзабытого на конкурсных полях классицизма получился. Думается, что выбранный подход к рецензированию, который в целом свойственен автору, накладывается на предложенный фильм наиболее пластично и согласованно с его тематикой. Первые полтора абзаца стабильно размашисто и предельно информативно вникают в кинематографическое пространство эпохи, кроме того, как и ожидалось с первых строк, устраивают внятный и доступный для понимания всякому мимо проходящему ликбез по отлично вписывающейся в контекст конкурса проблематике кинотворчества Протазанова. Далее следует ощутимый перегиб: «Но самое важное, конечно, не это — а то, что этот фильм до сих пор любят и пересматривают самые разные люди — молодые…» Может, тут имелись в виду студенты ВГИКа?.. Потому как статистика КП свидетельствует о без малого трёх сотнях оценок и о четырёх рецензиях, включая авторскую, что как-то недостаточно для столь далеко идущих выводов. Склоняюсь к мысли, что творчество Протазанова сегодня представляет интерес лишь для искушенных ценителей соцреализма в кино, или увлеченных искусством синема во всей его широте и всех его проявлениях. Имеют место незначительные и не особо криминальные ляпсусы форменного характера. Однако сюжет стародавнего фильма раскрывается более чем живописно и динамично, у автора получается заронить любопытство относительно антицерковного памфлета времён разгара богоборчества в культурно-духовной сфере советского государства. КОНЕЦ СВЕТА (Oldys) Забавно, что текущая работа закалённого в боях автора-классика гулко перекликается с работой коллеги-конкурента, как общим посылом, так и схожей тематикой представленного к анализу кинотворения. Однако в данном случае ощущается значительно более фундаментальный подход к освещению киноканвы в тесной связи с той самой богоненавистнической политикой, которая, судя по уверенным и достаточно основательным авторским изысканиям, советское кино затронуло лишь краешком. Спорить не будем, ибо не наша тема. Но думается, та малая (с авторской точки зрения) толика антирелигиозного пафоса в фильмах художественных с лихвой покрывалась усердным, артиллерийским агитпропом, в котором особую роль играла кинодокументалистика. Что касается рецензии, то автор даёт до крайности занимательный и познавательный материал, в очередной раз рекомендует себя, как человек уникальный на рецензентском поприще, знаток и первооткрыватель затерянных во временных дебрях, поросших мхом забвения продуктов кинотворчества. Отчётливая, выверенная до мелочей стилистика, форменная лёгкость, умение привлечь внимание к деталям, приоткрыть занавесь над новой ипостасью кинобытия и сосредоточиться на неординарной и тем вдвойне интересной подоплёке делают авторскую работу, во-первых, замечательным примером вновь оживающей академичности стиля, изрядно подзабытой в последнее время, во-вторых, предоставляют редкую возможность прильнуть к реликтовой сущности изделия советской «кузницы грёз» времён новых надежд. За кропотливый и во многом, к сожалению, неблагодарный труд и выразим автору свою благодарность. Ибо кажется, что очень здорово, и очень к месту, памятуя о заявленном на старте предназначении конкурсного мероприятия. Детско-анимационный срез ТЫ НЕ СИРОТА (x-ile) Не буду оригинален, если скажу, что беспримерные объёмы текста крайне нечасто можно записать в список его достоинств. Так же и здесь, начинаешь слегка выматываться где-то на третьей четверти. Тем не менее, стиль выглядит свежим, может быть, чуть более академичным, чем хотелось бы, но вполне соответствует комментаторским ожиданиям от конкурсного действа и воспринимается не без приятности. Что касается базовых составляющих рецензии, то имеем вытянутый композиционный стержень, не во всём последовательный по части расстановки пластов информации, с масштабным ракурсом обзора, который не даёт сфокусироваться на чём-либо конкретном и идёт по рискованной дорожке «галопом, но обо всём». Безусловно, выделяется мощный по эмоциональному воздействию предпоследний абзац, однако, и в нём есть некий выход за рамки, поскольку отображено субъективное авторское отношение к ситуации с запретом усыновления российских детей иностранцами. Примешивание комментариев к политическим решениям власти в аполитичную по существу статью (именно статью, потому как на рецензию уже не похоже) даёт диссонирующий эффект с первоначальным звучанием текста. То бишь наречь текст единым и неделимым не получится. Назвать его чересчур разнородным, тоже не стоит, поскольку нить повествования не теряется окончательно, а её хвостик то и дело мелькает то тут, то там. Что текст имеет гибридную сущность, пожалуй, да, ибо, как ещё объяснить прыжки от французской новой волны к Люмету, от Люмета к советской кинотрадиции, а от неё к печальным реалиям современности. В целом, конечно, текст примечателен слогом. Жаль только, что ощутимое отсутствие цельности не идёт на пользу восприятию, а каждая из включенных в текст «подрубрик» нуждается в дополнительном раскрытии, доливке содержательности, а подчас и подробной конкретизации. КОНТРАКТ (Snark-X) Автор романтичен, пожалуй, даже в большей степени, нежели обычно. Авторская мечтательность и советская анимация времени заката органично кружатся в плотном хороводе, пестрят форменными переливами и преподносят этакое «киробулычёвское» блюдо, которое одновременно вбирает в себя космическую ауру и толику детскости. Между тем, за красотами формы, не забываются и прочие элементы классической рецензии: анализ тотален; красочная презентация музыкальной составляющей имеет особую притягательность, так как именно она подталкивает комментатора к просмотру; композиция выстроена без складок и болтающихся лямок; текст скользит по восприятию умеренным, спокойным темпом и дозволяет мыслям задержаться на любопытных фрагментах, коих тоже в работе с избытком. Густой, насыщенный лиризм первого и последнего абзацев не вносит диссонанса с содержательной частью кинорецензии, а наоборот, обрамляют разбор в золотистую рамку. Отменный образец не засушенного академизма с горячим и тонким подливом стилевого благолепия. УБОРНАЯ ИСТОРИЯ… (Small_21) Сходу режет по-живому заморское название авторского очерка по российской анимационной работе в конкурсе на отечественный кинопродукт. Насколько оправдано – ответить затруднительно, поскольку автор не даёт разъяснений относительно искусственно встроенной латиницы, тогда как вся стать избегать немотивированных чужеродных вкраплений. Далее, первый тезис о тождестве жизни и одного часто поминаемого продукта жизнедеятельности, настолько же натянут, насколько поверхностен, поскольку универсализирует чей-то примитивный, бывший когда-то давно эпатажным подходец о том, что зебру-жизнь следует залить дёгтем, а то и, чем похуже. Склейка с шекспировским афоризмом выглядит предельно синтетической, излишней, логически не оправданной. Далее гораздо интересней. Идейные аналогии с Полански. Потом опять странно. Отсылка к нерассказанному автором анекдоту, поминание которого, быть может, и нелишне в рамках анализа, но с которым комментатор, увы не знаком по долгу службы. Видимо, что-то из серии разочарованного воинствующего взгляда на мужчин, мол, все они рогатые парнокопытные жвачные млекопитающие, один хуже другого. Приходится констатировать, что основным и, к сожалению, критическим недостатком рецензии, тяжело сказывающимся на восприятии, становится склонность автора к обобщениям, порой немного вульгарным, порой не подкрепленным конкретикой, порой легкомысленным. И даже утешительный итог об «особой магии мультфильма» как-то не спасает совершенно, поскольку отчего-то нет веры в особость и уж тем более в магию. Слог, однако, ясен, лаконичен, конкретен и ничуть не витиеват. Впрочем, и рецензия, возможно, грамотно обыгрывает короткометражку, просто так случилось, что комментатор не на той волне восприятия… ВОЗВРАЩЕНИЕ БЛУДНОГО ПОПУГАЯ (cherocky) Вот примерно этого хотелось услышать от автора на ниве разудалого хулиганства времён февральского конкурсного мероприятия. 5 ХБ были бы в кармане. Тут же ожидания от текста были качественно иными. Ясно, что автор снова ныряет и утягивает за собой читателя в концентрированный высокоградусный стёб собственного розлива. Рецензия умеючи расставляет нужные интонации, не раз вызывая полуулыбку. Но всё ж таки превращать мило-ностальгическую историю про Кешу в кладезь социально-сатирических разоблачений, накручивать ворох дополнительных карикатурных трактовок есть всё-таки, на наш взгляд, не совсем уместный подход в данном случае. Грустинка и напускная серьезность заключения не согласуются с пестуемой автором комичностью основной части повествования. Иными словами, наличествует стилевая и эмоциональная неоднородность. Тем не менее, читается одним залпом, мысли гладко ложатся друг на дружку, связки гармоничны, а крепко-накрепко ассоциирующаяся с автором концепция кинорецензирования вызывает в основном лишь позитивные ощущения. Только вот от оков смысловых переизбытков и захлёстываний аллюзиями автор покамест освободился не в полной мере.

Мои благодарности всем комментаторам и оценщикам, точнее ценителям) В особенности Каори (за мегаэпичные комменты), Славе (за тонкое эстетическое комментаторское чутьё), Вике (за искренность и понимание) и Лемру (за роль Всевидящего и достаточно объективного Ока). Лемру также отдельное спасибо за безупречно организованный, захватывающий, многоэтапный поединок, который лично мне подарил немало позитивных эмоций. Изрядная доля текстов Бандитского ристалища блистала нетривиальным юмором, который мало где сейчас встречается в таком качестве и в таком объёме. Сам совершенно не ожидал, что экспериментально-неоднозначные тексты моего авторства возымеют подобное читательское признание. Очень полезно было выслушать критиков (особенно конструктивных). Тех же комментаторов, кому пришлось по вкусу «хулиганское творчество», было читать не только полезно, но ещё и чрезвычайно приятно. Спа-си-бо, леди и джентльмены Коту, Полидевку, Сталку - спасибо за игру и за превосходные проявления хулиганства. Натали - моё заочное поздравление с совершенно заслуженной, неминуемо грядущей победой. Блестящие рецензии, отменнейший «текстовый бандитизм» на протяжении всех этапов. Высший класс в финале. Победителя видно за милю) Заблаговременно поздравляю всех дам с праздником Весны. Любви, успехов на творческом поприще и всего самого-пресамого хорошего.

Опоздал, похоже... Но таки прокомментирую. Так случилось по какой-то неведомой причине, что рецензии всё-таки привычней воспринимать в текстовом формате. Есть возможность перечитать, вникнуть, если что непонятно; переслушивание же, во-первых, требует дополнительных трудозатрат, во-вторых, не всегда приводит к доподлинному детальному пониманию того, о чём хотел поведать автор. Вступает в свои законные права невербальная коммуникация. Поэтому при выборе фаворита руководствовался в том числе и качеством записи, артистическими талантами в подаче собственных текстов, ясностью сказанного и возможностью уловить все придумки. aftsa напоминает комментарий, транслируемый хорошему приятелю по телефону (или через скайп) и являющийся, по всей видимости, чистым экспромтом. Удачный троллинг. Занятно. bor-np лаконичный спич, который кажется ещё более лаконичным благодаря ускоренному голосу «радио-рефери». Любопытно. caory здесь, безусловно, продемонстрирован уровень, проскальзывает эмоция, рецензия подаётся с чувством, таинственностью, и не убоюсь этого страшного слова, саспенсом. На лицо атмосферность и невозможность определить серьёзен ли автор, или таким своеобразным образом троллит аудиторию. Склоняюсь ко второму варианту. Исполнение же просто шикарное. Свой балл отдал бы автору, будь такая возможность. Венцеслава отличная, вдохновляющая, очень проникновенная дикторская интонация «с человеческим лицом» и приятными нотками в голосе. Наконец-то появилась достойная замена для «вечной» Екатерины Андреевой на Первом. Увы, но заслушавшись, не удалось постичь всех занимательных нюансов новостной ленты. Henry Black молитва отменная, прочувствованная. Господь, по всей вероятности, услышал. Потому как, в противном случае – это очень жестокий Бог, до которого не достучишься. Артистизм также на лицо. Но слегка длинновато, самую малость. Был бы второй голос – вручил бы автору без существенных колебаний.

Аматер, спасибо за время и за исчерпывающий комментарий. Думается, что в точку. Автор почти уверовал в то, что действительно переборщил.

Браво Феерично спародировали.