Ну, думать мы можем что угодно и сколько угодно. Дюма же вложил в голову кардинала следующие мысли
С другой стороны, преступления, могущество и адский гений миледи не раз ужасали его. Он испытывал какую-то затаенную радость при мысли, что навсегда избавился от этой опасной сообщницы.
Собственно и сам кардинал, давая Миледи вполне конкретное задание, да ещё и снабдив её открытым листом, понимал, что такие исполнители действительно со временем могут быть опасны. Ришелье не был монархом, которых статус помазанника освобождал от каких бы то ни было наказаний (да и то - по прошествии всего-то 25-ти лет в Англии создали прецедент, ещё через полтораста лет с успехом повторённый во Франции), у Ришелье были могущественные враги в лице немалого количества известных Франции и Европе фамилий, одни МонморасЯ чего стОили, фамилий, отпрыскам которых принародно рубили головы на Гревской площади (или где казнили дворян?). Уж они бы не упустили случая обвинить кардинала в политическом убийстве, даже если убийство это совершалось для пользы королевства.
Между прочим, Миледи этот момент тоже отмечала
— Ваше высокопреосвященство не опасается, что казнь Равальяка держит в страхе тех, кому на миг пришла бы мысль последовать его примеру?
— Во все времена и во всех государствах, в особенности если эти государства раздирает религиозная вражда, находятся фанатики, которые ничего так не желают, как стать мучениками. И знаете, мне как раз приходит на память, что пуритане крайне озлоблены против герцога Бекингэма и их проповедники называют его антихристом.
— Так что же? — спросила миледи.
— А то, — продолжал кардинал равнодушным голосом, — что теперь достаточно было бы, например, найти женщину, молодую, красивую и ловкую, которая желала бы отомстить за себя герцогу. Такая женщина легко может сыскаться: герцог пользуется большим успехом у женщин, и если он своими клятвами в вечном постоянстве возбудил во многих сердцах любовь к себе, то он возбудил также и много ненависти своей вечной неверностью.
— Конечно, — холодно подтвердила миледи, — такая женщина может сыскаться.
— Если это так, подобная женщина, вложив в руки ка кого-нибудь фанатика кинжал Жака Клемана или Равальяка, спасла бы Францию.
— Да, но она оказалась бы сообщницей убийцы.
— А разве стали достоянием гласности имена сообщников Равальяка или Жака Клемана?
— Нет. И, возможно, потому, что эти люди занимали, слишком высокое положение, чтобы их осмелились изобличить. Ведь не для всякого сожгут палату суда, монсеньер.
— Так вы думаете, что пожар палаты суда не был случайностью? — осведомился Ришелье таким тоном, точно он задал вопрос, не имеющий ни малейшего значения.
— Лично я, монсеньер, ничего не думаю, — сказала миледи. — Я привожу факт, вот и все. Я говорю только, что если бы я была мадемуазелью де Монпансье или королевой Марией Медичи, то принимала бы меньше предосторожностей, чем я принимаю теперь, будучи просто леди Кларик.
Булгаков неслучайно отмечал Дюма в списке своих любимых писателей. Заказ на политическое убийство сделан поистине виртуозно, хотя приказание Пилата Афранию проследить за тем, чтобы Иуду часом не зарезали - высочайший пилотаж.
Хорошая тема, но могут опять засчитать, как оффтоп. К нам с Вами давно присматриваются.