Оно (It)

[Rikudo]

Черт, а ведь было бы круто, если б Оно превращалось в того же Фредди и прочих персонажей хорроров 80-х.

[Waldemar]

Про то, что групповухи не будет, тут уже писали, а вот подробности от родителей актёров и о том, почему ушёл Фукунага (в версии которого было всё это и много чего ещё).

 

Фукунага посрался изза этих сцен

А собственно как он хотел их снимать? Какой родитель разрешил бы своим детям в таком сниматься?)))

[Гость knom]

Какой родитель разрешил бы своим детям в таком сниматься?)))

Фанат книги разрешил бы. Слушайте, кто-то серьёзно думает, что современные, так сказать, дети сама невинность? Нынешние 13-летние от 13-летних десятилетней давности отличаются очень сильно. Они гораздо старше и озлобленнее, и в жизни они повидали гораздо больше, чем многие из нас. Скоро нас ещё начнут учить.:lol:

Фукунага очевидно хотел сделать что-то крутое и взрослое. И дело даже не в групповухе, а в других сценах. Не дай Бог в итоге вышло фуфло.

[Waldemar]

На экране это показывать не комильфо, не для массового зрителя

В артхаусе пожалуйста

[Deep_Dark_Fantasy]

Фанат книги разрешил бы. Слушайте, кто-то серьёзно думает, что современные, так сказать, дети сама невинность? Нынешние 13-летние от 13-летних десятилетней давности отличаются очень сильно. Они гораздо старше и озлобленнее, и в жизни они повидали гораздо больше, чем многие из нас. Скоро нас ещё начнут учить.:lol:

 

Да, но при этом смотреть на детский секс, или читать про это как минимум отвратительно.

[Гость knom]

Да, но при этом смотреть на детский секс, или читать про это как минимум отвратительно.

 

Буду предельно честен. Читал "50 оттенков" до того, как они стали мэйнстримом у нас. В пиратском переводе. Увидел на английском и думал, что детектив. На обложках ведь были ключ, наручники и маска. Ничего не предвещало беды.

Так вот то, что там, гораздо отвратительнее, чем то, что у Кинга. И дело даже не в том, что там не дети, а в том, что просто похабщина. А на экране так вообще тихий ужас.

А на счёт читать. Разве кто-то зажмуривался при чтении? Или сознательно пропускал эту главу? Или кто-то бросал книгу?

[Deep_Dark_Fantasy]

Буду предельно честен. Читал "50 оттенков" до того, как они стали мэйнстримом у нас. В пиратском переводе. Увидел на английском и думал, что детектив. На обложках ведь были ключ, наручники и маска. Ничего не предвещало беды.

Так вот то, что там, гораздо отвратительнее, чем то, что у Кинга. И дело даже не в том, что там не дети, а в том, что просто похабщина. А на экране так вообще тихий ужас.

А на счёт читать. Разве кто-то зажмуривался при чтении? Или сознательно пропускал эту главу? Или кто-то бросал книгу?

 

Но детское порно в Оно - это не БДСМ, который априори для извращенцев. Я пропускал.

[Marselenok]

Новая сцена!!!

[Mad_Wave]

Но детское порно в Оно - это не БДСМ, который априори для извращенцев. Я пропускал.

 

Я конечно уже не так хорошо помню, но там это всё описано настолько с позиции каких-то прозрений-ощущений, что даже в начале не понятно, что происходит. В общем всё так было завуалировано, что пропускать даже возможности не было. Может эту сцену приберегут каким-то мутным флешбеком для взрослой части.

[Health]

Новая сцена!!!

 

а вот и оборотень (?)

[Гость knom]

Я конечно уже не так хорошо помню, но там это всё описано настолько с позиции каких-то прозрений-ощущений, что даже в начале не понятно, что происходит. В общем всё так было завуалировано, что пропускать даже возможности не было. Может эту сцену приберегут каким-то мутным флешбеком для взрослой части.

12

Любовь и желание – 14 августа 1958 г.

 

…подходит к ней первым, потому что испуган больше всех. Подходит к ней не как друг того лета и не как любовник на этот момент. Подходит, как подходил к матери тремя или четырьмя годами раньше, чтобы его успокоили. Он не подается назад от ее гладкой обнаженности, и поначалу она даже сомневается, что он это чувствует. Он трясется, и хотя она крепко прижимает его к себе, темнота такая черная, что она не может его разглядеть, пусть он и предельно близко. Если бы не шершавый гипс, он мог бы сойти за призрака.

– Что ты хочешь? – спрашивает он ее.

– Ты должен вставить в меня свою штучку, – говорит Беверли.

Эдди пытается отпрянуть, но она держит его крепко, и он приникает к ней. Она слышит, как кто то – думает, что Бен – шумно втягивает воздух.

– Бевви, я не могу этого сделать. Я не знаю как…

– Я думаю, это легко. Но ты должен раздеться. – В голове возникает мысль о сложностях, связанных с рубашкой и гипсом, – их надо сначала отделить, потом соединить – и уточняет: – Хотя бы сними штаны.

– Нет, я не могу! – Но она думает, что часть его может, и хочет, потому что трястись он перестал, и она чувствует что то маленькое и твердое, прижимающееся к правой стороне ее живота.

– Можешь, – возражает она и тащит его на себя. Поверхность под ее спиной и ногами твердая, глинистая и сухая. Далекий шум воды навевает дремоту и успокаивает. Она тянется к Эдди. В этот момент перед ее мысленным взором появляется лицо ее отца, суровое и угрожающее,

(я хочу посмотреть, целая ли ты)

и тут она обнимает Эдди за шею, ее гладкая щека прижимается к его гладкой щеке, и когда он нерешительно касается ее маленьких грудей, она вздыхает и думает в первый раз: «Это будет Эдди», – и вспоминает июльский день – неужели это было всего лишь в прошлом месяце? – когда в Пустошь никто не пришел, кроме Эдди, и он принес с собой целую пачку комиксов про Маленькую Лулу, которые они читали большую часть дня. Маленькая Лулу, которая собирала библянику и вляпывалась в самые невероятные истории, про ведьму Хейзл и всех остальных. И как весело они провели время.

Она думает о птицах; особенно о граклах, и скворцах, и воронах, которые возвращаются весной, и ее руки смещаются к ремню Эдди и расстегивают его, и он опять говорит, что не сможет это сделать; она говорит ему, что сможет, она знает, что сможет, и ощущает не стыд или страх, а что то вроде триумфа.

– Куда? – спрашивает он, и эта твердая штучка требовательно тыкается во внутреннюю поверхность ее бедра.

– Сюда, – отвечает она.

– Бевви, я на тебя упаду. – И она слышит, болезненный свист в его дыхании.

– Я думаю, так и надо, – говорит она ему, и нежно обнимает, и направляет. Он пихает свою штучку вперед слишком быстро, и приходит боль.

– С с с с. – Она втягивает воздух, закусив нижнюю губу, и снова думает о птицах, весенних птицах, рядком сидящих на коньках крыш, разом поднимающихся под низкие мартовские облака.

– Беверли? – неуверенно спрашивает он. – Все в порядке?

– Помедленнее, – говорит она. – Тебе будет легче дышать. – Он замедляет движения, и через некоторое время дыхание его ускоряется, но Беверли понимает, на этот раз причина не в том, что с ним что то не так.

Боль уходит. Внезапно он двигается быстрее, потом останавливается, замирает, издает звук – какой то звук. Она чувствует, что то это для него означает, что то экстраординарное, особенное, что то вроде… полета. Она ощущает силу: ощущает быстро нарастающее в ней чувство триумфа. Этого боялся ее отец? Что ж, он боялся не зря. В этом действе таилась сила, мощная, разрывающая цепи сила, ранее запрятанная глубоко внутри. Беверли не испытывает физического наслаждения, но душа ее ликует. Она чувствует их близость. Эдди прижимается лицом к ее шее, и она обнимает его. Он плачет. Она обнимает его, и чувствует, как его часть, которая связывала их, начинает опадать. Не покидает ее, нет, просто опадает, становясь меньше.

Когда он слезает с нее, она садится и в темноте касается его лица.

– Ты получил?

– Получил – что?

– Как ни назови. Точно я не знаю.

Он качает головой, она это чувствует, ее рука по прежнему касается его щеки.

– Я не думаю, что это в точности… ты знаешь, как говорят большие парни. Но это было… это было нечто. – Он говорит тихо, чтобы другие не слышали. – Я люблю тебя, Бевви.

Тут ее память дает слабину. Она уверена, что были и другие слова, одни произносились шепотом, другие громко, но не помнит, что говорилось. Значения это не имеет. Ей приходилось уговаривать каждого? Да, скорее всего. Но значения это не имело. Один за другим они уговаривались на это, на эту особую человеческую связь между миром и бесконечным, единственную возможность соприкосновения потока крови и вечности. Это не имеет значения. Что имеет, так это любовь и желание. Здесь, в темноте, ничуть не хуже, чем в любом другом месте. Может, и лучше, чем в некоторых.

К ней подходит Майк, потом Ричи, и действо повторяется. Теперь она ощущает некоторое удовольствие, легкий жар детского незрелого секса, и закрывает глаза, когда к ней подходит Стэн, и думает об этих птицах, весне и птицах, и она видит их, снова и снова, они прилетают все сразу, усаживаются на безлистные зимние деревья, всадники ударной волны набегающего самого неистового времени года, она видит, как они вновь и вновь поднимаются в воздух, шум их крыльев похож на хлопанье многих простыней на ветру, и Беверли думает : «Через месяц все дети будут бегать по Дерри парк с воздушными змеями, стараясь не зацепиться веревкой с веревками других змеев». Она думает : «Это и есть полет».

Со Стэном, как и с остальными, она ощущает это печальное увядание, расставание с тем, что им так отчаянно требовалось обрести от этого действа, – что то крайне важное – оно находились совсем близко, но не сложилось.

– Ты получил? – вновь спрашивает она, и хотя не знает точно, о чем речь, ей понятно, что не получил.

После долгой паузы к ней подходит Бен.

Он дрожит всем телом, но эта дрожь вызвана не страхом, как у Стэна.

– Беверли. Я не могу. – Он пытается произнести эти слова тоном, подразумевающим здравомыслие, но в голосе слышится другое.

– Ты сможешь. Я чувствую.

И она точно чувствует. Есть кое что твердое; и много. Она чувствует это под мягкой выпуклостью живота. Его размер вызывает определенное любопытство, и она легонько касается его штуковины. Бен стонет ей в шею, и от его жаркого дыхания ее обнаженная кожа покрывается мурашками. Беверли чувствует первую волну настоящего жара, который пробегает по ее телу – внезапно ее переполняет какое то чувство: она признает, что чувство это слишком большое

(и штучка у него слишком большая, сможет она принять ее в себя?)

и для него она слишком юна, того чувства, которое слишком уж ярко и остро дает о себе знать. Оно сравнимо с М 80 Генри, что то такое, не предназначенное для детей, что то такое, что может взорваться и разнести тебя в клочья. Но сейчас не место и не время для беспокойства: здесь любовь, желание и темнота. И если они не попробуют первое и второе, то наверняка останутся только с третьим.

– Беверли, не…

– Да. Научи меня летать, – говорит она со спокойствием, которого не чувствует, понимая по свежей теплой влаге на щеке и шее, что он заплакал. – Научи, Бен.

– Нет…

– Если ты написал то стихотворение, научи. Погладь мои волосы, если хочешь, Бен. Все хорошо.

– Беверли… я… я…

Он не просто дрожит – его трясет. Но вновь она чувствует: страх к этому состоянию отношения не имеет – это предвестник агонии, вызванной самим действом. Она думает о

(птицах)

его лице, его дорогом, милом жаждущем лице, и знает, что это не страх; это желание, которое он испытывает, глубокое, страстное желание, которое теперь едва сдерживает, и вновь она ощущает силу, что то вроде полета, словно смотрит сверху вниз и видит всех этих птиц на коньках крыш, на телевизионной антенне, которая установлена на баре «Источник Уоллиса», видит улицы, разбегающиеся, как на карте, ох, желание, точно, это что то, именно любовь и желание научили тебя летать.

– Бен! Да! – неожиданно кричит она, и он больше не может сдерживаться.

Она опять чувствует боль и, на мгновение, ощущение, что ее раздавят. Потом он приподнимается на руках, и она снова может дышать.

У него большой, это да – и боль возвращается, и она гораздо глубже, чем когда в нее входил Эдди. Ей приходится опять прикусить нижнюю губу и думать о птицах, пока жжение не уходит. Но оно уходит, и она уже может протянуть руку и одним пальцем коснуться его губ, и Бен стонет.

Она снова ощущает жар и чувствует, как ее сила внезапно переливается в него: она с радостью отдает эту силу и себя вместе с ней. Сначала появляется ощущение покачивания, восхитительной, нарастающей по спирали сладости, которая заставляет ее мотать головой из стороны в сторону, беззвучное мурлыканье прорывается меж сжатых губ, это полет, ох, любовь, ох, желание, ох, это что то такое, чего невозможно не признавать, соединяющее, передающееся, образующее неразрывный круг: соединять, передавать… летать.

– Ох, Бен, ох, мой дорогой, да, – шепчет она, чувствуя, как пот выступает на лице, чувствуя их связь, что то твердое в положенном месте, что то, как вечность, восьмерка, покачивающаяся на боку. – Я так крепко люблю тебя, дорогой.

И она чувствует, как что то начинает происходить, и об этом что то не имеют ни малейшего понятия девочки, которые шепчутся и хихикают о сексе в туалете для девочек, во всяком случае, насколько ей об этом известно; они только треплются о том, какой жуткий этот секс, и теперь она понимает, что для многих из них секс – неосуществленный, неопределенный монстр; они говорят об этом действе только в третьем лице. Ты Это делаешь, твоя сестра и ее бойфренд Это делают, твои мама с папой все еще Это делают, и как они сами никогда не будут Это делать; и да, можно подумать, что девичья часть пятого класса состоит исключительно из будущих старых дев, и Беверли очевидно, что ни одна из этих девчонок даже не подозревают о таком… таком завершении, и ее удерживает от криков только одно: остальные услышат и подумают, что Бен делает ей больно. Она подносит руку ко рту и сильно ее кусает. Теперь она лучше понимает пронзительный смех Греты Боуи, и Салли Мюллер, и всех прочих: разве они, все семеро, не провели большую часть этого самого длинного, самого жуткого лета их жизней, смеясь, как безумные? Они смеялись, поскольку все, что страшно и неведомо, при этом и забавно, и ты смеешься, как иной раз малыши смеются и плачут одновременно, когда появляется клоун из заезжего цирка, зная, что он должен быть смешным… но он так же и незнакомец, полный неведомой вечной силы.

Укус руки крик не останавливает, и она может успокоить других, – и Бена, – лишь показав, что происходящее в темноте ее полностью устраивает.

– Да! Да! Да! – И вновь голову заполняют образы полета, смешанные с хриплыми криками граклов и скворцов; звуки эти – самая сладкая в мире музыка.

И она летит, поднимается все выше, и теперь сила не в ней и не в нем, а где то между ними, и он вскрикивает, и она чувствует, как дрожат его руки, и она выгибается вверх и вжимается в него, чувствуя его спазм, его прикосновение, их полнейшее слияние в темноте. Они вместе вырываются в животворный свет.

Потом все заканчивается, и они в объятьях друг друга, и когда он пытается что то сказать – возможно, какое нибудь глупое извинение, которое может опошлить то, что она помнит, какое то глупое извинение, которое будет висеть, как наручник – она заглушает его слова поцелуем и отсылает его.

К ней подходит Билл.

Он пытается что то сказать, но заикание достигает пика.

– Молчи. – Она чувствует себя очень уверенно, обретя новое знание, но при этом понимает, что устала. Устала, и у нее все болит. Внутренняя и задняя поверхность бедер липкие, и она думает, причина в том, что Бен действительно кончил, а может, это ее кровь. – Все будет очень даже хорошо.

– Т т ты у у у уверена?

– Да, – говорит Беверли и обеими руками обнимает его за шею, ощущая влажные от пота волосы. – Можешь поспорить.

– Э э э это… Э э э это…

– Тс с с…

С ним не так, как с Беном; тоже страсть, но другая. Быть с Биллом – это самое лучшее завершение из всех возможных. Он добрый, нежный и почти что спокойный. Она чувствует его пыл, но пыл этот умеренный и сдерживается тревогой за нее, возможно, потому, что только Билл и она сама осознают значимость этого действа, как и то, что о нем нельзя говорить ни кому то еще, ни даже между собой.

В конце она удивлена неожиданным подъемом и успевает подумать: «Ох! Это произойдет снова, я не знаю, выдержу ли…»

Но мысли эти сметает абсолютной сладостью действа, и она едва слышала его шепот: « Я люблю тебя, Бев, я люблю тебя, я всегда буду любить тебя», – он повторяет и повторяет эти слова без заикания. На миг она прижимает его к себе, и они замирают, его гладкая щека касается ее щеки.

Он выходит из нее, ничего не сказав, и какое то время она проводит одна, одеваясь, медленно одеваясь, ощущая тупую пульсирующую боль, которую они, будучи мальчишками, прочувствовать не могли, ощущая сладкую истому и облегчение от того, что все закончилось. Внизу пустота, и хотя она радуется, что ее тело вновь принадлежит только ей, пустота вызывает странную тоску, которую она так и не может выразить… разве что думает о безлистных деревьях под зимним небом, деревьях с голыми ветками, деревьях, ожидающих черных птиц, которые рассядутся на них, как священники, чтобы засвидетельствовать кончину снега.

Она находит своих друзей, поискав в темноте их руки.

Какое то время все молчат, а когда слышится голос, Беверли не удивляется тому, что принадлежит он Эдди.

– Я думаю, когда мы повернули направо два поворота назад, нам следовало повернуть налево. Господи, я это знал, но так вспотел и нервничал…

– Ты всю жизнь нервничаешь, Эдс, – говорит Ричи. Голос такой довольный. И в нем никаких панических ноток.

– Мы и в других местах поворачивали не в ту сторону, – продолжает Эдди, игнорируя его, – но это была самая серьезная ошибка. Если мы сможем вернуться туда, то потом все будет хорошо.

Они формируют неровную колонну, Эдди первый, за ним Беверли, ее рука на плече Эдди так же, как рука Майка – на ее плече. Идут вновь, на этот раз быстрее. Прежнее волнение Эдди бесследно улетучивается.

« Мы идем домой, – думает Беверли, и по телу пробегает дрожь облегчения и радости. – Домой, да. И все будет хорошо. Мы сделали то, за чем приходили, и теперь можем возвращаться назад уже обычными детьми. И это тоже будет хорошо».

Они идут сквозь темноту, и Беверли осознает, что шум бегущей воды все ближе.

 

[Князь Мышкин]

Между прочим, в книге сцена описана совсем не пошло.

А это ещё надо суметь.

Ничего страшного такого не вижу в этом эпизоде.

Просто взрослые воспринимают это уже несколько в другом ракурсе.

Из-за своего опыта и отдалённости от детства.

[Гость knom]

Между прочим, в книге сцена описана совсем не пошло.

А это ещё надо суметь.

Ничего страшного такого не вижу в этом эпизоде.

Просто взрослые воспринимают это уже несколько в другом ракурсе.

Из-за своего опыта и отдалённости от детства.

 

"Взрослые" это воспринимают именно как секс малолеток. А-за-за. Даже самых культурных эта сцена, видимо, заставляет громко ругаться, материться и плеваться. Короче, видят грязь в том, в чём 13-летние детишки не видят.

[Mad_Wave]

12

Любовь и желание – 14 августа 1958 г.

 

Да, помнится просто в книге это до последнего загадкой оставалось "что ж там такое было", поэтому такие ощущения. Ну всем известно, что Кинг тот еще извращенец) Ладно, сцена не такая уж страшная, с учетом того, что там было всё в полной темноте, опять же вроде бы)

[Князь Мышкин]

"... Короче, видят грязь в том, в чём 13-летние детишки не видят.

Вот и я о том же. Стивен Кинг грязи здесь не видел.

Поэтому и описание удалось сделать чистым.

Если бы взрослый читатель попробовал встать на место детей, попавших в передрягу, может, и не увидел он никакой такой нехорошести здесь.

Тем более, что такие сцены больше у детей не повторялись.

Это был экстраординарный случай, который всех спас.

[Гость knom]

Да, помнится просто в книге это до последнего загадкой оставалось "что ж там такое было", поэтому такие ощущения. Ну всем известно, что Кинг тот еще извращенец) Ладно, сцена не такая уж страшная, с учетом того, что там было всё в полной темноте, опять же вроде бы)

 

Сняли бы как сцену секса из "Рокнролльщика" и не парились.:lol:

[Health]

Сейчас они подружаться. станут делиться цп в лс. терпеть осталось недолго...

[Сэди]

Вот и я о том же. Стивен Кинг грязи здесь не видел.

Поэтому и описание удалось сделать чистым.

Если бы взрослый читатель попробовал встать на место детей, попавших в передрягу, может, и не увидел он никакой такой нехорошести здесь.

Тем более, что такие сцены больше у детей не повторялись.

Это был экстраординарный случай, который всех спас.

 

В общем, Вы правы.

[Князь Мышкин]

Да и никакое по большому счёту не описание, так, упоминание.

А мне нравится смелость этого писателя.

[Mad_Wave]

Сейчас они подружаться. станут делиться цп в лс. терпеть осталось недолго...

 

Не-не, все будут делиться именно тут, чтобы у вас еще больше бомбило.

[Health]

Не-не, все будут делиться именно тут, чтобы у вас еще больше бомбило.

 

нет, мной это слабоумие прикрыть не выйдет я ж (кроме того, что мне это....никак) даже не сижу тут обычно

и вы засираете собственный домик, сами себе

[Mad_Wave]

нет, мной это слабоумие прикрыть не выйдет я ж (кроме того, что мне это....никак) даже не сижу тут обычно

и вы засираете собственный домик, сами себе

 

Тут главное, чтобы вы поназасирались и успокоились

[Гость knom]

и вы засираете собственный домик, сами себе

Скажите спасибо, что не Ваш. Мяффф.

[Health]

это слабоумие

собственно:

 

 

Ничего страшного такого не вижу в этом эпизоде.

Просто взрослые воспринимают это уже несколько в другом ракурсе.

Из-за своего опыта и отдалённости от детства.

А-за-за. Даже самых культурных эта сцена, видимо, заставляет громко ругаться, материться и плеваться. Короче, видят грязь в том, в чём 13-летние детишки не видят.

 

Да, помнится просто в книге это до последнего загадкой оставалось "что ж там такое было", поэтому такие ощущения. Ну всем известно, что Кинг тот еще извращенец)

 

 

А мне нравится смелость этого писателя.

 

 

Не-не, все будут делиться именно тут, чтобы у вас еще больше бомбило.

 

 

 

 

Тут главное, чтобы вы поназасирались и успокоились

 

 

 

Скажите спасибо, что не Ваш. Мяффф.

 

типичный будний день на фкп

[Гость knom]

собственно:

типичный будний день на фкп

И всё благодаря Вам. Вы сделали наш день!

Сейчас они подружаться. станут делиться цп в лс. терпеть осталось недолго...