"Три билборда" - это экспериментальный фильм, вроде бы и перепевающий в тот же голос мотивы "Брюгге", но, если вдуматься, далеко оставляющий его позади. Это фильм, как ни парадоксально звучит, глубоко гуманистический, созданный во имя Человека. Вопрос заключается лишь в одном: перед нами очередная постмодернистская игра со зрителем или нечто новое, выходящее за рамки уже изжитого в литературе постмодерна, но до сих пор популярного в кинематографе?
Реалистическая трактовка во всех ее нюансах представлена в этой теме. Особо отъявленными специалистами даже предъявлялись претензии к режиссеру в "сырости" сюжета, открытости финала, психологически слабо мотивированном перевоплощении Диксона, сексуальной ориентации которого посвящено немало жарких страниц, вижу: кто-то пришибленный Станиславским кричит: "Не верю!" - а иной, не менее пришибленный, с жаром размахивает Конституцией и уголовным кодексом. И все страсти полыхают по той простой причине, что реалистичность повествования подразумевается как непреложная аксиома. В самом деле, что себе позволяет режиссер, называя детектив вестерном? Как без последствий остаются нападение на дантиста или пожар в полицейском участке? (и это в правовой Америке?) Как эти последствия выносятся за рамки сюжета и никак не интересны автору? (и это детектив?) Вроде бы детектив, а развязки нет, и расследования нет, и антагонистов нет, и снова упреки автору в сырости сценария. И что за рояль в кустах - странный незнакомец из Айдахо, появляющийся как по заказу, как живая иллюстрация пророческих слов бывшего шерифа о том, как на самом деле раскрываются "висяки"? Почему испуганная Милдред не обращается в полицию при появлении реального подозреваемого? И снова нам, психологически и юридически подкованным критикам, надо подчищать за режиссером, исправляя огрехи его сырого сценария, и извинительно убеждать друг друга, что все эти детали, безусловно, есть в фильме, их не может не быть, просто они как бы подразумеваются, вот и выведены за кадр. Хотя зачем это сделал Макдонах, ничем, кроме сырым сценарием, критики объяснить не могут. Но зато уже образовалась творческая группка форумных сценаристов, готовых помочь неумелому ирландцу, по какой-то досадной случайности считающегося корифеем современной драматургии, дописать концовку.
И нас не смущает тот факт, что город вымышлен, и это не реалистическая типизация. В реалистической типизации город был бы похож на все провинциальные американские городишки, здесь же перед нами брехтовский призрак, здесь раскрывается прямая аллегория, нужная для осмысления общей картины мира, в которую нас погружает Макдонах, и отстраненного взгляда на главных героев. Не ограниченное станиславское "вживание" и сочувствие, а эпическое брехтовское "остранение" и оценка. Города как такового нет, город погружен в сон, там нет людей, все спят, равнодушные к чужому горю и толерантные к безнаказанности преступления. Кто эти сочувствующие и осуждающие жители? Пастор с 12 прихожанами, с важностью проповедника говорящий от имени всего города? В белом венчике из роз? И почему эти двенадцать за кадром, даже на митинг или на худой конец перфоманс какой-нибудь не собираются, и абсолютно неинтересны режиссеру? Или три подростка с их инфантильной агрессией? Те, что нужны лишь с одной целью: показать, на что способна сама Милдред? И затем они тоже выводятся из кадра, хотя именно с ними должен конфликтовать сын героини. Но конфликт исчерпывается одной лишь благодарностью маме: "Спасибо!" Так где же жители? Это ли сонные мухи - полицейские, безучастные как к жестоким вспышкам агрессии Диксона, так и к его увольнению? Сочувствовать и верить может в этом странном городе только один человек, и то стоически закрывая глаза на постоянные издевательства о его росте. Да и он нужен, чтобы показать саму Милдред и в ней разувериться, поскольку она уже не является тем человеком, которого он знал раньше и которого полюбил. Фильм уводит нас в другое русло, в историю трех героев - и эти три героя одиноки, они, каждый в одиночку, стоят перед лицом неизбежного экзистенциального выбора, перед лицом познания самого себя. Так где ж здесь реализм?
Потрясающая сцена с оленем у билборда, объясняющая тот страшный мир, в который погружает нас режиссер. Бог отвернулся от нас, мы одиноки, предоставлены сами себе, и каждый сам выбирает, по какому пути ему идти в этом мире, погруженном в хаос насилия и равнодушия. Где в городе показана хоть одна семья, в которой царит мир и любовь? Ругань, склоки, угрозы. И это фон, это всеми воспринимаемая данность, нечто само собой устоявшееся и привычное, и никто даже не предполагает, что может быть по-другому. Олень не принесет умиротворения, поскольку в безбожном мире олень - это просто олень.
Модернистское мифотворчество буквально пронизывает фильм. История Милдред - это история эринии Тисифоны, еще не ставшей эвменидой. Вопиющая к справедливости Тисифона, преломленная в осколках психологического реализма Достоевского и сартровского экзистенциализма, через полстраны из Миссури в Айдахо преследует виновного, и не важно, над чьей дочерью тот надругался. Он виновен, поскольку для богини мщения человек несет коллективную ответственность за преступления всего человечества. И пастору нечего возразить на эти страшные обвинения, это мир Тисифоны, мир мести всему человечеству. Это Тисифона, сама не ведающая порядка и закона, в беззаконном мире насилия и ненависти, в мире лицемерных и глупых фраз о неприемлемости насилия, вычитанных на обложке глянцевого журнала, в мире, где за преступления нет наказания, где справедливость и законность случайны, а дружба, участие и любовь иллюзорны. Это античная трагедия. Ах, если бы в финальной сцене показали над лобовым стеклом рой мух!
Но мух не будет. Режиссер совершенно не имел в виду предысторию эринии, для него такая трактовка глубоко ошибочна. Целью Макдонаха было совершенно другое мифотворчество. Его цель - реверанс феминизму - создать нового Джона Уэйна, только в юбке. И неудавшийся детектив должен стать вестерном.
Конечно, девочки поколения Z, ограниченного количеством символов в осмыслении бытия и не ограниченного количеством смайликов в его отображении, вряд ли будут подражать Милдред. Насколько от этого персонажа скривится их юное личико, настолько расплывутся в лестных похвалах бесполые лица перерожденных в горниле феминизма киноакадемиков. Нежизненность нового кумира для юного поколения заключается в приемах создания этого образа. Они должны идти не столько из гениальной игры актера, сколько из упрощенной массовой культуры, с однозначностью оценок, клишированностью жестов и шаблонностью ситуаций. Но Макдонах слишком художник для такой цели, слишком драматург, он не может не погрузить героя в разъедающую кислоту постмодерна, и герой вместо кумира становится слишком непонятным и нелогичным, чтобы ему подражать, и даже вдохновенная игра Макдорманд не превратит его в образец для подражания. Кумир не может быть создан средствами постмодерна, а весь фильм, к вящему ужасу реалистов, пронизан атмосферой постмодернизма. Это и деконструкция жанров (ни ожидаемый детектив, ни умозрительный вестерн) и сюжетной логики, это ирония, пронизывающая зрителя буквально с первых кадров, с памперсов Huggies на полуразрушенных билбордах и до последней фразы фильма, это и принцип игры со смыслами и с самим зрителем, интертекстуальность, структурное введение литературы в фильм (важнейшая роль писем) и, главное, утверждение поиска не ради результата, а ради самого поиска (какие могут быть в мире постмодерна претензии к открытому финалу??? ау-у! мы на одной планете?) Спасает образ лишь гений Макдорманд, которая уловила модернистское звучание в структурированном хаосе постмодерна, увидела в Милдред античную трагедию и сумела ее передать. Сценарий не означает литературную пьесу: именно актриса привнесла вопреки задаче драматурга новое значение в иначе задуманный образ Милдред. Да и сам режиссер признается: без Макдорманд не было бы фильма.
В мире постмодерна не принято подражать образам, принято подражать игровым жестам, несущим смысловое высказывание. Это высказывание-жест отличает наше сегодняшнее восторженное отношение к разного рода перфомансам и объясняет их популярность. Да далеко ходить не надо, здесь уже писали о том, как англичане сделали почин. И это естественная реакция, раньше подражали героям, теперь подражают высказываниям. Так что эксперимент режиссера с Джоном Уэйном следует признать удачным не для юных барышень, а лишь для киноакадемиков.