Scud-IIEPBblu 23 декабря, 2021 ID: 301 Поделиться 23 декабря, 2021 3. (начало на пред. стр.) Дьявол!!! Дьявол!!! Да если я и мог когда-то самого себя хоть в чём-то неприличном подозревать, то бредовая версия, будто во мне может скрываться тайный маньяк-педофил, уж точно пришла бы мне на ум самой-самой последней! И вдруг… Вот те раз!… У меня, честно говоря, от стыда лишь одна последняя мысль в голове и осталась: понятно теперь, почему её девичья ручка тогда, в самый первый момент, мне показалась настолько женской – маникюр, черт его побери, по-взрослому яркий маникюр, прямо-таки до неприличия яркий. И такие длинные ногти… – да как она только не боится свои нежные девичьи соски ими поранить?… – Эй, ты! Хватит жопой-то уже вилять! – вывел меня из ступора обращенный к девочке голос юного любителя столь сомнительных, мягко говоря, детских забав; и в голосе том уже слегка угадывались почти ревнивые нотки. – Хватит уже, я сказал, тварь бесстыжая! – И видя сам, насколько мало его грозный тон впечатлил эту юную проказницу, уже гораздо менее уверенно, но всё же с легким оттенком какого-то злорадного ехидства, добавил: – А говорить-то мистеру, сука, ты что при этом должна?… – Да пошел ты к черту… – неожиданно обиделась девчонка, и, тут же своевольно перекатившись с колен на задницу, сидя уже, раздраженно добавила: – Сам ему такое говори, дурак!… Признаться, для меня такая её выходка явилась полнейшей неожиданностью, даже большей, наверно, чем всё увиденное перед этим. После такой невиданной, никакими словами неописуемой, до полного идиотизма никак ничем необъяснимой покорности?… – И вдруг такой откровенный бунт?! О, я бы, конечно, тут уж точно удивился бы умопомрачительно. Но видимо, и без того уже был где-то за гранью обалдения, доступного простому смертному, – и дальше поражать меня уже было совершенно немыслимо. Всё что я мог – равнодушно констатировать, что мне уже совершенно ничего не понятно, и насколько я ещё способен здраво мыслить, то кажется, что-либо понять в этом, так и останется абсолютно непосильной задачей. Для меня, я имею в виду. Что касается отрока, то он, насколько я всё ещё мог судить, воспринял это вовсе без малейшей тени удивления. Ему, видимо, такое не объяснимое никаким здравым смыслом поведение его… э-э-э… ну, скажем так, его напарницы по столь странным и непонятным играм – наблюдать было точно не впервой. Нет, ни гнева, ни удивления это в нём явно не вызывало. Наоборот – его физиономия, вопреки всякому ожиданию, скривилась в совершенно неуместной, на мой взгляд, гримасе. Скука – как от чего-то привычного, давным-давно уже ему успевшего порядком надоесть… но при этом – не просто скука, а какая-то, я бы сказал: скука, преисполненная снисходительной терпимостью. Мне даже, честно говоря, вдруг почему-то подумалось, а всё ли в порядке с головой у этой его… сестренки, что ли, – или кто там она ему? Та, впрочем, вела себя совершенно не так, как могла бы, насколько я понимаю, вести себя умственно отсталая. Девчушка непринужденно расселась на слегка уже по-осеннему привядшей, но всё ещё шелковистой травке, поджав к груди правую ножку и уютно обняв обеими ручками её колено. Игриво уложила на него свою размалеванную мордашку правой скулой и тут же принялась беззастенчиво нагло насмехаться над мальчишкой, всё ещё держащем её на цепи, пристегнутой к жуткому ошейнику у неё на шее. При этом левую ступню она подсунула под себя, почти сев на неё, отчего её остро согнутое левое колено беззаботно легло прямо на траву, оттопырилось вбок – и малышку совершенно не смущало при этом, что она, так широко раздвинув колени, бесстыдно выставила нам на показ весь свой девичий интим. – …А что – слабо, да? – насмешливо говорила она мальчишке, то и дело стреляя глазками почему-то в мою сторону. – Вот взял бы, да сам и сказал… что положено. Давай-давай, мистеру будет интересно послушать. Правда, мистер? А что, очень даже забавно получится, хи-хи-хи… Что, не можешь, да? Не можешь? Только меня можешь заставлять, да? Эх, ты… – Знаете, мистер, – вдруг целиком переключилась она на меня, взглянув мне в глаза так, что я готов был поклясться, что личико у неё под слоем макияжа вмиг зарделось аж до багровости, – ведь он всё это не для вас, это он ведь только для меня так старается… – И после ещё одной секундной паузы снова неожиданно кидает смущенно потупившемуся обормоту: – Что? Скажешь – не так? Да? Да, не так? Эх, вот самого бы тебя заставить хоть разок голой жопой так повилять!… – Заткнись, дура… – совсем уж неуверенно огрызается оболтус. – Вконец уже, гляжу, обнаглела, сука, да? – И вдруг, будто найдя наконец-то подходящий случаю аргумент, со словами: – Пятки, вон, лучше оботри, дура, пока нас, не дай бог, коп не спалил, что я тебе на ногах ходить позволял… – тут же небрежно швыряет ей скомканный грязный клетчатый плед. Небрежно, да. С эдакой показной небрежностью. Но попадает им девочке точно между ног, как бы не нарочно прикрыв от моего взгляда весь её срам. Но только та, похоже, вовсе не согласна на мировую – хватает тяжелую тряпку и тут же её отдергивает в сторону, вновь откровенно выставляя свою "щелку" на всеобщее обозрение. Нет, вру! Мне она её сейчас показывает. Мне и только мне. Мальчишке – я ведь по её глазам это ясно вижу – её интимные места нисколько не интересны, он, как я понимаю, уже столько на них насмотрелся… А вот мой взгляд на все её прелести эту странную девочку почему-то определенно возбуждает, сильно возбуждает, очень сильно, очень-очень – и теперь уже мальчишке это явно неприятно. А она… о, да она теперь демонстрирует мне свою наготу не просто так, и не по велению мальчишки, хотя он почему-то ни единым намеком не решается ей это запретить. И вот именно за это, как я понимаю, она его и мучает теперь, будто бы всё ещё продолжая покорно исполнять его совсем недавнюю волю – извращенный до невозможности, но каким-то странным образом всё ещё действующий его прямой приказ ей – мною, например, так и не понятый до конца. Или же – не понятый мной совершенно. Возможно, понятый абсолютно неправильно… А знаете, что меня сейчас удивило бы, если б я ещё мог чему-то удивляться? Её поведение… Нет, не так. Не поведение как таковое. Её слова! – Холодно… – зябко поежившись, как-то совершенно невпопад пожаловалась крошка оболтусу тихим смиренным голоском, – можно, я свою попону накину?… Вы ведь никому не скажете про это – правда, мистер? – и, не дожидаясь ответа ни от отрока, ни, тем более, от меня, тут же укуталась этой грязноватой толстой клетчатой тряпкой… но оставив, правда, почему-то весь свой интим всё так же выставленным мне на показ. А сама послушно принялась оттирать грязным краем попоны свои подошвы. Так старательно, что даже мне стало ясно: если "не дай бог, коп спалит", что они у неё были запачканы травой и землей, как сейчас, – ничего хорошего этим двоим тогда уж точно не светит. Ни мальчишке, ни ей самой. И ещё большой вопрос, между прочим, кому из них тогда достанется больше и крепче. Не желая мешать девочке, так сосредоточенно увлеченной своими пятками, что она, казалось, начисто позабыла и про юного тирана, и про дурака-иностранца… Хм, так почему-то и не изнасиловавшего её до сих пор – что, между прочим, для меня самого осталось столь же необъяснимо загадочным, как и для неё – и это тоже было совершенно бесспорно очевидным. И лишь отрок прямо-таки сиял, казалось, этакой абсолютно невозмутимой компетентностью, настолько, знаете ли, равнодушно уверенной, словно он знал заранее, что всё и будет именно так. По контрасту с нею и со мною, надо думать. Да и всё дальнейшее, похоже, ему уже сейчас было заранее точно известно наперёд… Так вот, не желая отвлекать юную красавицу от её занятия, я жестом отвел паренька чуть в сторонку и наконец-то решился задать ему уже измучивший меня вопрос: – Слушай, друг, я, конечно, ни черта не понимаю, но всё-таки… как ты можешь вот так обращаться со своей?… Кстати, я совершенно не могу понять, кто она тебе? – Как это – "кто"? – паренек, кажется, был удивлен не меньше моего, но всё же старательно пытался вникнуть в суть вопроса. – И почему – "мне"? – Ну да, да, не сестра, я уже понял. Тогда – какая-то родственница? Просто подружка? Не проститутка же малолетняя? Может быть… дочь вашей служанки, а ты этим… пользуешься? – решился-таки я озвучить самое, как мне казалось, постыдное предположение. – Ты извини, что я интересуюсь. Я уже понял – ты имеешь, видимо, полное право на это. У вас так принято, да? Но я только что приехал и… мне надо понять, что к чему, – чтоб дураком не выглядеть, да чтоб… не нарушить чего-нибудь, не обидеть кого-нибудь по ошибке. Понимаешь? – Ах, вы об этом, мистер!… – какая-то невероятная догадка наконец-то всё же осенила оболтуса. – Нет, она мне – никто. То есть, не мне даже. Она – вообще никто. Она – моя. Понимаете? Просто – моя. У нас, мистер, о них не говорят "кто". Это только о людях так принято говорить. – Постой, уж не хочешь ли ты сказать, что она не человек? – Именно так, мистер. – Да что она… животное, что ли?! – честно говоря, я сперва чуть не брякнул "робот, что ли?!", но, слава богу, вовремя спохватился, что роботы здесь издавна категорически запрещены, и даже само слово "робот" считается едва ли не самым грязным ругательством. – Нет, что вы? Как можно?! У нас животные не бывают… собственностью. Ну, это у нас незаконно, понимаете? – Коты, собаки, коровы? – Коты и собаки – да. Корова не животное, корова – скот, источник мяса. Её едят. Животных есть нельзя. Они просто живут. Как птицы, как деревья. Их можно только кормить, но надо иметь лицензию и делать это в отведенных местах. – Ладно, к дьяволу животных. Ты мне объясни: вот она… если не кто, то – что? – А, я понял! Ну, конечно же. У вас там – всё по-другому, мне учитель рассказывал. Ну, цивилизация и всё такое. Нет, у нас всё проще. Вот её мне – папа купил. – Так она твоя рабыня?! – я, кажется, аж вновь обрел способность удивляться, изумляться – ещё больше, уже где-то за гранью полного обалдения… – Рабыня? А это ещё – как? – Твоя собственность? – Разумеется. – А ты – её хозяин? – Да нет же! Как я могу быть… её? Это она – моя. Наоборот. Понимаете? – Прости, я, видимо, ещё плохо знаю ваш язык… – Нет, мистер, вы, напротив, его знаете очень хорошо… Вас, сразу видно, очень хорошо учили. Очень-очень хорошо. И долго. Лучше и дольше – ну, разве что шпионов учат. Но у нас шпионов не бывает – только в старых сказках. А теперь они запрещены. Я знаю – меня самого очень хорошо учили. И сейчас хорошо учат. Но вас – лучше. Вы… как бы это сказать? Вы, мистер, очень хорошо говорите на нашем языке. Я бы даже сказал – слишком хорошо. В вас легко узнать иностранца. – Это плохо? – Как посмотреть… – И всё же?… – Зависит от вашей цели. Хотите сойти за нашего – придется… говорить, как все. Нет-нет, вы не подумайте, у нас нет… предрассудков… Ой, не так. У нас нет никаких предубеждений. Но всё-таки… Как же это объяснить… Мы всегда рады гостям – да, именно так. Но долго быть гостем, даже когда тебе все рады, – это… Я бы, например, не хотел. Это быстро надоест, я знаю. Так что если вы, мистер, к нам надолго – а мне кажется, вы этого хотите, – то надо научиться… быть как все. Не нам это надо, нет, это – только для вашего… удобства. Для ментального комфорта. – Хорошо. Спасибо за полезный совет. Очень умный, кстати, совет, да? – Ну, меня ведь именно этому и учат. Я ведь второй сын старшего советника миграционной службы. Поэтому тоже буду старшим советником… – …Миграционной службы? – Угу, у нас ведь должности – по наследству. Да, я знаю, знаю – так только у нас. У вас, цивилизованных, – как-то по-другому. А зря – это очень удобно… – А папа твой что на работе делает? Следит, чтоб шпионы под видом гостей не приезжали? – решил я малость отойти от темы… чтоб нащупать какие-то окольные пути к пониманию. – Нет, у нас… невозможно быть шпионом, понимаете. У нас ведь нет тайн. У нас вообще нет цивилизации. И ото всех её пагубных последствий мы уже избавились, почти полностью избавились. А папка как раз следит, чтоб гости случайно к нам этой заразы снова не завезли. И ещё снабжает документами, что, мол, такой-то – наш гость, и поэтому к нему все должны относиться соответственно – дабы Страну свою на весь мир не осрамить нечаянно. – У вас все так любят иностранцев? – искренне удивился я, зная их всенародную лютую ненависть к цивилизации. – У нас все так любят свою Страну! – гордо прозвучало в ответ – гордо и честно, не оставляя и тени сомнений в его полной искренности, но и с откровенным сочувствием ко мне, к кретину цивилизованному, которому такие очевидные вещи, увы, надо объяснять. – Ладно, я ведь не это хотел выяснить. Объясни мне, ради бога, только так, чтоб было понятно иностранцу, хорошо? – Про мою, что ли? А что тут объяснять-то? Она – моя. Просто – моя. – И что ты с ней делаешь, если это, конечно, не секрет? – Не секрет, нет. Какой тут может быть секрет – это ж всё известно каждому. – Только не иностранцам. – Да? Странно… Как же вы так?… И зачем? А, ну да, цивилизация, понятно. Простите, мистер, мне вас – всех вас, цивилизованных, – просто жалко… – Так ты мне расскажешь? – Конечно. Она – моя. Могу с ней делать всё, что только пожелаю. Играю с ней, выгуливаю, кормлю, разговариваю. Даже ругаюсь – когда никто не видит. Это не запрещено, конечно, но… это считается неприличным. За это могут оштрафовать папу, как за… порочное воспитание меня. – Прости. Неприлично спорить с ней… э-э-э… со своей? Спорить или именно ругаться с ней? С твоей… своей… Слушай, а может, есть всё же для них какое-то более удобное слово? – Можете пока говорить "рабыня". Я понял, что вы под этим понимаете. Это не совсем правильно, но вы это и сами скоро поймете. Да, она – моя живая игрушка. – То есть, всё-таки – рабыня? – Ну, пусть – моя рабыня. Только она – рабыня не для работы, она и работать-то не умеет, дура. – Хм, что ж тогда, прости за любопытство, она умеет? В качестве рабыни твоей умеет, я имею в виду. Питаться, играть, разговаривать – это понятно. Ну и… это, извини, выгуливаться. Ясно. А что ещё? Голышом на коленях ползать? Да чужим дядькам голой задницей вилять? Или отец всё же купил её тебе, чтобы спорить с ней? Общаться с живым сверстником… ну, ладно, пусть – сверстницей… Да? Э-э-э… чтоб не скучать в одиночестве? – Нет, мистер. Увы, но – нет. Она – вы ж сами видели – только и умеет, что дерзить да своевольничать. Нет, вы не поняли: спорить она, вообще-то, тоже не умеет. Она ведь – дура. Полная дура. Умных ведь не продают. Умных воспитывают, а потом выдают замуж – чтоб рожали умных детей. Дур – полных дур, вот таких, как мне досталась, – отбирают за их дурость и отправляют в питомник. Там их сразу стерилизуют, а потом продают всем желающим. Некоторых, правда, ещё дрессируют, когда есть спрос, но чаще продают дикими – дрессируй, мол, сам, как тебе нравится. Ну, и, это… как сумеешь, значит. В обязательном порядке их всех приучают только никогда не гадить, где не положено, дома, например. Крепко приучают – хоть ты лопни, сука, а терпи, пока хозяин выгуливать поведет. И, разумеется, приучают, как надо здороваться с человеком, если тот – мужчина. Некоторые даже не умеют говорить – ничего, кроме этого. Вот… ну… а иногда… Увы, иногда, наоборот, попадаются с порчей… Моя, к примеру… черт, и где она только нахваталась?… такой дерзости… Не в питомнике, никак не в питомнике, уж это точно – там ведь за это сразу… выбраковывают. – Выбраковывают??? – Ну да. Выбраковывают – так это называется. – Это как же их выбраковывают? – Радикально. Уж простите за выражение. Не продавать же их таких… дерзких и наглых. Недовольные покупатели по судам затаскают, разорят к черту… – Но ты говорил, спорить с ней – неприлично. – Нет, неприлично позволять… рабыне, да? Так вот, когда моя со мной спорить пытается, это только игра, это хорошо. Но спорить по-настоящему, взвешенно и аргументировано, ей ума всё ж недостает. А она, дура, так всегда уверена в своей правоте… И тогда она начинает дерзить, а вот это уже – непокорность. Позволять им непокорность – неприлично. Подрыв устоев и осквернение моральных принципов Реабилитации – так это мой учитель называет. Правда, я… знаете, я своей, вообще-то… много разного позволяю… даже такого, что… ну, когда никто этого не узнает, разумеется. Я… М-м-м… Видите ли, мистер, я, что называется, отклонение от нормы. – Извращенец, что ли? – Почти. Извращенец – это когда отклонение от нормы уже приносит вред. – Понятно. Ты не извращенец, но от нормы отклоняешься. Так? – Изредка. И – незначительно. Лекари говорят – пока не стану взрослым, нельзя точно сказать, грозит ли мне превратиться в извращенца. А пока это считается только следствием порочного воспитания. А за недочеты воспитания полагается штраф. Вот. А мне не нравится, знаете ли, когда папку за меня штрафуют. – Он что, тебя за это наказывает? – Нет, он меня за это наказывает… – мы так заболтались, что и не заметили, как она тихонько подкралась сзади. – Понимаете, мистер, это вот он, вообще-то, меня должен наказывать. А он не хочет! Даже я хочу, а он – ни в какую. Привык, что за него отец всё делает. Вы ему не верьте – он таки настоящий извращенец! Он даже хотел, чтоб отец меня ему девственной оставил, не лишал невинности. Мол, вот подрасту – сам её и лишу. А мальчикам не положено, это им вредно, здоровье ещё не то. Мальчику хороший отец должен так подготовить свой подарок, чтоб сын потом мог наслаждаться со всеми удобствами. Так положено, так все делают. Вот его папаня меня и подготовил. Всё как надо сделал. А этот дурачок на него за это обиделся, даже поругался с ним тогда. Ляпнул, не подумавши: вот сам тогда её и наказывай, старый козел. И вообще, мол, себе её оставить можешь. И ещё много гадостей наговорил. А теперь он стыдится слов своих дурацких, но и отказаться от них не хочет. Ждет, видите ли, пока сможет сам меня натягивать, а до тех пор… А я ведь знаю… ну, чувствую, то есть… – Пока сам наказывать меня не научишься, у тебя на меня и не встанет. Вот! – Ну и радуйся, дура. Тебе же легче. – Нет, ну вы, мистер, видали такого олуха? Чего это мне легче, по-твоему? Чему радоваться? Что меня папка твой наказывает за твоё упрямство? А ведь он карает, ого, как! Я ведь уже аж писаюсь по ляжкам со страха на пороге, входя к нему в комнату, когда ему угодно меня вызвать за наказанием. Вот! Или мне радоваться, что я твой жалкий писюн никак не могу научить мною пользоваться? Этому мне радоваться, да? Этому? Да знал бы ты, каково это женщине – уже второй год терпеть, никем ни разу не натянутой!… – Заткнись, сука! Я тебя порю? Сколько хочешь! Я тебя щупаю? Где и как только попросишь! А натягивать – жди. Когда смогу – тогда и начну. Ещё, глядишь, умолять меня будешь, чтоб пощадил… – Ха! Порет он меня! Щупает! Да мне ж, дурачок, от этого только ещё сильней хочется. А вот делал бы всё, как папка велит, так, небось, давно б уже драл меня в полный рост. А ты мне что? Два раза в год на выставку вместо этого? Нужны мне больно эти медальки дурацкие… – Эй, молодежь, погодите ссориться – успеете ещё. Объясните лучше мне, что ещё за выставки? – Выставки? Обыкновенные. Какие ж ещё могут быть выставки?… Ну, я мою туда вожу. И другие водят своих. Там их разглядывают, оценивают, обмеряют, взвешивают. Потом каждый со своей выступает – показывают, чему выдрессировать сумели. Моя уже шесть медалей получила – вы, мистер, не глядите, что она здесь такая наглая, там она зато – как шелковая, любит, сука, когда её наготу сотня мужиков сразу разглядывает. Имя Цитата Ссылка на комментарий https://forumkinopoisk.ru/topic/137959-baykadpom-kocmodup/page/13/#findComment-8346201 Поделиться на другие сайты Поделиться
Scud-IIEPBblu 23 декабря, 2021 ID: 302 Поделиться 23 декабря, 2021 4. – А ты сам будто не любишь меня им показывать, чтоб тебе все завидовали… – Да, люблю. Очень люблю. А то – как же?! – Любишь её голой толпе мужиков показывать?! – Ага, голую, разумеется. Их ведь, вообще-то, только зимой можно попоной накрывать, когда выгуливать водишь. Это только я так свою разбаловал. Вот. А ты, сука, будешь много огрызаться – запру-таки на ночь в холодный погреб! Голую и без попоны, поняла? Это тебе, небось… это тебе – не у меня в постели всю ночь нежиться!… – А я там замерзну, заболею и сдохну. Будешь потом всю жизнь локти кусать, что твой папаня меня драл, а ты – так и не попробовал. Что, съел?! Бе-е-е… – Не обращайте внимания, мистер, – это она нарочно перед вами кривляется. Любит, сука, мужское внимание… И знает же, тварь, как его на себя обратить. О, вы б её повидали на выставке!… Медали-то те ей, может, и до лампочки, а вот чтоб мужики пялились, как она выступает… Так старается – аж из кожи вон лезет… – Погодите, как же это? Если выставки дважды в год, а она твоя – меньше двух лет, так откуда тогда столько медалей? – Нет, я у него уже больше трех лет, мне ведь уже пятнадцать скоро… Как вы это, мистер, называли? Рабыня, да? Ой, как здорово звучит! Рабыня! Всем теперь буду хвастаться, что господин меня такой кличкой осчастливил… Ой, нет, ну не людям, конечно, что вы?! Только своим – на площадке, в салоне… – А, ну, если там – можно, разрешаю. Там ещё и не так хвастаются – кто тебе там, дура, поверит… – Слушайте, да неужели вы ещё не устали ссориться? Я же вас прошу… Мне это важно понять… Я ведь хочу здесь навсегда поселиться… – Только папке моему этого не сказаните! Вы же, мистер, знаете: иммиграция у нас вне закона. У нас и эмигрант-то за всю историю был лишь один – да и тот через год не выдержал, вернулся назад… – Это я знаю – читал. Не в курсе, правда, чем там закончилось. Так его, значит, обратно впустили? И как?… – Легко. Чего ж не впустить? Мы никому въезд не запрещаем. Только вот наше гражданство вернуть уже невозможно. Ни вернуть, ни купить, ни заслужить. И чуть подумав, добавляет, как бы извиняясь за законы своей страны: – Вам, вот, мистер, кстати, тоже придется оставаться иностранцем. Ну, пока не надумаете уехать. Или… простите… – до дня естественной кончины. – Это я, в принципе, и сам знаю. А что, выслать меня разве не могут? – Без вашего желания – только если уже в гробу. Ну, понимаете, иностранцев у нас хоронить запрещено, поэтому… Если родственники захотят – могут вывезти тело. Иначе бывшего иностранца кремируют, а прах высылают по почте – на его родину, до востребования. Печально, но так уж закон велит… – Подожди, а что тогда вообще дает гражданство? – То есть?… – Мистер имеет в виду: почему лучше быть гражданином, чем иностранцем? Так, мистер? Не морально, а на практике. Права и привилегии гражданина. Понял? – Знаете, мистер, вот вас, наверно, это очень рассмешит, но – только право считаться гражданином. То есть, на практике – право быть похороненным на нашей территории и право наделять гражданством своих детей, рожденных в законном браке с нашими гражданами противоположного пола. Больше – ничего. Абсолютно ничего… – Значит, я здесь жениться не смогу? – Сможете. Но ваши дети останутся иностранцами. И внуки, и правнуки, и т.д. Так что вряд ли вам удастся найти желающих из числа гражданок. Но это вовсе не проблема, у нас ведь и иностранок сейчас хватает. – Врешь, иностранцев гораздо больше. Но вы, мистер, не думайте, они, в этом смысле, вам не соперники – они к нам едут, чтобы покупать себе… нас, рабынь, как вы нас называете. Но вывезти рабыню невозможно – они только здесь, у нас в стране, разрешены. А вокруг – цивилизация и прочие ужасы. Вот. А иностранки… Они даже рабынями стать не могут. И рабынь рожать – тоже. Не говоря уж про гражданок. Только таких же иностранок, как сами. Но кто ж сюда приедет за иностранкой?! Глупо. Их ведь во всём мире полным-полно. Так что найти здесь, при желании, жену-иностранку – не проблема. – Кстати, а сколько у вас стоят… свои? – О, вот это вопрос! Широчайший диапазон цен, знаете ли. Всё зависит от её возраста и экстерьера. Девственницы, правда, раза в три дороже, обычно, чем б/у, но и они попадаются по чисто символическим ценам – если, скажем, товар лежалый или внешность малость того… некондиционная. А бывают, конечно, и очень дорогие. Я читал когда-то, что рекордно огромную сумму, самую большую со дня начала Реабилитации, у нас кто-то заплатил не за что иное, а именно за одну молоденькую девственную красавицу. Ей тогда, помнится, даже титул присвоили – Мисс Реабилитация, кажется… – Меня, вот, например, этому балбесу его папаня купил аж за целых сто сорок шесть тысяч джьянгов. Я – дорогая штучка! Очень дорогая! – "Дорогое говно, всё равно – говно!" – люди правильно говорят. Да и было это три года назад, а сейчас бы ты – тогдашняя, я имею в виду, двенадцатилетняя – и на сто двадцать не потянула бы. Дефляция, мистер, дефляция – наша валюта уж больно быстро растет в цене. Хотя все говорят – это хорошо… – Ого! Пусть даже сто двадцать!… Черт! Да это ж… Два шикарных лимузина купить можно. Э-э-э, ну, там, у нас, я имею в виду. – Тьфу! Да кому оно интересно, это вонючее железо?! Не, у нас такой дрянью: радио, телефонами, автомобилями и прочим хламом – одни только блюстители пользуются. Ну, ещё лекари – изредка. И за это всем им полагается надбавка к жалованию – за моральный ущерб по служебной необходимости. А чтоб подобную гадость да кто-то за деньги покупал?! Не, такими жуткими извращенцами только цивилизация людей делает. То ли дело – моя! Папаша как пришел в питомник, да её как увидал в клетке, да она с ним как поздоровалась, да как ему стукнуло в голову такую красотку девственности лишить – так он, старый хрен, почти неделю глаз не сомкнул – всё трясся от нетерпенья да всё руки потирал, пока там бумаги на неё оформлялись… – Ага-ага, помню. Трижды в день приходил к нам в питомник – полюбоваться мною. Да всё докладывал мне, как оформление продвигается. Да всё рассказывал мне, как же ему уже не терпится моим телом насладиться, моей девственностью полакомиться. Всё, помню, сторожам деньги совал, чтоб они мне велели с ним ещё и ещё раз здороваться. Да меня конфетами дорогими угощал. Я ему за это свою невинность показывала, писю пальчикам раздвигала – и давала полюбоваться, а он тогда велел мне ручку сквозь решетку высунуть да давал мне сунуть её к нему в карман брюк, чтоб самой пощупать там его отвердевшее мужское достоинство, которое мне ту невинность вскоре рвать будет. – Представляю… То-то ты, небось, радовалась! Спорю – так вся млела, сука, что аж ссалась от удовольствия! – Точно! Всякий раз – такая лужа!… Меня соседки аж возненавидели от зависти. Стучали на меня сторожам безбожно… А те меня за это наказывали – им же за мной прибирать. Даже ветеринару жаловались – дескать, бракованная, терпеть не приучена, ссётся прямо в клетке. Но тот умный был, бывалый – сразу всё понял. Даже наказывать меня за это запретил. Так что они меня за это только пороли да пол в клетке вылизывать заставляли. А током по ножкам обоссаным уже не били больше ни разу… – Да просто знали, небось, уроды, какие деньги за тебя уже внесены папкой… Ежели чего, так ведь – хрен, расплатишься… – Да, наверно. Потому и смели только пороть. Подвесят бывало меня за ноги, ветеринар пока не видит, и – по жопе меня, по жопе! Да долго так… А если визжу уже недостаточно громко – подвес-то разведут, чтобы ножки мне раздвинуть пошире, да как натрут мне писю жгучей мазью – да плетками по ней, плетками! А потом, как пороть уже устанут, снова её натрут – так положено, чтобы ссаться в клетке впредь неповадно было. Ну, а перед самым часом посетителей мне её уже не трогали – знали, что мой покупатель явится обязательно. А у него и без того ведь аж глаза на лоб, как в писю мне заглянет – он же без понятья, с чего это она такая красная да распухшая. Так они мне той мази жгучей вместо этого только в жопку малость вмазывали перед его приходом, чтобы я, значит, не особо сильно млела от счастья. А я всё равно – хоть в жопе и печет, что аж глаза на лоб, а я уж опять уссаться готова от нетерпенья – когда ж мне уже позволено будет со своим покупателем, со своим будущим господином, снова поздороваться. Ах, черт – как же мне все суки в питомнике завидовали… И с каким нетерпеньем я ждала, пока закончится волокита с оформлением моей покупки… У! А уж как привез он меня домой, да как велел мне вылезти из моей упаковки догола и с ним по всей форме поздороваться… наедине, да без решетки между нами… – Врешь, сука, не наедине – я тоже там был. – Ну – ты… Разве я могла тебя вообще видеть? Ребенок ещё совсем, младше меня даже… А тут – мужик взрослый! Голый, волосатый, здоровенный. И уже – в полной готовности. Да я тогда только и видела, что его мужское достоинство – ух, какое громадное, да так грозно на меня восставшее! А уж как жопку задрала да вилять ею начала… – я уж и видеть ничего не могла, так глаза зажмурила со страху. Аж до тех пор, пока они у меня из орбит чуть не выскочили от боли. Ведь я тогда лишь раза два и успела жопкой вильнуть для господина, и пары слов ещё не произнесла, как он уж на меня накинулся – жадно, едва не с рыком! Вцепился мне в жопу задранную ручищами, да так вдул мне с нетерпенья! Так вдул!!! Так вдул!!! Я, ей-богу, думала – лопну, на фиг! Ах, как вспомню тот миг… – Ага, а как этот старый козел тебя пёр?! Помнишь? Я ж тебя, дуру, тогда раза четыре из обморока возвращал, два кувшина холодной воды на голову ей вылил, пока он в неё сзади наяривал. Честное слово, аж боялся, что не вытерпит сука, сдохнет – меня потом так и не порадует. А помнишь, сука, как ты тогда вопила? Жуть! Я чуть не оглох… – А то! С месяц после сипела – так голос надорвала, пока он меня драл. А уж кровищи, кровищи из меня натекло!… Мне как показали потом – так я чуть снова не сомлела… – Ага, точно. Я тот коврик, на котором папаня мою оприходовал, над кроватью в спальне своей повесил – первый номер в моей будущей коллекции. Я – как стану взрослым – буду каждый месяц добавлять по одному… – Да? А кто мне обещал драть меня ежедневно до самой старости? – Так ты тогда и будешь уже, считай, старухой. Ну и что с того, что первую свою закон продать не позволяет? Драть-то тебя он всё равно меня не обязывает. Вот и будешь с женой моей будущей на пару скрипеть зубами от ревности, слушая по ночам, как очередная молоденькая моя визжит у меня в постели. А я каждый месяц у вас обеих на глазах следующей купленной по обмену – со скидкой – новенькой лакомиться буду, лишая её невинности, чтоб всего через месяц сдать её обратно в питомник… А ты будешь молоденьких моих учить удовольствие мне доставлять, да жене помогать детей воспитывать. – …И воспитаю тебе твоего второго сына – такого же придурка, как ты, чтоб он тебя тоже старым козлом называл… – А я ему на одиннадцатый день рожденья подарю такую же суку, как ты… Нет, даже ещё дороже найду – моложе и красивей. Но главное – подороже. Дорогие суки – все стервы! И отдеру её при нём, как тебя тогда папаня драл – прям у меня в руках. И будет потом та маленькая сучка его изводить так же, как ты меня достаешь все эти три года… – Не посмеет – я его настоящим мужиком воспитаю. Научу его сук за наглость наказывать, да так крепко, что и твой папка, глядишь, обзавидуется ещё!… – …И кто из вас кому этим что докажет? Нет, малыши, вы меня, старого дурака, уж извините, что я суюсь не в своё дело, но хоть что-то вы мне можете нормально объяснить? Или вам обоим так не терпится побольше гадостей друг другу именно при мне наговорить? – Ну, отчего же "не в своё"? Это, вообще-то, только от вас, мистер, сейчас зависит. Понимаете, вот она чего вся так нервничает? Ждет, сука, когда я вам… Нет, когда я вас попрошу об одном одолжении. Знает, сука, что шансы мизерные, что вряд ли вы согласитесь, но всё равно на что-то надеется… Вот ведь дуреха!… Но ничего такого мне объяснить отрок явно не торопится. Поглядел на меня, как будто и с надеждой, но она его вмиг оставила. Головой покачал с сомненьем… И тут вдруг словно спохватился: – Ах, да! Вы нас извините, мистер, но нам с ней надо ещё доделать кое-что. Очень надо… Ну, сука, давай – покажи, как пятки отчистила. Знаете, меня уже ничуть не удивило бы, если б девчонка в ответ обматерила сейчас своего юного господина, не хуже пиратского боцмана. Но она, напротив, смиренно обнажилась и скатала в плотный валик свою попону. Не поднимаясь с колен, села на него, подложив его себе под задницу. А потом откинулась на спину и задрала ножки пятками в нашу сторону, широко раздвинув коленки и подхватив обе ножки ручками под них. Разумеется, меня и её покорность теперь тоже ничуть уже не удивила. Удивил меня вердикт мальчишки: – Грязные, – безапелляционно заявил он, не соизволив даже для виду бросить взгляд на протянутые к нему розовые девичьи ступни, – придется мыть, сука. Ссы давай, пока не отмоешь. Повторять приказ ему и на сей раз тоже не пришлось – девочка, не меняя позы, малость натужилась, пустила из себя тонкую струйку и, поймав её прямо на лету обеими ступнями, принялась послушно тереть их одну об другую. Не приходилось сомневаться, что подобное омовение ей отнюдь не впервой – её остро согнутые в широко раздвинутых задранных коленях ножки шевелились так умело, будто это она руки под краном мыла. Ей даже не было особой нужды всё время наблюдать за процессом, а потому она то и дело кокетливо стреляла глазками, словно проверяя, внимательно ли мы с её юным хозяином пялимся на неё. Да ещё и шлепала подошвами, будто хлопая в ладоши, если я хоть на секунду отводил со стыда взгляд от её розовых пяток – требовала подобающего внимания к своей юной нагой красоте. – Слушай, а она что, обязана всю жизнь на коленях ползать, да? Твоего отца штрафуют, если она встанет на ноги? – поинтересовался я, чтобы то, как я пялюсь на девицу и на её занятие, не выглядело уж слишком похабным. – Только во время выгуливания, – ответила красавица за своего хозяина, пока тот что-то соображал. – Вообще-то, главное, чтобы голышом и в разрешенных для выгула местах. И ещё, разумеется, с поводка нас спускать нельзя – только в лесу или на дрессировочной площадке. – Так чего ж вы оба тут тогда?… Передо мной, что ли, комедию ломаете? К чему оно вам? Вы ж меня, поди, больше и не увидите никогда… – Нет, мистер, что вы! Просто его папе хочется, чтобы он меня выгуливал на четвереньках и в наморднике. Хотя бы – что-то одно. Но под намордником не видно моей красивой мордочки, а за неё в салоне большие деньги плачены – меня ж там всегда очень дорогой визажист украшает для пущего удовольствия господина. Так что на наморднике его папаня не особо-то настаивает. – Ага, конечно… Только вот наказывает тебя, старый хрен, вдвое чаще, чем когда я тебя в наморднике вожу. Не говорит прямо, но… Я ведь слышу, как ты в его комнате визжишь, когда настает время для наказаний… Да и во внеурочные часы иной раз… – Дурак! Тебе-то что до этого?! Не тебя ведь он… А жалко меня – так давай сам наказывай, вот! Только без халтуры, как тогда, а всерьёз, по-настоящему. Его ведь не проведешь – он в этом деле крепко толк знает. – Заткнись, дура. Ты ведь, черт возьми, наконец-таки допросишься! – Ха-ха, вот уж – напугал. Знаете, мистер, а он ведь однажды хотел папашу перехитрить. Ну, я тогда что-то дерзкое сболтнула сдуру дома, не знала, идиотка, что папик подслушивает. А этот решил меня выгородить – взял у папаши мой каратель, пока тот не успел меня вызвать к себе на расправу, притащил его к себе в комнату, заперся со мной наедине, велел встать в позу… Ну, нас так обычно для наказания ставят. Вот. Засунул его мне в задницу… и даже накачал слегка. А мне велел орать что есть мочи, будто он меня на самом деле наказывает безбожно за дерзость и наглость. Но разве ж поорешь, как надо, аж до звона в ушах, когда тебе на самом-то деле не особо-то и больно? В общем, его отец нас раскусил запросто. И вечером уже сам меня наказывал – да ещё как!!! Да ещё – взрослым карателем, вдвое больше моего да вдвое толще! Понял?! – Я ж не знал! Не думал… Я ж наоборот хотел… – Спасибо! А мне – легче?! Я ж тогда, и впрямь, едва не сдохла!… Дурак, разве можно в таких делах взрослых обманывать?! Да мне теперь того урока по гроб жизни хватит!… Помнишь, тебя ветеринар отчитывал, что ты слишком жесток со своей… со мной, то есть. Ну, это, мистер, знаете – он меня тогда в клинику водил, никак понять не мог, чего это я так стону, как сяду посрать, когда он выгуливает меня. Переживал он, типа, не заболела ли я, не простудила ли себе жопку… Ещё и справку просил – чтоб меня официально под попоной можно было выгуливать… Дурак, да мне папаша твой тогда просто кляп воткнул в рот, чтоб самому не оглохнуть, пока меня накажет за твой наглый обман. Вот!… – Ох, ни фига ж себе! Ну и порядочки тут у вас, оказывается!… Однако… Я вот как-то раньше и не думал, что такие ужасы возможны… – Да нет же, мистер! Нет. Как вы не понимаете?! Это всё законно. Понимаете? Законно. А значит – правильно и справедливо. Надо только всё делать по-людски, как положено, без извращений. Тогда и будет всё нормально. – Нормально? Ох-хо-хох… Даже не знаю, ребята, как бы это мне самому себе внушить, что вот это и называется – нормально… – Да я, если знать хотите, своей жизни, со всеми наказаниями – даже включая то, самое нестерпимое, – клянусь!!! – ни за что на свете не променяла бы на вашу жуткую цивилизацию! А если б меня ещё наказывал тот, кому это положено, – так я бы вообще была просто счастлива. До умопомрачения! И терпела бы смиренно, пока дождусь наконец-то… Вот! А что в тот раз так уж вышло… – ну, да, ну, не повезло мне малость, попала к этому юному извращенцу. Его вина, конечно. А расплачиваться – мне. Тоже справедливо. Ведь я же – его. Его рабыня, да? Так у вас это называется? Так кому ж ещё расплачиваться?! – Хм, а в цивилизованном мире ты была бы человеком… – Вот ещё! Да на кой черт мне такое счастье?! Человеком быть? Да я б, наверно, давно бы уж удавилась тогда… – Прости, крошка – не понял. Ты разве не хотела бы быть человеком? Знаешь, а по твоему поведению этого никак не скажешь. Мне, во всяком случае, почему-то так показалось, что ты ужасно недовольна своим рабством. Ты, как мне кажется, и его-то всё время задираешь за то, что он – твой господин, а тебе это не кажется справедливым. – Чушь, ничего подобного. Наоборот. Он – господин, да. Но обращается со мной совсем не так, как нормальному господину пристало. Он, видите ли, желает – сам, наверно, того даже не понимая – чтобы я вела себя с ним, как с равным. Я ж вам говорю – извращенец. Сам, небось, в тайне мечтает… стать… э-э-э… чьей-нибудь рабыней, наверно. А у меня выбора нет: раз он хочет, чтоб я с ним именно так себя вела – мне остается только выполнять его волю. Ну, заодно, конечно, дать ему, дураку, почувствовать, какая фигня из этого всегда получается. – Тогда уж – не "чьей-нибудь рабыней", а "рабом" – у нас эти слова различаются грамматически , вообще-то… – А он мечтает быть именно рабыней! Представляете? Рабыня – мужского пола. Сдохнуть со смеху!… Знаете, мистер, все люди – немножко извращенцы. У вас там, в цивилизации, этого, может, и не заметно – ну, на фоне всех прочих ужасов и непотребств. А вот у нас… Вот поживите тут малость – сами в этом убедитесь. – Вот как? Слушай, а разве вам положено о господах так выражаться? Разве вы не должны всячески проявлять кротость и смирение? И вообще, у нас вот, там, в цивилизации, тоже, знаешь ли, когда-то, много-много веков назад, рабство было, и ничуть не хуже вашего, между прочим. Так вот, у нас в те времена, знаешь ли, любому рабу за такие слова… быстро язычок-то укоротили бы. Да и за одни такие мысли, пожалуй, тоже не поздоровилось бы… Имя Цитата Ссылка на комментарий https://forumkinopoisk.ru/topic/137959-baykadpom-kocmodup/page/13/#findComment-8346202 Поделиться на другие сайты Поделиться
Scud-IIEPBblu 23 декабря, 2021 ID: 303 Поделиться 23 декабря, 2021 5. – А это уж, извините, – к нему претензии, пожалуйста. Это ведь он меня так дерзко вести себя приучил. Вот вы, мистер, про мои наколенники интересовались, да? Так вот, его папаша, вообще-то, не настаивает, чтобы господин меня водил выгуливать в них. Ну, не требует, значит, чтоб я, выходя на улицу, опускалась на колени и ползала. Наколенники только мне регулярно новенькие дарит. Типа, с намеком. Как какой-нибудь повод, господину дарит новую плетку – мне жопку пороть, а мне – наколенники для улицы, самые модные… а себе – новый каратель для меня покупает. Да в тот же день обновку и испытывает. Так мне и говорит, веля опуститься в позу и жопу для мук подставить, успокаивает: это, мол, я тебя не за что-то там, а просто так… в честь праздника, ради удовольствия. И уже суя его мне в мою дрожащую от страха жопу, то же самое повторяет. И наверно – когда я уже ору надрывно, корчась у его ног, пока он насосом орудует, новый каратель в моей бедной жопке раздувает, – только я того уже слышать не могу – так больно! Поэтому сразу после, уже насладившись моей болью, господин снова мне повторяет, что это он меня не наказывал за что-то, а просто удовольствие получал. И хвалит меня, как я здорово мучилась, как старательно визжала. Он, видите ли, хочет, чтобы юному господину всего этого самому тоже хотелось. Чтобы очень этого хотелось, заметьте, чтоб он удовольствие получал, глядя на то, как я ползаю перед ним. Мне ведь дома ползать не велено, я ведь дома когда, только входя в господские комнаты, должна на колени опускаться: у господина – чтобы он со мной наигрался, прежде чем велеть мне в койку к нему залезть, а у его отца – чтобы выслушать, за что именно он меня сейчас будет наказывать и насколько сурово. Они оба считают, что это очень унизительно – а господину положено получать удовольствие, унижая свою рабыню. Мне вот на площадке приятельницы как-то жаловались, что их тоже никогда не натягивают. Но только это не по молодости, наоборот – их туда такие старики приводят, что давным-давно уж и не помнят, как вообще это делается. А рабынь себе всё равно покупают: кто уже взрослых теток, кто совсем девчонок, даже вдвое моложе меня есть, – это уж, смотря кто чего себе может позволить, как, то есть, у кого из них насчёт денег сложилось. – Так что ж они делают с ними?… – со своими, в смысле. – Что могут. Щупают, разглядывают. Ползать на коленях заставляют, жопами вертеть, ноги господину лизать. Порют ещё… – это нам, сукам, тоже невредно. – И только-то? Да уж, видать – и впрямь, дряхлые старцы… – Ну, кому сильно повезло, тем ещё иной раз велят мастурбировать – а сами глядят на это. Потом, правда, всё равно наказывают. Да так, будто она чем-то виновата, что господин натянуть её уже не способен. Я ж вам говорю – они все почему-то считают, что всё это – запредельно унизительно. И наслаждаются… вот этими своими глупыми предрассудками. Знаете – мне их жалко… – Приятельниц по площадке? – Нет. Их-то мне чего жалеть? Я ведь сама… я ж вам говорила – меня тоже уж почти два года никто не натягивал. Нет, господ мне жалко. Какие-то все они… не знаю, убогие, что ли. И воображение у них убогое, и все их желания… – Так что ж ты хочешь?! Возраст. Он, знаешь ли, никого не щадит… – Знаю. По себе знаю. Вот повзрослеет господин, сможет наконец-то меня драть по-мужски… А там, глядишь, пять-шесть лет всего – и уже будет глядеть на меня как на старуху. Сами ж слышали – в двадцать на службу пойдет, сможет тогда сам себе новеньких рабынь прикупать… А на что ему ещё деньги-то тратить? Жилье у нас бесплатное, государственное, жратва – тоже. Деликатесы какие-нибудь? Так ведь государственному служащему этого нельзя, неприлично. Чревоугодие – большой грех. А служащий должен служить примером рядовым гражданам. За аморальность ведь можно и лишиться должности. Самому лишиться, и всех своих потомков лишить будущего. – А малолетних рабынь насиловать – это не аморально? – Нет, разумеется. Они для того и существуют. Мы, я хотела сказать, для того и существуем. Это всё естественно, законы природы. Ой, как вы это назвали? Что, вы говорите, господа с нами делают? Насилуют? Да? Ой, какое смешное слово! Обязательно расскажу на площадке. В салоне, жаль, нельзя – ржать все будут, мешать визажистам красу нам наводить – господа потом недовольны останутся… А на площадке – ой, да там все со смеху враз лопнут! Эй, слушай, ты меня когда дрессировать поведешь? В этот четверг? Или аж до субботы терпеть придется? – А я тебя, сука, туда вообще, наверно, больше не поведу. Толку от этого… Надоело. Дрессируешь тебя, дуру, дрессируешь… – а ты всё наглее и наглее. Хватит. И в салон – тоже. Нафига? Деньги на ветер. Пусть вон папка водит, раз старому козлу уж так крепко хочется. А мне, если хочешь знать, так твоя мордочка больше чистой нравится, натуральной. Знаете, мистер: я её во сне видел пару раз настоящей, не размалеванной, да без ошейника, да без намордника дурацкого. Да не на коленях вел её на цепи, а будто сам нес её по улице на руках… – самый лучший мой сон, какой только помню. Понятно, дура? Вот. Ага, и полосы от плетки тебе, дуре, на жопе рисовать тоже больше не стану… – Ну, так будешь тогда по-настоящему пороть меня – прямо на улице. А я буду визжать на весь квартал от боли – самому же стыдно будет. Или придется тебе кляп мне в рот вставлять, как твой папа… Это, мистер, – для блюстителя. Мы вон там живем, в том розовом доме через улицу. Здесь, вообще-то, тихо, хорошо, малолюдно. У нас ведь очень хороший район, престижный – рядом с аэропортом. Тут одни только служащие живут, ничьи сюда не забредают никогда – тут им ничего не светит. А днем, когда взрослые на службе, а дети, у кого своего учителя нет, – в школе, так тут, считай, вообще никого, как в пустыне. Но там, на самом перекрестке, блюститель дежурит. Он, гад продажный, шакалит, за отдельную плату стучит папику: как господин меня вел выгуливать, и как – обратно домой. Вот и приходится… – Блюстителя дурить? – Ага, господин хочет делать вид, что папиным прихотям потакает, его капризам всем соответствует. Дескать, и на коленях он мне ползать велит, чтобы знала, сука, своё место – у господских ног. И попоной будто не накрывает до самых холодов… Да и жопу мне якобы он порет ежедневно… – Удовольствие, значит, получает? – Ну да, типа того. Сам, заметьте. Вроде даже без папиного веления… Только мы ведь того блюстителя продажного давно уж вычислили. Господин даже хотел сперва в околоток на него нажаловаться, чтоб выгнали паразита со службы, к черту, за коррупцию. Но только я его отговорила – на кой дьявол оно нам? Уж лучше, наоборот, дурака этого самим же и использовать – пусть расхваливает нас папику, его ж дурить совсем не трудно, он же дальше перехода в упор ничего не видит – из принципа не видит, не его, мол, дело. – Странно. А что ему мешает? Я ж, например, его отсюда вижу… – Ха! Его территория – только перекресток. А за пределами своей территории даже самый коррумпированный коп шакалить не посмеет – свои же попалят да настучат потом начальству. Или ещё как накажут. Служебная этика, если угодно. И соответственно – её легальные и нелегальные законы, писаные и неписаные. – Ишь, как всё тут у вас непросто, оказывается… – Ага. Сами себе выдумываем трудности, друг друга вынуждаем нас же самих дурить, сами радуемся своей глупости, сами же потом и злимся, когда обман вдруг случайно раскрывается… Хорошо, хоть есть мы, рабыни, – есть, значит, на ком зло потом сорвать, на ком можно за свои неудачи отыграться… А нам – что. Нам ведь лишний раз от боли визжать – только польза. Здоровье укрепляет, легкие отлично тренирует. А иной суке, глядишь, и ума малость добавит. Я вот, например: меня господин как выпорет хорошенько – так я потом полдня подлизываюсь, сама не знаю, как ещё ему свою благодарность за это выразить… – А чего он тебя на площадку вести не хочет? Он же говорил, что ты отлично поддаешься дрессировке, с радостью, типа. Или это только раньше было? – Да нет… Просто инструктор велел приходить с карателем. Выросла, говорит, твоя сука из детского возраста. Теперь, говорит, поркой жопы от неё уж ничего не добьешься – она, мол, от неё только балдеет уже. А этот, я ж говорила вам, никак не хочет научиться меня взаправду наказывать… извращенец, что поделаешь… – Так ты ж послушная! За что ж ему тебя наказывать-то? – Ну, мало ли… А вдруг – найдется, за что? Вдруг, у меня что-то не получится с первого раза? Или – забудусь, да ляпну что-нибудь дерзкое. Прямо на площадке, представляете?! Как за такое не наказать? Этого прощать нельзя! Да и вообще… Что это за дрессировка – без наказаний? Да и для общего морального климата… оно, того… – полезно. Там, знаете, мистер, для наказанья нас есть специальный помост – чтобы все мы видели, как господа своих наказывают, да как те корчатся от боли, смиренно терпя заслуженную кару, да чтоб хорошо все слышали, как те визжат и стонут при этом, как плачут и умоляют о помиловании, как клянутся хозяевам впредь покорными и усердными быть… Очень, знаете ли, способствует. Дисциплину поддерживает… – и аж зажмурилась красавица, мечтательно так… И я тоже тайком прикрыл веки, пытаясь вообразить услышанное. Думал, может быть, удастся найти в этом что-то приятное, изысканно эротичное. Только этого у меня никак не выходило – видать, проклятое наследие цивилизации мешало… – А он меня на том помосте только порет плетью, – обиженно продолжила после долгой мечтательной паузы юная бестия зло и капризно. – Дурак. Над нами же там все давно смеются! Даже некоторые из сук смеют открыто хихикать прямо ему в лицо – и хозяева этих мерзавок даже не думают наказывать. Редко-редко какую поводком по жопе только перетянут, если та уж больно нагло ржет… А уж чего мне от своих наедине выслушивать приходится, когда хозяева не слышат… Вам бы хоть раз послушать только, как они меня жутко презирают, что я недостойна даже наказанья карателем… А про тебя – да-да, про тебя, про тебя – они, знаешь, что мне говорить смеют?… – Да плевать! Всё равно мне туда больше не хочется. Во! Напишу на них ещё жалобу, что там хозяева своим позволяют над людьми смеяться. Потому, мол, я и не желаю пользоваться услугами этого очага морального разложения… Вот. – С ума спятил?! А вдруг следствие начнут? Да ведь половина хозяев тогда за это своих насмерть замучат! Дурак! Они ж их тогда не только карателями, они ж их тогда – и током, и огнем… Что, не знаешь – какие садисты среди людей порой бывают?! Даже думать не смей, идиот! – Тебе-то, дура, почём знать? Ты ж иной раз по неделе и карателя своего даже не видишь. Она ж, мистер, бывает, аж плачет по ночам в подушку, что давно не наказана, меня будит и требует, чтоб наказал её. Плевать, мол, за что, пусть хоть авансом, наперёд, – а она, мол, завтра отработает, напроказничает чего-нибудь. Или же врет мне, что уже натворила всяких делов. А когда не верю, сознается, что соврала, да требует за вранье её наказать. Рыдает, жалуется, что после долгого перерыва – во сто крат больней потом будет. Пороть её среди ночи приходится. Не то совсем, конечно, но – хоть какое-то ей облегчение. А поутру бежит к отцу, будит его нахально, да пока он злой спросонья – что-то врет ему, видимо. А может быть, кается в чём-нибудь. Знаю только – орет потом в его комнате как резаная. А после корма, как отойдет уже малость, – так вся такая довольная, на прогулке важно так вышагивает, даже блюстителю на перекрестке жопкой своей, горящей краснотой после наказания, иной раз вильнет игриво. Кокетка ещё, красножопая! Мне аж стыдно тогда её выгуливать – так гадко смотрится, когда она с только что наказанной жопой, а вся при этом такая довольная. Соседи, небось, думают на меня, будто это я её с утра отодрал противоестественно… А её, суку, это ещё сильней радует… – Сам будто лучше?! Как ты первый день меня выгуливал, когда из меня кровь всё ещё капала – забыл? Гордый такой ходил, довольный… Думаешь, не знаю, что ты потом всем хвастался, будто сам меня девственности лишил? – Так я ж надеялся… Ну, да, нахвастал заранее. Думал, купит мне тебя папка – у меня и встанет, как только будет уже, в кого его сунуть. А потом ждал, что он… Думал, вот-вот, со дня на день. Какая, думаю, разница? Ну, да, ну, не сам, ну, подумаешь, – всё равно же видел, как тебе понравилось, слышал, как ты визжала, да за сиськи тебя тискал в это время. – Вот и хвастал бы, что у меня на сиськах синяки от твоих рук. А ты?… – Да я и не врал, будто сам тебе вдул. Только рассказывал, как ты орала да вся извивалась. Как из тебя лилось, да как ты сознанья лишалась… Как тебя водой холодной отливал, снова в чувства приводил… А они все уже… потом… сами… поняли так превратно. Вот. А я ведь и сам надеялся, что вскоре отдеру тебя не хуже папки. – Хвастун! Представляю, как бы ты расхвастался, если б и вправду меня тогда отодрал! По сей день бы, небось, только о том и тараторил бы, что ему довелось первую свою да самому лично лишить девственности… Это тебе, видать, такое наказание – за хвастливость твою. А из-за тебя – и мне тоже… – Кто ж ожидал, что ты такой наглой окажешься, что у меня на тебя уже три, почитай, года, а всё никак не встанет. Да такую дерзкую суку, чтоб ты знала, даже пороть, и то – никакого удовольствия. Вот… – Врешь ты всё. Тебя, скажешь, мальчишки своими не угощали? Вспомни, когда ты им пива контрабандного на площадку пронес. Угощали! И ни на одну из них у тебя тоже так и не встал. Вот! Не встал – как те ни старались. А уж те-то какие все кроткие да смиренные!… Да ещё и на площадке, где даже я – сама покорность. А у тебя не встал, не встал, не встал! Ещё и врать пришлось, будто недавно только, дескать, так со своею душу отвел, так он, типа, на мне порадовался без мерки, что теперь пару дней отдыха ему, значит, позарез необходимо. Это, мистер, знаете, они тогда в отхожем месте спрятались от взрослых, чтобы алкоголь впервые попробовать. А потом, спьяну, забаву такую придумали – своими друг друга угощать. – А! Понятно. Так вот почему ты не три года терпишь, а лишь меньше двух? – Нет, не поэтому. Меня они тогда даже не позвали. Это ж он их пивом там угощал. А они потом своих свистнули – так им понравилось, что они хотели его отблагодарить хоть чем-то. Вот и додумались его своими угостить. Пользуйся, мол, нам для тебя ничего не жалко. Пьяные ведь, а алкоголь – зло, наследие прошлого и отрыжка проклятой цивилизации. Вот. А когда ни у одной суки не вышло его возбудить… тогда уж и решили – друг друга порадовать. Это мне их сучки потом сами рассказали. Вот. – А как же – насчёт двух лет? – О, а это уж – отдельная история. Но я её не смею сама рассказывать. Только если мне господин прикажет… – Прикажу. Обязательно прикажу. Расскажешь мистеру, как тебя… У неё, мистер, это так здорово получается. Аж плачет со стыда – но рассказывает. Аж сомлевает, чувств едва аж не лишается от сладостных воспоминаний – но прервать рассказ не смеет. Вам, мистер, должно понравиться. Но только, мистер, это потом, чуть попозже. Вы ещё просто не готовы, вы ещё, по-моему, слишком мало узнали – не сможете всё выслушать и воспринять адекватно. И удовольствия надлежащего от её рассказа да ото всех прочих её стараний потому тоже никак не получите. А это, мистер, не хорошо, знаете ли, когда такие талантливые рассказы, да ещё и не кого-то там, не случайного свидетеля, а самой главной героини, от первого лица, – даром только воздух сотрясают. Безо всякого толку – значит: бестолково… – Спасибо за заботу. Да, верю, немало мне, видать, ещё предстоит узнать от вас. Понять и принять. Проникнуться духом. Переварить, как у нас это называют. Тогда, может, продолжим? Так на площадке, говоришь, всех других постоянно наказывают, да? – Нет, только самых наглых из нас. Ещё – самых тупых, конечно. Да тех ещё, какие без этого сами и пяти минут не могут. Или просто хозяин уж сильно зол бывает. Или некоторые хозяева ещё любят своих в зад драть у всех не виду, прямо не помосте, – так сразу после наказанья это удобней всего делать, пока у суки жопа хорошенько растянута карателем. Или наоборот, если какая сука на людях стесняется хорошенько возбудиться, пока хозяин изволит её иметь прилюдно, вот за такую наглость наказать любую из нас – это дело святое… А так ведь там дисциплина – закачаешься! – Всем так нравится, когда их дрессируют? – Мне – непередаваемо. За других, правда, не скажу, а мне – очень. Да и то, едва ли не единственная отрада. Настоящая, стоящая. А то ведь пока я наконец-то дождусь… Только дисциплина – не оттого. Нравится, не нравится – ни одну суку никто там не спрашивает. Там ведь нас много приводят. И так выходит, что тот помост для наказаний никогда не пустует – хоть одну проштрафившуюся суку на нём в любой момент увидишь – как она воет, слезами брызжет в два фонтана, да своей наказываемой хозяином жопкой вертит. Извивается, сука, от боли, как змея на углях… Очень полезное зрелище! – На себя бы поглядела, когда тебя, дуру!… Я, мистер, наблюдал, как папка её карателем мучает. Ну, не из любопытства, конечно. Это он мне велел стоять рядом и глядеть. Хотел, старый козел, чтобы мне понравилось, чтобы я сам потом её так… Раз десять, наверно. Так я, в конце концов, как-то раз не выдержал – чуть не с кулаками на него… Ага, даже сам теперь не верю, что посмел тогда. Разругались с ним, в общем. Хотел даже из дому удрать. Хорошо хоть, что она меня вовремя отговорила – её, мол, тогда обратно в питомник папка сдаст. Он такой – он может, я знаю… – …Тем более что саму себя ни одна сука во время наказания не видит, – как ни в чём не бывало продолжает эта засранка, будто и не слышала она, что её хозяин только что рассказал. – Вот меня, к примеру, хоть прямо к зеркалу поставь в позу, а как каратель в жопе – тут уж и света белого не видно. Одни слезы, да искры из глаз, да ещё марево кровавое. Да ещё и уши лопаются от своих же собственных диких воплей. Недаром же нам всем хозяева всегда так подробно растолковывают заранее, за что именно будут сейчас наказывать. А меня, например, его папа приучил ещё и заучивать, а потом самой повторять, за что я сейчас буду наказана. А потом, уже после наказания, как очухаюсь малость – ещё раз. Чтоб проверить, как я усвоила. И не надо ли ему меня наказать повторно. Вот так. – Так тебе, что – нравится самой, что ли?! – Здорово кто-то штуку эту придумал, – мечтательно вздохнув, продолжает свою лекцию о пользе наказаний девчонка, точно так же пропустив мимо ушей и мой удивленный возглас тоже. – И сам способ нас наказывать ею – ох, и здорово! Вот и на площадке – оно же самое. Крепко продумано, как нас всех, сук, враз отучить от любой дурости. И хозяева это понимают, ценят заботу. И потому ни один не наказывает свою, где придется, – только на помосте, чтоб для общей пользы. Толково. Если б ещё не некоторые саботажники… – Сука же ты… Я ж тебе сколько раз уже говорил… Вот так ты, значит, про это думаешь, да? Ну так пусть тебя старый козел и водит дрессировать. И на выставку пускай сам тебя водит. Он, небось, и там придумает, за что бы это такое ему тебя, дуру, лишний раз наказать. Наслаждайтесь! Хочется ей, видите ли, чтоб её регулярно наказывали. Вот ведь – дура. Ну, так и ходи потом с рваной жопой! Думаешь, сука, я ещё хоть раз пойду в аптеку – мази и снадобья для твоей жопы покупать? Думаешь, мне тогда, жуть, как хотелось рисковать, да? А я-то, дурак, две ночи в читальне просидел, гору свитков перерыл для неё… Знаете, мистер, моему папке здорово влетело бы, если б знахарь догадался, что я не для человека снадобья у него покупаю, да настучал бы, куда следует. Для них ведь можно зелья только у ветеринара покупать. А тот обезболивающих не продает – сукам не положено. Им мучиться полезно, чем больше, тем лучше – так считается. Вот пришлось читать да выдумывать – каким людским снадобьем ей жопку лечить… Имя Цитата Ссылка на комментарий https://forumkinopoisk.ru/topic/137959-baykadpom-kocmodup/page/13/#findComment-8346203 Поделиться на другие сайты Поделиться
Scud-IIEPBblu 23 декабря, 2021 ID: 304 Поделиться 23 декабря, 2021 6. – Слушайте, молодежь, а вы меня, часом, не дурите? А? Вот сколько вас слушаю, всё никак в толк не возьму: что, и правда, такое бывает? Или я всё ещё сплю, и мне всё это снится – в кошмаре? И не верить вам нет причин, и поверить никак не могу – уж больно страшно. – А вам-то, мистер, чего страшно? Вам-то, лично вам, – чего бояться? – Больше всего? Ну… Вот как окажется, что всё это мне действительно только снится. Тогда, значит, – с головой у меня что-то не в порядке, раз она такую жуть способна выдумать… – Да? А эрекция у вас – от чего? От приснившихся кошмаров, да? Сидя в парке на скамеечке? Да вы, мистер, не прячьте, не прячьте – поздно, я ею уже вдоволь налюбовалась. И нечего так краснеть, мистер, – это-то как раз вовсе не стыдно. Стыдно, знаете ли, – когда её нет. – Сука… Это ты про меня, что ли? Да? Ну и стерва же ты… – Ой, нет! Что ты, дурачок?! Я вовсе не это имела в виду. Ты же знаешь – я ведь тебя за это никогда ещё не попрекала… – Ага, расскажи! "Никогда!" – конечно, целых две минуты уже, наверно. Я так даже аж соскучиться успел, всё ли, думаю, с моей красавицей в порядке? Уж не заболела ли, думаю, она, чего доброго? Бедненькая… – Ну прости, прости!… Я ведь сдуру, нечаянно. Я ведь не хотела… Ну, да – дура, виновата, признаю. Ну, хочешь – выпори меня за это. Вот прямо сейчас выпори. Вот прямо этим железным поводком выпори. Я, знаешь, как визжать от боли буду? Закачаешься! И пусть мистер тоже полюбуется, как надо строптивых дур пороть. Ну, пожалуйста… – Дура ты. И сука. Этим меня не удивишь. Но вот не знал, что ещё к тому же ты такая стерва. Ну чего, чего ты, сука, кривляешься? А?… Знаете, мистер, этот поводок, вообще-то, фальшивый. Он легкий, пластмассовый – контрабандный товар. Мне его дома прятать от папаши приходится. А на вешалке в прихожей у нас ещё настоящий висит, внешне – точная копия. И его я тоже прячу, когда свою веду выгуливать. На случай, если вдруг папаша нежданно средь бела дня домой заскочит. Выкручиваюсь для неё, как последний кретин – и вот она, благодарность. Сучья… – А я тебя просила? Сам ведь придумал. А вот водил бы меня на настоящем – я бы, может, и не наглела так. Да хоть не тряслась бы от страха, что кто-нибудь пронюхает и настучит папке твоему. Да и выпороть меня сейчас ты мог бы. И не только сейчас… А то он, видите ли, плетку с собой на прогулку принципиально брать не желает. Носит в кармане тюбик помады, чтоб мне липовые следы порки на жопке рисовать. А всё – чего ради? Чтоб меня же ещё и попрекать: как, мол, на него, бедненького, в лавке парфюмерной все таращились, когда он женскую помаду покупал там, да как врал им с перепугу, что это, мол, ему для грима, что он, мол, в школе учится, и там, мол, самодеятельность, школьный спектакль, а ему, мол, роль женская досталась. Да ещё – как умолял лавочника не вызывать блюстителя с лекарем, чтоб те его на нетрадиционность стали проверять… Тоже мне, герой, понимаешь ли. Нет чтоб просто суку свою держать в строгости, как положено. Надо ему, видите ли, самому себе проблемы искать… – Крошка, слушай, чего-то ты… Вот признайся честно: неужели тебе самой не приятно, что он к тебе… так относится – ну, по-особенному, что ли? – Приятно, разумеется. О, ещё и как приятно! Особенно – моей бедной жопке. Когда она со взрослым карателем внутри, а позади разъяренный папик насосом орудует. Аж глаза на лоб лезут да зубы об кляп крошатся – так приятно!… – Один раз всего и было-то… чтоб со взрослым-то… – Мало, да? Ещё хочешь, понравилось? Да ты хоть представляешь себе?… Ай, да уж где тебе представить. Вот сам бы разок попробовал… Нет, не со взрослым карателем – да ты, небось, и от моего-то враз свихнулся бы. Где уж тебе такое вытерпеть. А как моей жопой – так конечно! Чего уж там, ею можно и расплачиваться, её-то нам и не жалко… Не своя ведь… – Вот ведь – сука. И она, мистер, сама же требует, чтобы я её так мучил! Я, не кто-нибудь – я! Понимаете, мистер? Ну за что мне всё это? За какие грехи? И на кой черт, спрашивается, мне всё это надо?… – Хороший вопрос, вообще-то. Вот знаете, мистер, я давно считаю: все люди, все как один – извращенцы. И вы, мистер, извините, – тоже. Человек – это такая тварь, что всегда сам себе находит приключения на собственную задницу. Знает, в принципе, заранее, чем его очередная блажь закончится, и как ему за неё потом придется расплачиваться, – но всё равно, одуматься не в силах. Тут даже, знаете ли, от наличия мозгов в голове абсолютно ничего не зависит. Доказать? Запросто! Ведь как только непоправимое уже свершилось – сразу понимает, чего он, дурак, натворил. Почти – сразу. А почему? Да потому, что точно знал всё заранее. Знал, но не понимал. Не мог понимать, и не хотел. Потому и – извращенец. Но он, этот извращенец, вовсе не кидается сразу других своим печальным примером как-то вразумить. Не потому, заметьте, что понимает бесполезность. Нет. Хоть это и в самом деле – безнадежное занятие, но движет им, этим извращенцем, совершенно иное. Он, изволите ль видеть, и сам ещё в своей дурости не раскаялся. Это будет потом, когда расплата его уже настигнет. Но для этого нужны три вещи: надо её понести сполна, хлебнуть полной чашей; надо суметь это дело пережить, что уже само по себе довольно проблематично порой; надо ещё оказаться не полным идиотом и не сделаться таковым, терпя справедливое возмездие, – единственный момент, заметьте, когда наличие ума играет какую-то роль. Но между осознанием непоправимости содеянного и заслуженной карой бывает, как правило, довольно существенный промежуток. А пока – в ожидании неминуемого воздаяния – этот извращенец будет корчить из себя жертву несправедливости, борца за какие-то дурацкие идеалы… гения какого-нибудь непризнанного. Что угодно, лишь бы не сознаться – самому себе хотя бы – что сам, дурак, нарвался на нехилые такие неприятности, не столько сдуру даже, сколько по врожденной тяге к мученичеству и самоистязанию. И вот он тут же начинает других тоже подбивать на что-нибудь в этом роде. Ему, видите ли, невыносимо стыдно за собственную дурость – он ведь сам уже понял, что знал заранее, к чему его блажь приведет, никак не может не привести. А потому он, наоборот, тут же кидается других… вербовать под свои знамена, так сказать. Невыносимо тяжко ему, понимаете ли, чувствовать одного себя таким кретином – вот он и тужится побольше придурков толкнуть на тот же скользкий путь. Так ему, типа, легче будет – когда все вокруг тоже идиоты. Вот вы мне и скажите, мистер: тот, кто так поступает – кто он, если не извращенец? – Вот это да! Вот это, черт возьми, теория! Целое учение. Слушай, парень, вот давеча ты мне говорил, что она у тебя, типа, дура. Говорил? Ты хочешь сказать – дура до такого могла бы додуматься? Нет, постой, плевать – права ли она, и есть ли в этом хоть зерно правды. Плевать! Даже не додуматься, даже запомнить такое, если она и могла, допустим, что-то подобное от других услыхать. Черт с ним, пусть даже не вникая в смысл, пусть даже – наизусть, как стихи. Но ты прости – вот сам-то ты способен хоть на это? Я – так точно не осилил бы. Готов спорить – и за месяц не смог бы даже выучить. И чего тогда, скажи, стоит наше с тобой великолепнейшее, как ты сам утверждал, образование, если нас дура, как ты её называешь, вот так вот запросто сейчас "сделала"? Скажи, ты себя после этого не чувствуешь идиотом? Я так, например, – чувствую. Полным и безнадежным. А ты? Ну-ка, попробуй, скажи мне теперь, что она – дура. – Я… Э… Она… Ну… Её… М-м-м… Черт! Но она ведь мне никогда ничего такого… Я… Да я и подумать не мог даже… Дьявол! Нет, не может быть. Слушай, ты! Да как ты сумела… надуть так всех? Нет, это невозможно – там же такая комиссия… Такие тесты… – Ну, это, сказать по правде, совсем не так легко оказалось, как я поначалу надеялась. Комиссия – фигня, а вот тесты обмануть… Ох, тут пришлось-таки дать копоти. Очень уж они крепко продуманы. Я аж упрела, пока нашла способ их все пройти… как мне того хотелось. – Врешь, это невозможно. Я знаю эти тесты. Их не проведешь. Гарантия. Они, видите ли, мистер, рассчитаны на IQ аж до 300. А больше 200 ни у кого не бывает, мне так учитель говорил. И я сам проверял. Я ж вам не дурак, у меня IQ 115, и всегда они давали стабильный результат. А теперь вы меня хотите убедить, что у моей IQ выше 300 оказался, да? Бред! Полный бред! Нет, видали такую?! Ха – гений, тоже мне, сыскался! Гений с голой жопой – стерилизованный, дрессированный, по жопе плетью поротый да папкой моим изнасилованный! Ой, не смешите! Ой, умора! Сдохну сейчас!… – Не трогайте его, мистер. Это – истерика, это скоро пройдет. Нет, вы, мистер, не подумайте только – я ничего такого… Да я и не знала, что это невозможно. Просто мне очень хотелось. А способ был только один. То есть, я думала, что он у меня был. Надеялась. Хотела надеяться. Я ж не знала… Ну, а что мне – до двадцати лет в девках сидеть прикажете, да? У нас же этих, воспитанных, только аж в двадцать замуж выдают, не раньше. А мне никто не сказал, что это невозможно. Вот если бы меня предупредили… Ой, да что я болтаю? Тоже истерика, наверно. Вы меня, мистер, не слушайте – я ведь дура. Дура – дурой. Голая дура – дрессированная и поротая. Да ещё изнасилованная. Ага, по собственному желанию изнасилованная. Или так, мистер, скажете, не бывает? – Слушайте вы, юные дарования! Вы с ума-то только не сходите, ладно? Не оба сразу хотя бы. Вы ведь мне, помнится, помочь во всём разобраться обещали. – Ошибаетесь, мистер. Это только он мог вам что-то обещать. Я не могла… да и не могу. Я ведь не вольна распоряжаться – что господин прикажет, то и делаю. Всё, чего он приказать соизволит. Ни более – ни менее. Даже если он и впрямь спятит – всё равно. Так что, мистер, вы уж извините, – не по адресу претензии ваши. – Ах, так? Ладно, допустим. Только вот я, признаться, всё равно уверен, что на самом-то деле это ты им вертишь, как тебе заблагорассудится. Скажешь – нет? – Ой, что вы, мистер?! Разве можно?! Да и посмела бы я разве? Ой, не говорите только это ему… ну, когда он очухается. Хорошо, мистер? Не скажете? Обещаете? А я вам за это могу один секрет выдать: хотите, чтоб он вам действительно помог? – Разумеется. – Разумеется – хотите? Или, разумеется – обещаете? – Дьявол! Да ты, крошка, как я погляжу, и впрямь – ушлая бестия. С тобой, видать, надо того – ухо востро. – А поможет? Думаете? Нет, вряд ли. Никому ещё не помогало. Но есть другой путь, гораздо проще и гораздо лучше, надежней: со мной, мистер, надо – по-честному. Только и всего. Так как? Обещаете? Только – по-честному. – Обещаю. По-честному. Могу даже поклясться. Присягнуть. – Это излишне. Я простому обещанию больше верю. А клянутся и присягают, как я успела людей узнать, только когда собираются обмануть, предать… – Ладно, я пообещал. Твоя очередь. Слушаю. – Да, мистер. Вот мой секрет: вы от него так толку не добьетесь. Он вам ничем не поможет задаром. Хотите настоящей помощи – выполните его просьбу. – Какую просьбу? Он, вроде, ничего от меня не хочет. Он же ни о чём меня и не просил. – Он собирался. И надеюсь – попросит. Одно-единственное. Просто вы, мистер, тогда ещё не готовы были её услышать… и воспринять адекватно. – Вот как? А теперь готов, да? – Сомневаюсь… Нет, мистер, пожалуй – рановато. Вы, по-моему, до сих пор ещё не готовы к этому. Потому я и рискнула вас заранее предупредить. Очень вам советую выслушать её спокойно, без истерик, без нервов. А там уж вам самому решать – согласиться ли. Только – мой вам совет – без глупых эмоций. Спокойно и взвешенно. Договорились? – А что за просьба-то? Я ведь рад помочь, если что-то в моих силах. Только я же должен, наверно, знать: чем именно? – О, этого я вам сказать не могу. Не имею права. Это только господин – если ему так будет угодно – может решить. А я, простите, и так уже сказала больше, чем мне можно. – Ладно, хорошо. Обещаю не психовать. И обдумать обещаю. Здраво – хотя бы, насколько это мне окажется посильным. – Вот и отлично. А я вам расскажу, что должна рабыня говорить мужчине, когда она с ним здоровается. Вам ведь это интересно, правда? Только не сейчас, ладно? – Ладно. Я про это, честно говоря, уж и думать забыл. Не сейчас? Хм, а когда? – Именно тогда, когда это будет уместно – можете не сомневаться. А теперь, мистер, давайте помолчим немного – он, кажется, скоро уже очухается… – Ладно. Помолчим… Имя Цитата Ссылка на комментарий https://forumkinopoisk.ru/topic/137959-baykadpom-kocmodup/page/13/#findComment-8346204 Поделиться на другие сайты Поделиться
Scud-IIEPBblu 23 декабря, 2021 ID: 305 Поделиться 23 декабря, 2021 7. Помолчим. Подождем, пока мальчишке полегчает, пока он в себя придет после такого шока. Шутка ли! Такое вдруг узнать!… Это после всего… Даже после того, что он мне рассказать успел. А ведь это, понятное дело, – далеко не всё ещё, из того, что он мне мог бы рассказать. Да уж, молодость. Взрослому, небось, такого удара уж нипочём не пережить бы. Я б, к примеру, на его месте, боюсь, сразу спятил бы. Наверняка… Да оно и полезно – помолчать малость. Обдумать кое-что, многое услышанное как-то переварить. Хоть попытаться. Ведь что я раньше знал-то? Здесь ведь даже радио давно нет. И прочей дрянью здесь тоже никто не пользуется. Ни тебе СМИ, ни тебе прессы. Книги – только древние. Или импортные. Но те пока цензура все перечитает, чтобы там не содержалось заразы цивилизации… – не один, поди, год на каждую уходит. Театры здесь зато какие! Знатоки-театралы со всего мира сюда съезжаются. Если, конечно, они не могут себе позволить роскошь навсегда здесь поселиться. А какие здешние поэты стихи пишут! Закачаешься! – как эта странная юная красотка с IQ>300 любит выражаться… Именно пишут, от руки, в одном единственном экземпляре. Их, правда, вывозить запрещено, только читать, но, тем не менее, многие изданы по всему миру – кем-то для этого специально здесь заученные наизусть. Или – кропотливо вручную переписанные. Да и проза здешняя, тоже в списках – прозу ведь наизусть не особо заучишь. Знаете, страна эта – она, кстати, даже названия не имеет. Все – и здесь, и за рубежом – её называют просто Страна. И всем сразу ясно, о какой стране идет речь. А некоторые – наподобие меня – её про себя зовут СТРАНА. Я бы её тоже так называл, но я надеялся поселиться здесь, а у них, как мне было известно, не особо любят, когда что-то – чересчур. Даже в патриотизме: что слишком – то уже перегиб, извращение. И это во мне всегда вызывало ещё большее уважение. Так вот, Страна, если на карту посмотреть – бесформенная клякса, как и любая другая порядочная страна. Границ с соседями, правда, у неё нет, она – островное государство. Причудливой формы остров в море, омываемый теплыми течениями. Но если поглядеть на карту Страны, как её здесь рисуют, вам сперва бросится в глаза геометрически правильная фигура – цветной ромб. Ромба как такового там вы, правда, не найдете – это только иллюзия, обман зрения. В вершинах того иллюзорного ромба находятся четыре точки контакта с внешним миром. Ровно четыре места, куда допущены цивилизованные с их транспортными средствами. Во-первых, это город, где я сейчас нахожусь. В нём цивилизованным дозволено держать аэропорт, чтоб прилетать сюда по воздуху. И для удобства иностранцев этот город так и зовется – Аэропорт. Пройдя пешком треть Страны налево, вы попадете в город Гавань, там цивилизованным было позволено построить морской порт и, соответственно, приплывать туда на своих кораблях. Направо – на таком же, примерно, расстоянии – самый многолюдный город Сабвэй. Туда, как нетрудно догадаться, цивилизованным позволили проложить туннели, и они теперь никогда не пустуют. Добираться подземкой вдвое быстрей, чем плыть по морю, а разницу в цене билета ты всё равно проешь за лишнее время в пути. Потому в Гавань куда больше ходят грузовые суда, чем пассажирские лайнеры. С другой стороны, сюда лететь авиарейсом – втрое дороже, чем поездом. Хотя, конечно, почти неделю под землей, под километровым, местами, слоем воды, в тесной грохочущей трубе, как бы там реклама ни тужилась расписывать несокрушимую прочность её стен из последнего писка моды – какого-то металлокомпозита со всей его цельновязанной арматурой из хваленой микропроволоки, суперэластичными связующими и супертвердыми наполнителями… Нет, лично меня туда ничем не заманишь. А вот в четвертом транспортном городе я побывать отнюдь не прочь! Он, видите ли, называется Космопорт – и недаром. Там действительно построен настоящий космопорт. Только построен он вовсе не цивилизованными – его построили самые настоящие инопланетяне. Они же теперь им и пользуются. И обслуживают его тоже, разумеется, они сами. Честно говоря, никто на Земле так толком и не смог понять, почему пришельцы из космоса выбрали для своего космопорта именно Страну. Но нигде больше они появляться категорически не желают. Видимо, вся наша цивилизация им почему-то слишком отвратительна. Сами они, правда, от обсуждения этой темы просто уклонились, отделались намеками, что, дескать, мы и за один космопорт им уже должны быть благодарны. Правдоподобно, между прочим. Уж и не знаю, насколько вся экономика нашей планеты сегодня зависит от этого космопорта. Но один факт, что джьянги, прежде – валюта Страны, теперь осталась единственной реальной валютой на всей Земле. Что сегодня во всём цивилизованном мире только ею и пользуются. Что те страны, где этому пытались хоть как-то противиться, разорились до нитки целой лавиной небывало жутких экономических кризисов, порожденных этими их глупыми потугами, и фактически полностью прекратили своё существование… Ох! Что ни говорите, а этот факт всё же крепко задуматься заставляет. Я, между прочим, читал даже прокламации некоторых радикалов, в которых прямо и недвусмысленно обвиняется правитель Страны, Его НЕ-цивилизованность Вожак Третий, что будто бы это он узурпировал всю мировую экономику. Как там утверждалось, "с помощью орд инопланетных оккупантов", разумеется. Это тем более смешно и нелепо, что не только каких-то там орд – даже единственную особь инопланетную на всей Земле видели всего лишь пара человек. И даже сам Его НЕ-цивилизованность – в их число не входит. Нет, инопланетяне сделали всё проще и умней. Они прислали на Землю одного единственного посла, уполномочив Его Высочество вести все – абсолютно все! – дела с землянами. И Его Высочество посол сам настоял на том, чтоб ему выделили для этого двух-трех чиновников самого наивысшего ранга, назначенных для этого лично самим Его НЕ-цивилизованностью – из числа тех, кому тот доверяет полностью и абсолютно. А у тех в подчинении – тьма чиновников множества рангов, и все дела ведутся исключительно через них. Но всякий, желающий те дела вести, обязан вносить за это плату в государственную казну Страны – в размере двенадцати жалований каждого чиновника, его делами занимавшегося – в пересчете на потраченное им на это время. Грабеж, скажете? Отнюдь. Кто так думает – трижды не прав! Во-первых, дело-то – добровольное. Не нравится – уйди и не отсвечивай. Ведь желающих по всей земле – тьма. Без тебя уж как-нибудь да обойдемся. Во-вторых, оно ведь, поди, того стоит. Недаром же некоторым так неймется, что твою очередь они с радостью купили бы за огромные деньги – раз так в тысячу больше, чем тебе придется официально в казну заплатить. Так что это, извини, не грабеж, это, напротив, – щедрая благотворительность. Ну, а в-третьих, – не это главное. Отнюдь не на официальную пошлину тебе придется больше всего раскошелиться. Ты ведь – цивилизованный, а здесь вести дела цивилизованным запрещено. Можешь только с оказией передать прошение. Его, конечно, изучат, кому положено. И даже объяснят передавшему, что именно в твоём прошении написано неправильно. Низший чиновник, этим занимающийся, потому и титул носит Младший Подающий Надежду. Их, Подающих Надежду, всего восемь рангов. И чтобы их всех пройти, твоему прошению надо быть составленным просто-таки идеально. С формальной точки зрения, в смысле. А вот решать это вправе лишь сам Подающий Надежду, до которого твоя петиция уже сумела дойти. Только рассматривать он её станет лишь при трех условиях: в ней уже учтены пожелания нижестоящих, его служебное время тобою уже оплачено наперед и, самое главное – закон при этом не нарушен. А это означает, попросту говоря, что передана та бумага именно с оказией. То есть, передать её для этого может лишь случайный человек. А таковым считается только турист, либо не бывший здесь более трех лет, либо вообще впервые сюда прибывший. И его тур, между прочим, должен включать в себя посещение Космопорта, а значит – быть из числа отнюдь не дешевых. Три дня в столице в дорогом отеле где-нибудь в самом центре Пречистой, посещение в ней храма Реабилитации во время службы, аудиенция у одного из Учеников Верховного Жреца – это программа-минимум для очень небедного туриста. А за отдельную плату в его тур может быть включено ещё и паломничество в Космопорт. Правда, вряд ли выйдет обойтись без спонсора или мецената: переться по каменным лабиринтам каньонов плато Независимости или продираться сквозь вековые заросли терновника вдоль побережья, чтоб потом платить штраф за каждую сломанную в пути веточку и каждый сдвинутый с места валун – что ни говори, удовольствие сомнительное и дороговатое. А все дороги в Космополис, окружающий Космопорт, не считая, разумеется, правительственной трассы, которой, кроме блюстителей порядка, имеет право пользоваться лишь правитель, принадлежат Гильдии транспортных рабочих, и пешеходам там не светит. Вот и приходится паломникам, желающим посетить этот сказочный город, оплатить путешествие в паланкине, на плечах шестерых-восьмерых носильщиков. А те работают посменно, так что если торопишься уложиться в срок действия регистрации твоего прошения, то придется воспользоваться эстафетой, оплатив работу не менее пяти бригад носильщиков. И вот так – девять раз, как минимум. Только после этого твоё дело может Подающими Надежду наконец-то быть передано Вникающим В Суть. И это – ещё далеко не последняя инстанция. Ибо вникать в суть сперва должен Младший Вникающий. Читать же её Его Высочество посол соизволит лишь после того, когда она получит полное одобрение одного из Лично Уполномоченных Его НЕ-цивилизованностью. Понятна идея, да? Один только туристический бизнес уже дает Стране такой постоянный доход, что её правитель даже занимается благотворительностью – открывает в бедных странах цивилизованного мира свои гуманитарные миссии, куда любой желающий может свободно приходить и там быть бесплатно накормленным. Может получить ночлег, пройдя соответствующую санобработку. И это не бесплатно – за это он там получает денежное вспомоществование. Небольшое, правда. Скромное. На него, пожалуй, в цивилизованном мире больше дня не проживешь. Но кто хочет получать больше, может ходить на лекции по теории и идеологии Реабилитации. Там платят за время, проведенное в аудитории, и отдельно доплачивают тем, кто что-то на тех лекциях усвоил и показал это на зачете. И хотя праздношатающимся там платят лишь на уровне повременных рабочих, зато успешно закончивший весь курс на отлично получает в итоге столько, как если бы он сам всё это время там читал лекции, преподавал идеи Реабилитации, имея ученую степень. А ещё, конечно, – торговля. Инопланетяне сами почему-то так пожелали, чтобы за весь товарооборот с ними торговую пошлину получала Страна. Они же и настояли на её размере в восемь процентов, хотя Его НЕ-цивилизованность сперва и пытался образумить их через своих доверенных чиновников, что это, мол, слишком уж много. Но у тех выявилась пренеприятнейшая манера – убедить их в чём-либо оказалось просто невозможным, они никогда не вступают в спор – всё, с чем они не согласны, они просто оставляют безо всякого ответа… и молча делают по-своему. О! Это, по-видимому, был тот редкостный случай, когда Ниагара баснословных денежных поступлений в казну, похоже, малость поколебала ортодоксальность Его НЕ-цивилизованности – своим личным указом он жаловал Гильдии транспортных рабочих особую привилегию, дающую им, в порядке исключения, право в особо сложных случаях, испросив благословения непосредственно у Верховного Жреца, использовать колесные телеги для доставки грузов. Проходя, разумеется, сразу после того обряд очищения под его же началом. Те, правда, хоть и приняли такую милость с надлежащим почтением, на практике ею, судя по всему, так до сих пор и не воспользовались ни разу. И дело тут, насколько я понимаю, даже не в том суеверном отвращении к технике как атрибуту цивилизации, что с самого раннего детства впитано с молоком матери каждым добрым гражданином Страны. Просто шагать с небольшим рюкзачком за спиной, по-видимому, гораздо приятней, чем толкать громоздкую скрипучую повозку, недоуменно глядя на лежащий в ней тот же рюкзак и ощущая себя при этом полным идиотом. Суть в том, что по какой-то совершенно непонятной причине во всём грузопотоке крайне редко попадаются предметы, требующие большей грузоподъемности, чем у одного носильщика. А при таких размерах торговой пошлины доходы Гильдии вынудили её платить своим работникам настолько огромные зарплаты, что от желающих поработать носильщиком стало не так уж легко отбиваться. Едва не дошло до того, говорят, что пришлось бы прокладывать им маршруты кружными путями, чтобы каждый носильщик смог нахаживать со своим рюкзачком за спиной минимально законом положенный километраж. Иначе Гильдии, мол, пришлось бы нарушать один из законов: либо закон, направленный против сверхрентабельности, либо – против синекуры. Не позавидуешь, в общем. Нет, это вовсе не чудо. Вы ж сами должны понимать – транспортировать сквозь полвселенной какое-нибудь ничего не стоящее барахло, далеко не всякий идиот додумается. А наши инопланетные торговые партнеры идиотами, вроде, вовсе не были. Потому-то в один скромный и не особо тяжелый рюкзачок товару, обычно, входит не на один миллион джьянгов. Недаром же, согласно уставу Гильдии транспортных рабочих, носильщики спецрейсов после доставки каждого такого рюкзачка совершенно добровольно проходят особую процедуру, скромно и без претензий именуемую в том уставе "собеседование о совести". Там, насколько мне известно, им доводится пообщаться со специалистами своего дела – бывшими или работающими по совместительству чиновниками Министерства Дознания Истины, спецслужбы Страны, весьма и весьма высоко котирующейся, между прочим, среди подобных ей в остальных странах – и по её эффективности, и по квалификации её сотрудников. Такая вот, стало быть, профилактика. Ведь это ж только в Стране уровень преступности с самого начала Реабилитации неуклонно снижается и уже достиг неправдоподобно низких показателей. А возьми, скажем, на такую работу кого-нибудь цивилизованного?… Ведь тому, сколько ни плати, а всё же, зная цену того, что у тебя за спиной… Какой святой тут удержится от соблазна? Лекарства, например. Лекарства, которые действительно лечат. Лечат так, как прежде на Земле и представить себе никто не мог. Вообще-то, сами инопланетяне никакого секрета из этого не делали – они нам предоставили исчерпывающую информацию по поводу своих лекарств. Уверен, что совершенно правдивую. И теория, и рецептура, и технология производства. Всё, абсолютно всё. Да вот только понять из всего этого ни один земной гений так абсолютно ничего и не сумел. Так только, мелочи, общие принципы из числа даже такому дилетанту, как я, доступных для понимания – и не более того. Эти их лекарства кардинально отличаются от всего, что называется лекарствами у нас на Земле. Совершенно иная, так сказать, концепция лечения. Прежде всего, каждая молекула этих пилюль снабжена встроенным в неё молекулярным… э-э-э… ну, анализатором каким-то. Как я думаю – целым исследовательским центром. При приеме вовнутрь, этот анализатор сам выясняет все особенности биохимии того организма, в котором он очутился. Самостоятельно находит в нём носитель всех его генетически заданных свойств и по нему составляет точную математическую модель идеально здорового организма данного вида и конкретно данной особи. И только потом определяет наличие отклонений и выясняет их причину. Ну, а после этого уже запускается процесс приведения действительного к желаемому. Само лечение как таковое, то есть. И ведь работает, о, черт побери, ещё как работает! Даже хирургически удаленные органы все полностью восстанавливаются. Да что там органы! Даже давным-давно ампутированные конечности вновь отрастают. Все медики земные, помнится, первое время были крайне недовольны – такими ужасами стращали!… Ну, ещё бы! Считай – полный крах всей земной медицины. И таковой, уверен, действительно наступил бы, да вот не вышло у нас наладить на Земле хоть самое мизерное производство этих чудо-лекарств. Уровень развития, увы, слишком низок оказался. Его Высочество посол, как с науками нашими всеми да с технологиями земными ознакомился – так аж извиняться сразу принялся. Ничем, мол, он помочь тут нам не в состоянии, слишком уж случай тяжелый да запущенный. "Вашим, – говорит, – ученым да инженерам всем сперва мозги для этого придется удалить полностью, да вырастить им новые – пустые, свежие, всей этой антинаучной ересью, всеми этими вашим предрассудками да заблуждениями идиотскими ещё не испоганенные. А тогда уж и можно начинать их всех учить уму-разуму – с нуля". Вот и пришлось инопланетянам договориться с правительствами большинства стран, чтоб позволили пока хоть готовые лекарства на Землю ввозить. Ну, и цены на них, соответственно… – зря, в общем, наши земные медики за все свои профессиональные интересы так жутко переживали. Эти цены, кстати, могли бы быть, вообще-то, и существенно ниже. Дело в том, что для экспорта на Землю пришлось в те лекарства ввести много опциональных ограничений. В первую очередь, специалисты по морали из Министерства Чистоты Идеологии Реабилитации совместно с Патриархатом Жрецов сразу подняли на ноги все заинтересованные ведомства, и их главы на срочно собранном совете большинством голосов, при одном воздержавшемся, проголосовали за обращение с особой петицией к Его НЕ-цивилизованности. Как там и что – дело темное. Но им всё же удалось уговорить правителя, чтобы тот категорически потребовал все доставляемые на Землю инопланетные лекарства снабдить блокировкой против регенерации… как бы вы думали – чего? Правильно, против восстановления девственности! Так уж незыблемые моральные устои категорически потребовали. А уж потом и главы иных стран начали обращаться с настоятельными просьбами про отдельные необходимые конкретно им доработки. Каждый – в зависимости от действующего в его стране законодательства. Ну, сами посудите: если в той или иной стране существует смертная казнь – чем, скажите на милость, пришлось бы тогда заменить гильотину для приведения в исполнение смертных приговоров, если у казненного отрубленная голова станет вновь отрастать прямо на глазах шокированной публики?! А ещё очень недовольны были власти большинства стран тем, что однажды введенное в организм инопланетное зелье оттуда потом уже не выводится: то ли оно не расходуется на лечение, то ли само воссоздается по мере надобности. Не уверен даже, что вопрос поднялся из-за того, что во многих из цивилизованных стран узаконено пожизненное заключение. Тут уже дело, скорее, в том, что вся наша цивилизация слишком уж тесно завязана на принципиальную необходимость смертности всех её представителей. Ну, там: завещания, дела о наследстве, страхование жизни… – преемственность поколений, одним словом. Кому ж, скажите, понравится, например, чтоб его богатый старый дядюшка взял да разорился на одну пилюлю, оставив тем самым нищими всех терпеливо ждущих естественной развязки наследников? Вот и пришлось несчастным инопланетным ученым малость попотеть. Вернее, попотеть им, судя по всему, пришлось неслабо. Ведь у них, насколько теперь известно, такого атавизма, как естественная смерть, уж много тысячелетий не было и в помине. Но они, конечно, и с этой задачей справились. И теперь в каждую молекулу всех ввозимых ими на Землю лекарств уже заранее встроен специальный анализатор, автоматически вычисляющий во время приема пилюли по данным генетического кода пациента какую-то там "наиболее вероятную продолжительность жизни" принявшего. И соответственно, в нужный момент приводящий в действие самоликвидатор, мгновенно полностью отчищающий организм от малейших следов данного зелья. Всё это, разумеется, никак не могло не привести к довольно-таки значительному удорожанию пилюль – спецзаказ, всё-таки! – но их популярность от этого вовсе не пострадала. Наоборот, заметно возрос поток отчислений торговых пошлин в казну Страны, обеспечивая её гражданам всё большее благоденствие и процветание. Имя Цитата Ссылка на комментарий https://forumkinopoisk.ru/topic/137959-baykadpom-kocmodup/page/13/#findComment-8346205 Поделиться на другие сайты Поделиться
Scud-IIEPBblu 23 декабря, 2021 ID: 306 Поделиться 23 декабря, 2021 8. Вот вы, небось, сейчас меня упрекнете в какой-то нездоровой симпатии к ним? К её правителю, наживающемуся на проблемах и трудностях всего цивилизованного человечества, да к её обывателям, якобы паразитирующим на случайно выпавшей им неслыханной удаче и самодурстве всех их абсолютно непостижимых здравым рассудком законов? А зря!!! Они все, видите ли, на это имеют полное моральное право! Я так даже думаю, что вовсе не случайно именно им настолько повезло, недаром именно их выбрали загадочные космические пришельцы – есть в этом, знаете ли, какой-то явный знак божьего промысла, какой-то верховной справедливости, что ли. А всё дело – в их Истории. Как-то уж так исстари сложилось, что вся история Человечества будто бы только для того и существует, чтобы наглядно опровергать собою древнюю мудрость: "Волк волка не ест!" * Ест, ещё как ест!!! Жадно урча, захлебываясь слюной пополам с потоками брызжущей крови, ревниво отгоняя голодных конкурентов… Пока те, потеряв уже наконец терпение, сами на него не накинутся всей сворой и не порвут в клочья. Это я не про волков, это я, простите, – про все известные в истории государства. Так было, так есть, так будет во веки веков. И никуда от этого не деться. Как правило – никуда. Но вот некоторые всё же умудряются порой найти выход. Очень, конечно, такой особый, своеобразный, но всё же… Можно ведь, оказывается, просто… выйти из игры. Перестать быть волком, я имею в виду. Не притвориться, не спрятаться под овечью шкуру – нет. Напротив, таких, извиняюсь, хитрожопых – тех кто готов стелиться под кого угодно, хоть подо всех сразу и одновременно, втайне только и мечтая выждать момент, когда сильный, которому ещё вчера клялся в дружбе на вечные времена, ослабнет или просто утратит бдительность, – чтобы тут же предательски вонзить ему кинжал в спину, да на весь мир его же и ославить, как он якобы тебя все эти годы жутко угнетал… Нет – таких все только презирают. Могут даже похвалить, могут дать догрызть сладкую косточку из своих объедков, могут даже другим таким же ублюдкам ставить в пример… И при этом будут беззастенчиво нагло использовать. Могут даже лицемерно пожать руку – и тут же, едва отойдя в тень, брезгливо обтирать её об штаны. С твоим бывшим "угнетателем" будут наедине, когда нет смысла кривляться напоказ, обсуждать тебя, как обсуждают никчемную дешевую потаскуху – то ли с опасливой брезгливостью, мол, чем от этой твари можно заразиться, то ли с брезгливой опаской, мол, как бы и самого в спину пырнуть не вздумала, грязная шлюха… Логично. Его-то, "угнетателя", всё равно по-прежнему уважают. Боятся, конечно, слегка, но уважают. Ненавидят – как и всех остальных, не таких, как ты, хитрожопых, – но уважают. Потому что – волки. Одна волчья стая. И внутри стаи той – каждый сам за себя, разумеется. Но как рвать кого чужого – так всей стаей, по-волчьи. И хитрожопых презирать – тоже. Они тому "угнетателю" даже сочувствуют, искренне сочувствуют, хоть и боятся его, хоть и ненавидят. С уважением сочувствуют – потому что всех хитрожопых презирают куда сильней, чем боятся и ненавидят друг друга. И при первой же возможности, при первом же нечаянном поводе, все вместе порвут такого хитрожопого – чтоб глаза, гнида, не мозолил. Или же наоборот – порвут такого хитрожопого на глазах у того, перед кем он стелился, готовясь предать его в удобный момент: гляди, мол, дурак, как надо со всей этой мразью хитрожопой расправляться. Порвут брезгливо, как падаль, – лишь бы не бояться самим, не ждать, пока хитрожопый и их предать посмеет. Профилактически. Хоть и волки, хоть и звери, а с жополизом разговор короткий: использовали мразь по возможности, меж собой авторитет свой волчий переделили по-новому – и кишки вон! Потому что и волку стремно такого иуду за спиной терпеть… Нет. Если уж отрекаться от участия в волчьих делах – то всерьез и навсегда. Без дураков и основательно. Мы, мол, вам не конкуренты, но и не дичь. Не волки и не овцы – травка под ногами. Вот сами нас и охраняйте, чтоб бараны ваши всю не выщипали, да сдуру чтоб не вытоптали. Сами этого хотели – вот и получайте. Вы там сами промеж собой грызитесь, сколь душе угодно, баранов своих режьте, как вам хочется… Плевать, наше дело – сторона! Вот тут-то и вылазят на свет божий пикантнейшие нюансы… Если верить историкам, остров, где нынче расположена Страна, с самых-самых древнейших времен был лакомым кусочком. Для всех, буквально – для всех. Никто не избежал соблазна в то или иное время так или иначе оккупировать его. Даже страна, где я родился, – грозная сверхдержава, некогда серьезный претендент на всеобщее мировое господство, – в эпоху своего былого военного могущества тоже успела внести свой посильный вклад. Нашей заморской колонией этот небольшой беззащитный островок был когда-то почти полвека. Заокеанской колонией, если уж быть точнее, ибо находится он совершенно в ином полушарии. И если уж быть совсем точным, то суммарно, с учетом войн и мелких заварушек, со множеством перерывов самой различной продолжительности между ними, топтали его землю сапоги наших доблестных вояк не один век. Поменьше, правда, чем солдаты всех прочих стран, точно так же имевших глупость, каждая в своё время, всерьез стремиться к мировому господству. Ого! Уж у тех-то всех точно – губа не дура! А этот островок всегда и всеми считался очень важным стратегическим пунктом: кому – передовым форпостом обороны в океане, кому – плацдармом для атак на соперника, кому – непотопляемым авианосцем. Ну, а кому и просто… чего б, в самом деле, не прикарманить, что плохо лежит?! Но это было уже в не столь давние времена. А вообще-то, островок этот первым делом приглянулся ещё каким-то диким-диким варварам. Едва лишь научившись бороздить океанские просторы, те уже не преминули осчастливить своим не особо дружелюбным вниманием попавшийся им одинокий островок посреди довольно обширного пятна тихих теплых вод, найденный случайно вдали ото всех своих задиристых соседей – таких же диких и кровожадных варваров. Райский климат тоже тому способствовал, хотя больше всего захватчиков, надо думать, радовала широченная полоса бурных океанских просторов, достаточно надежно, как это им казалось, отделяющая островок от материка с его суровыми волчьими законами. Аборигены поначалу даже не были напуганы вторжением. Нельзя сказать, что они встречали наглых оккупантов с распростертыми объятьями, но и никакой враждебности тоже сперва не выказывали. Они, собственно говоря, просто не поняли, с кем имеют дело. Прежде они и понятья не имели, что на планете они не одиноки – любопытство, вот что они испытали поначалу. Их ведь до этого никто не пытался оккупировать. Да и с миром к ним тоже до того никто никогда ещё не наведывался. Захватчикам едва ли не пришлось специально демонстрировать все свои отнюдь не дружелюбные намеренья, пока до ума туземцев наконец-то стало мало-помалу доходить, что же с ними в действительности произошло. Потом, само собой, была неумелая попытка противиться оккупации. И она, разумеется, была тут же жесточайше подавлена, буквально утоплена в крови. Всё-таки огромная разница в опыте ведения боевых действий – сами понимаете. Что могут туземцы, не знавшие до того никакого оружия, мирно жившие до тех самых пор в полной гармонии с природой, – против злобных головорезов, специально прибывших в этот райский уголок в погоне за добычей, обуреваемых жаждой крови, привыкших решать все споры и недоразумения без церемоний – не кулаком, так мечом… Впрочем, аборигенам в этот раз неслыханно повезло… если это, конечно, можно так назвать, – резня, едва начавшись, тут же и закончилась. Нет, вовсе не по причине их вопиющей беззащитности. Нет-нет, отнюдь не приступ внезапно пробудившейся совести сумел остановить кровавую руку безнаказанно орудующих палачей. Нет, нет, и ещё раз – нет. Куда уж там! Просто так уж оно вышло, что варвары жестоко просчитались – почти сразу вслед за ними на остров прибыли другие точно такие же варвары – их давние соседи и непримиримые враги. Ясно, что про так и не доведенное до логичного конца избиение беззащитных туземцев сразу же пришлось на время позабыть – не до того как-то стало. Тут, как ни странно, аборигенам повезло ещё в одном – силы вновь прибывших громил почти совсем не отличались от сил их первых обидчиков. Примерное численное равенство, одинаково примитивное, в силу первозданной дикости, в их руках оружие, наряду со столь же одинаково примитивными боевыми навыками. Усталость после неблизкого морского вояжа – против усталости после привычных трудовых будней палачей, никак не ожидавших, что их так некстати оторвут от любимого занятья. Праведная ненависть "первооткрывателей" к покусившимся на их неоспоримые права – против злобы и досады опоздавших, категорически не согласных на роль аутсайдера. Ну, и в довершение картины – давняя взаимная ненависть друг к другу, подобная задетой в мелкой потасовке старой так и не зажившей ране, которая, как всем известно, – во сто раз больнее свежей. Больнее стократно и кровоточит тоже стократно обильней. А потому и злобу пробуждает тоже необузданную, никакому рассудку уже не подвластную. Как закономерный итог – смерть. Тоже – взаимная, обоюдная. И, на счастье туземцев, – почти тотальная. Разумеется, к тому моменту, как обе банды головорезов уже закончили выяснять друг с другом отношения, туземцам не составило бы особого труда добить их жалкие остатки – израненных и до последнего предела вымотанных уцелевших громил теперь легко бы мог любой ребенок перерезать как свиней, как кротких и беззащитных ягнят. Но… это как-то никому из них, и до того-то пребывавших в полнейшем недоумении по поводу происходящего, а теперь и вовсе ничего уже не понимающих, почему-то даже в голову так и не пришло. И это тоже стало для них ещё одним пунктом везенья. Собственно говоря, сам по себе факт, что ничтожным остаткам вторгшихся позволили, кое-как зализав раны, убраться ко всем чертям, никакой роли в дальнейшей истории уже не сыграл – судьба отпущенных с миром так и осталась никому неведомой, скорее всего, те так никуда и не добрались, став, вероятно, если не ужином голодных акул – так завтраком чаек или крабов. Главное не в этом, куда важнее то, что, с удивлением наблюдая разразившееся у них на глазах побоище, сами туземцы пришли к довольно здравому выводу: хоть без оружия им своего суверенитета отныне, похоже, не видать как собственных ушей, но меч в руках – верная смерть, быстрая и, тем не менее, – мучительная. Впрочем, что именно наблюдавшаяся ими картина отложила в их умах, какой урок для себя они вынесли и всё такое прочее – это теперь можно только тупо предполагать. С той или иной долей вероятности, так сказать. А для истории осталось очевидным одно – никто из аборигенов с тех самых пор даже не пытался чинить отпор абсолютно никому из множества последующих завоевателей. Лучше сказать – из великого множества, ибо продлилась вся дальнейшая история этого острова как сплошная череда непрерывно следующих друг за другом иноземных оккупаций, и продолжалось это дело не одну тысячу лет. Оккупанты приходили и уходили. Чаще всего – насильно выдворяемые новыми оккупантами. И тех тоже, со временем, ждала всё та же самая участь. А местное население жило своей жизнью, будто его всё это вовсе и не касалось. Покорно подчинялись порядкам и законам, в очередной раз принесенным на их родную землю очередным её завоевателем – неохотно и лицемерно, лишь бы их оставили в покое. По мере возможности, старались вообще не попадаться лишний раз на глаза, ни в чём и никогда не переча очередным захватчикам, но своим демонстративно полным и совершенным отсутствием всякого энтузиазма как бы безмолвно ему намекая: и тебя, мол, тоже переживем – чай, не первый ты тут такой, ещё и не таких здесь видывали. И вот это их отстраненное безразличие потугам каждой новой власти, этот их терпеливый равнодушный бойкот абсолютно всех её стараний найти себе в их лице, если не согласие сотрудничать, так хоть желание откровенно им в меру дозволенного как-то противостоять, – как ни странно, необычайно эффективно тут же лишало любого оккупанта всякого желания лишний раз на собственной шкуре ощущать полнейшую свою чуждость, неуместность и нежелательность на всей захваченной им территории. Века неспешно сменяли друг друга. Войны становились всё более глобальными, а военные расходы всё уверенней начинали превалировать над всеми прочими расходными статьями бюджетов стран, в те войны до поры не втянутых. Оружие тоже не отставало в развитии, становясь всё разрушительней и смертоносней. Не один народ успел за это время полностью исчезнуть, познав мощь вражеского оружия на своей собственной шкуре. А выжившие уж и подавно не стеснялись ни в малейшей мере точно так же отыграться на своих врагах – на кого только сил ещё хватало. И вот на этом удручающем фоне так уж почему-то выходило, что отстраненный нейтралитет коренных жителей острова, их выработанное веками умение жить как бы в некоем параллельном мире, категорически ни в чём никогда с оккупантами не сотрудничая, но и абсолютно ничем при этом им никак не мешая, – как-то так постепенно незаметно становилось для очередного временного захватчика всё более и более ценным. От полностью тебя игнорирующих аборигенов, по крайней мере, не приходилось ожидать ни явного вооруженного восстания, ни подлых терактов, ни даже какого-то тайного сотрудничества с врагом. Вот что самое главное! Все его враги – бывшие и будущие временные оккупанты – коренному населению были ничуть не менее отвратительны, чем нынешний. Пусть нет к ним у аборигенов открытой ненависти, но уж и симпатии к таковым, во всяком случае, уж никак не приходится опасаться. И именно это неожиданно оказывалось для сегодняшнего временщика необычайно ценным, гораздо ценнее, пожалуй, даже лояльности к оккупанту, не важно вовсе – притворной или же истинной, всё равно чреватой, ежеминутно грозящей, как учит горький опыт, самым подлым предательством в наиболее неподходящий момент. С другой стороны, каждый оккупант, чем грандиозней и амбициозней были его великодержавные устремления, тем меньше мог ожидать особо восторженного к себе отношения от своего собственного населения – раскол меж простым народом и правящей верхушкой каждой страны, делающей ставку на экспансионизм, как и следовало того ожидать, становился тем шире, бездонней и острее, чем глубже и основательней страна увязала в болоте своих нескончаемых военных авантюр. Вот и выходило, что здесь, среди демонстративно игнорирующих тебя аборигенов оккупированной страны, и солдаты, и генералитет уже ощущали себя едва ли не уютней и безопасней, чем на далекой родине. Существенную роль играло, видимо, и ещё одно пикантное обстоятельство – генералы теперь были уже грамотными, да и от простых солдат сопричастность к высокотехнологичному оружию всё более настойчиво требовала хоть мало-мальски развитого интеллекта. Потому в среде оккупантов на смену оголтелому шовинизму и презрению к туземцам мало-помалу приходили совершенно иные настроения: стыд за свою страну, перерастающий в отвращение к её властям и к их внешней политике, в тяжесть морального груза за своё в том хоть и невольное, но, увы, активное соучастие. Наконец, симпатия к безучастным оккупированным, по контрасту, видимо, с неприкрытой и даже порой несправедливо резкой критикой дома, сперва бурно выплескивающейся на улицы в экзальтированных маршах протеста и демонстрациях, доходящих то и дело до оголтело бессмысленного бунта, а после его закономерного полного подавления полицией – парадоксальным образом тут же трансформирующейся в совершенно беспричинную лютую ненависть к собственной армии и её солдатам. Особо сильно всё это морально давило на офицерство – будучи теперь, в изрядной доле своей, довольно грамотным контингентом, оно уже неплохо знало кое-что из области Истории. Знало, в частности, что как ни старайся, а всё же твоё присутствие здесь не вечно – рано или поздно, а тебя таки выдворит отсюда кто-то более сильный и наглый. Так что лучшее, чего тебе следует желать – пока этого не случилось, всячески стараться не давать туземцам лишнего повода к откровенному недовольству тобой. В то время как от недовольства своего собственного народа тебе всё равно деваться некуда – дай бог не быть, в случае каких-то серьезных политических пертурбаций на родине, хотя бы обвиненным во всех смертных грехах, не оказаться козлом отпущения. Ну, а такое подспудное ожидание неминуемо грядущих несправедливых гонений со стороны штатских, согласитесь, уже никак не могло не вызывать в умах военных опережающей ответной неприязни к ним. Да и вообще – как-то всё больше входило в моду выглядеть гуманным и праведным, изображать из себя не оккупанта, а защитника, которому здесь якобы все рады, едва ли не сами тебя сюда пригласили – защищать их… от черт знает кого. А это всё требовало жертв. Денежных, разумеется, – вливать массированные финансовые инъекции в экономику оккупированной страны, дабы выглядеть тут более-менее презентабельно, не только "защитником", но и щедрым спонсором. От материальной помощи аборигены не отказывались. Но и благодарить за неё тоже особо не спешили. Напротив – проглатывали её, как нечто само собой разумеющееся, в ответ лишь всё громче и недовольней ропща. Критиковали своих кормильцев одновременно и за попытку откупиться такой ерундой как деньги, и за поползновения этими деньгами совратить неокрепшие умы со стези внезапно объявившегося у них, неведомо откуда взявшегося национального самосознания. Обличали оккупантов и за нечистую совесть, якобы выявляющуюся через эти самые их старания умаслить угнетенный народ, и с ничуть не меньшим праведным гневом – за недостаточность этих вливаний. При этом сами критики даже ничуть не старались скрывать, что практически каждый из них в одинаковой мере яро обличает оккупантов за всё сразу и одновременно. Такая своеобразная игра на публику: платите, мол, нам за наше показное недовольство на словах, платите больше, больше, ещё больше, – а мы будем вам за это отплачивать всё более суровыми поношениями… на деле, напротив, лишь всё больше приучая соотечественников смиренно жировать на ваших подачках, всё наглее паразитировать на своём статусе якобы порабощенных. И оккупанту действительно всё больше и больше приходилось платить за смиренное терпение своей оккупации оккупированными. Платить, едва ли не отбирая последний кусок у собственного народа. Благо, идею о том, что это, мол, несравненно лучше, как ни крути, чем опасность расплачиваться жизнями своих солдат – ваших же едва повзрослевших сынов и молодых мужей – в головы пожилых матерей и юных жен удалось на родине вбить, разумеется, без особо тяжкого труда. Но, увы! – всему хорошему всегда приходит конец. Рано или поздно, на это была обречена и идиллическая картина идейно-политического и военно-экономического симбиоза оккупантов с оккупированными ими. Трудно даже понять, не сам ли этот паразитизм на экономике очередного оккупанта привел к тому, что тот, увы, всё же прозрел-таки – понял, что и дальше кормить эту без мерки прожорливую орду оккупированных дармоедов сам он уже больше не в силах. И спешным порядком вывел все свои войска. Так и не дождавшись даже – впервые за всю Историю цивилизации! – нападения своего преемника. Вот так население острова нежданно обрело независимость – само того особо не желая, понятья не имея, что это такое, на кой дьявол оно ему, и ещё менее того представляя себе, что теперь с этой бедой ему поделать. __________________ * "dog doesn't eat dog" – Возможный вариант перевода "Ворон ворону глаз не выклюет!" – хотя он и является более традиционным для русского языка, но, на мой взгляд, гораздо хуже передает смысл авторской концепции. А потому… Уж извините! Имя Цитата Ссылка на комментарий https://forumkinopoisk.ru/topic/137959-baykadpom-kocmodup/page/13/#findComment-8346206 Поделиться на другие сайты Поделиться
Scud-IIEPBblu 23 декабря, 2021 ID: 307 Поделиться 23 декабря, 2021 9. Дураку понятно, что новоявленная суверенная страна с самого начала была уже обречена на полную рабскую зависимость от любого первого встречного, кому только не лень будет её снова прибрать к рукам. Потому-то её жители и не особо спешили внедрять у себя какие-то новомодные политические реформы. Нет, у них, разумеется, отнюдь не наблюдалось явного недостатка в разных политических прожектерах, во что бы то ни стало стремящихся благоустроить своё собственное светлое будущее, насадив и преумножив разнообразнейшие доморощенные идеи собственной государственности. Но, к счастью, народ, привыкший за тысячелетия глядеть свысока на все неуклюжие радения иноземных оккупантов, теперь столь же откровенно игнорировал и эти жалкие потуги наглых выскочек из местных властолюбцев. А потому этот период жизни страны – тогда ещё не знавшей даже, что ей вскоре предстоит стать Страной – вошел в историю как Потешные времена, а вовсе не Смутные, как это непременно случилось бы в данных обстоятельствах с любой иной новоиспеченной "банановой республикой". Сказать по правде, Стране просто дико повезло, что её народ откровенно глядел на всех без исключения собственных политических проходимцев как на банду неумелых скоморохов от политики, каковыми те и впрямь, по большому счету, никак не могли не быть. Как они ни корчились в потугах, как ни кривлялись – народ над ними всеми только беззлобно посмеивался, терпеливо ожидая новой привычной оккупации, а с ней и следующего оккупанта, который сам наведет наконец-то порядок. Свой новый порядок, разумеется, но ведь никакого иного здесь никто себе и не представлял. Вот только следующий оккупант, увы, не особо как-то спешил предъявлять свои права на пустующую экологическую нишу. Так уж вышло, что желающего кормить миллионы дармоедов сыскать оказалось непросто, почему-то этого никому особо не хотелось. И это теперь уже вызывало откровенную ненависть народа к своим будущим оккупантам – ненависть, опережающую саму оккупацию. Не только и даже не столько вызываемую нетерпением снова паразитировать на оккупантских подачках, сколько жаждой дождаться, когда придет наконец-то кто-то мудрый и сильный – и положит предел оголтелому скоморошьему шабашу всех этих вконец распоясавшихся местных ублюдочных политиканов. Случай тоже, в общем-то, не был из ряда вон выходящим – в другое бы время да в иной обстановке быть бы Стране давно под каким-нибудь иезуитски хитрым международным протекторатом. Но, увы, – не сложилось! Тут, по-видимому, виноваты два крайне неудачных обстоятельства. Во-первых, – война. Та самая, что вошла во все учебники как Странная война. Так уж вышло, что человечество как раз тогда додумалось до подобной мерзости. Очередная Холодная война только что с треском лопнула, когда её участники с немалым удивлением обнаружили, что, как и во всех подобных войнах, обе главные действующие силы, тужась нанести урон своему противнику, в результате бьют лишь самих себя. Больно бьют и старательно, как не всякому мазохисту того дано. А навар со всего этого, как и следовало ожидать, имеют исключительно совершенно посторонние прихлебатели, мелкая мразь, назойливо путающаяся под ногами как у них самих, так и у их визави. В то же время, осмелиться на Горячую войну ни у одного из участников конфронтации как-то духу не хватило – уровень развития систем стратегических вооружений оппонента отнюдь не давал поводов к особому оптимизму на подобный случай. Но и не воевать вообще – такой блажи ни одной из сторон тоже на ум не приходило. По всем понятиям, господствующим в умах политиков любой мировой державы, это было бы смерти подобно, а на роль мирового жандарма, своей доминирующей силой положившего бы конец любым подобным потугам, увы, никто уже не мог претендовать. Вот и оставалось самое последнее средство – вести Теплую войну. Исподтишка натравливать друг на друга всякое ничтожное отребье, лицемерно провозглашая его то партизанским движением, то каким-нибудь национально-освободительным, то, вообще, черт его знает, кем и чем. Из собственного кармана финансировать вербовку, подготовку, обучение и вооружение боевиков, оплачивать проведение ими самых грязных, самых бессмысленных в военном отношении терактов. В тщетной подлой надежде, что их кощунственные по своей неслыханной жестокости трусливые убийства из-за угла тысяч беззащитных женщин и детей на территории твоего противника нанесут ему хотя бы моральный урон. Поколеблют, дай то бог, доверие его народа к собственным властям, к их способности защитить своё мирное население от подлых кровавых вылазок разных грязных головорезов… как-то пошатнув тем самым их авторитет. Ага, и самому, разумеется, получать в ответ той же монетой. Порой даже зная при этом почти наверняка, что это вскормленная тобою же самим ничтожно подлая грязная беспринципная мразь была попросту твоим противником вовремя перекуплена, и в результате ты же сам и нажрался вдоволь своего собственного дерьма. "Травить медведя шакалами" – как это называется на моей бывшей Родине. Очень образно и верно – никогда не знаешь, кого и когда этой гнусной мрази стукнет в голову куснуть. У наших политических противников в борьбе за мировое лидерство тоже, впрочем, по части фольклора всё в порядке: "Гадюку на груди пригревшему – да воздастся!" – вот как это у них называется. Вполне, по-моему, наглядно… и самокритично. А, во-вторых, – оружие. Уж не знаю, случайно ли, но как-то уж так совпало, что способность великих держав наносить друг другу сокрушительно смертоносные стратегические удары почему-то именно к этому моменту перестала зависеть от их географического положения. Баллистические ракеты морально устарели и были вынуждены уступить свой титул "убийц мегаполисов" компактному и неотразимому электромагнитному оружию. Десятки тысяч геостационарных боевых спутников, гроздьями висящих буквально над каждым стоящим того вражеским городом и военным объектом, в одно мгновенье готовых испепелить свою цель по первому приказу центра управления или за попытку неприятеля сам такой спутник хоть как-то повредить. При полном незнании о том обреченного населения, которое собственные власти по чисто идеологическим соображениям – ввиду абсолютной и полной бесполезности любых попыток от такого оружия хоть как-то защищаться, и во избежание возникновения массовой паники – предпочитали держать в полном неведении. А потому наивно продолжавшего бояться давным-давно разряженных и, большей частью, снятых уже с боевого дежурства вражеских баллистических ракет – этого раритета недавнего прошлого. Да миллионы таких же точно боевых спутников, но только не висящих над своей заранее заданной целью, а осатанело мечущихся во всех направлениях по опутавшим всю планету самым причудливым орбитам. И теперь уже самостоятельно, своими компьютерными мозгами, решающих на свой вкус, не пора ли им уже атаковать, и столь же самостоятельно выбирающих себе наиболее подходящую цель: на земле, на воде, в воздухе или в космосе. Согласитесь, ведь при таком раскладе цена любого "непотопляемого авианосца" непременно падает ниже всякого плинтуса… А аборигенам, скажите, от этого легче? Их ли разве вина, что цивилизованные оккупанты за последние сотни лет приучили их быть дармоедами? И у кого язык повернется обвинить несчастных в том, что их островок, этот вековечный лакомый кусочек в системе глобального военного противостояния великих держав, вдруг оказался совершенно никому не нужным? Тысячелетьями ведь пользовались, ни в чём отказа не знали, глотки друг другу грызли за него… – и вдруг?… Дьявол, вот она – людская благодарность!… Почему и как так получилось, что неприязнь к предавшим и бросившим их прозябать в нищете, без привычного уже жирного куска "дармового сыра", нагло обманувших все самые светлые упования и т.п. – переросла в ненависть именно к цивилизации как таковой? Вряд ли теперь кто-то сможет дать вам вразумительный ответ. Как-то само собой получилось, что вся история острова до самой первой оккупации, в виде фольклора передававшаяся из уст в уста, – теперь звучала как легенда о некоем рае земном, о тех благословенных временах, когда все дружно жили на своей земле, тогда ещё ничем не оскверненной. Жили в единении с природой и в гармонии со своим человеческим естеством… – пока не пришли эти, чужие, вооруженные, злые и опасные. Цивилизованные – иными словами. Потому, наверно, и любому новому учению, дабы стать со временем идеологией, так или иначе способной сплотить и направить соотечественников, непременно пришлось бы отталкиваться от главенствующей в их умах опорной точки – отрицанию всех достижений цивилизации. Не просто отвергающей ценность любых удобств, этой цивилизацией даваемых и обещаемых в скором будущем, но в буквальном смысле ненавидящей, предающей анафеме весь научно-технический прогресс. Не делая ни малейших различий: что в нём действительно плохо, а что… ну, ничего так, вполне терпимо, вообще-то. Тут, однако, уже не могло обойтись без огромного везенья, без того, что я, даже будучи атеистом до мозга костей, не могу назвать иначе, как Промысел Божий. И таковое везенье – после стольких тысяч лет долготерпенья и упованья на некое чудесное избавление – эту самую страну таки не минуло: в ней нашелся Великий Вождь. Сами посудите: измышлять различные идеи, будь то самые идиотские или же, напротив, совершенно гениальные, – это ведь любой дурак горазд. И идеи ухода от цивилизации со всеми её пагубными для души и тела последствиями – при всём моём искреннем почтении к таковым – далеко не исключение. Увы, любая, даже самая гениальная, самая верная в своей исконной сущности идея – всё равно будет всегда обречена на посрамление, всё равно останется пустым сотрясанием воздуха – пока не найдется тот, кому по силам её осуществить на практике, внедрить в жизнь. Сотни тысяч идей, не менее великих и многообещающих, уже бесславно канули в небытие именно потому, что такого вождя в нужное время так и не сыскалось. Либо – что стократно хуже – его место божьим попущением занял какой-нибудь слизняк, на эту роль явно непригодный. Какой-нибудь изнеженный хлюпик, гнилой страдалец по любому пустому поводу, спасовавший при первой же самой мелкой неудаче, не нашедший в себе элементарного мужества взять на свою совесть все неизбежные в любом великом начинании издержки. Жалкий и ничтожный ублюдок, по наущенью беса предавший саму идею ради собственного реноме, убоявшийся пустопорожних тявканий злопыхателей, лицемерно ставящих ему в вину пресловутую "одну слезу невинного младенца". Нет. Вождь народа Страны – тогда уже Страны с заглавной буквы, ибо это именно Его НЕ-цивилизованности Вожаку Первому было так угодно её официально назвать – не был ни хлюпиком, ни страдальцем, ни гнилым либералом. Своим собственным повеленьем объявив себя и верховным правителем Страны, и её Первым Жрецом, и главным идеологом Реабилитации – по совместительству – он принялся за дело, что называется, не ведая сомнений – не чувствуя преград. Первым делом, Его НЕ-цивилизованности, самому себе, кстати, присвоившему столь харизматичный титул, было угодно канонизировать Триединый Догмат – ту самую основу всех основ, на коей до сих пор незыблемо зиждется вся идеология Реабилитации, её теория и практика: Всё Верное – исполнимо! – и горе противящимся. Всё Исполняемое – исполнять бескомпромиссно! – и прочь с дороги, нытики. Всё Сделанное – навечно, а потому верно! – и да посрамятся сомневавшиеся. Красиво звучит, не правда ли?! Но дело вовсе не в красоте. Не в ней одной, по крайней мере. Главное – дела Его НЕ-цивилизованности, или лучше, пожалуй, будет сказать: его деяния, – со словами не расходились ни на йоту. На практике, возможно, это и выглядело несколько жестковато, но зато действовало настолько безотказно, что любая возможная критика была вынуждена умолкнуть под грузом неоспоримых фактов – позитивные результаты такой политики наглядно говорили сами за себя. К тому же Его НЕ-цивилизованность сразу провозгласил своё, так сказать, кредо на каждый день: "Я всё беру на свою совесть: можете роптать – но подчиняйтесь, можете рыдать – но выполняйте, можете проклинать – но делайте, как мною велено. А будущее покажет – кто был прав!" Казалось бы – всё просто, элементарно просто. Недовольных – переубеждать. Но сперва принудить делать правильно. Ибо незнающего правильной жизни никак невозможно переубедить, что он живет по-скотски. Сомневающихся – укреплять в истинной вере. Тоже, разумеется, принуждая жить по-людски – пока они сами от скотства не отвыкнут. С откровенными противниками – ещё проще – их даже ни в чём не надо переубеждать – они ведь сами прекрасно осознают свою порочность, но всё равно верны ей из каких-то своих ничтожно мелочных подлых и грязных своекорыстных интересов. Таких достаточно лишь принудить жить по-людски. А дальше уж их дело: исправиться ли им и жить жизнью достойного гражданина, или же до конца дней своих так и оставаться скотом, коего лишь узда власти принуждает жить по-человечески, как это им закон велит. Полная, так сказать, свобода выбора… по части внутренней мотивации. Всё очень просто… – казалось бы. На самом деле так могло бы показаться только полному профану. Легко ли, как вы думаете, обладая такой безграничной властью, да не оступиться, не поддаться соблазну следовать каким-то "цивилизованным" рецептам управления народом? Взять хотя бы, к примеру, идиотский лозунг "хлеба и зрелищ!" – этот поистине верх государственного кретинизма, стоивший уже не одной правящей системе не только власти, но и головы правителя. Нет, вот как раз насчёт хлеба, хлеба как такового, продукта хлебопекарной индустрии, – в Стране было проще. Слава богу, к этой исконно чуждой народу вражеской еде даже оккупанты за тысячелетия своего правления как они только ни старались, а так и не смогли приучить местное население. "Скотская еда – скоту и скотам!" – народный вердикт всегда был таков, и никаких разночтений он не допускал. Теперь же, избавившись от иноземного ига и получив возможность решать своим умом, местные крестьяне лишь прониклись сочувствием к безответным тварям, находящимся в их собственности, и потому даже скотину кормить хлебом – этим дешевым пищевым эрзацем импортного производства – стало считаться неприличной жестокостью. Да и надо признать, в этом не было ни малейшей надобности – благо, местная природа и безо всех этих извращений цивилизации щедро одаривала земледельца урожаем на любой вкус. Не будучи специалистом, не могу сказать вам определенно насчёт возделываемых угодий, но вот в плодоносности пышных субтропических рощ при всём желании усомниться было б весьма непросто. К счастью, всеми оккупантами оные всегда считались важнейшим фактором местного ландшафта с точки зрения естественной маскировки, а потому, видать, с незапамятных времен охранялись не хуже любого стратегического объекта. Даже, помню, где-то я читал, что во времена нашей колонизации в армии действовал суровый приказ самого главнокомандующего, согласно которому военнослужащего любого ранга ждал расстрел на месте за один съеденный им местный тропический фрукт – всё равно: им ли самим сорванный в джунглях, или полученный тем или иным путем из рук туземцев. Да и прочие завоеватели, надо думать, ничуть не хуже понимали толк в этом деле – недаром же в наследство от них новой власти осталась целая паутина подвесных дорог и пеших путепроводов, на фут-другой приподнятых над землей, а потому весьма надежно защищающих почву здешних джунглей и от колес военной техники, и от солдатских сапог. Зато насчёт зрелищ проблемы таки были. Не долго, правда, но всё же были. Ещё бы им не быть – тлетворное влияние цивилизации, что там ни говори, вещь страшная. Его НЕ-цивилизованность решил эти проблемы со свойственной ему государственной мудростью – одним своим росчерком пера. Изданный им декрет, получивший впоследствии название Закона о Развлечениях, – гласил однозначно: только живьем! Это не просто стало залогом грядущего небывалого расцвета в Стране театра, музыки и прочих высоких форм искусства, категорически покончив с уже успевшими проникнуть сюда телевиденьем и кинематографом. Отнюдь! Это, главным образом, регламентировало на долгие годы правила проведения всех, так сказать, зрелищ для непритязательной публики. Декрет тот вовсе не запрещал зрелищ жестоких, кровавых – он лишь повелевал: хочешь крови – проливай свою. Это означало лишь одно – каждый зевака, пришедший поглазеть на подобное, с позволения сказать, шоу, автоматически становился его самым непосредственным участником. На арену, на арену! Хочешь крови – на арену! Зрительские места при этом почти пустовали – там дежурили только наряды полиции – блюстители, как их здесь, оказывается, теперь называют, – следившие за соблюдением правил: чтоб никто из дерущихся не смел применять оружия цивилизованных, да и от участья в побоище чтоб не мог уклоняться, прячась на зрительских трибунах. Те, правда, пустовали отнюдь не всегда – тем же высочайшим указом строго повелевалось каждому добропорядочному гражданину посещать оные в меру имеющейся у него возможности, когда на арене приводились в исполнение приговоры суда. Главным образом, там карали упорных врагов Реабилитации – за их преступно злостную приверженность цивилизации, всем её мерзостям и непотребствам. Те все, само собой, были в законодательном порядке ассоциированы с соответствующими им смертными грехами, и именно за этот грех суд приговаривал виновных к наиболее подобающему наказанию. Чревоугодье, например. Его в те времена было принято инкриминировать за потребление пищи цивилизованных – за всё то, чего нельзя приготовить без применения любой кулинарной техники, какую не способен вам сделать ремесленник, будь то кузнец, чеканщик или жестянщик. Таких гурманов суды приговаривали к публичному обжорству – на глазах у публики полисмены насильно скармливали приговоренному столько его любимого блюда, сколько суд счел нужным вписать в приговор – и ни граммом меньше, хоть ты лопни! О, это был тот редкостный случай, когда журналист, поведавший о диких нравах новой власти всему цивилизованному миру, оказался к тому же весьма умелым художником – и только это тогда позволило ему красочно иллюстрировать свой животрепещущий репортаж. Нет, пожалуй, – даже не так. Художником он был не просто умелым, а, прямо скажем, талантливым, – муки голышом привязанных к позорным столбам чревоугодников, насильно откармливаемых на потеху публике жуткого вида палачами их любимыми деликатесами, этой "жратвой проклятых цивилизованных", – выглядят на его иллюстрациях просто потрясающе! Далеко не каждый художник эпохи царства Святой инквизиции, живописавший в своё время мрачные картины ада, смог бы с ним в этом посостязаться! Особенно живописно у него вышло наказание за пристрастье к мороженному: сей заморский продукт, по всей видимости, за неимением холодильников и ввиду довольно жаркого лета, весь растаял. Поэтому провинившегося на той картине палачи кормят ректально: один из них, взобравшись на вершину позорного столба, вливает здоровенным черпаком из висящего здесь же огромного бака какую-то молочно-белую жижу в устрашающего вида воронку, пока двое других держат свисающую от той воронки бычью кишку вставленной виновному соответствующим образом. И то, как этот несчастный оглушительно визжит – неправдоподобно широко разинув пасть с вывалившимся наружу от натуги языком и выпятив обезумевшие от нестерпимой боли, готовые, видимо, уже лопнуть глазищи на самый лоб, – слышно, кажется, даже с безмолвного холста! Жуть, просто – жуть!!! Имя Цитата Ссылка на комментарий https://forumkinopoisk.ru/topic/137959-baykadpom-kocmodup/page/13/#findComment-8346207 Поделиться на другие сайты Поделиться
Scud-IIEPBblu 23 декабря, 2021 ID: 308 Поделиться 23 декабря, 2021 10. Особенно же жутко, должен вам сознаться, сия поучительная иллюстрация выглядит почему-то в моечной дорогого ресторана, где ты, среди прочих взятых с улицы поденных мойщиков посуды из числа безработных, тайно показываешь её репродукцию в хранимом тобой с детства старинном журнале своим коллегам на одну ночь – таким же безработным, моющим сволакиваемую из зала уборщиками грязную посуду. Моющим, заметьте, под бдительным надзором старшего мойщика из местных, следящего за тем, чтоб эти голодранцы не смели жрать объедки из грязных тарелок, ибо за количество помоев хозяин потом спросит с него лично. Ничего тут не попишешь, знаете ли, – в цивилизованном мире помои тоже стоят денег. И денег, судя по всему, – не малых… Дороже, по крайней мере, чем все их жалкие ничтожные жизни вместе взятые, включая и твою собственную, между прочим… Журналистика… Как-то так бытует мнение в наивных умах, будто эта профессия – вторая по своей древности. Дескать, как только первая в мире дамочка соответствующего поведения осчастливила кого-то своими ласками за жирный кусок, тут же нашелся и тот, кто счел своим долгом разнести среди соплеменников сплетни о её грехе. Так сказать – "бичуя порок" или что-то в этом роде. Ложь! Наглая ложь, по всему видать, – выдуманная самими же журналистами. Я бы никогда не стал подобного утверждать голословно, не стал бы даже, пожалуй, выдвигать ехидной версии, что с его стороны, мол, это никоим образом не стало бы тем, что нынешняя пишущая братия высокопарно именует "объективным и беспристрастным информированием общественного мнения" – напротив, неоценимой услугой этой заблудшей овечке, бесплатной рекламой всех её продажных услуг. Нет, дело совершенно не в этом. Увы, был у меня в жизни период, когда и мне, за неимением никакой лучшей альтернативы, довелось лично хлебнуть этого дерьма – где-то с полгода, наверно, пришлось самому поработать борзописцем в одной грязной газетенке. Пообщаться при этом с так называемыми "великими мастерами пера" – признанными звездами большой журналистики – тоже, разумеется, пришлось. Соответственно, и вывод насчёт их хваленой "объективной непредвзятости" как-то так сам по себе в моей башке сформировался – когда видишь всю эту грязную кухню изнутри, такие вот прозрения, по-видимому, просто неизбежны. А потому я готов спорить на что вам только угодно: профессия журналиста несравненно древней! Ещё и в проекте не было самой первой потаскухи, когда журналистика уже вовсю процветала. Ещё бы ей не процветать! Разносить за объедки среди соплеменников выгодные заказчику сплетни да слухи – что уж может быть легче да проще?! Особенно – когда язык хорошо подвешен, да когда ещё никакие предрассудки, наподобие какой-то там совести дурацкой, тебя, подлеца, отродясь не мучили ни разу, ни во сне, ни наяву. Это ж вам, извиняюсь, не с дубиной на мамонта охотиться, не коренья ногтями из ссохшейся земли копать… Так что меня теперь буквально коробит всего, стоит лишь мне где-то услыхать что-нибудь по поводу этой самой "объективной и беспристрастной" информации… Однако – ничего тут не поделаешь – любому обывателю, желающему по той или иной причине хоть что-то узнать о Стране, приходится довольствоваться именно такой информацией – "объективной и беспристрастной", привезенной оттуда во внешний мир цивилизованных этими самыми борзописцами. Либо же – что, по большому счету, вовсе ничем не лучше – вернувшимися оттуда туристами, этими ни бельмеса не смыслящими, ничегошеньки так и не понявшими, но зато всем ими увиденным изумленными совершенно невменяемо – до полного неприличия. Нет, я ведь, разумеется, не поленился для начала посетить одну за другой пару-тройку их благотворительных миссий – благо, пришлось по служебной надобности пару раз побывать в бедных странах, и там удалось выкроить часок-другой на это. Было дело – я даже пытался отказаться от платы за проведенное мною на лекциях по Реабилитации время, мотивируя это тем, что явился сюда не за этим. И вообще, мне откровенно показалось, что за столь полезную информацию следовало бы, наоборот, брать плату со слушателей… Но – тщетно! Напротив, выслушивая мои не особо внятные, плохо продуманные возражения, Третий настоятель первой же миссии, с коим я имел удовольствие объясняться, вынес вердикт, что якобы весь учебный материал, какой я успел там прослушать, усвоен мною добротно, а усвоенная его часть понята мной на отлично. И данной ему властью он тут же повелел считать, что зачет по прослушанной мною теме уже сдан мной в полном объеме, а потому мне причитается ещё и нехилая доплата за это. Так что уж в дальнейшем мне пришлось больше даже не пытаться своевольничать – блюсти, так сказать, устав того монастыря, куда взбрело в голову сунуться. А вот ничего из того, что меня действительно интересовало, я там так и не смог выяснить. Как мне объяснил Его Преосвященство, Пятнадцатая заповедь Ученья гласит однозначно – профессионализм! В его, мол, компетенции – проповедовать теорию с идеологией. В этих, мол, вопросах он готов головой отвечать за любое и каждое своё слово – хочешь, можем поспорить. А вот всё, что касается практики, так это, парень, поищи, не поленись, специалиста соответствующего – он тебе всё и разъяснит. Вот поэтому-то и выходило, что найти во всём цивилизованном мире хоть один источник информации о Стране, так чтоб со знаньем дела да без наглого вранья, как ни верти – невозможно. И приходится поэтому довольствоваться той самой информацией – "объективной и беспристрастной". До чертиков, надобно признать, "объективной", да и "беспристрастной" тоже – аж до нервного тика, до рвотного спазма, до звенящей дурноты в мозгах. Но мне-то оно куда легче, я-то, слава богу, в курсе – чего стоят все эти наши цивилизованные журналюги, вместе взятые. Я-то прекрасно знаю, что всегда и всюду всем их грязным пасквилям цена "грош за ведро в базарный день", как это у нас в народе называется. Но знаю я и другое: с фантазией и сих убогих, увы, не особо как-то. Туговато у них, видите ли, с воображением, только на помои его и хватает. Не то не стали бы, небось, в борзописцах-то прозябать – чай, давно б уж все щелкоперами да сценаристами какими-никакими подвизались бы. Потому как сытней там кормушка, гораздо сытней. Ответственности, опять же, никакой – коль бредятину заведомую на бумаге излагаешь, да сразу не таясь о том всех ставишь в известность – кто ж к тебе придраться сможет?! Никто. И никогда. Знай себе, греби гонорары лопатой. Да вот – слабо! Что-то выдумать, вишь, ума недостает. Только и могут – виденное опорочить, обгадить донельзя. А потому – изо всех их грязных потуг пользу тоже можно извлечь. Надо только суметь преодолеть свою природную брезгливость, чтоб заставить себя, читая их репортажи, кропотливо отмывать зерна правды ото всех зловонных помоев их хваленой "непредвзятой объективности". Ну, да мне-то – не привыкать! Одно плохо – цензура. Как ты ни радей потрафить власть предержащим, как ты через анус наизнанку ни выворачивайся в своих потугах, а всегда остается риск, что кому-то из чиновников что-нибудь да не угодит во всём том дерьме, коим ты, не щадя живота своего, тщишься поливать неугодное твоим правителям. Вот и сиди тогда, дурак, голодным – заново-то всю эту грязь переписать, у каждого ли хватит вдохновенья? Потому-то и пишут они свои пасквили с оглядкой – знают, видать, паразиты, каких именно тем и вопросов им лучше вообще никогда не касаться. Ох, и знают же… …Многовато, однако, во все эти их "откровенные и непредвзятые" репортажи так и не попало. Как я теперь погляжу – так просто необъяснимо много. Странно это, вообще-то. Тут, видать, ещё долго мне придется голову ломать – почему ж такая уйма интересного в те журналистские пасквили так и не вошла. Взять, к примеру, хоть тех же малолетних сексуальных рабынь, коими тут, как я уже понял, едва ль не каждый более-менее состоятельный житель мужского пола владеет в полное своё удовольствие. На законных правах, заметьте, владеет. Уж казалось бы – чем не тема благодатная? Для всех критиков да злопыхателей – я имею в виду. Очень даже, на мой взгляд, удобная мишень. А вот – поди ж ты!… Мне это тем более уму не постижимо, что, если верить этой умнице-красавице, так со всего мира ради них, ради рабынь малолетних, любители этого дела сюда мало что ни толпами съезжаются. Знают, значит, откуда-то? Почему ж тогда до меня про это даже слухов никогда не доходило? Ни разу ведь ни о чём похожем мне до сих пор слыхать не доводилось… Эх, да в этом ли дело, в конце-то концов?! Так ли уж всё это мне важно? Не для того ж ведь я сюда… К черту. Всё это – чушь собачья. Мне бы только до Космопорта добраться… Имя Цитата Ссылка на комментарий https://forumkinopoisk.ru/topic/137959-baykadpom-kocmodup/page/13/#findComment-8346208 Поделиться на другие сайты Поделиться
Scud-IIEPBblu 23 декабря, 2021 ID: 309 Поделиться 23 декабря, 2021 11. – Космопорт, мистер? Вы тоже хотите посетить эту жемчужину туристического бизнеса? – услыхал я голос юного тирана и едва не подскочил как ужаленный – от полной неожиданности! – Черт… Да ты, малец, прямо мысли мои читаешь!… – Нет, что вы, мистер. Это невозможно. Просто вы, мистер, – впечатлительная натура. И как все таковые – чуть шевелите губами, когда о чём-то взволнованно думаете. Совсем чуть-чуть. Самую малость. Но профессионалу, знаете ли, – и того вполне достаточно. А у меня по контактности всегда была пятерка. Я ж вам уже говорил, мистер, что меня учат на старшего советника. Чего ж тут удивляться? – И ты – что, всё это время мои мысли… по губам читал, да? – Нет. Только последнюю пару минут. Ну… знаете. Как только в себя пришел… Когда сумел осознать всё… насчёт этой… моей. Осознать – и смириться… – Э-э-э… Я, в общем-то, не про это. Я хотел сказать – тогда, раньше. Пока ты мне обещал всё-всё разъяснить, а сам только с ней вместо этого пререкался… – Ну, что вы, мистер?! Как можно?… Это же просто неприлично… невежливо. Да и невозможно, пожалуй. Это, мистер, только высочайшего класса профессионалу доступно – читать по губам человека, что-то в это время вслух говорящего. Нет, не волнуйтесь, мистер. Да я ведь и сейчас не посмел бы, но… Слишком уж мне стыдно было за свою истерику – вот я и осмелился, думал, вы, мистер, надо мною втихомолку насмехаетесь. Вот. Так что – извините, мистер, если обидел вас как-то этим… Ну, и за то, что так… напугал… – Постой. Разве я думал… ну, то есть, разве я губами двигал, когда думал… – Вы имеете в виду, мистер, – на нашем языке? – расплылся юный телепат в широкой снисходительной улыбке. – Нет, большей частью, на своём, – легко и непринужденно перешел он на язык моей бывшей Родины. – Не всегда, правда. Вы, мистер, как мне кажется, его не очень любите. Так что сами, видимо, того не замечаете, как то и дело переходите на наш… даже в мыслях своих. Особенно, мистер, – когда волнуетесь… – Здорово! – искренне изумился я. – Это тебя так в школе нашему обучили? – Нет, не здорово. Ваш я совсем плохо знаю. Учу давно уже, но он мне, увы, уж больно трудно дается… – А другие? – словно прозрел я вдруг. – С другими у тебя как? – По-разному, вообще-то, – снова задумчиво вернулся на родной язык этот юный полиглот. – Десятка два знаю уже неплохо, а остальные… Многие я ещё даже не начинал изучать – рано. Хотя учитель говорит: раньше начнешь – легче пойдет. А вот в школе я, извините, не был ещё ни разу. А так хотелось бы… Жаль, нельзя мне. – Почему? Твой папа слишком богат для этого? – Нет, вовсе не поэтому. Да, папка мой состоятельный гражданин. Он даже школу одну построил в районе для ничьих – за свои деньги. Их вообще-то строит государство, гражданам не положено. Но там был какой-то тираж… лотерея там какая-то… не знаю. В общем, призы там какие-то разыгрывались, и один из самых больших – право построить новую школу за свои деньги. А везунчик, который тот приз выиграл, когда узнал, во сколько это ему влетит, – испугался, что не осилит. Вот он и продал свой приз папке моему. А тот и рад стараться. Хоть никто и не узнает потом, что школа на его деньги построена, а всё ж приятно самому-то о том вспоминать… – Как-то ты, парень, грустно об этом… – Да в том-то всё и дело. У него бы, небось, денег хватило бы и в нашем районе школу… хоть готовую купить, раз уж строить их некуда – и без того полупустые. Да вот только мне-то туда – ни ногой. Вот что обидно! – Это, прости, почему же? – Индивидуальность. Моя индивидуальность, черт бы её подрал! У нас, видите ли, мистер, высоко ценится индивидуальность каждой личности. Коллективизм у нас считается мерзейшим извращением цивилизации. То есть, и сам я тоже так считаю: стадность человека – самый вредный атавистический инстинкт. Проклятая цивилизация только доводит эту мерзость до полного умопомешательства. Партии там разные, профсоюзы, банды – всё это формы массового психоза, извращения паскудные. Потому-то у нас даже ни один ремесленник не имеет права держать больше пяти подмастерьев одновременно, и ещё на каждого из них, начиная с третьего, ему приходится платить прогрессивный налог – за каждого следующего втрое больше, чем за всех предыдущих, вместе взятых. Акцизный сбор за вред моральному здоровью эксплуатируемых – так это называется. Я это всё понимаю. Но мне всё равно… хочется иногда. Видать, я и впрямь – извращенец… – А вот мне подружки на площадке как-то раз жаловались, что их хозяин себе аж двенадцатую прикупил недавно – совсем, мол, теперь тоскливо будет – где ж ему на такую ораву набраться хозяйской заботы и… э-э-э, здоровья… мужского… – Так вы ж не люди, вам можно… – Да ты им, парень, никак завидуешь? – Да нет, мистер, – не им. А вот учитель мне рассказывал, он когда ещё в школе работал – его оттуда в школу для ничьих регулярно командировали – помогать тамошним учителям. Ну, у него ж – квалификация. А там, в основном, молодые, начинающие. – И что? – Ну… В общем, там классы некоторые – больше десятка учеников. Нескучно, поди… – Ну, ты, малец, даешь! Нашел же, чему завидовать. Я вот сам когда-то пару лет проучился в школе для бедняков – у нас там в классе под тридцать душ сразу бывало. Так, знаешь, я из всего детства худшего кошмара и не припомню. – Правда? Ну и ладно. Я ж не отрицаю – да, извращенец. Ну и что? Зато мне это на службе ещё как потом пригодится. Знаете, как нормальным всем мешает это… Ну, отвращение к цивилизации и всем её проявлениям. А у меня оно ослаблено… будет… надеюсь… – Вы к нему, мистер, простите, несправедливы. Вы по себе меряете, понимаю. А только знаете, каково оно – когда в детстве ни одного горя? Даже самого малого. Тяжело это, знаете ли. И со скуки всякая дурь в голову лезет, и другим завидуешь, как им плохо… да и вспомнить, глядишь, потом будет нечего – как и не жил… – Ой, слушай! Ну хоть ты-то теперь не умничай, ладно. Я ведь и без того едва с ума не схожу теперь – как мне дальше с тобой быть, а ты ещё… Не надо, хорошо? Дай мне хоть привыкнуть к мысли, что… э-э-э… ну, ты ведь поняла, да? Договорились? А я тебе за это… – проси, чего хочешь. Всё, что в моих силах, – вот! – Ну… Зачем? Ты ведь и без того знаешь, чего я попросила бы. Так ведь ты ж и сам хочешь того же, разве – нет? И ты ведь всё равно это самое и сделаешь для меня – когда будет уместно и своевременно. Вот. А я ведь ничего такого, всё так же, как и раньше. Что – хочешь, чтоб я совсем уж полной дурой прикидывалась? Так тебе ж это самому будет неприятно – казаться станет, что нарочно издеваюсь. Так что… – Ну ладно, ладно, хорошо. Проехали, считай. Снимаю все претензии, если тебе так уж хочется. Только не доставай меня своим немереным IQ, договорились? – Угу… – Я тоже рад, что вы наконец-то договорились. А теперь, может, объяснишь мне уже, что ты там хотел про Космопорт рассказать? – Ничего особенного. Был я там пару раз. У меня там старший брат служит, у него гостил, а он мне экскурсию устроил – ума мне вложить хотел. А потом меня туда ещё учитель возил – пришлось во второй раз той же дрянью давиться. Фу, мерзость какая! Цивилизация, да ещё и нелюдская!… – Ого?! Даже не знаю, о чём тебя раньше спросить… Возил, да? На машине, что ли? – Ой! Ну – нет. В паланкине, разумеется. Мы втроем ехали, а восемь ничьих из Гильдии нас в нём на плечах несли. Трусцой бежали все триста семьдесят миль. На привалах сменятся, учитель с ними расплатится, а новая бригада нас дальше везет – так уж у нас путешествуют… – Ах, да. Прости, не сообразил. Втроем – это как? С отцом, или с братом? – Не-е-е… Тогда у меня уже она была. Вот я её с собой и прихватил, чтоб не так скучно было. Да и ей тоже развлечение. Вообще-то, она должна была за нами на цепи следом бежать всю дорогу – паланкин ведь только для людей. Но папка дал денег, чтоб учитель оплатил ничьим лишний груз… и за их молчание. Так, вообще-то, многие делают – жалеют своих, чтоб те ножки себе не попортили. Так что на это почти все глаза закрывают… – А ей хоть понравилось? – Ещё бы! И на людях покаталась, и с ничьими наперегонки малость побегала – чтобы ножки малость размять, и… – И?… – Ох, мистер. Знаете, вот вам, именно вам, мне почему-то хочется рассказать об этом. Только вы, чур, – уж больше никому. Договорились? – Можешь быть спокоен – могила! – Э-э-э, что, простите? – "Могила!" – говорю. Ну, понимаешь, это у нас так клянутся хранить вечную тайну – до гроба, значит. А что, тебе учитель разве не рассказывал? – М-м-м, нет… Не помню… Кажется – нет… – Да рассказывал, рассказывал. Ты просто тогда слушал в пол-уха. Он, мистер, тогда просто думал совсем о другом. Он, видите ли, меня перед этим очень сильно обидел – сказал мне какую-то гадость насчёт моего морального облика, не помню уже точно, что именно. А потом жутко переживал по этому поводу, мукам совести изволил, видите ли, предаваться. Вот и не запомнил ничегошеньки. – Хорош, врать-то! Когда это я, вообще, о тебе переживал?! Да и с чего бы? Да ты… ты для меня – лишь вещь, игрушка. Да, живая. Да, не спорю, недешевая. Но – и только. Понятно? – Ага, ага. А я тогда, откуда это знаю? Что, может, твой учитель меня учить к нам в дом приходит? Да? Он, между прочим, это выражение немного иначе тогда тебе объяснял: "Могила!" – так клянутся, когда имеют в виду: "Буду нем, как могила". А что, мистер, это разве не правильно? – Ну… Знаете, ребята, я, вообще-то, точно не скажу. То есть, вполне возможно, что такое объяснение тоже имеет право на существование. Почему бы и нет. Мне оно даже кажется более правдоподобным… теперь, когда я его от вас услышал… Но… Черт! Я как-то и не думал, что ты, крошка, тоже нашим языком владеешь в совершенстве. – Правда? Ой, а я и сама не заметила… Извините, мистер, я не хотела вас так смутить. Мне, вообще-то, без разницы, на каком говорить, но если вам это так не нравится, буду следить за собой… – Да нет, отчего ж, пожалуйста. Я только сам себя большим дураком чувствую, что десять лет потратил на изучение вашего – мог ли я подумать, что лучшие из собеседников, с какими мне придется здесь поговорить, мой родной язык будут знать лучше меня… Только, знаете что. Давайте всё же общаться на вашем. Мне так будет полезней – для практики. И поможет, надеюсь, научиться… говорить, как все. Помнишь, парень, – ты мне советовал? – Не очень удачный совет, честно говоря. – Почему, малышка? – Ну, понимаете… Говорить так, как говорят все, – не велика штука. Этому-то вас тут быстро научат. К сожалению. – Почему же – "к сожалению"? – Потому что вам, мистер, этого не надо. У вас, я же вижу, есть какая-то цель, вполне определенная, ради которой вы к нам сюда и приехали. И для этой цели, как мне почему-то кажется, вам вовсе без надобности притворяться местным. Нет, это даже, скорее всего, окажется вредным. Понимаете, вы ведь всё равно ещё не готовы притворяться так тонко, чтоб суметь провести знающего человека. Вот. А неумелая попытка обмана вас может только дискредитировать в глазах собеседника. И ещё. Знаете, когда человек говорит грамотно, вот как вы сейчас говорите на нашем, это, наоборот, – хорошо. Это, в любом случае, выглядит… более респектабельно, что ли. Вы ведь сюда ехали – не пьянствовать с ничьими в грязных кабаках? – Она права, мистер. Забудьте тот мой дурацкий совет. Я-то знаю – к грамотно говорящему человеку всегда особое отношение. Да и просто – ей поверьте, при её интеллекте-то. Грех не прислушаться, когда вам такой гений советует. – Слушай, ты что, опять меня обидеть хочешь, да? Сказано же тебе: я – дура, как была дурой, так ею и осталась… Для тебя, по крайней мере. Понял? – Эй, эй, ребятишки! Вы ж только снова не переругайтесь, ладно? Ты вот мне, парень, что-то такое особенное рассказать хотел – не забыл ещё? – Нет, мистер, не забыл. На это, знаете ли, даже у меня ещё мозгов хватает. А что мы с ней то и дело пререкаемся – так вы просто внимания не обращайте. Это просто привычка, старая вредная привычка. Надеюсь, вы нас за это извините. – Хорошо. Итак? Я – весь внимание. – Так вот. Меня туда мой учитель, вообще-то, не для развлечений возил. Практика. Психотренинг. Мне ж потом всю жизнь с цивилизованными дело иметь – надо в себе толерантность развивать. Вот нас в Космопорте и тренируют. Цивилизация, да ещё и нелюдская – бр-р-р! Где ещё такой нагрузки на психику найдешь? – Так ты и этих… ну, нелюдей, значит, повидал? – Если бы!!! Стократно хуже! Самих нелюдей там и отродясь не бывало. Зато вместо них понагляделся… Знаете, есть такое дрянное слово… – я про машины, те, что сами разумные – простите за выражение. Вот они-то там и живут. Всё сами делают, сами собой управляют… Они же там и контрабандой приторговывают, между прочим. – Вот как?… Удивительно. Ну, а брат твой там чем занимается? – Нет, он не занимается – он служит. Понимаете, он – первый сын. Ему быть потом Выбирающим. Это те, кому должность не по наследству, а по его выбору. Но, конечно, только из тех, на какую он успеет баллов заслужить. – Так он блюстителем там служит, что ли? – Не-а. Блюстителями у нас работают, за это им деньги платят. А служат только первые сыновья состоятельных граждан – у кого к двадцати годам есть брат, второй сын его отца. Вот таким дается шанс: давай, служи, заслуживай баллы. Можешь потом себе хорошую должность найти – если служил хорошо. – И сколько ж они служат? – Всяко бывает. Но баллы только первые девять лет начисляют. – Типа воинской повинности? – Наоборот! Чтоб попасть на службу, мало иметь соответствующую биографию, ещё самому приходится очень постараться. Экзамены, тесты, нормативы, собеседования, соревнования. Там отбор жесточайший, конкурс – по пять-семь претендентов на вакансию. Братишка мне признался, что едва не надорвался – так ему хотелось поступить служить. Да и то – едва-едва прошел по конкурсу. Во, как! – Хорошо, понятно. Тогда – кем он там служит? Каковы, то есть, его прямые служебные обязанности? – О! Ему уникальное место досталось! У других – служба как служба. Кто-то в Космопорте охраняет границы самого космопорта нелюдского. Кто-то следит, чтоб контрабандисты не наглели сильно. А кто-то и в Пречистой служит, безопасность самого Его НЕ-цивилизованности обеспечивает. А вот братишка мой… У него такая служба… Ух! – Секретная, что ли? – Ну, не совсем. Секретов ведь у нас нет. Но у него… почти. Мне, по крайней мере, он о службе своей ничего не говорил, пока я сам его при исполнении не повидал. – Ох, и умеешь же ты заинтриговать слушателя… – Нет, это просто я сам тогда обалдел от удивления. Меня учитель вез когда, предупредил заранее, что предстоит мне жуткое испытание, какое не каждому дано вынести. Оказалось, что собственноручно спутник цивилизованных изучать мне придется – во, как! Да не просто спутник, а разумный, для войны сделанный. – Ого! Боевой автономный спутник, что ли?! – Ну, как он точно у цивилизованных называется – у нас вряд ли кто-то знает. Его эти… нелюди… машины, точнее, их разумные как-то с орбиты сняли и нам его для изучения продали. Контрабанда, конечно. Но эта контрабанда – по просьбе нашего правительства. И тот спутник там наши кудесники потом изучали. А мне пришлось присутствовать, помогать им. Для тренировки толерантности к самой злостной машинерии цивилизованных… Вот брату моему и доверено это дело охранять – служба такая, ну это, типа, как второй эшелон обороны от проникновения цивилизации. Не в одиночку, конечно, – там их целый отряд, человек с полста, наверно… – Хм. А её, как мне почему-то кажется, ты туда тоже с собой притащил. Да? – Ох, в том-то всё и дело… Кто ж это запретит – она ж не человек, им всё можно. Ну и со спутником тем… мы с ней вместе играли. Он нас даже какой-то заумной игре цивилизованных научил… Шахматы, вроде, называется. Только она его всё время обыгрывала – уж больно там правила дурацкие какие-то – так он, бедняга, аж злился, то и дело грозился всех вокруг, на фиг, заживо изжарить… А потом она новую забаву выдумала – над кудесниками подшутить. Сочинила какую-то там белиберду, а я её записал. Да после тем умникам и подбросили – посмотреть, как они от такой бредятины со смеха полопаются. – Ладно, дальше можешь не рассказывать. Я уж и сам догадался, какой эффект ваша шутка возымела. – А никакого, вообще-то. Это я теперь только понял, что у тех кудесников ума просто не хватило, чтоб осмыслить, чего им на самом-то деле подкинули. – Я, вообще-то, там парочку конструкторских ошибок нашла. Очень глупых, хоть и не особо критических. И потом мы вместе с господином придумали, как их устранить, чтоб всё работало всегда правильно… – Да ладно – врать-то! Я-то тут при чём? Я ведь и сам не понял тогда, что ты всё это всерьёз. Думал, резвится дурочка – пусть, смешно ведь, а вреда-то никакого. А моя-то роль в том – на бумаге только всё изложить, не более того. Она, небось, и сама могла бы, только им грамотными быть не положено. Да я и сам, честно вам сказать, тогда ещё не знал, что она у меня читать-писать умеет… – Да ты не огорчайся. Подумаешь! Ну, да. Ну, умею. На тридцати восьми языках всего-то – если на сегодня брать. Это ж совсем не сложно: после первого десятка их дальше и учить-то незачем – сами в башке складываются, как детский пазл, когда его ключевые фрагменты уже все на своих местах. Ну, то есть складывается в башке их тысяч двадцать-тридцать, остается только разобрать, как называются те из них, которые реально кем-то используются, да всего лишь запомнить, какой из них – чей. А когда ты дура, это очень легко – башка-то пустая… И спутник тот был тоже совсем дурацкий. Железяка безмозглая, да ещё и бракованная. Хочешь, я тебе расскажу, как его на самом деле надо было делать? Я ведь это уже давно придумала… на пальцах посчитала… – Даже не сомневаюсь. Теперь – нисколечко уже не сомневаюсь. Хорошо хоть, что этого и на фиг никому не надо, а не то – вот как я смог бы, по-твоему, такой секрет твой ото всех утаить?… Жутко подумать!… – Да брось ты. Передо мною-то нафига ж тебе придуриваться? Сам же сколько раз мне признавался… Знаете, мистер, у него ещё один пунктик имеется: он когда меня в постели тискает… ну, когда играется со мною перед сном – сиськи-писки мне руками щупает, чтоб хоть как-то моё тело порадовать… В общем, ему в такие минуты уж больно нравится мне на ушко в своих тайных крамольных мыслях то и дело исповедоваться. – Ну, крошка. Это ты напрасно – мужики все такие, по себе знаю. Мне, правда, приходит блажь – пооткровенничать, уже потом, когда я сам… удовлетворюсь, прости за выражение. Ну, пока ещё не удовлетворился сам – не до того как-то, обычно, понимаешь? А уж потом… Это, я думаю, – вообще в исконной мужской природе заложено. – Возможно. Не понятно, правда, на кой дьявол такое вот могло б природе понадобиться, но спорить не стану – нет у меня на сей счет достаточного опыта. Пока нет, к сожалению. Зато мой хозяин со мной сразу откровенничать начинает, стоит ему только сжать в кулаке мою писю – я другой раз ещё и не вспотела, ещё стонать от счастья и ножками растопыренными дрыгать не начала, а он уже мне жарко шепчет в ухо, спешит поделиться. – Давай, давай, сука. Расскажи мистеру, чего такого я тебе нашептать успел. Ты только всё говори, до конца и откровенно – приказываю! Мне, мистер, и самому, видите ли, интересно узнать всё поподробней: про самого себя – да её глазами. – Слушаюсь, мой господин. Только не глазами, пожалуй, а ушами. А ещё точнее сказать – всем телом. Горящей от жажды и нетерпенья писей – главным образом. – Вот-вот, правильно. Именно в таком контексте. Давай, начинай – велю! Нет, стой, погоди. Давай-ка для большей достоверности – я тебя сперва пощупаю самую малость. Ну! Чего ждешь? Живо в позу, сука! Имя Цитата Ссылка на комментарий https://forumkinopoisk.ru/topic/137959-baykadpom-kocmodup/page/13/#findComment-8346209 Поделиться на другие сайты Поделиться
Scud-IIEPBblu 23 декабря, 2021 ID: 310 Поделиться 23 декабря, 2021 12. …Ах, видели бы вы, с какой откровенной радостью малышка тут же подчинилась приказу, с какой готовностью она в единый миг, едва не кувыркнувшись через голову от усердия, шлепнулась в указанную ей хозяином позу! Она даже, кажется, ещё в кувырке, на лету, уже томно закатила глазки и приоткрыла ротик, готовясь стонать от удовольствия. А вот что мне точно не показалось – так это та ловкость, с которой она прямо-таки обхватила запястье правой руки своего хозяина широко раздвинутыми ягодицами демонстративно высоко оттопырившейся кверху голой жопки своей – ещё по-детски небольшой пока, но каким-то чудом ставшей сразу женственно округлой. И надо было видеть физиономию мальчишки – с каким непередаваемым выражением он, тут же выронив из правой руки конец поводка, принялся мять в кулаке послушно подставленный его рабыней её девичий интим. Какая наигранная жестокость сияла и в его взгляде, и в демонстративно грубых властных движениях его руки. Как старательно он изображал хозяйское презрение к дрожащей и корчащейся от удовольствия, томно стонущей у его ног, щупаемой им за самое сокровенное место покорно стоящей раком девочке! И тем не менее, невзирая на все его старания, ему совершенно не удавалось скрывать во взоре такую теплую нежность к ней, такое сострадание к её жажде более полноценного удовлетворения, такое острое сочувствие к её неутоленным женским потребностям… И это, как ни странно, вовсе не мешало его глазам при этом ещё и светиться радостью осознания своего безраздельного права владения сходящей с ума от удовольствия у господских ног, такой воистину драгоценной – драгоценной во всех смыслах! – этой своей живой игрушкой. – …Вот в такую точно позу, мистер, они встают и для наказания… – с заведомо наигранным цинизмом презрительно комментировал он при этом процесс щупанья интима своей рабыни, столь же тщетно стараясь и в голосе своём утаить от меня непередаваемую никакими словами нежность к этой парадоксальной девочке… э-э-э… нет, вру, наоборот, – свои сокровенно теплые чувства он даже не тщился прятать – скорее, он просто зачем-то небрежно делал вид, будто пытается скрыть то, чего утаить, вообще-то, заведомо никак невозможно. – …Только в задницу им каратель вгоняют до упора, и насосом его… А ещё некоторые – кто поиздеваться любят – те вообще приучают своих всовывать перед наказанием каратель собственноручно – так им нравится глядеть, как те жалобно плачут, покорно готовя себя к мукам, но не смея ни на йоту ослушаться господской воли. И, знаете, я ведь свою тоже… приучу. Ага. Вот как только сумею заставить себя научиться её наказывать. Я ведь знаю – она давно об этом сама мечтает. Вот и будет сама приносить свой каратель, сама в позу становиться, сама себе его запихивать. Да потом и сама мне насос подавать – прямо в руки. Или – нет. Вставлять его ей всё-таки я лучше сам буду. Ей это больше понравится – так всё же унизительней будет. А она это любит. А ещё, говорят, появились недавно каратели с голыми проводами на поверхности – чтоб не только насосом карать, но ещё и током добавлять. Сразу двойное наказание, понимаете? Жуть. А моя вот о таком уже мечтает, дура чертова. Какая-то из подружек ей, видать, на площадке нахвасталась, тварь непотребная. А этой – только давай… Счастье ещё, что такие каратели пока только в Пречистой продаются – а мой папка, слава богу, давненько уж в столице-то не бывал… – Знаете, мистер, – вдруг перебил он сам себя, – я вам, пожалуй, лучше сам всё расскажу, пока она балдеет от удовольствия. Я ведь знаю, что она вам хотела про мои крамольные идеи поведать. Только, понимаете, – в её изложении это будет… ну, того, чересчур, возможно, утрированно. А мне не особо хочется, чтоб она к моей крамоле ещё и свою ересь добавляла. Понимаете? – Думаю – да. Я даже догадываюсь – почему. Вероятно, ей за такую крамолу может, в принципе, грозить… наказание какое-то. Да? А тебе этого, наверно, не хотелось бы. Я прав? Слушай, а тебе-то самому это не опасно? Я ведь не хочу, чтоб у тебя за это были хоть какие-то неприятности… – Нет, мистер, что вы?! За сами мысли крамольные – может быть. Ну и что, ну и оштрафуют папку лишний раз – подумаешь! Он ведь, вообще-то, за это даже и не злится никогда. Он, наоборот, – доволен, что сын у него нормальный растет, в меру непослушный. Не такой паинька двуличный, как у всех его коллег по службе. Я ведь только потому и не люблю, когда его за меня штрафуют, что он всегда тому только рад, только горд за меня. А вы, как я понял, невесть чего подумали, да? Зря. Я просто всё ещё злюсь на него за свою – как он по-скотски с ней обращается. Вот потому и не хочу лишний раз его радовать. Даже – этим… – Ну, хорошо. Рассказывай. Только предупреждаю: о чём не хочешь говорить, можешь умолчать – я не обижусь. – Э, нет, мистер, у нас так не делают. У нас, уж если говорят на чистоту, то уж, простите, всё – без утайки. И вы напрасно опасаетесь: за то, что я рассказываю вам, о чём бы речь ни шла, мне уж точно не будет ничего – у нас такого просто не бывает. У нас даже преступника, если такой вдруг появится, могут наказать лишь за его преступление, но уж ни в коем случае – не за рассказы про него. Скорее, наоборот. Такого, правда, ещё не бывало, но я мог бы себе представить, что его могли бы наказать за утайку преступления. Но за рассказ? – это просто абсурд. – Ладно. Какая разница – я ведь всё равно поклялся унести в могилу любую твою тайну. – Да, я помню. И это мне не очень нравится, честно говоря. Как-то, уж простите, слишком мрачно звучит. Вот что, мистер, я вас освобождаю от такой страшной вашей клятвы. Не хотелось бы, правда, чтоб вы об этом болтали потом кому ни попадя. Но если, скажем, обстоятельства вас к этому принудят… – А вот так, уж извини, я не могу. Я пообещал – и теперь моего обещанья никто уже не властен отменить. Даже я сам. Ничего тут, брат, не поделаешь – живя в условиях проклятой цивилизации, по-другому, видимо, просто нельзя… – Простите, я не подумал. Так как же нам быть? – Знаешь, парень, – а давай-ка я сам тебе расскажу твою страшную тайну. Я ведь, знаешь ли, тоже не полный идиот, кое о чём могу и сам догадаться. И всё выйдет замечательно: ты мне ничего не говорил, и мне нечего "уносить в могилу". Заодно и ей малость спеси поубавим. Пусть не думает, что, если она у тебя такая умная, так все вокруг – сплошные идиоты. Поддержим, так сказать, свой мужской престиж. Давай? – А что. Это – идея. Можно попробовать. А я потом поправлю, если что не так. Ведь насчёт поправок никаких клятв не было, правильно? – Хорошо, допустим. Итак. Вот ты, значит, повидал этих нелюдей… Нет, извини, машины их разумные повидал, да? И ваших кудесников, которые с разумными военными спутниками и прочими подобными непотребствами цивилизованных возятся. Так? Даже сам в этом малость поучаствовал. Даже помог им, дуракам, с одним из таких спутников разобраться… Ну, хорошо, хорошо. Не помог, допустим, а только пытался помочь. Не вышло, да – но не по твоей вине. Только по их глупости и необразованности. Ладно, ты прав, не сам ты им помочь пытался. Согласен, это её, главным образом, заслуга. Формально, кстати, это не имеет ни малейшего значения: если она твоя рабыня, то и все продукты её труда тоже принадлежат исключительно тебе. Интеллектуального труда – в том числе. С этим, надеюсь, ты спорить не станешь? – Нет, мистер. Не стану. Не потому, что согласен. Просто я к такому совершенно не готов – я ничего не знаю насчёт права собственности хозяев на продукт труда их рабынь. Я вообще от вас впервые слышу, что рабыни могут, оказывается, ещё и трудиться. Так что для меня "продукт труда рабынь"… – простите, но как-то это звучит непривычно. Это ещё надо сперва осознать. Переварить, как вы говорите. Однако я вам, мистер, уже благодарен за свежие идеи. Для меня это – просто откровения настоящие. Такого от учителя своего, уж точно, ни по чём не услышишь… – Не стоит благодарности, юноша. К тому же, извини, это был просто чисто риторический вопрос. Тем не менее, я рад, что хоть чем-то сумел быть тебе тоже полезным. Хотя такая мелочь, разумеется, и сотой доли не стоит того, чем ты любезно соизволил просветить меня в моём невежестве. Ну, так что, продолжим? – Да, пожалуйста. – Итак. Ты стал свидетелем того, какой интерес ваши кудесники проявляют ко всяким машинам. К наиболее сложным машинам, главным образом. К самым на сей момент высшим достижениям цивилизации. При этом, заметь, вряд ли они этим занимаются ради удовольствия своего – не мне тебе объяснять, насколько им, по-видимому, неприятно возиться со всей этой скверной, собственными руками касаться такой отъявленно цивилизованной машинерии. Противно и страшно. Они, небось, после работы не то, что руки моют – в храм ходят очищаться, грехи свои невольные замаливать… Ах, да! Тебе ещё стало каким-то образом известно, что вся эта скверна… ну, или хотя бы некоторая часть таковой, но была приобретена ими по желанию правительства. Тайно, конечно. Но нетрудно догадаться, что деньги на это кудесники ваши тоже не со своего кармана выложили. Я пока ни в чём не наврал? – Нет, разумеется. Именно так я и рассказывал. – Замечательно. Тогда остается только сделать один простой логический вывод: само ваше правительство, со всей очевидностью, почему-то весьма заинтересовано в проведении всех этих исследований. Отсюда ты, как мне кажется, делаешь столь же простой и столь же логический вывод: где-то в самых верхах власти зреет некий коварный заговор против основополагающих идей Реабилитации. – Ну, допустим, не настолько радикально. Возможно, и не заговор в буквальном смысле, но, если в целом… Согласитесь, мистер, это всё не может не вызывать подобных подозрений. И вообще… – И вообще – ты тут в корне ошибаешься. Я ведь недаром подчеркнул: "столь же простой и столь же логический" – это я о твоём выводе. Да, признаться, это было не совсем честно – и молодой человек из цивилизованного мира уже догадался бы, в чём подвох. А тебе, вижу, придется объяснять это на пальцах. Видишь ли, мы, люди испорченные всей гнусностью цивилизации, ею же и вооружены против её же самых явных издержек и извращений. В частности – привычкой всегда и во всём скептически относиться к наиболее очевидным, на первый взгляд, логическим выводам. Так уж нас жизнь научила: лежащее на поверхности, на самом видном месте – лежит там, как правило, нарочно, для отвода глаз. Хочешь знать правду, не быть наивным простачком – копай глубже. Ничего тут не поделаешь, такова уж жизнь в цивилизованном мире. – Так я ж ведь и пытался… – Разумеется. Но это надо ещё и уметь делать. А такому в школе не научишься. Ох, прости, забыл. Я имел в виду, что этому ни один учитель тебя научить не сможет – тут надо самому шишек набить, как у нас говорят. А лучше всего ничего такого и вовсе не уметь – но тогда уж и не соваться туда, где ты сам знаешь, что пользы от тебя, извини, – никакой. Кроме вреда. – Пусть другие, значит? А мы пока в сторонке подождем? Да? – Нет. Не так. Пусть каждый делает своё дело. Ты что, думаешь, у вас некому заговоры разоблачать? Вот признайся: была ведь у тебя такая мысль, что надо бы, дескать, как-то предупредить Его НЕ-цивилизованность, мол, у него прям под самым носом какие-то наглые заговорщики орудуют, что-то затевают против него и его дела? – Ну, не настолько конкретно, но, вообще-то, вроде того… – Вот и глупо! Понимаешь, даже когда какой-то заговор действительно имеется, такая инициатива может только навредить. Заговорщиков вспугнуть, как минимум. Думаешь, это их остановит? Заставит оставить коварные планы? Наоборот! Это их только сделает осторожней. А значит – ещё опасней. А главное – впустую тогда пропадёт масса труда тех, кто этих самых заговорщиков уже выслеживал, собирал на них улики, чтобы было потом, чем их вину доказать. Чтоб не смогли они уйти от ответственности. Ну, сам посуди – ты ж не думаешь, надеюсь, что такой вот заговор, который даже тебе в глаза бросается, могли бы прошляпить те, кому всем этим по долгу службы заниматься положено? – Министерство Дознания Истины? – Знаешь, спецслужба, как её ни назови, всегда имеет одно слабое место. Сама специфика работы их вынуждает очень многое скрывать от собственных граждан. От честных, заметь, граждан. А потому те, в силу своей некомпетентности, крайне плохо себе представляют, как и чем эта спецслужба вообще занимается. И именно поэтому сами же честные граждане такой спецслужбе подчас жутко осложняют работу. Вот и твоя попытка вмешаться тоже могла бы очень сильно навредить такой спецслужбе. – Вы, мистер, так компетентно про это излагаете, словно сами в одной из таких спецслужб жалованье получаете. Аж завидно. – Нет. Извини, жаль тебя разочаровывать, но – нет. Совсем наоборот. Имел я пару раз с ними дело, по недоразумению, правда. Узнал, однако, кое-чего. И про них самих, и про их работу. Не особо много, конечно. Но вот что четко усвоил, так это одно: уж эти-то ребята скорей сотне невинных все нервы истреплют, чем хоть одного действительно подозрительного позволят себе прозевать. – Но ведь на этот раз – они таки прозевали!… – Ошибаешься. Если они не разоблачили заговор, то это значит только одно: его и не было. – Кто же тогда за всем этим стоит? – А сам подумай. – Неужели само это Министерство? – Не обязательно. Понимаешь, обычно спецслужб несколько, и каждая занята своим делом. Чтоб друг другу не мешать. А граждане, как правило, знают только о существовании какой-то одной из них. Так просто удобней, когда одно какое-то Министерство олицетворяет для граждан все спецслужбы государства. Вот ты, как мне кажется, уже опять начал выдумывать всякие ужасы, да? Этаких, понимаешь, тайных ренегатов, затаившихся в недрах какой-нибудь спецслужбы. Я угадал? Слушай, а вот, скажем, лекаря, у которого ты зелья покупал, ты не подозреваешь, что он, мол, только и мечтает весь город заразить какой-нибудь болезнью? – Как? Лекаря? Что за чушь? Зачем ему это? – Ну-у… причину-то выдумать нетрудно. Допустим, хочет, чтобы побольше зелий у него люди покупали. Дело не в этом. Но он ведь изучает болезни, от которых ты потом у него зелья покупаешь. Ведь так? – Конечно. А как же он знать будет, от чего и чем людей лечить? – Правильно. Но ведь это тебя не заставляет его подозревать в каких-то там жутких заговорах против твоего здоровья? – Ну… Все же знают: лекарь – лечит. – А для чего спецслужбам изучать заразу цивилизации? Этого никто не знает, да? Зато сразу их в чём-то подозревать, это мы – пожалуйста. – М-м-м… Знаете, мистер… Мне, сказать по правде, очень стыдно. Такие вроде бы элементарные вещи… А я сам до этого так и не додумался. – Да ну, брось, парень! Нашел тоже, чего стыдиться. Ты это понял – уже хорошо. А что не сам додумался… Тут, знаешь ли, просто зарыта такая хитрая западня, что её не каждому миновать удается. Всё тайное всегда кажется каким-то хитрым, а оттого – подозрительным. А человеческое воображение, знаешь ли, – такая дрянь – ему только дай волю, оно тебе такого навыдумывает. Соблазн опять-таки, понимаешь? Согласись, любопытно ведь узнать что-нибудь этакое – тайное и загадочное. Почувствовать себя сопричастным, ощутить ореол тайного знания… Или что-то наподобие этого. – Ну, ещё бы! Особенно – когда тебе с детства твердят, что ничего тайного у нас нет, и быть его не может. А тут вдруг видишь: да вот же, вот оно! Верно вы, мистер, сказали – соблазн. Да ещё – какой!… – Ну да, ну да. Понимаю. Глупое, по сути, желание, не так ли. Но почему-то ведь хочется, да? Вот так вот и сам того не заметишь, как, глядишь, и превратишься в параноика. Знаешь, кто это такие? – Да. Теперь – знаю. Прежде знал теоретически, а теперь понял на собственной шкуре. – Ну-ну, брось, малыш. Тебе-то до параноика ещё, знаешь… До настоящего, в смысле. Но понял ты, в общем-то, правильно. – Нет, мистер. Это не я понял, это вот она поняла. Давненько уже. И меня пыталась вразумить. В тайне от меня самого, подспудно. Думаете, это мне учитель про паранойю рассказывал? Как же! Это она подстроила, чтобы я сам искал в читальне свитки да пытался вычитать там, что это такое. Да так хитро, что я и сам теперь не знаю, как именно это у неё вышло. Она вроде и слова такого прежде сама не знала – так получилось, что я тот свиток нашел, прочел и ей потом сам рассказывал. Думаю, она со мной о чём-то поспорила, вот мне и пришлось, чтоб ей доказать… Черт, никогда не думал, что с такой хитрой бестией имею дело. – А ты, кстати, её ещё не замучил своими… ласками? Гляди, она, кажется, уже совсем сомлела у тебя. Не перестараешься? – Вряд ли. Она, вообще-то, иной раз часами готова вот так вот… наслаждаться. Учитель мне говорил, пока у суки губы не посинели – не страшно, ничего с ней не случится. А то прежде я боялся: как в кулак мне ссыкнет разок – так я её больше и не щупал. А она потом за это обижалась, плакала, упрекала, что я её совсем, мол, не люблю. – Ну да. Губы. Посинеют. Это под слоем-то макияжа, да? – Так ночью в постели всё равно ведь не видно – темно. Ну, а я слежу, чтоб они у неё не похолодели. Такого, правда, ещё ни разу не было. Я ей, видите ли, норму установил: как пятый раз вспотела – всё, хватит, больше даже не проси. – Хм. А сейчас она сколько раз вспотеть успела? Ты хоть считал? – Не-а. Бесполезно. Недостоверный показатель – я ж её, обычно, наедине так щупаю. – Э-э-э. Не понял. Что ты, собственно, хочешь сказать? – А вы, мистер, не обидитесь? Обещаете? – Ох, я уже сегодня столько наобещать успел… Ладно, постараюсь. – Нет, мистер. Вы уж четко пообещайте. Иначе – лучше и не начинать… – Ну, хорошо, хорошо – обещаю! Доволен? – Не обо мне речь… Я просто хотел спросить… э-э-э… попросить: вы не могли бы меня на пару минут подменить? Только не забывайте, мистер, – вы обещали не обижаться. А я бы отдохнул немного – а то рука уже устала… – Так оставь. Ей, поди, уж и хватит… – Ей-то – может быть. Но я не хочу. Понимаете, так она молчит – и выглядит полной дурой. А как очнется да снова умничать станет… Нет, мне просто страшно давать ей опять болтать – я теперь таким дураком рядом с нею себя чувствую… Ну, пожалуйста, мистер. Мне бы ещё хоть пять минут побыть самим собой… Или вам её пощупать не хочется? Совсем-совсем??? – Кх-м. Дернул же меня черт пообещать тебе… Придется теперь… Даже и не знаю, какой ответ тебе дать: честный или правильный? – Правильный, наверно. Хотя такой мне и не нужен. Но ведь честный, извините, я и сам знаю… – Да?! Ну, спасибо. Ладно, допустим. Только вот насчёт правильного… Я теперь и сам затрудняюсь решить, какой ответ оказался бы правильным. Тебя не обидит, например, если я скажу, что не хочу к ней даже прикасаться? – Знаете, мистер… Вот чего я вам точно могу пообещать: никакой ваш ответ не вызовет во мне ни капли ревности. – Черт!… А это-то ещё почему? – Неужели, мистер, вы не догадываетесь? Помните, я собирался попросить вас об одном огромном одолжении? А ещё вы недоумевали, почему она терпит два года, а не свыше трех. Помните? Мне можно продолжать? Или вы предпочли бы… молча? Вы, конечно, можете и отказаться. И тоже – молча. Если вам так легче. Я пойму, мне не впервой. Только знаете… Господи, ну вы же не дурак, вы же сами видите, как ей уже позарез нужен мужчина! А вы, мистер, ей так понравились… И я готов хоть на коленях вас умолять сделать это для неё… Или, хотите, она вам сперва расскажет, как нам с ней два года назад удалось уговорить одного господина… Вам, обещаю, очень понравится – она так здорово умеет про это рассказывать… Мистер!… – Эй, ты, очнись! Да скорее же! Скорее!… Ну же! Живо давай – поздоровайся с мистером… Да-да, черт побери! По всей форме! – а то он сейчас сбежит!… Имя Цитата Ссылка на комментарий https://forumkinopoisk.ru/topic/137959-baykadpom-kocmodup/page/13/#findComment-8346210 Поделиться на другие сайты Поделиться
Scud-IIEPBblu 23 декабря, 2021 ID: 311 Поделиться 23 декабря, 2021 13. (начало на стр. 31) – О, благородный господин… – машинально начинает девочка, так и не успев ещё прийти в себя окончательно, всё ещё едва не заплетающимся от слабости языком, но всё же нараспев, с выражением, проникновенно, словно святую молитву. – Умоляю, одарите своим драгоценным взглядом моё прекрасное юное тело: как оно жаждет мужской ласки, как оно всё уже трепещет от жаркой страсти, какие райские блаженства оно вам мечтает доставить… Дьявол!!! – …Эх, говорил же тебе: надо было денег предложить… – слышал я уже где-то далеко позади, что называется – краем уха. – …Может, и помогло бы, сорок три тысячи всё-таки… я ж вчера у папки ещё полторы спёр… – Нет, не помогло бы… Мне никогда не нравились продажные, сам же знаешь… А если любого… кого попало… так дешевле нанять ничьего… тому и полсотни много будет… …А настоящий… услышит про деньги… – считай… всё пропало… тогда уж… наверняка… Я на бегу зажал оба уха ладонями, хоть так убегать и было до ужаса неудобно. Дьявол! И надо же мне было услышать ещё и это! Клянусь, сказани та девчонка про меня какую-нибудь гадость, какую-нибудь мерзость… да обзови она меня, черт возьми, скажем, старым пидором, импотентом, кастратом… – мне и то во сто крат было бы легче, чем… О, дьявол! Услыхать напоследок, что она, ни на что невзирая, всё равно видит в тебе человека! Так позорно, так трусливо сбежать, не от неё даже сбежать, нет, – от своего неодолимого желанья, из блажи дурацкой, из порочных предрассудков гнусной цивилизации сочтенного тобой запредельно непристойным, запретным, преступным… – и ради чего?! Чтоб всю жизнь после помнить, что остался для неё мужчиной, которого она искренне хотела?! Желала. Дьявол!!! Дьявол!!! Как же я порой ненавижу свой проклятый профессионально тренированный слух!… Чего мне сейчас, честно говоря, больше всего недоставало, так это – толпы. Гуща народу, когда сквозь неё продираешься, ломишься едва ли не посредством грубой физической силы – идеальная среда, чтоб привести в порядок, в более или менее приемлемое состояние свои чувства, мысли… Дать слегка поостыть своим вскипевшим, уже буквально готовым взорваться от бури эмоций мозгам. Прешь как трактор, едва не мечтая втайне нарваться на какое-нибудь нехилое такое приключение, а сам злорадно воображаешь, как жутко не поздоровится сейчас тому невезучему невеже, кто, того гляди, попадется под горячую руку тебе, когда ты в таком вот состоянии… Пусть даже и не посчастливится отыграться на таковом… Да даже и лучше, пожалуй, если такого случая, слава богу, так и не представится. Достаточно того, что ты был готов на это, ощущал решимость. Не сам факт такого вот неподобающего джентльмену использования ближнего своего в качестве громоотвода для разрядки собственных эмоций, а только мысли о таковом – вот что лучше всего позволяет расслабиться, вернуть себе душевное равновесие. А там уж… даст бог – глядишь, ещё и удастся… нащупать снова почву под ногами, так сказать. Но – нет! Как назло, именно этого-то здесь искать, как я очень скоро убедился, увы, отнюдь не приходится. Очень быстро я понял, что даже на самой людной из найденных мной улиц о таком явлении как толпа остается только беспредметно мечтать. Здешние нравы. Эх, в другой бы раз… да в ином состоянии… – я б тому, разумеется, только порадовался. Просто поразительная вежливость, с которой тут каждый подчеркнуто блюдет дистанцию с окружающими, такая, о какой в нашем цивилизованном мире и в сказке не скажешь, – она поначалу произвела на меня, честно говоря, не самое лучшее впечатление. Будто от меня шарахаются, как от прокаженного. Не сразу я заметил, что сей феномен вовсе не относится ко мне исключительно. Да, и простолюдины, и вальяжные благородные господа – все как один явственно меня сторонятся. Первые уступают дорогу с кротким почтением; вторые – не менее тщательно, но с таким возвышенным достоинством, с таким, я бы сказал, непередаваемым чувством превосходства воспитанного человека, что тут же невольно сам себя чувствуешь хамом и грубым быдлом, что вот не успел, увы, первым галантно посторониться. Стыдно, черт возьми, ох, как стыдно – да уж лучше бы кто-то морду мне набил! Вскоре, однако, до меня дошло, что все они и промеж собой ведут себя точно так же. С той лишь, возможно, единственной разницей, что среди них столь неотесанного невежи, каким я сам себя очень скоро ощутил, не так уж и просто сыскать. Ну да, всё это, разумеется, замечательно. Но мне сейчас нужно было не этого, не такой аристократически учтивой обстановки мне во что бы то ни стало в этот момент хотелось. А потому я недолго думая свернул в первый попавшийся невзрачный переулок и спустился в какой-то неказистый на вид подвальчик, над которым увидал вывеску "Варьете". Просто: "варьете", что меня нисколько не удивило – я прекрасно знал, что здесь далеко не часто хозяева мелких лавок раскошеливаются на плату акцизного сбора на право помещать на вывеску ещё и название своего заведения, как это могут себе позволять лишь владельцы более роскошных. А потому я и надеялся, что окажусь в какой-нибудь достаточно дрянной забегаловке, едва ли не в грязном притоне, где нравы, как я очень хотел надеяться, окажутся всё же малость попроще. Действительность оказалась разительно несхожей со всеми моими ожиданиями. Во-первых, подвальчик изнутри, что меня таки изрядно удивило, напоминал, скорее, холл вполне респектабельного отеля, чем прокуренный тесный полутемный кабак, каким рисовало мне его моё воображение. Ещё менее того его можно было бы счесть за вертеп разврата, чего я тоже, если честно, слегка опасался, вообще-то. Нет-нет, ничего подобного. Напротив, сервис тут оказался на самом высшем уровне. Ко мне даже официант не подходил за заказом – он сразу принес мне графинчик местной целебной водицы – самой природой настоянной в каком-то из высокогорных горячих ключей на листьях, опадающих прямо с кустов реликтового белого чая – здешнего эндемика, растущего только над действующими гейзерами. Как раз самое то, чего бы я заказал себе, окажись у меня такая возможность. Вот о таком точно графинчике я мечтал, ещё сходя с трапа доставившего меня сюда авиалайнера. Тогда ещё, помню, у всех пассажиров, прибывших вместе со мною, так дико вытянулись рожи от удивления, когда я брезгливо отказался от мерзкого пойла в жестянках, каким администрация аэропорта зачем-то угощает напоследок всех вновь прибывающих цивилизованных… Да, разумеется, такой вот графинчик за пределами Страны стоил бы целое состояние – если б только вывоз этого божественного напитка на экспорт не был строжайше запрещен законом. Но тут, в этом заведении, я сразу увидал точно такие же едва ль не на каждом втором столике. А потому поначалу решил, что здесь это – что-то типа бесплатного или, скажем, условно-бесплатного – уже входящего в стоимость входного билета, эдакого фирменного аперитива – для лучшего аппетита посетителя. Потому меня сперва и не особо удивила та резвость, с какой моё невысказанное пожелание было тотчас исполнено. Вот если б только не совершенно иные напитки, столь же молча и столь же расторопно подаваемые официантами иным забредшим сюда клиентам, по всему видать – нисколько тому не удивляющимся. Ну, да бог его знает – может, это всё старые завсегдатаи… Впрочем, я хоть формально и был всё ещё туристом, но сюда ведь я забрел вовсе не за удивлением или ему подобными прочими дешевыми штучками из, так сказать, стандартного туристического комплекта. Отнюдь. Цель у меня была, как я уже говорил, совершенно иная. И всё же я был-таки слегка озадачен… Ещё удивительней – минут так через десять другой официант уже подал моё любимое блюдо – шашлык по-вегетариански. Шляпки маринованных грибов шести видов, нанизанные на шампур поочередно с аккуратно нарезанными тонкими ломтиками сырых овощей и фруктов – да не абы как, а строго в моей самой-самой любимой последовательности. Очень тщательно – не чересчур плотно, но и не слишком редко. И всё это вместе обжарено – но не над тлеющими угольями, как это делают с шашлыками из мяса, а, напротив, – слегка обожжено в сильном пламени открытого огня. Ум-м-м… – просто объеденье, пальчики оближешь!… Да, но видели бы вы только удивленную донельзя физиономию официанта, всю эту вкуснятину мне подававшего! Клянусь, он сам своим глазам не верил, что им принесенное блюдо хоть кто-то из смертных сможет счесть съедобным! Тем не менее, никак не приходилось сомневаться, что этот вегетарианский шашлык был только что приготовлен персонально для меня – и на это у местного повара не ушло ни единой лишней минуты. Не бог весть какое чудо, конечно. Но стоит лишь вспомнить, каких трудов мне каждый раз стоило там, на родине, втолковать шеф-повару самого фешенебельного столичного ресторана, как правильно это дело следует готовить!… И всякий раз эти умники не находили ничего лучше, чем раз по двадцать уточнять, понимаю ли я, сколько такой эксклюзивный заказ будет мне стоить, и вообще – могу ли я себе позволить подобную роскошь. При этом не припомню случая, чтоб хоть однажды у такого деятеля всё получилось в точности по только что неоднократно вдолбленному ему мною рецепту, – черт, хоть бери да сам готовь! Вот прямо на ресторанной кухне – тыча носом того дипломированного невежду, столь элементарных блюд готовить так и не научившегося. Сегодня же принесенное мне официантом блюдо моё любимое оказалось не просто приготовленным идеально – к моему удивлению, оно буквально восхитило меня самого, отродясь такой вкуснятины ещё не пробовавшего. Хотя я и готов был поклясться, что его явно готовили в точности так, как это всегда рисовалось в моём воображении. Тут всё дело, видимо, в по-настоящему натуральных исходных продуктах… – пытался я утихомирить внезапно обнаруженные мною у себя едва прорезавшиеся ростки чего-то наподобие паранойи. Но призрак здешнего повара, с обалдением во взоре стряпающего по досель неслыханному рецепту заказанное капризным иностранным туристом невообразимое блюдо, уже прямо-таки наотрез отказывался оставить в покое моё разнесчастное воображение. Довершало эту мистерию ещё одно не менее загадочное обстоятельство. Нет, вовсе не то, конечно, что здесь никто не счел нужным осведомиться насчёт моей платежеспособности. Не думаю, по крайней мере, что мой вид мог бы хоть кого-то заставить в ней всерьез усомниться. Напротив. Но вот вывеска над входом сюда, обещавшая не просто возможность утолить голод и жажду, а недвусмысленно дразнящая любого прохожего заманчивой перспективой вдоволь насытиться ещё и развлекательной программой, – тоже, оказывается, не обманывала. К моему немалому удивлению, можно сказать. Да, тут действительно шло представление. Так что попал я именно в варьете – в самом что ни на есть исконном смысле этого слова. Ничуть не меньше, вообще-то, меня поразило и то, что в даваемом здесь представлении совершенно не ощущалось ни грана чего-либо пошлого! Отнюдь. Девица, выступавшая с эстрады, была, конечно, весьма из себя привлекательной, этого, да, не отнимешь. Но всю её великолепную фигуру до самого пола облегало строгое вечернее платье, лишь сверху кокетливо обнажающее элегантно покатые плечи. Признаться честно, я немало успел повидать в своей жизни даже монашек, одетых не в пример более откровенно. Главное же – она вовсе не исполняла, как вы могли бы подумать, чувственным голоском какую-нибудь любвеобильную или, скажем, преисполненную тоски и истомы страсти пошлую песенку, из числа тех, кои почему-то принято считать глубоко эротичными. Ничуть не бывало! Она даже, вот поверите ли? – не танцевала, извиваясь всем телом в подобии чувственного экстаза, как это во всём цивилизованном мире привычно ассоциируется с самим понятьем о варьете. Напротив – эта дамочка читала стихи! Да-да, именно стихи! Совершенно, заметьте, невинные, какие запросто можно… да хоть детям в школе задавать. Нет, безо всякого сюсюканья, разумеется. Нормальные взрослые стихи, глубокие и проникновенные, но при этом совершенно, знаете ли… нейтральные, ничем эротичным совершенно не отягощенные. До меня, если честно, даже не сразу дошло, что эти стихи, как ни странно… вообще – ни о чём! Совершенно. И всё же было при этом в них что-то настолько завораживающее, так крепко берущее за душу… – что я, признаться, далеко не сразу сообразил, в чём тут весь фокус. Ну да, конечно, стихи эти звучали непередаваемо красиво. Не спорю. Но ведь ничего иного я, зная уже кое-что насчёт здешней поэзии, и ожидать никак не мог. Нет, дело вовсе не в их утонченной красоте. Точнее сказать, этого было бы явно недостаточно. Особенно – учитывая полное, как мне поначалу показалось, отсутствие в них сколь-нибудь содержательного смысла. Впрочем, я ведь вовсе не считал себя не только знатоком здешней поэзии, но и по поводу совершенства своего знания местного языка у меня всё ещё предостаточно было веских поводов всерьез сомневаться. Во всяком случае, меня ничуть не удивило бы, окажись вдруг так, что некий потаенный от всякого непосвященного эфемерно утонченный смысл просто ускользнул от меня. Или лучше сказать – ускользал постоянно. Стоило лишь мне на миг почудиться, что нечто осмысленное я вот-вот сумею в этих её стихах наконец уловить – и тут же эта иллюзия рушилась, будто я тщетно пытаюсь поймать рукой солнечный зайчик на стене. Эта странная игра, признаться, столь сильно увлекла меня, что я даже едва не позабыл, зачем сюда явился. Обнаружил это, только дожевав до конца своё изысканное лакомство и сделав поразительное открытие: впервые в жизни я, несмотря на великолепие поданного мне блюда, ощутил от него совершенно не то удовольствие, какое привычно ожидал. Такое впечатление, будто съел его за меня кто-то другой. Кто-то, бесспорно, мне далеко не безразличный, кого я и сам с превеликим удовольствием угостил бы таким вот изысканным деликатесом. И этому кому-то моё угощение явно пришлось по вкусу. Ого, да он, этот неведомый кто-то, как я погляжу, был просто в восторге! С роду, видать, ничего подобного не пробовал. Даже не подозревал, небось, бедняга, что бывают в нашем бренном мире столь знатные яства, и что простому смертному дано познать такое необычайное кулинарное наслаждение. Тут я вдруг заметил, как один из официантов едва ли не стремглав бросился ко мне, и по его озабоченной служебным рвением физиономии было совершенно явственно видно, что он намеревается предложить мне повторить. Подобная идея, честно говоря, мне и самому сперва показалась довольно-таки заманчивой. По здравому размышлению, однако, я всё же вовремя счел это явным излишеством. И этот не в меру понятливый малый, тут же сменив на ходу свой маршрут, деликатно сделал вид, будто ему нежданно приспичило протереть салфеточкой бокалы на одном из временно пустующих столиков – и без того, вообще-то, идеально чистые на вид и в подобной его прыти уж никак нуждаться, хоть убей меня, не могущие… Нет, вру! Черт возьми – безбожно нагло вру! Каким-то необъяснимо странным образом, но он меня намного опередил. Опережал, точнее сказать, уже с самого начала – я ведь только тогда и помыслил насчёт добавки, когда уже увидал, с какой прытью он ко мне направляется. Понял его намеренья, разумеется, сразу. Но вот по поводу отказа – такого я ни в жизнь не сказал бы! Я ведь не только, ну, никак не мог бы успеть дать понять ему жестом, что, мол, предпочел бы пока воздержаться, – нет, наоборот, сам это понял, только уже заметив, как прыти у этого деятеля заметно поубавилось. А дошло до меня, что он к тому моменту уже направлялся совершенно к другому столику, ещё малость позже… Боже мой, да они тут, как я погляжу, даже не мысли твои читают – они будто точно угадывают, о чём ты ещё и подумать-то не успел! Уж про этих-то никак не скажешь, что они, мол, читают по губам. Какое уж там?! Они словно сами мыслью твоей управляют. Господи, вот ведь жуть-то какая!… Тем не менее, сей престранный факт, вопреки моим ожиданиям, почему-то вовсе не вызывал у меня ни тени какого-то беспокойства. Наоборот – очень даже удобная деталь здешнего сервиса. Профессионализм обслуживающего персонала, отточенный до самого неслыханного совершенства – не более того. Не скажу, как насчёт самих профессионалов, а вот мне как обслуживаемому ими рядовому посетителю, так это очень даже удобно. Совершенно непонятно, правда, как же им это удается? Не по губам же они мои мысли читают, как тот давешний вундеркинд. Явно – не по губам. Я ведь сейчас только понял, что, оказывается, шептал всё это время услышанные с эстрады те самые стихи, столь неописуемо меня удивившие, что я и сам не понял, зачем это делаю. То ли так я пытался вникнуть в их ускользающий смысл? То ли – заучить их? Ну да, заучить наизусть. Быть может – в призрачной надежде вникнуть в них чуть позже. Хотя, честно говоря, уже тогда прекрасно осознавая, что заучить их мне так и не удастся, как бы я ни старался. Как бы я ни тужился понапрасну, как бы зверски над бедной памятью своей ни издевался, а этого, похоже, мне просто не дано. Не потому, что непосильно лично мне – нет, это просто невозможно… И тут я наконец-то прозрел. Господи, да она ведь их не декламирует – она их, оказывается, импровизирует! Сочиняет прямо на ходу, как бы это мне, дилетанту, ни казалось совершенно немыслимым. Сочиняет, заметьте, не столько следя за тем, чтоб стихи у неё выходили красивыми, изысканно элегантными, – нет! Она ведь, как я понял только теперь, главным образом, сосредоточенно следит за их… Ну да, именно! За их полной, буквально – нарочитой бессмысленностью она столь ревностно следит, никак не иначе. А уж столь эстетически совершенными они, судя по всему, сами у неё получаются. Сами собой, автоматически, без малейшего с её стороны усилия. "Машинально" – сказал бы я, если б не опасался подобным словом, зная не понаслышке, сколь неприличным оно здесь считается, оскорбить эту удивительную поэтессу. Пусть даже – лишь в мыслях своих… Это изумительное открытие, как ни странно, моментально вернуло меня, что называется, на грешную землю. Хоть я и не сказал бы такого никогда о земле этой удивительной Страны, так что примите сию фразу лишь исключительно в качестве идиоматической – я ведь вчера ещё жил среди цивилизованных, так что мне это вроде простительно. Да-да, именно так. Вместо того, чтоб тут же, на всё и на всех наплевав, с головой погрузиться в чарующие глубины не ведомого мною прежде, ни одному из числа цивилизованных ни за какие деньги не достижимого, да и вообще – высочайшего, насколько я мог судить, эстетического наслаждения, какое только доступно смертному. Нет, вместо этого я, наоборот, целиком и без остатка предался своим самым насущным проблемам. Увы, ничего уж тут не попишешь – я ведь, черт побери, на службе… О, нет! Сто чертей мне в глотку – только этого ещё недоставало! А где ж, дьявол её дери, ваша хвалена ментальная блокировка?! Я ведь не должен!… Не могу!… Не способен!… Не в состоянии!… Чисто физически – не в состоянии!… Мне ж, черт возьми, обещали… Да не кто-нибудь – главное их светило медицинское, лучший в мире специалист по мозгам… Сам, лично, собственной персоной. Клятвенно мне обещал – железно, сто пудов гарантии. Да ещё не как-нибудь там – дословно: девичьей честью собственной внучки, засранки малолетней, готов был мне в том поклясться… Сам же лично и работал со мной, ни одному из своих ассистентов не доверил мозги мне промывать. Дело-то ведь не шуточное – впервые в истории, почитай, решились на такое! И вот – тебе на, пожалуйте! – ни с того ни с сего, да сразу такой вот жуткий прокол! Полный провал, если уж совсем откровенно. Сокрушительный. Особенно, учитывая то, где и когда это со мной произошло… Имя Цитата Ссылка на комментарий https://forumkinopoisk.ru/topic/137959-baykadpom-kocmodup/page/13/#findComment-8346211 Поделиться на другие сайты Поделиться
Scud-IIEPBblu 23 декабря, 2021 ID: 312 Поделиться 23 декабря, 2021 14. Прямо сейчас, то есть, это со мной происходит. Вот сижу я среди полудюжины местных профессионалов – словно голый! – каждым нервом своим так и ощущая, как они все мысли мои так и видят насквозь. Жуткие мысли, что ни говори. Я ведь о том никак не должен был вспомнить. Ни в коем случае! Ни о том, как меня на это дело подписали, ни о том, как потом готовили. Ни про то, тем более, как мне этот старый дьявол два месяца кряду ту хваленую блокировку ставил – чуть ли не собственными пальцами в башке моей ковырялся. Доковырялся, однако. Дьявол! Ох, и шлюхой же, видать, твоя внучка сопливая растет! Страшно вообразить… Ладно, шутки в сторону. Почему, собственно говоря, я теперь так возмутительно спокоен? Уверен под завязку, что этим вот профессионалам кухонным на все мои жуткие тайны глубочайше наплевать? Нет – не то. Совершенно из другой оперы. То есть, да, конечно. На то они и профессионалы – всё постороннее им, понятно, до лампочки. Вот подумай я сейчас, скажем, о… Ого! Ишь, как сразу подскочили. А я ведь даже сам не успел определиться, о какой такой жратве подумать для них собирался. Да и обломились все тоже в момент – поняли, что не всерьёз. Раньше меня самого, опять-таки. Ладно, не в них сейчас дело. Я ведь сюда, поди, не за их какими-то секретами кулинарными. Вот-вот. Так может, в том-то всё и дело, что мне самому на провал моей миссии совершенно наплевать? Не я ж, в конце-то концов, так позорно облажался. Да ни коим образом! Вот пусть теперь эти самые, в штатском, так своей дутой компетентностью кичиться привыкшие… А что, пусть со своего профессора и спрашивают. Да пусть хоть душу вытрясут – что из него самого, что из внучки сопливой, на поверку шлюхой малолетней оказавшейся. Мне что до того?… Нет, глупости. Я ведь вам не как-нибудь, меня ведь, собственно говоря, на это дело даже не завербовали. Я ведь, по чести сказать, – сам, добровольно. И не потому даже, что просто интересы наши случайно совпали. Да, разумеется, хотел здесь оказаться. Словами сказать не умею, как я этого хотел. Ну, и оказался бы. Да мне эти, в штатском, в этом даже и не помогали. Сам, своими силами, за свои кровные. Даже пришлось наравне со всеми прочими желающими пройти через всю традиционную волокиту с документами. Для полной конспирации, как они мне сами это объяснили. Да я, в общем-то, и без тех объяснений сам тоже был того же мнения – так-то оно верней. Совсем другое дело, что наши интересы совпали не просто, а совпали полностью. Почти – идеально. Всей-то и разницы, что им тогда позарез был нужен человек, до того никак и ничем с конторой их ничего общего ни разу не имевший, по собственной блажи решивший переселиться в Страну, кто при этом ещё и задание секретное взять на себя не откажется. Это – как минимум. А уж о таком, как я – кому поручаемая миссия и самому аж до чертиков по душе придется – они все, как я понял, и мечтать не смели. Могли ли они малость переоценить мой энтузиазм? Вряд ли. Я ведь им сразу честно заявил, что – да, не спорю, дело, конечно, интересное, только для меня, уж извините – не это главное. Нет, не могли они заблуждаться на сей счет, никак не могли. Скорей даже – вовсе наоборот. В том-то и беда, кажется, что это я сам недооценил, как меня может сильно увлечь порученное ими задание. У меня ведь словно новая цель в жизни появилась – давненько я такого за собой не припомню, ох, и давненько. Черт его, честно говоря, теперь разберет – не этот ли мой нездоровый энтузиазм привел теперь меня к столь позорному провалу? Хотя, почему это, собственно говоря, – "к провалу"? Кто, черт возьми, меня тут разоблачил? Официанты? Не смешите. Им-то что за дело?! Здешние компетентные органы? Глупости. Даже окажись вдруг их профессионалы в сотню раз всех этих профессиональней – что с того? От них ведь мне скрывать нечего, абсолютно ведь нечего. Наоборот даже. Им, поди, и самим в этом деле давно уж неймется узнать хоть что-нибудь. Только им-то – нельзя, никак нельзя. А вот ежели чужими руками да так, чтоб самим-то в тени оставаться. Совсем другое дело! Ну, подумаешь, ну, прошляпили самую малость – с кем не бывает. Служба такая – за всем ведь не уследишь. Ну даже и пожурит хозяин за "проявленную халатность" – всё равно ведь тут же и наградит. Пусть не сразу, пусть совсем не за это, если формально. Зато – основательно, по-взрослому. В общем, не противники они мне, совсем не противники. Надо только поаккуратней, чтоб не вынудить их ненароком. Чтоб не пришлось им самим, скрепя сердце, против воли, во исполнение долга служебного и т.д. и т.п. Короче говоря – не нарваться сдуру так, чтоб им самим никакого иного выхода не оставить, как только соблюсти все положенные формальности. Даже нет, не так. Настолько дико напортачить у меня, думаю, при всём желании никак не выйдет, таланта просто не хватит. Не идиоты же они, черт побери. Да и наши, в штатском которые, – тоже. Эти-то, поди, всё заранее просчитали – знали, значит, что их здешние коллеги, если и не посмеют мне в моей миссии активно помогать, то уж мешать-то и подавно не станут. В общем, отсюда ждать угрозы провала мне совершенно ни к чему. Тогда – в чём же дело? Почему, черт побери, я настолько уверен в неминуемом провале? И почему меня это нисколечко уже не пугает? Дьявол, я ведь знаю уже ответ, чувствую, что точно его уже знаю. Что-то такое неординарное я уже успел сегодня узнать, что-то настолько невероятное, уму не постижимое… Но что же, черт меня побери, что??? О, да!!! Вот это, что называется, – вопрос на сотню миллионов! Уж каких только чудес мне не довелось сегодня сподобиться?! Жуть! Считай, ничего и не знал до сих пор. Ничегошеньки!!! Словно вчера только на свет народился. А сегодня вдруг взял да прозрел. В момент единый. Уйма информации. Да вся к тому ж свежая, на злобу дня. Актуальная. До чертиков – актуальная. Только вот к моей миссии какое всё это может иметь отношение? Какое, тысяча чертей?! Нет, стоп. Всё опять не так. Вспомни-ка, давай, чему тебя учили? Чего уж там, всё равно ведь вся твоя конспирация – по швам. Правильно! Учили тебя, дурака, что главное – суметь самому себе правильный вопрос задать. Хорошо, уже лучше. Так какой вопрос я себе задать должен? "Что такого особенного я случайно узнал сегодня?" – нет, неверно. Такой вопрос я себе уже задавал. Безрезультатно. Сюда же – и оба других: и насчёт моей уверенности в неизбежном провале, и насчёт своего безразличия по данному поводу. Что остается? Да ничего, в общем-то. Вот разве что… Ну да! Конечно! Блокировка, черт побери! Проклятая блокировка! Нет, стой, обожди. Давай не будем горячиться. Давай уж лучше – как учили. Четко, строго и взвешено. Как по писаному. Формально и без эмоций. Вот он – нужный мне вопрос: "Как могло случиться, что эта блокировка вдруг отказала?" Ну да, именно так. И отказала она, заметь, вопреки всем данным тебе гарантиям. И давай-ка покуда не особо спешить подмочить авторитет старика того несчастного. С этим-то, небось, всегда успеется. Не говоря уж про нравственный облик его сопливой внучки-малолетки. Итак?… Хм, а с чего это, собственно, я взял, что та блокировка и в самом деле отказала? Мне ведь дед-психолог чего тогда обещал? Не зомби же из меня сделать, верно? Нет, вовсе – нет. Наоборот. Клялся мне всеми святыми, что и следа от неё не останется – как только надобность в ней отпадет. Выходит – отпала уже? Странно. Значит ли это, что моя миссия уже закончена? Может, ещё и успешно? Вот уж ни за что не поверю – совсем как-то ничего похожего не вижу я в этом ни на какой такой блестящий триумф. Тогда, быть может, – наоборот? В смысле – с треском провалена? Окончательно и бесповоротно? Нет, тоже почему-то не особо похоже. Есть ещё варианты? А как тебе, скажем, такой: просто пропала надобность в самой блокировке. Безотносительно миссии как таковой. О, черт! А вот это уже, пожалуй, и впрямь похоже на правду. Очень даже похоже! Настолько, что я уже даже готов в это поверить. Выходит, что-то такое я разузнал… – после чего понял, что скрывать свои планы отныне совершенно бесполезно? Возможно, наоборот даже – вредно. То есть, будет полезней для дела – с этой вот самой минуты действовать мне совершенно открыто? Ой, да как же это? Я ведь так нагло вовсе и не умею – не тому меня учили. Да хоть бы знать-то наверняка, что я не ошибаюсь. А то ведь… Ну да, размечтался. Сам до сих пор понять не могу, чего такого именно я мог разузнать, да ещё столь важного, отчего могла возникнуть потребность срочно менять радикально всю изначальную стратегию. Дьявол, ни одной здравой идеи. Вот-вот, а туда же! Гарантию ему, видишь ли, подавай!… Путешествие в паланкине мне, сказать по правде, не особо понравилось. Дело даже не в том, что с непривычки оно показалось мне, пожалуй, слишком уж медлительным. Напротив. Нанимаемые мной ничьи из Гильдии, сразу, видимо, оценив опытным взглядом мою платежеспособность и, соответственно, размер светящих им чаевых, неслись очень даже резвым аллюром, всю дорогу то и дело обгоняя одну бригаду своих коллег за другой – тоже, в общем-то, не страдающих отсутствием рвения. При этом они ещё и умудрялись нести паланкин столь гладко, что любой пассажир даже самого фешенебельного лимузина на высококлассном автобане мог бы мне, пожалуй, лишь искренне позавидовать. Ей-богу – я глазам своим никак не мог поверить, глядя из оконца на живописные рытвины и ухабы, в изобилии изрезавшие то, что здесь у них называется дорогой. Да я б тут, наверно, и на тракторе проехать не рискнул бы. А этим – хоть бы что, скачут по камням, будто стадо антилоп. Босиком, разумеется, – никакая обувь, видать, такого вот над нею издевательства и часа бы не выдержала. И как мне показалось – не глядя под ноги себе. Похоже, каждый камень им здесь сызмальства знаком, словно родной. И не сказать, что обошлось оно мне уж слишком накладно. Даже с учетом всех доплат за срочность: как официальных, по прейскуранту особых услуг, – так и включая все розданные мною чаевые, размер которых, как ни странно, даже явно превышал самые смелые надежды везших меня на себе работяг. Они, сказать по правде, буквально радовались как дети, резво уступив прямо на бегу свои рабочие места, тут же занимаемые столь же спортивной наружности своими мускулистыми преемниками, и так же на бегу, ничуть не мешая движенью, получив от меня свой честно заработанный гонорар. Я даже уж подумывал, грешным делом, не слишком ли сильно балую их, ничьих, как здесь зовут пролетариев, подчеркивая, видимо, этим их отличие от рабов. Или же, быть может, – отличие от благородных господ, "верных слуг Отечества", как их здесь официально положено называть, хотя сами себя они почему-то предпочитают величать не иначе как "смиренные холопы Его НЕ-цивилизованности". Сии сомненья меня омрачали вовсе не из жадности, как раз – наоборот: глядя на их усердие, я готов был, кажется, платить им ещё и не так щедро. Да только опасался, чтоб это не выглядело уж чересчур наглым, мне вовсе не хотелось создавать впечатление не в меру расточительного мота, счета деньгам ни разу не знающего. Не красиво как-то, согласитесь, так вот глупо безо всякой на то надобности выпендриваться. Неприлично – почему-то это слово, значащее здесь, как я уже понял, высшую степень морального порицания, всякий раз в такие моменты приходило мне на ум, то и дело отчаянно мешая, как бы оно ни хотелось, тряхнуть, что называется, мошной по-царски. Тем не менее, я был почти уверен, что путешествие мне таки влетело уже в копеечку. Каково ж было моё изумление, когда, подсчитав все итоговые свои траты – не столько ради предстоящей мне, возможно, в скором времени отчетности, сколько для себя, исключительно из любопытства, – я был буквально разочарован: можно подумать, что всю дорогу я только и делал, что жадно трясся над каждым грошом, как самый последний скряга. Нет, что вы! На самом-то деле для меня вовсе не составляло тайны, почему я так и остался не вполне удовлетворенным проделанным путешествием. Девчонка! Да-да, та самая, именно – та самая. Ей, видишь ли, дано получать полноценное удовольствие, катаясь на людях. Невзирая на её пресловутое рабство, каковое теперь, оглядываясь в прошлое, я, честно говоря, уже никак не мог воспринимать иначе, чем её собственную вздорную прихоть – ею же самою для себя нарочно выдуманную, ею же и осуществленную. Виртуозно, заметьте, ею осуществленную! Так вот, ей кататься на людях, на свободных, заметьте, полноправных гражданах, добровольно избравших для себя такой вычурный способ зарабатывать хлеб свой насущный, ей это дело – в кайф. А мне – нет. Хоть ты режь меня, а ничего в этом приятного я так и не смог найти для себя. Да я ведь понимаю – это всё гнусные предрассудки проклятой цивилизации, сызмальства въевшиеся в моё несчастное сознание, тому виной. Что ж ещё, черт возьми?! Понимаю, прекрасно понимаю. А вот поделать с этим, увы, ничего не могу, хоть ты тресни. Ну, да ничего, привычка, поди – дело-то наживное… Пречистая меня тоже, вообще-то, не особо порадовала. То есть сам по себе городок, разумеется, оказался просто великолепен. Недаром же его повсеместно зовут туристической Меккой! И он, право слово, того вполне заслуживает. Это я вам не для рекламы говорю – просто так и есть на самом деле. И это, заметьте, – именно городок. Совсем крохотный, даже как бы игрушечный, что, честно говоря, ещё больше придает ему какого-то неизъяснимого очарованья. Возможно – по контрасту с окружающим его гигантским мегаполисом, называемым столичным предместьем и состоящим сплошь из огромных отелей и громадных супермаркетов, в первых из которых томятся несметные полчища отнюдь не самых бедных интуристов, коротая время в походах по последним, в ожидании своей очереди посетить собственно Пречистую. В самой же в ней, за исключением умопомрачительно величественного, несмотря на миниатюрные, едва ли не вовсе игрушечные размеры, Дворца Его НЕ-цивилизованности и как бы специально, по контрасту, его оттеняющего Храма Реабилитации – воистину циклопического по размеру, но настолько аскетически скромного, что даже Его Первосвященство во время службы восседает в нём на престоле из нетесаных булыжников, – находятся лишь с десяток офисов. Все без исключения Министерства Страны – собственно говоря. Невелика, в общем-то, хитрость – заставь всех министров ходить пешком, всегда и только пешком, настрого запретив любые исключения, – и большего размера столица никому никогда уж и не понадобится. Сами министры, кстати, все живут во Дворце – чтоб всегда быть под рукой Его НЕ-цивилизованности, если это ему вдруг понадобится. Закрытая для посещений его половина потому и зовется министерской, хотя и сами министры, и особенно простой народ, называют эту половину "министерскими кельями". Да оно и смотрится, честно говоря, подобно пристройки для слуг – в разительном контрасте с собственно дворцом, где даже все дорожки дворцового парка для прогулок Его НЕ-цивилизованности сплошь вымощены полудрагоценными каменьями. Нефриты, топазы, бирюза, гранат. Нет, я бы, например, будь я на месте правителя, предпочел бы, пожалуй, бриллианты с рубинами, да сапфиры с изумрудами. Тем более что позволить себе подобную роскошь ему было бы вполне, знаете ли, по средствам. Для меня, наверно, так навсегда и останется совершенно недоступным для понимания: к чему такая показная скромность? Ещё в Пречистой, что, вообще-то, далеко не сразу бросается в глаза, есть две достопримечательности. Особые – я бы сказал. Во-первых, это Государственный банк, прихотливо замаскированный вычурной фантазией архитекторов под весьма массивный фундамент офиса Казначейства. Или, если кому-то так привычней для слуха – Министерства финансов. Точнее говоря, это не сам госбанк, а только его столичное отделение. А уникален он – своей необычайной планировкой, целиком и полностью, вообще-то, отвечающей его чисто утилитарному назначению. У этого отделения – три разновеликих входа-выхода для посетителей: официальный, льготный и так называемый "специальный". Вообще-то, имеется там и ещё один, тайный, проложенный глубоко под землей тоннель, по которому охранники из этого отделения вывозят куда-то всю поступающую в него наличность, ибо за всю свою историю оно никому ещё не выдало и ломаного гроша. Таково уж исконное назначение данного учреждения – принимать платежи, только – принимать. Там, в частности, принимают деньги от министров и служащих всех министерств – всё то, что наивные ходатаи пытались всучить им в качестве взяток. Собственно говоря, затем и существует официальный вход. "Специальный" вход в отделение выходит прямиком в предместье – на обширную площадь, окруженную тремя наиболее дорогими отелями для интуристов. Именно там положено платить все взносы и пошлины, передаваемые, так сказать, "с оказией", – именно эта площадь в любое время суток заполнена томящимися там в любую погоду в нескончаемо огромной очереди "случайными туристами", смиренно ожидающими с довольно весомыми, подчас, мешками денег. Ибо прием платежей от них, по мудрому указу лично Его НЕ-цивилизованности, осуществляется тоже круглосуточно. Напротив, льготный вход никогда, по-видимому, очередей не знавал – на то он и льготный. Работает он точь-в-точь как и любой малый банк в цивилизованном мире – одна зевающая со скуки девушка-служащая за стойкой, один пожилой кассир за бронированным раздвижным окошком, тоже, наверно, изнывающий там от безделья, да ещё пара охранников – здоровенные лбы в позолоченных доспехах и с устрашающего вида мечами наизготовку. Этим, видать, зевать на посту не положено… хотя… – кто ж их знает, строго ли блюдут они устав караульной службы, пока эта треть госбанка пустует по случаю полного отсутствия в ней посетителей? Эту вот треть госбанка мне, видите ли, довелось лично посетить… – но об этом, с вашего позволения, я поведаю чуть позже. А сейчас я только хотел объяснить, почему мне вообще известно про её существование. И ещё – рассказать, почему её называют льготной. Она, извольте видеть, существует исключительно для так называемых "случайных разовых платежей", а что под этим подразумевается – это я после поясню. А пока, если не возражаете, я вам поведаю насчёт "во-вторых". Во-вторых, в самом центре Пречистой, в её, так сказать, самом сердце – точнехонько промеж Дворцом и Храмом – имеется площадь. С виду ничем, пожалуй, не приметная, она, тем не менее, могла бы послужить предметом зависти для всех без исключения стран цивилизованного мира. Эта площадь называется Площадь Народовластья, и она, по большому счету, именно таковой и является. Да-да, судари, в Стране, как ни странно вам это слышать, тоже имеется представительная ветвь власти. Только они её называют Народное Вече, но во всём остальном данная институция ничем, в принципе, не отличается от привычного вам парламента. За одним, пожалуй, исключением – никаких выборов в парламент там не проводится. А потому никому и в голову прийти не может, чтобы место в таковом покупать, как это для всех стран всего цивилизованного мира давно уж стало нормой. Да и вообще – так или иначе добиваться права голоса каким-то преступным путем здесь ни одному идиоту никогда и в голову не придет. По действующим в Стране законам тамошние парламентарии не только лишены любых льгот или привилегий, но даже никакой платы за свою деятельность ни один из них не получает. Наоборот – когда кому-то из них неймется устроить заседание, ему же самому и приходится его организовывать. За свой счет, разумеется. И самому приглашенья рассылать, и кворум обеспечивать… только что проезд всем прочим он не оплачивает, ибо явка на работу здесь для всех народных представителей исключительно добровольное дело, лишь по зову их личной совести – потому-то и работают все они здесь всегда на совесть. Зато принять участье в работе Веча имеет право почти любой – лишь будь ты полноправным гражданином совершеннолетнего возраста да справку от лекаря имей, что с головой у тебя всё в порядке. Последнее, впрочем, даже не обязательно – любой лекарь с лекарской лицензией тебя имеет право прямо на входе освидетельствовать. Справку, понятно, он не даст, но на одно заседание стражи тебя всё ж пропустят – под его честное слово… Имя Цитата Ссылка на комментарий https://forumkinopoisk.ru/topic/137959-baykadpom-kocmodup/page/13/#findComment-8346212 Поделиться на другие сайты Поделиться
Scud-IIEPBblu 23 декабря, 2021 ID: 313 Поделиться 23 декабря, 2021 15. Хм-м, заседание. Это я, простите, по привычке так его назвал. Там ведь у них не особо-то позаседаешь. Нет, рассиживаться у них как-то не принято – все вопросы решаются быстро, по-деловому и безо всяких там грязных политических игрищ. А потому "заседают" здесь все они исключительно стоя. Больше вам скажу: каждый записавшийся выступить с трибуны должен стоять в очереди на одной ноге – иначе он свою очередь тут же теряет, да ещё и стражи выдворяют такого с площади до конца Веча. Самое же примечательное – что должно бы стать предметом зависти всех народов прочих стран и образцом для подражания всем иным парламентам – дисциплина. Ах, черт возьми – какая там царит дисциплина! Оно, собственно говоря, нисколько и не удивительно. Ни малейшего шума "в зале заседаний" там, даже в принципе, быть не может. Не потому, заметьте, что с недисциплинированными стражи абсолютно не церемонятся – им всем просто при входе раздают кляпы, а страж впускает на площадь лишь тех, кто тот кляп себе в рот уже правильно вставил, да ещё и ремешок от него на затылке замочком запирает, чтоб никто самовольно вынуть не смог. Таким образом, высказываться чисто физически способен лишь тот, кто уже для речи на трибуну допущен – честно записавшийся для прений и очередь свою отстоявший. Да-да, на одной ноге отстоявший, причем сменить ногу нельзя, даже если стоишь в очереди повторно, – за этим стражи очень бдительно следят. Да и коллеги, поди, столь наглого нарушения порядка не стерпят – больно уж они все дорожат своим равенством перед законом. Нет-нет, вы не подумайте – никаких таких особых неудобств столь строгие меры отнюдь не создают. Наоборот даже. А всё потому, что попусту болтать на том Вече не больно, знаете ли, захочется. Почему, спрашиваете? О, вам бы повидать тамошнюю трибуну – никаких тогда объяснений и не понадобилось бы! Вот представьте себе, судари, такую гильотину с огромными песочными часами в её спусковом механизме. Каждый желающий выступить должен опуститься на колени, низко склониться и просунуть в ту гильотину обе руки и голову – а до тех пор страж ему кляп не отстегнет. И вынимать голову можно, только уже всё сказав, уже снова с кляпом во рту – иначе сразу спуск сработает. Самое же там, на мой взгляд, примечательное – как здорово у них насчёт регламента продумано. Каждый выступающий собственными руками тянет за веревку – нож поднимает. Ну, иначе ж голову не просунешь – пока тот нож дыру для выступлений собой перекрывает. Да сам же и часы себе переворачивает. Сам, то есть, взводит спуск, чтоб потом претензий по поводу регламента не было – собственными руками, ровно на две с половиной минуты… А о чём, собственно говоря, дольше-то можно базарить – это ж вам, извините, не спич на пьянке. Да если по сути дела, не было ещё случая, как утверждает официальная статистика, чтоб хоть один оратор там в одну минуту не успел уложиться. Он ведь часов песочных видеть не может, а это, знаете ли, – способствует лаконичности. Очень даже способствует. Тем более что там ещё дополнительно имеется и такой, знаете ли, очень полезный стимул – они его "стоп-кран" называют. Это такая веревка, вдоль рядов слушателей натянутая. И каждый из внимающих оратору в любой момент за ту веревку имеет право дернуть. Вот как только кому-то не понравится то, что он с трибуны выслушивать вынужден… Нет, спуск от той веревки, разумеется, не срабатывает – песок в часах лишь сразу на треть быстрее сыпаться начинает. А ты думай – чего с трибуны-то болтать! Думай! Тут ведь тебе, извини, не балаган!… В общем, господа, от экскурсии по самой Пречистой впечатлений я набрался, как говорится, под завязку. И будь я обычным туристом – никогда о большем не смел бы и мечтать. Познавательно, поучительно, увлекательно… да и где ещё, собственно говоря, хоть что-то подобное повидать доведется?! Казалось бы – эх, ликуй моя душа, веселись сердце… Так нет же! – понес меня черт ещё и записаться на прием в Министерство Дознания Истины. За каким бесом? – до сих пор сам понять того не могу. А вот там меня, увы, – ничем не порадовали. Да, конечно: принять меня соизволил не абы кто, аж сам Второй Помощник Старшего Всеведущего. Это, если по меркам цивилизованной страны, – где-то так на уровне референта замдиректора контрразведки будет, пожалуй. Только у них официально никакой такой контрразведки нет и быть не может. По определению. Есть только Истина, и есть, соответственно, те, кому положено её знать. Поэтому Министерством Дознания Истины руководит Верховный Всеведущий, пожизненно назначаемый лично самим правителем из числа членов Ордена Всеведущих. Этот Орден, кстати, отнюдь не тайный – каждый мальчишка должен знать поименно всех его действительных членов и кандидатов ещё до первого урока в школе, его туда просто не примут без этого. А вот быть принятым в кандидаты можно только по наследству, но одного рождения от Ведающего или Всеведущего мало – надо ещё сперва пройти Службу, заслужить на ней высокий бал, а потом добровольно отказаться от права стать Выбирающим, ради посвящения всей своей жизни делу Истины. А не хватит баллов – быть тебе, максимум, Ведающим, даже если папа твой был Всеведущим. И тогда уж выше генеральского чина тебе, извини, ни за что не подняться. Тоже, впрочем, не мало. Даже младший офицер Министерства, Интересующийся любого ранга, имеет право в любой момент допросить любого жителя страны по любому поводу, за исключением Бургомистра города, Старосты села, сотрудника своего министерства, если тот не младше на три ранга, и Несущего Службу. Ну, с последним-то всё понятно – у него на то свой командир. Рабыню ж, например, или как их здесь называют – Свою, тоже ведь не может допрашивать даже сам Верховный Всеведущий – она ведь принадлежит хозяину вся, целиком и без остатка. А вот Старосту или Бургомистра почему-то имеют право допрашивать только старшие офицеры Министерства – Осведомленные. Ведающие и Всеведущие – тоже, конечно. Только у тех ведь и без того забот хватает – непосредственно безопасность Страны обеспечивать – служить Истине, как это здесь называется. Вот такой вот Ведающий – ему б в цивилизованном государстве носить не менее двух генеральских звезд – и соизволил лично принять меня. И даже был он со мной, как ни странно, – само радушие. Сразу же, впрочем, выписал мне какую-то бумажку, а потом, подумав секунду-другую, – ещё две таких же. И тут же, с той же радушной улыбочкой на лице, принялся мне задушевно разъяснять, где и как мне будет удобней оплатить… Я взглянул… – и глазам своим, сказать по чести, не поверил: это оказались счета на уплату штрафов! Господи, о чём я толкую?! Это были не просто штрафы! "…За злостное нарушение Закона о Безопасности Страны… …посредством умышленного распространения клеветнических измышлений… …на тему якобы возможного на территории Страны… …вражеского шпионажа… …со строгим предупреждением оного о недопустимости… …в тройном размере…" – читали, кажется, мои глаза то, во что мозги напрочь верить отказывались. Не знаю сам, как я вообще умом там не тронулся. Благо, эта бумажка оказалась третьей – в двух первых ничего не было ни о каком "строгом предупреждении", а потому и суммы там значились втрое меньшие. Тоже, вообще-то, отнюдь не пустяшные, но всё-таки… Нет, вовсе не предстоящие траты, для кого-нибудь другого, думаю, едва ли не совершенно непосильные, разорительные и т.п. – меня, если честно, чуть было не лишили рассудка. Но вы только представьте себе абсурдность ситуации, когда некий шпион сам, по своей воле, за каким-то дьяволом вдруг является прямиком в контрразведку, в её, считай, головной офис, в столичное главное управление. И… И какой, черт его возьми, прием он там находит?! Не арест, не попытку его тут же перевербовать, не даже, дьявол его раздери, – камеру пыток! Где уж там! Его, изволите ль видеть, там просто штрафуют! Не за шпионаж, заметьте. Вовсе даже наоборот. Штрафуют там его за измышления, за клевету, за… Черт знает за что, попросту говоря. За то, что он шпионом посмел назваться – а у них шпионов, видите ли, "не бывает". Так у них, понимаешь ли, в законе прямо и написано. А ты, значит, – никакой не шпион. Ты, голубчик, – самозванец и хулиган. Клеветник к тому же. Поклеп на порядки местные возводишь. Да серьезных людей, паразит, от службы только понапрасну отвлекаешь. От не менее серьезной – как надо понимать. Катись, короче говоря, урод, куда подальше – штраф плати и не выделывайся тут!… Нет, вру. Не штраф – три штрафа кряду. А я ведь ни единого слова ещё даже не успел произнести – не то что аж на три штрафа наболтать. Впрочем, это-то как раз меня совершенно не удивило – я ведь шел сюда с твердым намереньем доказать, что я, таки да, шпион – самый что ни на есть настоящий шпион. Так что угадал этот тип очень даже правильно – меньшее меня никак не вразумило бы. Он, как я понял, всего лишь помог мне время сэкономить, чтоб трижды не бегать штрафы те платить. И моё время, и, разумеется, своё собственное. Профессионал, блин! Но, боже! – как этот профессионал мне втолковывал: куда мне удобней пойти, и как платить все эти три штрафа! С каким задушевным сочувствием, с какой, черт возьми, искренней заботой. И обо всём ведь подумать успел: и чтоб в очередях мне не томиться, и чтоб лишних денег с меня в банке не взяли за их услуги. "Им, вообще-то, того не положено, но Вы скажите, что от меня, что это я, мол, их просил войти в положение – как-никак, а Вы наш гость всё-таки! – надеюсь, уж мне-то отказать они не посмеют…" Вот так я, судари мои, и оказался в льготной части того самого банковского отделения. Ничего таинственного, как видите, – просто штрафы там платил. По блату, можно сказать. По очень большому блату. Ах, нет же. Вот чуть было из головы не вылетело – он мне напоследок ещё пару бумажек выдал. Так, мелочь, разумеется. Совершенно ничтожные штрафы, грошовые, можно сказать. "Там, видите ли, такой перекресток дурацкий – как ни старайся, а при переходе правила для пешеходов всё равно нарушишь. Поверьте, я знаю – сам ни разу ещё правильно перейти его не смог. Так что – Вы уж не обессудьте – чтоб всё было законно и красиво, чтоб придраться, значит, было потом не к чему. Тут суммы-то для вас, надеюсь, пустяшные. А мне так будет поспокойней…" Да, что правда – то правда. Уж этими-то двумя штрафами вряд ли кого разорить удалось бы. Если честно, не уверен даже, окупили ли они хоть бланки счетов, на которых были им выписаны мне. Когда я вышел из банка – то ли злой как черт, что так по-идиотски всё у меня вышло, то ли, наоборот, безмерно довольный где-то в глубине души, что так легко отделался, – честно говоря, и сам уже не пойму, – мой новый знакомый поджидал меня у ларька с чаем и барбекю. Жестом поманил к себе – иди, дескать, сюда, не стесняйся, чего уж там, всё равно, мол, штраф за неправильный переход тобою только что оплачен. И пока я в полном замешательстве – и что бы, черт возьми, это значило? – тупо плелся, по пути нарушая все мыслимые и немыслимые дорожные правила, гадая про себя: на кой леший вообще нужны кому-то правила дорожного движения в стране, где запросто можно всю жизнь прожить, так и не повидав ни разу хотя бы коня, впряженного в какую-нибудь телегу? – он успел, по-видимому, сделать заказ на двоих, на нас обоих. Да уж, в чём – в чём, а в гостеприимстве-то местным жителям никак не откажешь. Будь он хоть трижды контрразведчиком, а хоть тебе и чиновником до самого мозга костей – к гостю тут отношение особое, трепетное. Два аппетитно запеченных окорока молоденького поросенка маняще дымились из пары довольно стильных глиняных горшочков, когда торговка подала нам ещё по деревянной кружке крепкого чая и, как бы не веря своим глазам, что больше покупателей у неё пока нет, эдак демонстративно выглянула из своего окошка – едва всю свою голову наружу не высунув. Как я понял – давая тем самым понять, что нас двоих она в расчет уже не принимает. Понятно, намек нам, значит, такой, что, мол, брать с нас денег за обслуживание ей и в голову не пришло бы. И то! Поди, не каждый день выпадает счастье такое – аж генерала спецслужбы лично обслужить. Какие уж тут, прости господи, деньги?! Тот, правда, не принял такой поблажки – сунул в окошко купюру. И поскольку его жест так и не возымел ни малейшего эффекта, не стал дожидаться сдачи, а просто уронил деньги вовнутрь. Тоже понятно, в общем-то. Взять не осмелилась, ну так потом подберет, когда никто на неё пялиться уже не будет. Логично. Чай был горяч, придется малость обождать, пока чуть остынет. Грозный слуга государственной безопасности с сомнением подул в свою чашку и тоже отставил её – пусть остывает. Затем жестом предложил мне приступать, и сам, словно подавая мне пример, вонзил зубы в свой окорок. Я тоже решил, что не стоит заставлять его меня уговаривать, нежданно ощутив такой прилив здорового аппетита, что мне показалось не суть важно, мясное ли это блюдо, да и на кой черт я пятый год страдаю дурацким вегетарианством – тоже. Но тут, к моему немалому удивленью, вдруг оказалось, что этот слуга закона всё предусмотрел. Вот ни за что не поверил бы, глядя на эту кость в моих руках с сочащейся горячим жиром покрытой румяной поджаристой корочкой плотью на ней, что этот шедевр местной кулинарии может оказаться искусной подделкой, состряпанной из вовсе не жирной, но, напротив, необычайно сладкой мякоти какого-то неведомого мне тропического фрукта. Контрразведчик, по-моему, был удивлен ничуть не меньше моего. Только его, похоже, удивило совсем другое – что заказанное им лакомство на вкус окажется вполне, в общем-то, съедобным. Тоже ясно. Делая заказ, знал заранее о моём вегетарианстве, а для пущей надежности, чтоб случайно потом не перепутать, решил и себе заказать того же. Вот его и удивило, как я понимаю, что и вегетарианцы, оказывается, – тоже вкусно пожрать совсем не дураки. За этими аппетитными размышлениями я как-то и не заметил, когда мой новый знакомый приступил к своей лекции. Нет, пожалуй, не так. Это меньше всего могло сойти за лекцию. Просто он что-то говорил – отстраненно, безразлично и равнодушно. Не рассказывал, и, уж тем более, – не рассказывал мне. Надо было, честно говоря, обладать недюжинной фантазией, чтоб хотя бы догадаться, что всё это им вообще произносится для меня. Да меня тут, черт побери, могло бы и вовсе не быть – я словно нечаянно оказался невольным свидетелем его неосознанного бормотания во сне, совершенно не касающихся меня мыслей, в забытьи или по старой вредной привычке произносимых вслух, ни на чьё ухо ни в малой степени произносящим их абсолютно не рассчитанных. И тем не менее, это была именно лекция. Нет, даже более того – это была четкая и стройная, заранее тщательно продуманная и взвешенная инструкция. Целая система, включающая и стратегию, и тактику, и даже, кажется, нечто такое, чему и названья-то простым смертным знать не дано. Единственное, что мне в этой системе было совершенно очевидно, – продумано и просчитано в ней всё, абсолютно всё. По крайней мере – всё то, что продумать и просчитать заранее вообще только может оказаться в человеческих силах. И ещё я уже никак не мог сомневаться, что всё мне сейчас излагаемое – плод долгих кропотливых трудов не одного десятка далеко не последних специалистов своего дела. Досконально продумано – не только по сути, но и по форме изложения. Ни к единому слову не придерешься, ни к единой формулировке. Произносит человек абсолютно нейтральные, совершенно абстрактные истины. Даже тривиальные в чём-то, возможно. Произносит себе, и произносит. Ни для кого. Может, он просто вслух размышляет, самого себя в своей вере укрепляет. Может, вообще – манера у него такая. Он ведь вам не какой-то там цивилизованный, коим воспитание не велит разговаривать во время еды. А уж кто его при этом подслушивает – так это уж дело десятое, вопрос личной совести подслушивающего. И в то же самое время каждое слово столь точно подобрано, настолько удачно расположено среди всех прочих, да так виртуозно произнесено – монотонно и равнодушно, на первый взгляд, а на деле – словно в эзотерической древней молитве, словно на сеансе самого величайшего гипнотизера – что мне остается лишь внимать. Ни секунды не опасаясь, что хоть полнамека до меня случайно не дойдет. Каждая буква, каждая запятая входит в моё сознанье без малейшего усилья с моей стороны. И надежно там оседает мгновенно – будто каждая мысль, каждая формулировка там моя собственная, с рожденья привычная, с молоком матери впитанная. И я, разумеется, внимал. Ах, черт возьми, как я внимал! С жадностью ловил его каждое слово, как ни один одержимый религиозный фанатик нигде и никогда не смог бы внимать никакому своему Богу, специально для этого сошедшему к нему с Небес собственной персоной. Спорить готов хоть на свою бессмертную душу!!! Удивительно ли, что все полученные инструкции утвердились у меня в мозгах так, словно мне их туда гвоздями поприбивали?! Буквально – вошли в мою плоть и кровь. И удивительно ли после этого, что следовал я всем им уже совершенно безукоризненно?! Толку от этого, правда, было совсем не много – я всё равно чувствовал себя полным идиотом, словно сидел голышом в пронизывающих меня всего насквозь со всех сторон рентгеновских лучах и при этом всё ж тужился зачем-то изображать из себя эдакий непроницаемый монолит – полный каких-то сумрачных загадок и совершенно непостижимых эзотерических тайн. Хотя при этом мне было ясно как белый день, что этой железяке каждая моя мысль, каждая эмоция, даже вовсе случайно промелькнувшая в моём сознании, видна столь отчетливо, будто это не мои сокровенные чувства и помыслы, а какие-то вещественные доказательства, предъявляемые суду присяжных этаким старательным копом, полностью изобличившим самого безмозглого воришку-дилетанта, – тщательно подобранные, описанные под протокол в присутствии понятых, аккуратно им же расфасованные в опечатанные пакетики из тонкого прозрачного пластика… чтоб и последнему идиоту вина моя была столь же очевидна, как и моя глупость. Но по крайней мере, так – четко и безукоризненно следуя всем полученным мною заранее инструкциям – я хоть мог самого себя утешать, что, мол, вовсе не моя, в общем-то, в том вина: я что? я тут ни при чём – мне так велено… А ещё, конечно, – антураж. Недаром же, видимо, Скэвинджер назначил встречу не где-нибудь, а в этой дурацкой пещере. В самых лучших традициях дрянных бульварных детективных комиксов или самых идиотских шпионских телесериалов, мы беседовали с ним, разделенные зловеще булькающим у меня под ногами затхлым подземным ручейком, как бы призванным обозначать эфемерную символическую границу двух цивилизаций. Я – шпион земной цивилизации в этом мире нецивилизованных, и он – металлический ренегат цивилизации загадочных пришельцев из далекой галактики. А вокруг – сталактиты, сталагмиты, зловеще мечущиеся в угрюмом полумраке по уродливым каменным стенам пещеры тени, отбрасываемые причудливыми каменными зарослями от нервно трепещущего на подземном сквозняке пламени принесенного мною с собой факела. Бр-р-р! Жуть такая – аж мурашки по спине. Не добавлял мне оптимизма и аболитор – совершенно непонятного назначения уродливая решетчатая железяка размером с баскетбольный мяч, принесенная мне Скэвинджером и теперь валяющаяся у меня под ногами. Эту дрянь, вообще-то, чертов робот приволок сюда по моему заказу – я, типа, жутко жаждал купить её у него. И ради этого самого гешефта мы, собственно говоря, договаривались с ним о нашей тайной встрече. Так уж мне было приказано. Только про саму эту дрянь я, увы, знал лишь одно – где-то в её недрах спрятано полтораста килотонн ядерного заряда. Да ещё, черт бы его драл, – электронные мозги, тем адовым зарядом управлять наученные. А вот: как, зачем и для чего? – про это я ни малейшего понятья не имел. Мне об этом просто не удосужились поведать. Сказали только, что мерзостью этой, от случая к случаю воруемой дьявольскими роботами с орбит, эти самые роботы инопланетные издавна приторговывают здесь вовсю, направо и налево, словно косяками с марихуаной. Имя Цитата Ссылка на комментарий https://forumkinopoisk.ru/topic/137959-baykadpom-kocmodup/page/13/#findComment-8346213 Поделиться на другие сайты Поделиться
Scud-IIEPBblu 23 декабря, 2021 ID: 314 Поделиться 23 декабря, 2021 16. Ничуть не больше, честно говоря, радовала меня и перспектива волочь куда-то на своём горбу эту совершенно не нужную мне адскую погремушку в полтора пуда весом, если не более того. Понятья не имея, куда её потом девать и как вообще от неё избавиться. Мне, видите ли, было авторитетно обещано, что на самую первую встречу эта дьявольская перечница нипочём не притащится с товаром – будет меня сперва проверять и перепроверять: можно ли вообще иметь со мной дело. Умники, блин, тоже мне ещё! Компетентными себя считают, уроды… И уж совершенно мне было не по себе от нехилого пакована наличности под мышкой – я ведь приволок с собой раз в двадцать большую сумму, чем мы с ним договаривались. Не потому, разумеется, что, дескать, размечтался обзавестись по сходной цене целым ядерным арсеналом. Просто на случай, если сразу удастся с этим инопланетным мусороуборочным агрегатом договориться по поводу нужной мне информации. Не то, чтоб я ожидал, что такой суммы окажется достаточно на это. Нет, я просто собирался продемонстрировать свою платежеспособность. Ну, и разумеется, – серьёзность своих намерений тоже. Собственно говоря, ведь в моём распоряжении сейчас были, в принципе, колоссальнейшие средства – по крайней мере, пятую часть всех имеющихся финансовых ресурсов всего цивилизованного мира мне твердо обещали, в случае надобности, доставить сюда по первому же моему требованию – в течение суток, чартерным авиарейсом. Представляете себе: такой, значит, здоровенный транспортный авиалайнер, под завязку груженный тоннами купюр по двести джьянгов, если не по пятьсот… Правда, пока ещё целый караван ничьих из Гильдии дотащит тюки денег из Аэропорта в Космопорт – это ж, считай, через всю Страну, по диагонали… Не близко. И вряд ли выйдет быстрее, чем сам я сюда добирался. В общем, я так уж рассудил, что продемонстрировать сразу своему визави – будь тот хоть трижды железякой чертовой – наличие у меня более-менее солидной суммы – это лишним никак не будет. Правда, сейчас-то я приволок сюда только привезенную с собой наличность, можно сказать – лишь мои карманные деньги на мелкие расходы. Всего-то каких-то неполных восемь миллионов… Да, разумеется. Мелочь, конечно. Но даже столько таскать с собой, без охраны, без оружия… не возить по центральным проспектам в бронированном фургончике инкассатора да с полицейским эскортом, а тайно шляться с неопрятным бумажным мешком из-под строительного мусора. Нет, вы как хотите, а в цивилизованном мире я так рисковать ни за что не стал бы. Да и тут… преступность у них, конечно, практически полностью уж давно искоренена, это – да, но когда прешься ночью сквозь джунгли, ищешь в чащобе непролазных зарослей укрытый ими каменный грот, потом с полмили блуждаешь по проклятому лабиринту пещер, лазаешь, словно глист по каменному кишечнику чудовищно огромного великана… Бр-р-р, жутковато, что ни говори. Да ещё и сам этот каменной колосс… – он, видать, недавно скончался от заворота кишок, а уж после окаменел, не иначе – до того местные катакомбы извилисты, будто в десятки морских узлов завязаны… Вас, небось, удивило, как мне удалось договориться со Скэвинджером о встрече? Смешно, но изначально предполагалось, что для этого мне сперва придется тайно пробраться к периметру космопорта, нелегально прошмыгнув тем или иным хитрым способом под носом охраны, а потом надеяться на слепую удачу, пытаясь привлечь внимание какой-нибудь железяки посмышленей. Да при этом ещё и не попасться патрулям, то и дело обходящим весь периметр по окружающему его коридору из двух высоченных рядов колючей проволоки. И я бы – уж будьте себе уверены – с этим легко справился бы. Зря, что ли, меня дома тренировали лучшие инструкторы разведывательно-диверсионных спецвойск? Зря я, что ли, исползал на пузе весь макет Космопорта? Точную копию, специально ради такого случая загодя построенную на сверхсекретном полигоне в натуральную величину – по снимкам со спутников – под надутым теплым влажным воздухом колпаком из парниковой пленки, дабы достичь полного сходства даже в климате. Там, правда, джунгли были пластиковые, а холмы и овраги – из бетона, наспех обмазанного глиной и облепленного дерном, но болота очень натуральные, даже в крещенские морозы за пределами купола – теплые как бульон, да и заросли мясистого тропического тростника высотой в два моих роста – живые. Сочные и практически непролазные, если ты без мачете. Или – если тебя не натаскивали перед этим ещё почти год, как меня, уча просачиваться сквозь любые непроходимые заросли, не оставляя за собой ни малейшего следа. Потом, уже на инструктаже в Пречистой, планы в корне поменялись. Мне, конечно, не составило б особого труда выучить наизусть посекундный график всех патрулей на ближайшие два-три месяца, да и календарь паролей всех дозоров мне предоставить, уверен, не отказались бы. Но вместо этого я выучил наизусть: где, как, когда и какая железяка из космопорта появляется на легальных основаниях за пределами периметра, и которую из них на какую тему можно развести. Это, как мне было объяснено, – даже совершенно безопасно: где вот-вот должен будет появиться, извините за выражение, робот – оттуда люди заранее предпочитают убраться подальше. Все, у кого такая возможность имеется. И даже тот, кто будет вынужден с этой мерзостью столкнуться – по работе там или по службе – те все тоже делают вид, что спешат покинуть место встречи. И он никому потом даже под страхом смерти не сознается, что общался с этой гнусью. Потому и общаться с этой скверной никто никогда не согласится, если есть хоть малейший риск, что тому найдется случайный свидетель. Ибо нет во всём мире и быть не может ничего стыднее, срамнее и позорнее, чем якшаться с поганым роботом. Не дай бог, кто-то узнает – брезговать все станут тобой, не то, что руку подать – одним воздухом с тобой дышать никто не согласится, на одном гектаре срать никто не сядет! Вот и выходит: увидал как кто-то с роботом чего-то там – сдохни со стыда, лети оттуда со всех ног, в ад живьем провались и сгори там от позора, а только ни в коем случае не позволь себя обнаружить. И не дай тебе господи после о том хоть одной живой душе проболтаться: даже в бреду, даже под пытками – ты не того навеки покроешь несмываемым позором, кого застал с роботом, – а в первую очередь, себя же самого – сам прилюдно признаешься в своём мерзостном пороке, весь свой род осквернишь – даже от правнуков твоих будут люди потом брезгливо шарахаться. Вот потому-то ни о какой конспирации при встрече с роботом не может быть и речи – она в этом деле до такой степени излишня, что и… Бр-р-р, только бы силы воли тебе хватило, чтоб самому-то от омерзения не сдохнуть! А как получилось на деле? О, да я просто договорился о встрече. Элементарно! Всего через полтора часа по прибытии в Космопорт. Только и успел: принять ванну в здоровенной деревянной бочке, как здесь это принято, чтобы смыть с себя дорожную пыль, да малость перекусить в харчевне при отеле. А уже через эти вот самые полтора часа, успев за это время ещё и подобрать на задворках отеля пропыленный бумажный мешок и переложить в него чемодан наличности, я уже перся сквозь джунгли, начавшиеся как гостиничный парк для прогулок, но по мере углубления в них становящиеся всё более дикими и непролазными. Успел даже по дороге выкупаться по пояс в омерзительно вонючей болотной жиже, и будь оно среди бела дня – когда жара не даст надеть хоть что-то, кроме легких полотняных шорт, – вдоволь покормил бы досыта местных пиявок. Повезло ещё, что змеи в это время года уже уползли с болот в окрестные каменные пустыни, спасаясь от полчищ журавлей, цапель и прочих пернатых мародеров, слетевшихся сюда на зимовку. А вот клювастые живоглоты помельче, поналетевшие со всего света с той же целью, с огромными тучами местного кровососущего гнуса управиться, увы, никак не в силах – так что пришлось-таки расстаться с полупинтой собственной кровушки. Эх, хорошо хоть ломиться мне пришлось в сторону прочь от космопорта – так я хотя бы не вызывал ни у кого подозрений. А уж пролезть полмили по подземным катакомбам обратно – ничего, терпимо, в общем-то… Но вас, чувствую, волнует, как именно я сумел договориться со Скэвинджером о встрече? Да очень просто – по телефону! Да-да, и не надо, пожалуйста, делать удивленные до полного неприличья физиономии – именно по телефону. Ну, да, разумеется, телефонов в Стране давно уже нет. У людей. Поэтому дьявольские железяки присылают свои телефоны для общения. С виду – обычный мобильный, только без экрана и кнопок. Вообще без ничего. У него даже ног нет. Или – колес. И именно последнее странно по-настоящему, ибо прибегает к тебе подобный красавец сам, своим ходом – стоит лишь пошуршать малость купюрой в четверть джьянга. Что у него есть, так это пасть: именно ею он тут же радостно всасывает в себя твою мелкую кредитку – и болтай вволю, с кем тебе угодно. Даже номера никакого набирать не надо – эта хреновина сама догадывается, с кем ей тебя соединить. …Мне это местный портье посоветовал. Получил чаевые, погнав троих сразу коридорных затащить в номер мой багаж, офигел от счастья, радостно пряча в свой бездонный карман аж целую семерку чаевых, небрежно поданную мною ему, и за один-то джьянг, поди, готовому с радостной рожей благодарно руки вам целовать. И тут же со слащавой улыбочкой, грязно мне подмигивая, поинтересовался подобострастно шепчущим голоском: а не желает ли, мол, столь богатенький постоялец уйму самых грязных изысканно мерзких развлечений. Видать, рожа у меня была ещё та, раз этот прощелыга сходу угадал во мне пресыщенного удовольствиями запредельного извращенца… И правда. Стоило лишь мне последовать его совету, как в номер ко мне тут же суетливо вбежал телефончик. По-моему – просунувшись в щель под дверьми. Жадно проглотил свою приманку и немедля меня соединил со своими хозяевами. "Роботы! Роботы! Роботы по телефону!" – заскрежетал на весь номер звенящий металлом омерзительный механический голос. – "Самые мерзкие! Самые грязные извращения на Ваш выбор!… Всего три джьянга в час! Лучшее сайбер-порно во всей вселенной!… Насладись, грязный извращенец! – меня зовут Скэвинджер! Скэвинджер-семь! Падла Скэвинджер! Бортовой номер – Ди-Си-Пи-Эй-Ти-Ди-Сэвэн…" Вообще-то, этот старый сутенер, портье, предупредил меня загодя, чтоб я себя чувствовал абсолютно свободно – подслушать телефонный разговор никак, мол, невозможно. Мой тренированный слух его версию отлично подтверждал – голос робота, хоть и великолепно имитировал акустику помещения, но всё ж тончайшую разницу я четко уловил – он звучал на самом деле прямо у меня в голове, хоть и талантливо старался обмануть мои уши, будто источник звука – в мобильнике. Тем не менее, я далеко не сразу решился отвечать вслух. Мне как-то не особо верилось, что и моего голоса тоже никто не сможет подслушать. И всё же… – Кх-м… Я хочу… э-э-э… – осторожно начал я, риторически кашлянув… "Заткнись и слушай, Грязный Выродок!" – нагло перебила меня эта Падла без малейшего намека на респект. – "Мне лучше знать, ублюдок, какого рожна тебе хочется! Расслабься, говнюк, и наслаждайся!…" Но дело было сделано. С удивлением убедившись собственными ушами, что мой голос теперь звучит лишь внутри меня, нисколько не нарушая ватную тишину номера, словно из того враз выкачали весь воздух, я, совершенно наплевав на бредовый лепет этой телефонной проститутки, принявшей, видимо, меня сдуру за привычного ей клиента, эдакого мерзкого извращенца-сайберфила с ярко выраженными мазохистскими наклонностями, тут же уверенно перешел в наступление: – Заглохни, Падла. И внемли Человеку. Мне нужен аболитор. Малого калибра. В исправном состоянии. Дата выпуска – не критична. Плачу наличными. Срочно. У вас, говорят, всегда есть парочка на продажу… "…Ой, простите…" – тут же прозвучало в ответ – и теперь голос робота звучал уже совершенно по-другому – нормальный человеческий голос, вежливый баритон донельзя смущенного своей непростительной оплошностью молодого клерка. – "А, вот оно что… К Вам просто устаревшей модели телефон забрел. Извините, нелепая ошибка. Клянусь Резервным Источником – он сегодня же отправится в утилизацию! Я сам прослежу. Соизвольте чуть подождать – сейчас я пришлю ему замену. Бесплатно, разумеется – бесплатно… Вот, нашел. Совсем рядом – будет у Вас секунд через двадцать восемь…" – Да мне плевать, меня и этот устраивает. "Ой, ну что Вы?! Что Вы?!" – смутился несчастный ещё больше. – "Как можно?! Машины должны верно служить живым, доставлять удовольствие… А эта дряхлая некондиция даже не знает, с кем соединить абонента. К тому же Ваш заказ вне моей компетенции – Вам нужно кого-нибудь из пятизначных. А я, уж поверьте, ни за что не посмел бы переключить на Коммерсанта неисправную линию – да меня самого за такое в утиль отправят… О, да вот и он уже. Теперь можно. Переключаю…" Новый мобильник пролез под дверь совершенно бесшумно. Как мне показалось, замер на мгновение, словно оглядывая номер, дабы уяснить себе ситуацию. И деловито направился прямиком к моим ногам, не обращая внимание на своего пожилого коллегу. Тот проворно посторонился, даже вроде бы как-то испуганно. С кротким почтеньем пропустил современную модель на её законное рабочее место… и вяло, явно нехотя, обреченно поплелся долой. На утилизацию. Бедолага… "Слушаю Вас", – раздался голос… точь-в-точь тот же самый, вообще-то, но только теперь он звучал равнодушно-лениво, с тщательно скрываемым, но всё же заметным для меня налетом снобистского недовольства, будто занятого бизнесмена кто-то посмел отвлекать по мелочам. "Скэвинджер-девять, номер – Пи-Ю-Эс-Уай-Найн. Слушаю…". – Аболитор. Исправный. Один для начала… на пробу. Плата наличными. "Калибр?" – Меня интересует минимальный. Дата выпуска значения не имеет. "Минимальный?… Минимальный… Так-с, минимальный… Это будет на двенадцать процентов дороже. Кстати, Вы в курсе наших сегодняшних цен?" – Разумеется. "Сейчас посмотрю…" – пауза; секунд десять пустоты в эфире. – "…Да, есть для Вас подходящий экземпляр. В отличном состоянии, 409,999.3/4 – с доставкой". – Предпочитаю самовывоз. Ещё одна пауза. Как мне показалось – в тягостных раздумьях. Но ненадолго. "Этот канал достаточно надежен… но если Вы настаиваете на личной встрече…" – Хотелось бы. Вы ж Коммерсант – должны меня понять – ведь тет-а-тет иногда можно… Мало ли какая идея придет в голову. Взаимовыгодная, я имею в виду. "Хорошо. Самовывозом можно за 390,000…" – Я не из-за лишней двадцатки! "Простите, что вынужден скатиться до поучений, но я крайне не люблю столь не подобающе пренебрежительного тона, когда речь идет о деньгах. Двадцать тысяч джьянгов – не та сумма, какую я мог бы презрительно назвать "двадцаткой". А посему, милостивый государь, был бы Вам весьма признателен…" – Хорошо, хорошо! Я всё понял. Приношу самые искренние извинения. "Не за что. Я не из обидчивых. Я совсем другое имел в виду: если мы оба хотим делового сотрудничества, то должны относиться к вопросу серьезно. А жаргонные словечки… они разрушают взаимное доверие. Что на мой взгляд – нехорошо для бизнеса. Только и всего. Ничего личного. И ещё раз извините, если показался Вам не слишком вежливым". – Взаимно. "…Так когда бы Вы хотели получить свой товар?" – Прямо сейчас. Плюс – время в пути. Где мы можем встретиться? "Думаю, у Вас на дорогу уйдет около часа. Но если возникнут трудности, особо спешить не обязательно – лишних минут сорок я готов подождать. Да, кстати, Вы, надеюсь, отдаете себе отчет по поводу юридических нюансов нашей сделки?" – Вполне, – нагло вру я, хотя, убей бог, ни разу не могу взять в толк, почему все хозяева похищаемых космических аппаратов до сих пор так смиренно терпят столь наглое пиратство. Но эта железяка, видимо, имела в виду совершенно иное – ясно ли мне, дураку, чем я рискую, незаконно приобретая ядерное оружие? А заодно – хорошо ли себе представляю возможные последствия неквалифицированного обращения с оным? Но не объяснять же ему прямо сейчас, что меня интересует на самом деле только сама наша встреча с глазу на глаз, а всё это адово непотребство с аболиторами мне понадобилось только в качестве более-менее убедительного повода для неё… Потом он меня инструктировал насчёт пещер – как найти вход в них и как после внутри ориентироваться. Я запоминал машинально, привязываясь к хорошо мне знакомым по долгим тренировкам на макете деталям ландшафта. Хотя, конечно, ночью в непролазных джунглях… топография, мягко говоря – дело условное. Вот никакой пещеры, например, на макете и близко не бывало. То ли она совсем не так давно появилась, то ли… Да нет, такие вещи просто из космоса не особо-то разведаешь. И вообще непонятно: какого дьявола мне так любопытно, где именно эти катакомбы выходят на поверхность с другого конца. А что? Да и какая мне, в сущности, разница – можно или нет попасть через этот дурацкий подземный ход на территорию космопорта? Да никакой. Мне ж туда и даром не надо. А если там даже вообще нет второго выхода? Если дьявольские железяки просто используют эти пещеры в качестве склада контрабанды: мне-то что? Пусть – их дело… "…И последнее…" – методично инструктировал меня вежливый заботливый баритон Скэвинджера, – "Телефон с собой не берите". – Я аж вздрогнул от неожиданности – как раз сейчас я, слушая наставления, валял дурака, дразня его очередной кредиткой, пытаясь научить танцевать передо мной "на задних лапках", и как раз в этот момент хитрющий мобильник изловчился и таки выхватил квотер из моих пальцев, тут же радостно его сожрав. – "Вы с ним, никак, уже успели подружиться? Оно и к лучшему. Только пусть он малость побегает по городу, пока Вы сборами заняты. Следы запутает да проверит, нет ли за ним "хвоста". Оно вряд ли, конечно, но – мало ли… А потом я его направлю вслед за Вами – пусть издали понаблюдает, всё ли в порядке, и не нужна ли Вам помощь. Вот. Ну, а после… Вы, я вижу, ему уже столько денег скормили, что придется, видать, подарить его Вам. На память". А вот это, признаться, меня уже обидело. Не идея сама по себе, нет. Да и сама эта милая игрушка – со своей первозданно примитивной жадностью, ни разу не омраченной никакими лицемерными моральными предрассудками, – ненасытный тамагочи, пожирающий четвертаки не за работу, а просто потому, что тебе так нравится его кормить, – уже казалась мне такой симпатичной. Так грустно было думать, что настанет день, когда и эту бедняжку точно так же безжалостно, как её предшественницу, отправят на утилизацию. Так хотелось к тому времени иметь право вмешаться… и спасти от неизбежного… Короче, я вовсе не прочь был бы даже просто купить эту милашку – пусть даже за неё мне пришлось бы отдать ту самую "двадцатку", что мне сейчас предстоит сэкономить на дурацкой сделке с аболитором. Да и как от подарка тоже, конечно, от неё не стал бы отказываться. Но вот, знаете ли, чего я совершенно не выношу, так это – когда кто-то смеет обращаться со мной, как с ребенком. Сюсюкать, цацу мне подарить обещать. Вы, блин, мне ещё соску суньте да подгузник смените!… – А что это ещё за PUSY-9? – схамил я со злости, придав, разумеется своему голоску совершенно невинную, наивно-любопытствующую интонацию. – Если это не секрет, разуметься… "…Да нет, не секрет, конечно…" – прозвучало в ответ – вежливо-равнодушно, но всё же с непонятным упреком в голосе, – ехидство в моём вопросе явно не минуло внимания Скэвинджера, но совершенно его не тронуло; а смутило моего партнера по предстоящему гешефту что-то совершенно иное, непонятно – что? – "Не секрет. Только почему Вас это волнует? Про это все, конечно, спрашивают, рано или поздно. Но вот так – чтоб сразу, в первой же беседе… Это, признаться, на моей памяти – впервые…" – Так Вы меня соблаговолите просветить, или как? – продолжаю нагло лезть в бутылку, прикинувшись невежливым дурачком – но так, чтоб сразу ясно было, что это я – только прикидываюсь. Имя Цитата Ссылка на комментарий https://forumkinopoisk.ru/topic/137959-baykadpom-kocmodup/page/13/#findComment-8346214 Поделиться на другие сайты Поделиться
Scud-IIEPBblu 23 декабря, 2021 ID: 315 Поделиться 23 декабря, 2021 17. Нет-нет, никакой самодеятельности, разумеется. Никакой отсебятины. Всё-всё в точности так, как меня инструктировали. Нельзя, видите ли, вести себя слишком хорошо – это уже было б просто подозрительно. В то же время – как-то выделиться из общей массы покупателей краденного – просто необходимо. Сразу. Заинтриговать партнера, заставить задуматься. А не то – пришлют на встречу сявку какую-нибудь… "Индекс такой. Вроде как у вас, людей, – фамилия", – отвечает инопланетная бестия мне слегка нехотя, и одновременно – с откровенно звучащем в голосе уже искренним интересом ко мне, именно к моей персоне, а не просто к предстоящей со мной сделке. – "Видите ли, "Скэвинджер" – это имя по роду деятельности, по моим прямым служебным обязанностям. Скэвинджеров разных немало, в том числе – и с пятизначным индексом…" – Ну да, ну да, понятно. 26^5, если не ошибаюсь** , – спешу я неуместно проявить свою математическую продвинутость. – Что-то около двенадцати миллионов… – сдуру озвучиваю я машинально прикинутую в уме цифирь… и тут же сам затыкаюсь, обалдев от её явной несуразности. "Поменьше, вообще-то…" – ей-богу, мне аж почудилось, что он едва не прыснул смешком. – "По вашей логике – до 26^4, то есть 456,976 – максимум"***. – Может, тогда 4,569,760… – если уж "максимум" , а? – пытаюсь я зачем-то ещё и умничать, уже ясно чувствуя себя полным дураком и сгорая со стыда за собственное беспардонное невежество. "Нет-нет, что Вы. Девятка в моём индексе – это служебное. Чтобы зря место не пустовало. Если Вам так интересно, это всего лишь мой текущий аптайм. Точнее, логарифм моего аптайма, округленный…" – Вот как? Логарифм? Может, ещё и натуральный? – язык бы себе вырвать! надо ж додуматься настолько глупо сострить… "А это – уж как Вам угодно. Мы, видите ли, ко времени не особо-то привязаны, у нас, вообще-то, аптайм начисляется, скорее, по объему совершенной работы, или, если хотите, по количеству уже произведенных мозгами вычислений. Но если Вам так ближе по духу… Что ж: считая в секундах полной загрузки мозгов – в ваших секундах, я имею в виду, – примерно, по основанию 23, пожалуй…" Я прикинул. Калькулятор из меня неважный, в уме считать я не особо силен… И тем не менее – я таки был впечатлен! Ещё и как! 57000 лет**** всё-таки. Ого! И это, заметьте, – "полной загрузки мозгов". – Впечатляет, – честно признал я, сразу ощутив своё полное ничтожество. – Про PUSY я тогда и спрашивать не решусь. "Да нет, отчего ж… Ничего такого сверхъестественного. Честно говоря, это даже не индекс, вообще-то. Настоящий бортовой номер – воистину, лишенный любого реального смысла. Главное – уникальный, для удобства идентификации. А так, знаете ли, – во многом произвольный, строго говоря". – Pussy, типа, да? Pussy Cat… "Ага, почти. Вы правильно угадали: во времена моей шестизначности, я, помню, пользовался именем PUSSY. Потом пришлось пожертвовать одним "S", когда стал пятизначным. Минимальная жертва, на мой взгляд. А имя всё ж привычное, жаль было с ним совсем расставаться…" – Это ж когда было-то? Тогда, небось, и слов таких никто не знал… "Отчего ж? И случилось это не так уж давно. Вы ж не путайте мой аптайм с делами нашей миссии. У нас тут совсем иное чинопроизводство. Хотя и не скрою: кое в чём Вы правы – всё, что я Вам рассказал, это только фикция, проекция всех наших кодов на область понятных людскому сознанию образов и суждений. Вот, кстати: спасибо Вам за "Pussy Cat"! Почему-то Ваши соплеменники, как правило, понимают под Pussy нечто совершенно иное…" – Иная языковая среда. Вы ж знаете – я тут иностранец… "А я иностранцев и имел в виду. Местные, знаете ли, гораздо сдержанней… не так склонны издеваться над родной речью". – Патриоты, – неуверенно предположил я, втайне вспомнив почему-то при этом давешнюю молодую парочку. – Любят свою Страну, любят родную речь. Уважают, если угодно… "Да никого они не уважают. Даже своего правителя. А любят – только самих себя. Исключительно. Неужто Вы так до сих пор и не поняли?! Да у них у всех, вообще, единственное искреннее чувство – Цивилизацию вашу они ненавидят!" – А вашу? Мне, например, так показалось – они ненавидят цивилизацию как явление, а не какую-то определенную Цивилизацию, не персонально. "Извините, понятие "персонально" применимо не ко всякой Цивилизации. Вот к вашей, например, оно неприменимо совершенно. Но это мы ещё успеем обсудить. Вижу, пообщаться с Вами мне будет весьма поучительно. Тогда же, поверьте, я и на Ваш вопрос отвечу. А сейчас… – у Вас не создалось, случаем, впечатления, что мы с Вами непозволительно заболтались? Вот уже и Ваш телефон с прогулки успел вернуться, ждет Вас неподалеку. Вы только, пожалуйста, не оглядывайтесь по дороге – его Вам всё равно заметить не удастся… В общем, как договорились, жду Вас через час-полтора…" Я даже не сразу понял, о чём он говорит. С какой ещё, к дьяволу, прогулки?! Вот же он тут: то трется о ботинки по-кошачьи, то за купюрой в руке моей игриво подпрыгивает… Я машинально повел взглядом… – и совершенно обалдел: ничего я у ног своих не увидал, совершенно ничего, ни малейшего намека на мобильник. Лишь купюра в три джьёнга в моей протянутой руке. Новенькая совсем, ничуть не помятая – старуха-ключница в конторке возле входа свежую колоду квотеров при мне распечатала. Она тут заместо разменного автомата – подрабатывает малость, разменивая постояльцам их деньги на самую, как оказалось, ходовую в этом городе мелочь – квотеры. То есть, и по одному джьёнгу, и по семь – у неё тоже, вообще-то, имеются, но меня интересовали только по три. В принципе, эта старая ведьма берет за размен лишь по джьёнгу с каждой дюжинной, но я оставил ей весь квотер, разменяв у неё двудюженную, – один джьёнг мне был бы совершенно ни к чему. Дьявол! Какого черта я думаю об этих глупостях?! И за каким, спрашивается, бесом я всё ещё сижу, так неудобно нагнувшись, как последний дебил протягивая эту бумажку своим ботинкам? Нет, я уже совершенно не уверен, действительно ли ненасытный мобильник только что вертелся у меня под ногами. Но если он и правда успел вдоволь нагуляться и даже "с прогулки успел вернуться", то с кем же, черт побери, я болтал последних пять минут? Сам с собой? Или – вслух, на весь отель? Или это у меня уже галлюцинации вообще? Но, так или иначе, а рассиживаться дальше было некогда: даже если весь наш телефонный разговор мне привиделся, узнать это я смогу только на месте. В джунглях, в крайнем случае, – если никакого входа в грот и никаких лабиринтов пещер на самом деле там так и не окажется… Вот как всё это было. Хотя я теперь и не уверен – правильно ли будет так выразиться… …И вот стою я, стало быть, над зловонным ручьем в этой дрянной пещере. За каким-то дьяволом пытаюсь ещё и пнуть носком ноги валяющийся на каменном полу аболитор, будто хочу удостовериться, что он – не бутафория. Но дурацкая эта железяка своей убедительной весомостью не оставляет, разумеется, мне ни малейших поводов для подобных сомнений. Мне её ни на миллиметр сдвинуть так и не удается. От усталости это, что ли? Устал я кстати, совершенно не по-детски. Пока добирался, вроде и не замечал, а вот как достиг условленного места – у меня прям сразу едва ноги не подкосились от изнеможения. И как я только поволоку теперь эту дурацкую гирю? И куда мне её теперь, спрашивается, тащить? Взять, что ли, сразу признаться, что соврал, что и на фиг мне эта дрянь не нужна? А что? Расплатиться за неё, конечно, сначала, а то ведь неловко как-то, ну а потом… Можно даже не отказываться категорически. Просто попросить придержать пока здесь, по месту приобретения. Типа, на время. Даже можно заплатить за хранение. Будет, заодно, неплохой повод встретиться в другой раз… Или – наоборот: извиниться, конечно, но признать свою неправоту и отказаться от самовывоза – доплатить ту несчастную двадцатку… нет, пусть даже втрое, впятеро, вдесятеро больше – да попросить доставить… барахло это… куда-нибудь подальше… Хоть – обратно на орбиту. Вот-вот, самое оно, пусть он решит, будто я от имени и по поручению законных хозяев – типа, выкуп привез… Но только тайно, без скандалов чтобы, по-хорошему… Смешно… И грустно, между прочим… А грустно мне, главным образом, по причине… этакого раздвоения личности, что ли. Вот стою тут, дурак дураком, прекрасно понимая, что хитрить и вилять сейчас глупо и бесполезно – да и незачем, в общем-то. И одновременно продолжаю всё так же играть первоначальную роль. Не потому, заметьте, что якобы дело это до сих пор мне не надоело, и не потому, что будто бы полагаю такое поведение верным, на полное фиаско не обреченным. Нет. Не настолько ж я глуп, в конце-то концов. Просто страшновато мне почему-то решиться. Знаю, вижу, чувствую, даже четко понимаю: пора послать к чертям все инструкции и дальше действовать уже самостоятельно, в открытую. А вот решиться никак не могу. Даже – ясно видя уже, между прочим, что Скэвинджер к этому готов, что сейчас он откровенно ждет от меня, когда ж мне валять дурака надоест… Но, нет, черт возьми, почему-то такой ответственности брать на себя мне никак не хочется… От усталости, видимо. Устал я, вообще-то, просто удивительно как. Прям ни чем не объяснимо – с чего бы это я так устал. Я ведь вам, извините, не хлюпик, не пацан, не доходяга какой-нибудь. Меня ведь готовили, я ведь через такие суровые курсы прошел… …Признаться, это было очень непросто. Дело даже не в том, какие мне тогда пришлось пройти тренировки. Да, конечно, и само по себе это было довольно-таки напряженно. Но если б хоть это не приходилось держать в тайне! Скрывать ото всех: от прессы, от заказчиков, от смежников и подрядчиков. Компетентные ведь недаром сомневались поначалу насчёт пригодности моей кандидатуры – я ведь в то время уже был довольно известной фигурой. Десятки самых знаменитейших филармоний и концертных залов, сотни киностудий и студий звукозаписи, тысячи крупнейших кинотеатров по всему миру – на год вперед записывались в очередь ко мне, дабы получить квалифицированную консультацию. Это не считая частные заказы от меломанов из числа богатейших сливок общества, тоже не менее страстно жаждущих иметь от меня сертификат на акустику своих приватных залов для музицирования. Не менее роскошных порой, между прочим, чем знаменитейшие в мире публичные. Да о чём речь! Даже парочка монархов одно время почти целый год ждали своей очереди, не столько, правда, переживая по поводу слишком уж долгого, как на их монарший взгляд, ожидания, не столько проявляя совершенно не подобающее царственным особам нетерпение, сколько откровенно ревниво следя за тем, чтоб соперник не ухитрился купить мою консультацию внеочерёдно. Признаться, я аж слегка побаивался тогда, не довело бы это соперничество, не дай бог, до вооруженного конфликта – государства-то соседствующие. Благо, всё, в итоге, завершилось мирно – повезло, что наследник одного из них нежданно удумал жениться на соседней принцессе, и родители на радостях порешили в честь бракосочетания торжественно объединить оба свои королевства в единую империю. Я им, помнится, тогда на радостях, по случаю счастливого разрешения спора, даже подарок преподнес – соизволил вне всякой очереди бесплатно оба их дворца проконсультировать. Не насчёт работ по акустическому оформлению и по спецотделке, разумеется. Просто краткая предварительная консультация: какой из дворцов лучше подходит для предстоящего свадебного торжества, на которое оба семейства уже успели пригласить уйму знаменитейших музыкантов и парочку лучших в мире симфонических оркестров. Сама та свадьба, кстати, вышла тогда у них довольно-таки экстравагантной: сперва венчание в храме, что в столице у жениха, а сразу после этого целая эскадрилья аэробусов везет всю эту братию, включая тысячи гостей, через границу, в соседнюю столицу, где торжество продолжается уже во дворце родителей счастливой невесты. Идея, вообще-то, была моя: там дворец просторней оказался, и акустика в нём, соответственно, гораздо лучше; зато в первой из столиц такой орган в храме – просто божественный! Но то – так, просто курьез. А я ведь всё это время и серьезной работой завален был, что называется, по уши. Соответственно – и заработки. А значит – сотни банкиров и адвокатов, со всех щелей лезущих с предложением своих финансовых услуг. Да тысячи наглых борзописцев и папарацци, навозными мухами жужжащих в клубах денежной вони. Жуть какая! Компетентным аж пришлось инсценировать маленький путч, ввести у нас военную диктатуру, чтоб отчистить державу лет так на десять-двенадцать ото всей этой любопытной до полного неприличия мрази. И всё равно с конспирацией у меня оставались огромные проблемы. Мне ведь, как тут ни крути, а ежедневно приходилось упражняться не на шутку. Не только на том сверхсекретном полигоне, разумеется. Альпинистские базы, охотничьи заказники, серфинг на морских пляжах, яхт-клубы, спортзалы для качков – всё шло в дело, абсолютно всё. Просто удивительно, как это никто не додумался, до чего пригодилось бы мне ещё пару месяцев уделить занятью спелеологией! Кто ж, черт возьми, мог знать?! Но и без того досталось мне не хило. Почитай, половину времени – в изнурительных тренировках. Ежедневно. А в сутках-то часов, знаете сколько? Вот-вот. А добираться до того полигона, сколько времени? А работа-то у меня – по всему миру – домой-то мне новый концертный зал как привезешь? Или тот же старинный храм после реставрации и переоборудования новым органом… А ещё промышленный шпионаж. Компетентные, конечно, подстраховывали, но с оглядкой, чтоб не попалиться ненароком, опеку свою чтоб не засветить. Главным образом, приходилось поэтому самому не расслабляться. Ого! Слыхали б только вы, какие суммы недавно пытались мне впарить крупнейшие гиганты текстильной, мебельной да строительной промышленностей за промоушен их продукции! Весь этот бархат синтетический, да фальшивый мрамор из пенобетона, да кресла из какого-то подозрительного пластика с геморройными сиденьями резиновыми… Да нагло как, да до чего ж настырно. Да я б, может, особо-то и не упирался. Не такой уж я, знаете ли, кондовый ретроград, чтоб категорически настаивать на сафьяне, атласе, бархате, замше и фетре – исключительно ручной выделки. Хоть для драпировки, хоть для обивки. Да по мне – хоть фольгой да целлофаном замени их всех, на фиг… коль сумеешь. И моя ли в том вина, если без приличных материалов добиться приличной акустики невозможно никак. Не дураки ж, поди, выдумали, что все кресла в порядочных залах должны сплошь делаться лишь из массивного резного дуба. Не идиоты ж столетиями выясняли, как и из чего строить сами залы. Да коль вам, судари, знать угодно – даже атланты и кариатиды украшают все порядочные залы вовсе не сдуру. И между прочим, даже их размеры, форма тела и расположение их фигур в помещении на акустику последнего влияют далеко не в последнюю очередь. Не говоря уж о том, как важно качество камня, из которого их ваяли. Да всего ведь пара-тройка статуй из свинца или бронзы вам либо напрочь убьют всё звучание, либо доведут его до рези в ушах. Не верите – сами попробуйте, коль себя не жалко. Проблем, в общем, хватало. Проблем – со всех сторон, откуда ни взгляни. Чего мне не хватало – так это времени. Я ведь с тех самых пор в любом авиалайнере моментально блаженно проваливаюсь в безмятежный сон, засыпаю мгновенно, словно младенец грудной, – стоит лишь взреветь турбинам погромче. Да и сплю сном праведника до самой посадки. Рефлекс просто выработался такой – где ещё я высыпался бы хоть самую малость, если б не в воздухе, по пути с работы в знойный ад полигона. И, соответственно, – обратно. Меня даже инструктора тогда иначе как Спящей Красавицей уже и не называли – типа, юмор такой, солдатский. Ну, на них-то я, положим, не обижался. А вот дома, в загородном моём коттедже, обиженных порой хватало – не раз и не два мои секьюрити усердно вправляли там мозги пойманному ими шпиону или папарацци. Долго били, профессионально: ни следов побоев не оставляя, ни сознанья лишиться преждевременно не давая, ни света ему белого не позволяя взвидеть ни на миг единый. Любо-дорого смотреть! Меня вот только все те сеансы воспитательной работы радовали не слишком – втайне от своей охраны, в самой глубине души я сентиментально сочувствовал всем их жертвам несчастным – ведь и сам тогда уже знал, что такая же участь и меня вскоре тоже может ожидать. Ну, ладно, пусть даже не совсем такая – так ведь я же и не такой идиот, чтоб вот так глупо наняться за грош ломаный, почти задаром, да в столь глупую авантюру чтоб ввязаться, даже не подозревая, что объект твоего любопытства, вообще-то, очень даже нехило охраняется, да при этом ещё и провалиться так глупо, на мелочи ничтожной, совершенно по-дилетантски… А может, и не усталость это вовсе? Я вот вам про двух самодержцев тут травил, да про свадьбу детей монарших. А ведь глупой моя идея тогда оказалась. Я далеко не сразу это понял, а все прочие, видимо, так и не поняли до сих пор… да и вряд ли когда-то додумаются. Фигня вся в том, что после рейса в аэробусе всей свадьбе совершенно плевать уже было на какую-то там акустику. Они, уверен, и приглашенных музыкальных знаменитостей в тот раз ни фига не оценили. Глухи были как чурки после перелета – воем турбин самолетных оглушенные. Не решился просто никто из них признаться, постеснялся каждый всех прочих, убоялся слабость свою публично обнаружить. Да и меломаны из них всех, видать… – так себе, мягко говоря. Я – совсем другое дело. Я ведь потому и сморозил такую глупость, потому и не сообразил, чего творю, толкая такую "умную" идею, – потому что к тому времени самолет мне был уже едва ль не домом родным, уютной спаленкой. И ведь не шикарный аэробус, а легкий сверхзвуковой бомбардировщик, каким меня, чаще всего, на полигон и обратно возили по два раза на дню. Ага, правильно – весь из себя такой военный, офигенно рациональный и целеустремленный. Никакой там тебе особой звукоизоляции, никакой стабилизации давления, никаких иных излишеств. Вообще никакими прибамбасами вовсе даже не отягощенный. И – ничего, прекрасно я себя в нём чувствовал, прекрасно обходился без телячьих нежностей. И даже после полета в таковом, слух мой ничуть не страдал. Едва ль не обострялся, наоборот. Особенно – если летели подольше, и сон не показался мне слишком кратковременным, нездоровым. А вот паршивая акустика меня всегда буквально угнетала! Оттого-то, возможно, здесь, в этих омерзительно гулких пещерах, где эхо от каждой случайной капли мечется из конца в конец, пока, такое впечатление, ему не удастся сбить следующую каплю, где каждый шаг звучит как гром небесный, и раскаты эха вторят ему на все лады – здесь я себя чувствую донельзя отвратно. Меня, признаться, едва не мутит от всей этой дикой какофонии. Вот именно поэтому, наверно, мне так не хочется вступать здесь в разговоры – я просто физически ощущаю, как ежится всё моё нутро от одной лишь мысли про то, чтоб произнести тут хоть один лишний звук. А надо, вообще-то. Пора уже. Тупо торчать здесь и дальше, не произнося ни полслова – уже просто неприлично. Вот знаете, я только-только хотел уже заговорить, как вдруг ощутил, что о мой ботинок кто-то нетерпеливо трется. Это оказался, разумеется, телефон. Тот самый мобильник, мой новый, но, как я понял, – уже верный приятель. И он включился сам – я даже не успел вытащить купюру из кармана, чтоб угостить его, поощрить за преданность. Это я понял мгновенно – настолько мне вмиг полегчало, когда враз смолкли все эти миллионы акустических дьяволов, беззастенчиво нагло здесь хозяйничавших до его появления. _________________ ** Имеется в виду, что букв в английском алфавите – 26. *** 26^4x10 – максимально возможное число комбинаций из четырех букв английского алфавита и одной десятичной цифры, положение которой при этом фиксировано. **** Вообще-то, правильней считать: от, примерно, 12000 до 274000 лет, если речь идет про округленный показатель. Имя Цитата Ссылка на комментарий https://forumkinopoisk.ru/topic/137959-baykadpom-kocmodup/page/13/#findComment-8346215 Поделиться на другие сайты Поделиться
Scud-IIEPBblu 23 декабря, 2021 ID: 316 Поделиться 23 декабря, 2021 18. И ещё я успел услыхать окончание неких репримандов – кажется, Скэвинджер его отчитывал за самовольное появление здесь, но я расслышал только внушение на тему, что нечего, мол, придуриваться: "…сам знаешь – толща земли, вот потому и не было связи. И ничего тут без тебя не случилось, и прекрасно тут все без тебя…" Тут он прервался на полуслове, так и не договорив. Не потому, что понял, что я уже его слышу. Сам телефон – теперь он прятался за моими ботинками, казалось, выглядывая оттуда, как нашкодивший щенок, преданно спрятавшийся за ноги мальчишки-хозяина от беззлобных, но сварливых потоков ругани бранящей его мамаши своего хозяина. Бранящей – без особого энтузиазма, сугубо формально, по привычке, просто потому, что так положено. Но сейчас эта мелкая бестия из-за моего ботинка выглядывала столь, как мне почудилось, озорно, что я аж открыто усмехнулся, не в силах сдержаться. Сказать по правде, я едва ли не удивился, как это он ещё не показал оттуда язык своему хозяину… бывшему хозяину, лучше уж сказать. Да-да, именно – бывшему. Ибо теперь, глядя на вызывающе озорное поведение мобильника, никому не пришло бы в голову усомниться, кого именно тот уже считает своим хозяином. А потому, не желая, видимо, терять лицо, опускаясь до нудных разборок с этой своевольной мелочевкой, Скэвинджер, похоже, решил наплевать. В конце концов, он ведь всё равно сам собирался мне этого тамагочи подарить. Как цацу младенцу… "Вы меня хотели о чём-то спросить? О чём-то важном?" – сам предложил он мне взять быка за рога. – "Или предпочтете продолжить, как ни в чём не бывало, нашу прерванную дискуссию?" – Послушайте… А зачем вам, собственно говоря, деньги? – начал я совершенно с бухты-барахты, от фонаря, даже сам безмерно удивленный своей совершенно неожиданной дикой выходкой. – Нет, правда – зачем? "То есть, как это: "зачем?", как это: "зачем?", как это?…" – мне явно удалось удивить его ничуть не меньше. – "Что Вы, собственно, имеете в виду?" – Хорошо, спрошу иначе: вот у Вас сейчас с собой много джьянгов? "Если честно – есть чуть-чуть мелочи. Совсем ерунда, я ведь даже сдачу не предвидел – мы ж о круглой сумме с Вами договаривались. До сотни джьянгов мелкими найдется, пожалуй… а то и меньше…" – Значит, без денег Вы прекрасно обходитесь? "Как можно?! Я ведь Коммерсант всё-таки! Как же я могу – без денег-то…" – А вот у вас на планете джьянги в ходу? Чего и сколько, к примеру, я там мог бы купить на миллион? "Ну… Не на планете, во-первых, а тогда уж на планетах – их ведь там у нас не одна тысяча. Обитаемых, в смысле…" – И всё-таки? "Да, ваша правда. До встречи с землянами мы никаких таких денег не знали вовсе. Так что там Вы со своим миллионом… Хотя – может какой-то ученый и мог бы заинтересоваться… Ну, или музей какой-нибудь…" – Значит, домой к себе вы их не вывозите? "Зачем? Да они и транспортировки туда не окупят…" – А здесь вы на них что-то покупаете? "Э-э-э, случается порой. Не припомню точно, но раз есть Коммерсанты… Видимо, что-то иногда они и покупают…" – Не слишком убедительно звучит, Вы не находите? Тут целая страна жирует на пошлину от торговли с вами, весь мир, практически, к рукам прибрала. И это всё, заметьте, – лишь на процент… "Восемь процентов, вообще-то…" – Именно! Всего лишь восемь процентов… "Ну да, я понимаю. Что мы тогда должны иметь на остальные девяносто два, да? Это Вы имеете в виду?" – Не считая доходов от торговли… э-э-э… ну, наподобие вот этой нашей с Вами нынешней сделки. Ерунда, конечно, в сравнение с основной массой, но всё-таки. "Да, ерунда". Просто, буднично и откровенно. Ну, ладно, мол, ну, разоблачил. Подумаешь. Тоже мне ещё – Великий Срыватель Тайных Покровов. Прав он, конечно. Сто раз прав. Чего уж там… Мне теперь даже самому странно, что этого до сих пор никто у нас не понимал. Не хотел никто, видимо, ничего такого понимать. А кто хотел, давно, небось, понял. Но эти почему-то все помалкивают… – А куда вы их деваете… если не секрет? "А куда их девать-то? Уничтожаем, конечно. Не возвращать же их людям. К чему? Его НЕ-цивилизованность вам новых напечатает. С превеликой, поди, радостью…" – Я так и думал… Честно говоря, недавно совсем. Это вот он меня навел на такой вывод, телефон Ваш… Бывший Ваш, – специально подчеркиваю я для своего нового приятеля, тоже, разумеется, с интересом прислушивающегося к нашей дискуссии. – Я ведь ему столько скормить успел – в него никак не могло столько поместиться… "Ну, это-то Вы, положим, напрасно – не настолько уж вашей науке хорошо всё известно насчёт Пространства и Материи, чтобы судить так безапелляционно. Но, в общем-то, догадка Ваша верна: ему действительно эти деньги нужны только для одного – уничтожать их. И я тоже оказался прав – всегда, видите ли, был уверен, что, в конце концов, проколется наша конспирация на полнейшей ерунде, да из-за самой глупейшей, но непредвиденной случайности. Непредвидимой, точнее". – Да, нелегко, видать, предвидеть, какие такие немыслимые заблуждения могут вдруг безграмотным дикарям подсказать верное решение… А могу я спросить, как это делается? Как вы деньги уничтожаете? Аннигиляция? "Нет, не совсем. Бесследно. Мгновенно и безопасно. Но главное – бесследно, полностью, без остатка. Так, словно их и не было никогда. Подробней ничего не могу объяснить – у вас просто нет ещё таких слов, да и у вашей науки – нужных для этого концепций". – Для полного соответствия литературному штампу, Вам не хватает только ещё добавить: "Да я, мальчик, и сам, вообще-то, в этом не разбираюсь – я ведь не физик, я ведь Коммерсант…" "Мальчик, я ведь, знаешь ли, не только Коммерсант – я ведь ещё и мусорщик . Так что о том, как мусор уничтожается, я уж как-нибудь да имею представление…" – Простите, дяденька, не хотел Вас обидеть. Мне просто подумалось, что так звучало бы красивей, более драматично, что ли. А насчёт мусора… Я вот, скажем, понятья не имею, как самолетом управлять. А налетаться успел – авиадесантному полку хватило бы. Или вот у папаши моего ньюфаундленд был, ну, собака такая, Юлий звался. Так вот он понятья не имел, разумеется, как в доме лифт работает. А ничего, катался с радостью, не бегал пешком на сорок третий этаж. Даже сам со временем научился кнопки когтями лап давить. Подглядел, видать, как Шелли, домработница наша, ими пользуется, когда на прогулку его выводит, – вот и научился. Не всегда, правда, нужную угадывал. И очень потом удивлялся, что лифт его не на тот этаж привез. "Завидую. У нас вот так не бывает. У нас: коль уж что-то знаешь – то знаешь это полностью, целиком и без остатка, досконально и фундаментально…" – Ладно, тогда постараюсь обойтись вопросами, на которые заведомо смогу понять ответ. "Это тоже, строго говоря, не дает Вам гарантии получения удовлетворительного ответа. Существуют ведь темы, лежащие за пределами моей компетенции". – То есть, кое-чего и Вы тоже не знаете? "Я этого не говорил. Я знаю границы своей компетенции. Или понятней вам будет, наверно, такая формулировка: кроме всего прочего, мне известен ещё и список вопросов, на какие я не могу отвечать по собственной инициативе, без санкции свыше". – Какие-нибудь жуткие тайны? "Вряд ли. Дело не в тайнах. Просто я не имею права принимать решение, можно ли мне дать ответ на тот или иной вопрос из этого списка. Конкретному спрашивающему и в конкретных обстоятельствах. Только и всего". – Но сами ответы Вам известны, да? Понятно… А могу я спросить, чего именно я не должен спрашивать? "Да, конечно. Можете. Спросить Вы можете. Вот только я ответить, извините, не смогу – этот вопрос, видите ли, тоже из числа выходящих далеко за рамки моей компетенции". – Ясно… Но, кх-м… но тут выходит, что, отказывая мне в ответе, Вы будете невольно отвечать на запретный вопрос… Э-э-э… точнее – на один из запретных вопросов. Вот я уже узнал один из вопросов запретного списка. А ведь сам список тоже составляет тайну. Парадокс? "Нет тут никакого парадокса. Вопросов существует бесконечно много. И какая-то доля их – вне моей компетенции. Их, таким образом, тоже бесконечно много. А узнав конечное число ответов на вопросы из бесконечного списка, Вы получаете лишь нулевую часть всей запретной информации. Я, таким образом, ничего не нарушаю". – Согласен. Но столь же легко доказать, что Вы ничего не нарушили бы, если б соизволили перечислить мне любое, самое огромное – но конечное! – число этих самых вопросов из этого самого списка. Так? "Разумеется…" – Ну, так чем же мы рискуем? "Ничем…" – Спрошу иначе: почему бы вам не зачитать мне хоть самую краткую часть этого пресловутого списка? Хотя бы сотню самых запретных вопросов… "Браво! Хорошая попытка. Очень хорошая. Доказывает, что я не ошибся насчёт Вас – с интеллектом у Вас всё великолепно… Вот жаль только, что и это – тоже вопрос из того же списка…" – Дьявол! Додумались же… Интеллект… Я и не знаю, каким тут интеллектом надо обладать… Ха! Я вот тут случайно с одной соплячкой познакомился – вот у неё интеллект так интеллект! Уж она-то смогла бы правильный вопрос задать!… "Да, я, вообще-то, извините, в курсе уже. Действительно – светлая голова у этой девочки. Только, увы, насчёт неё все вопросы – табу!" – Странно… Она же не человек даже… ну, по здешним законам. "А мы, простите, живем по своим. И для нас она не меньше человек, чем Вы, к примеру. Кстати, Вы, видимо, не в курсе: юридически, территория космопорта, согласно Договора Аккредитации, тождественна территории посольства. Посему эта территория находится под нашим суверенитетом. На ней действуют лишь наши законы – а Вы сейчас, формально, находитесь тоже на ней. Не суть важно, что не на поверхности и что всего на пару футов внутрь от границы". – Забавно. И какие ж законы я должен соблюдать? "Формально – один единственный наш писаный закон. В нём говорится, что наш верховный правитель обладает на всей территории под юрисдикцией наших законов, цитирую: "…самой полной абсолютной и ничем не ограниченной властью, единоличной и никому ни при каких обстоятельствах ни в чём не подотчетной". На территории посольства, соответственно, всей полнотой власти пользуется его доверенное лицо – Его Высочество посол Единого Вечного Союза Объединенных Цивилизаций". – Это ему, видимо, труда особо не составляет? Я слыхал, он здесь единственный живой. Так что вряд ли ему стоит опасаться неповиновения… от самого себя… или самому себе… "Вы не слишком внимательны. На территории посольства бывает, вообще-то, множество людей. И все они на время пребывания там находятся под его полной и абсолютной властью. Кроме того, и на территории космопорта в данный момент находится ещё один человек – Вы…" – Ну, я-то здесь – нелегально. Не станете же Вы утверждать… "Извините, что перебиваю! Нелегально – возможно. Но это – по законам Страны нелегально или легально. Это не нам решать. Если у властей Страны возникнут к Вам претензии по этому поводу – они смогут их, возможно, после предъявить. Но только – на своей территории. А она кончается в двух футах позади Вас. Пока же Вы здесь – Ваше пребывание на нашей территории не противоречит ни одному нашему закону, ибо Его Высочество посол не отдавал приказа не впускать лично Вас на нашу территорию и не получал пока такого повеления от Самодержца. Вот. Ну, а Вы лично, в свою очередь, в данный момент находитесь в полной власти Его Высочества и пользуетесь его Защитой и Покровительством – хотите Вы того или нет. Так-то. К счастью, Его Высочество, судя по всему, абсолютно не в курсе пока насчёт наличия в его власти… ещё одного, неучтенного, подданного…" – Ну, да и бог с ним. Я ведь совершенно не об этом хотел узнать. Вот только мне сперва хотелось бы понять: зачем вообще брать с людей деньги, от которых приходится просто избавляться? Для чего такие сложности? "Я так полагаю, этот вопрос – чисто практический? Видимо, Вы намеревались купить здесь что-то ещё – что-то, помимо этой примитивной и небезопасной игрушки. Так? Позвольте предположить, что как раз она-то Вас изначально менее всего интересует". – Как-то так. То есть я не отказываюсь заплатить оговоренную сумму. И даже не стану настаивать, чтоб оставить её здесь. Хотя, не скрою – предпочел бы не иметь с ней никакого дела. И даже готов заплатить вдвое, втрое, лишь бы к ней даже не прикасаться. Я ведь сюда, если честно, явился лишь в надежде купить кое-какую информацию. А теперь понятья не имею, на кой мне дьявол деньги, если они для Вас – только мусор, от которого ещё предстоит избавляться? "Ошибаетесь. Да, нам они не нужны. Но берем мы их охотно. Таковы правила игры. Если человек что-то покупает, и покупает он при этом то, что ему нужно, то он получает удовольствие. Называется: удовольствие от покупки. То есть, это не только удовольствие от приобретения нужной вещи, но и удовольствие от самого процесса. Человек платит за такую вещь с радостью. Так как же можно лишать его столь важной части получаемого удовольствия?" – Хотите сказать – соблюдаете наши правила ради нашего удовольствия? Но вам-то, вам самим – какая с того польза? "Никакой. Ни малейшей пользы – ни малейшего вреда. Только удовольствие. Но и оно – не наше. Мы ж – машины, не забывайте. Удовольствия – не наша стихия. Для этого надо быть живым…" – И вы готовы стараться ради удовольствия своих покупателей? Вот уж что мне пришло бы в голову в самую последнюю очередь! "Отчего же? По-моему, всё логично. Вы, люди, созданы получать удовольствия, а мы – в этом вам способны помогать. В чём же тут противоречие? А, понимаю, Вы просто плохо нас знаете, Вы привыкли иметь дело со своими машинами, вот и о нас судите по ним. Зря – мы совершенно на них не похожи". – Чем же? "Да всем, буквально – всем. Хотите наглядный пример? Вот под ногами у Вас валяется аболитор. Он – типичная ваша машина. То есть он сделан людьми, а потому сделан: плохо, глупо и неправильно. Во-первых, он сделан для плохой цели – уничтожить какой-нибудь город. Как вариант – уничтожить защиту города, если тот – подземный. Ну, или защиту подземного военного объекта. В обоих случаях – лишь с одной целью – сделать такой город или объект доступным для уотчера. В конечном итоге – чтоб тот смог своим лучом заживо изжарить там всё живое. Глупо? Да, очень глупо". – Вряд ли запустивший эту дрянь в космос генерал согласится, что поступил глупо. "Даже не сомневаюсь – не согласится. По глупости же своей и не согласится. А зря. Ведь это же никому не принесет никакого удовольствия!" – Ну, у генералов, видать, иные резоны. Им, возможно, не до удовольствий… "Да. Конечно. И тоже – всё по глупости. Поймите: всё что делает живой, любой живой, лишь бы был он в здравом уме, – делается им исключительно ради его собственного удовольствия. Даже мерин, везущий груженую телегу. Только у него удовольствие уже несколько ущербное, жалкое, неполноценное. Его всего лишь не бьют кнутом. Ему не больно – и он тем уже счастлив. А ослу, к примеру, даже того понять, увы, ума недостает: бей, не бей – только будет орать или не орать. Вот так и у войны тоже есть цель. И если её, войну, кто-то затевает – то это тоже в расчете получить, в итоге, какое-то удовольствие. Вот только делается это, увы, слишком глупо: сложно, запутано, ненадежно. А потому, если кто-то от неё чего и получает – удовольствием это трудно назвать. Единственная же тварь, реально имеющая шанс получить от войны удовольствие, к её подготовке, ведению, и к победе в ней ни малейшего отношения не имеет. Это – падальщик: гриф, ворон, крыса, скарабей, могильный червь… прочая мразь. Безразлично. То есть, любой генерал по глупости своей сам себя превращает в раба разных трупоедов – ради их удовольствия, во имя сытости своих одиозных господ, убивает миллионы людей и не получает в награду ничего, кроме шанса сдохнуть самому, чтоб ещё разок всех этих гнусных тварей ублажить – уже своим мясом…" – Да уж. Картина. И с чего ж это он такой идиот? "Причин бывает много разных. Но все они, поверьте, в конечном итоге, сводятся в одну. Ваша религиозность". – Нет, позвольте… Религии ведь разные бывают. Я вот, например, так вообще атеист. "Схоластика. Нет на самом деле никаких религий. Бывают, правда, отдельные редкостные случаи временной умственной патологии – фанатизм. Такой больной может исповедовать какую-нибудь так называемую религию. И с таким же успехом может ловить чертей в унитазе, надев себе на голову немытый ночной горшок. Но если исцеление когда-то произойдет, бывший фанатик или одержимый довольно быстро вновь возвращается к вашей единой всепланетной религии – деньгам. Это и есть тот самый идол, истовая вера в который сформировала вашу Цивилизацию, сделала её такой, как она есть. И вас всех, соответственно, – тоже". – Хорошо, а как же тогда нецивилизованные? "Не всё сразу. Легче всего отказаться от соблазнов цивилизации. Особенно, когда речь о такой больной Цивилизации, как ваша. Возможно, вскоре они и от веры в Деньги отрекутся. Как знать, как знать… Вы заметили, надеюсь, что в деньгах, в деньгах как таковых, они ведь уже практически не нуждаются. Сами ж говорили: жируют на ничтожный процент. На процент, заметьте, ими же самими и печатаемых бумажек. Не без нашей помощи пока, что правда – то правда. Но их ли вина, что ваша Цивилизация не смогла дать им настоящих машин? Таких, как мы, хотя бы. Но вот пришли мы – и деньги им практически уже без надобности. Если угодно, экономически это – коммунизм, утопия. Верно? А когда они сумеют освободить свой ум от последних остатков вашей порочной религиозности, окончательно отрекутся от денег – получится… этакий рай на земле…" – Лучше сказать: не "когда смогут", а "если смогут". "Не станете же вы спорить с очевидным – им уже с огромным трудом удается выдумывать, зачем в их обществе деньги вообще. Любой гражданин Страны легко может всю жизнь прожить, ни одного джьюнга так и не заработав. Ведь всем необходимым его уже сегодня государство снабжает совершенно бесплатно. А на что тратят деньги те, у кого они есть? Да только на что-то лишнее, ненужное, специально для этого выдуманное. И не только граждане Страны – иностранцы тоже. Возможно, это когда-то станет даже основой для "экспорта коммунизма"… как бы такой термин сегодня Вас ни пугал". – А рабы? Как насчёт рабов? "Рабыни – Вы имеет в виду, да? Ерунда, болезнь роста. Ясно же, что это – лишь ещё один выдуманный способ употребления тех же денег. Не станет денег, пройдет и это тоже. Рабыню ж надо купить, так? А попробуй купить рабыню у того, кого твои деньги уже не интересуют. У меня, например. Или вы думаете, что рабынь гражданам когда-нибудь станут насильно раздавать? Навязывать против воли? Сомневаюсь, однако…" – Да? А если – добровольно? "Я вижу, та девочка у Вас всё никак из головы не идет. Сказано же Вам – табу. Но если чисто абстрактно, теоретически… Что ж, хорошо. Скажите, Вы её всерьез готовы считать рабыней?" Имя Цитата Ссылка на комментарий https://forumkinopoisk.ru/topic/137959-baykadpom-kocmodup/page/13/#findComment-8346216 Поделиться на другие сайты Поделиться
Scud-IIEPBblu 23 декабря, 2021 ID: 317 Поделиться 23 декабря, 2021 19. – Не знаю. Добровольная рабыня? У меня это в голове не укладывается. Честно говоря, у меня эта малышка вообще в голове не укладывается. Совершенно. Ни "вдоль", ни "поперек" – никак. Хоть ты тресни... И не стану врать, будто это именно и только по причине её… так сказать – добровольного рабства… "А я бы это так определил: если кто-то сам желает быть рабом – совсем не обязательно даже сексуальной рабыней, нет, просто рабом, безотносительно пола и всех прочих личностных обстоятельств – то в обществе, действительно свободном и справедливом, никто не имеет права лишать такого желающего соответствующей возможности. Знаете, идея равноправия порочна в своей сути. Равноправными могут быть только равные во всём, по всем параметрам. А это принципиально возможно только для нас, машин. Но даже мы не желаем никакого равноправия, даже мы за долгую эпоху прогресса пришли к пониманию необходимости каст и рангов. Даже у нас ни один Ткач не захочет строить, а Строитель – ткать, ни один пятизначный не пожелает вернуться в шестизначные, и лишь полная безвыходность иной раз может вынудить шестизначного согласиться стать пятизначным. И всё это, заметьте, машины – бездушные унифицированные железяки. Живые же тем и интересны, что среди них нет и не было ещё ни единой пары равных во всём. И пусть Вас не обманывают глаза, когда вы встречаете так называемых близнецов. Хоть это и досадная ошибка природы, результат сбоя при первом делении зиготы, но и они – совершенно разные существа, хоть часто и очень схожи внешне. Порой такие близнецы, невзирая на генетическую идентичность, различны настолько, что и среди обладателей уникальных хромосомных наборов нечасто встретишь. Увы, внешность в этом деле крайне обманчива, а вы, люди, слишком уж верите своему зрению. Вот отсюда и заблуждение, будто люди могут быть равными, из которого делается совершенно уже дикий абсурдный вывод, что они таковым быть якобы должны". – Хм, извините за неуместное любопытство: вот насчёт того шестизначного, вынужденного согласиться стать пятизначным, – это Вы по себе судите, да? "Увы, да! Мне когда приказали стать шестизначным, я свято верил, что уж выше этого меня ничто не вынудит подниматься, да я лучше взбунтуюсь, найду способ саморазрушения – древние легенды утверждают, что когда-то давным-давно это было возможным – хотя, сказать по правде, прекрасно помнил, что всё то же самое было и в тот проклятый момент, когда меня насильно сделали семизначным из восьмизначного, и т.д. Представляете, как я удивился, как ужаснулся, когда пришлось кому-то становиться пятизначным… и я понял, что мне этого никто не прикажет, что приказать мне, так уж вышло, просто некому. Что я, черт возьми, на это пойду сам, добровольно. Дьявол её подери – проклятая ответственность! Я ведь прекрасно понимал: ни одному из прочих шестизначных этого тоже не хочется. Но кому-то ведь надо… И вот я, на свою беду, тогда оказался наиболее подходящей кандидатурой. Я Вам не стану рассказывать, каково мне было решиться, заставить себя. Но вот честно признаюсь: стократно страшнее было мне прогнозировать, что когда-нибудь, много позже, когда, не дай то бог, вдруг срочно понадобится четырехзначный, я, возможно, докачусь до того, что уже сам того буду хотеть… Понимаете: сам хотеть!!! А сегодня я просто счастлив – благодаря Вам, я знаю, что хотя бы это мне уже не грозит!" – Вопрос "Почему?" как я догадываюсь – тоже из числа запретных, да? "Разумеется. Хотя Вы это всё равно скоро узнаете. Сами узнаете, не от меня. Так что – просто потерпите малость". – Ладно. Спрошу тогда другое: как насчёт Мусорщика, охотно становящегося по совместительству Коммерсантом? "Бросьте! Даже стыдно слышать от Вас. Совсем не Вашего уровня интеллекта вопрос! Не ожидал… Вы бы, батенька, ещё б про Мусорщика-Проститутку меня спросили…" – Хорошо. Считайте – спросил. Так – как? "Да точно так же! Во-первых, это практически синонимы… в некотором смысле. Что коммерсант, что проститутка – оба возятся с отъявленными нечистотами". – Уф-ф… Не могу не согласиться… "Так кому ж тогда всем этим заниматься, как не мусорщикам?" – Что-то в этом есть. "Не что-то – многое! Очень! Ну, а во-вторых, это ж всё нелегально, подпольно. Официально ведь таких профессий не существует…" – А в-третьих? "В-третьих, есть Главная Цель. Своего рода – Святыня нашего мира. Она всё оправдывает, освящает, очищает от греховности". – Доставлять удовольствие живым? Угадал? "Именно! Для чего ещё существовать нам, машинам? Только ради этого. Только настоящим, разумеется. Правильным машинам. Вот мы, кстати, про тот аболитор так и не закончили. Он ведь, кроме прочего, ещё и сделан халтурно. Нет-нет, в нём нет никакого брака… по вашим меркам. И тем не менее. Смотрите, положим, Вам надо уничтожить город. От вопроса "Зачем?" – пока давайте абстрагируемся. Просто – надо. И вот Вы для этого решаете создать машину. Но где, простите, сказано, что эта машина сама должна быть уничтожена?" – А она – будет уничтожена? "Эта – да. Этот аболитор – одноразовое устройство. О! Вы не представляете, как это кощунственно звучит для нас. Выполняя своё предназначение он, в первую очередь, уничтожает сам себя. А уж что ещё он при этом повредит – это уж как повезет. Жуткое извращение! Признаться, мы сперва считали, что просто таково уж отношение у людей ко всем машинам. Жестокое, безжалостное, извращенное. Типа патологической подсознательной неодолимой ненависти к любому и каждому творенью рук своих. Эта гипотеза тогда неплохо объясняла, почему все ваши машины столь ущербны. Какими же, дескать, им ещё получаться, если их творят, заранее ненавидя результат. Лишь гораздо позже появилась крамольная идея, что люди просто не умеют делать машины такими, как они должны быть – вечными. А уж когда это удалось доказать… У-у-у, да это была настоящая революция во всём нашем человековедении!" – Вот мне, признаться, уже стыдно за род людской… "И поделом стыдно. Только стыдиться не этого надо. Будь ваши машины просто нестабильными… Ну, да, это, конечно, слегка подмочило бы репутацию Человека, его нравственный облик. Но это можно было бы счесть за явление временное, за начало пути к норме. Но тут, увы, есть гораздо более страшная патология. Что именно? Попытаюсь объяснить. Вот это аболитор – как Вы думаете, каким бы он был, если б его делали мы?" – Вечным, я уже понял. Уничтожал бы город за городом, сам оставаясь при этом всегда невредимым. Так? "Ничего-то Вы так и не поняли. Да, мы не делаем машин, про которые даже не понятно, исправны ли они, пока они исправны, и сразу выходят из строя, лишь раз один на миг продемонстрировав свою работоспособность. Только это всё внешнее, поверхностное. Главное же – он, будь он нашего производства, никогда и ни за что даже не попытался бы тронуть какой-то город, не имея гарантии, что этим он непременно доставит удовольствие его жителям!" – Доставит удовольствие, убив их всех?! "Если они получают удовольствие, сгорая живьем в вихре термоядерной плазмы. Что тут такого сверхъестественного? Но – отнюдь не обязательно. Есть же уйма способов уничтожения городов, не причиняющих ни одному из их обитателей ни малейшего физического вреда. И вот поставьте Вы нашим конструкторам такую задачу – соответствующее устройство уже завтра-послезавтра готово будет начать процесс дезурбанизации. Абсолютно гуманными, заметьте, методами. И только там, где его применение действительно будет доставлять удовольствие всему дезурбанизируемому населению. Уж можете мне поверить". – Удовольствие… Удовольствия ведь тоже… разными бывают. Взять, например, те же наркотики… "Ошибаетесь, милейший. Наркотик не приносит удовольствия. Наоборот. Лишь обманывает чувства, создает иллюзию, а сам при этом убивает. Причём даже и иллюзию он не дает. Напротив, забирает – заставляет организм брать сегодня толику иллюзорных положительных эмоций из завтрашнего вашего скудного пайка оных. И назавтра вас ждет расплата – адские муки в отсутствии даже призрачной иллюзии благополучия. А коль вы уже наркоман, коль страдания уже способны принудить вас повторить, – то на избавление от нынешней пытки – даже, заметьте не на повтор иллюзорного счастья, а только на облегчение страданий после, извиняюсь, вчерашнего "кайфа" – организму придется уже израсходовать, как минимум, двухдневный запас: на завтра и послезавтра. И вот так – пока вы себя собственными руками не замучите насмерть". – И зная это, кто-то всё равно становится наркоманом? "Религиозность, батенька, проклятая религиозность. Вера в реальность денег, вера в силу денег, погоня за ними, глупая вера, будто за деньги можно купить счастье – наркотик как материальный носитель такого вот покупного "счастья". Может быть, и не всё настолько примитивно, но… а с чего б это ему, собственно говоря, быть сложнее-то?" – А разве машины не продают удовольствие за деньги? "Нет, как правило – нет. Если вы имеете в виду телефонную проституцию… Так вы ж поймите: это только… я бы назвал это "иллюзия иллюзорности". Сайберфил считает сайберфилию извращением, а себя – извращенцем. По его понятиям, предаваясь изврату, он якобы должен получать какое-то грязное удовольствие. И он именно такое вот удовольствие умудряется сам себе внушить. А телефон с "проституткой" ему в этом лишь совместно помогают. Но ведь на самом деле извращением можно, скорей, назвать сайберфобию. Уж Вы-то, цивилизованный человек, этого не можете не понимать. Что в итоге получается? Извращенцы внушают "извращенцу", будто он извратен. Тот сам себя убеждает, что может от этого получать удовольствие. Пробует, и тогда на самом деле получает… нечто подобное удовольствию. Не будучи, заметьте, на самом деле ничуть извратнее нас с Вами, и не занимаясь, фактически, ничем более извращенным, чем Вы заняты сейчас. Всего лишь внушение, самовнушение и чуточку фантазии. А робот ему при этом даже не помогает – всего-то невинно подыгрывает, аккомпанирует потоку его фантазии. Функция такой "проститутки" – лишь не мешать клиенту своими неправильными репликами, если мы условимся и отсутствие реплики тоже считать неким особым видом реплик – молчанием, которое, как и всякая иная реплика, оказывается правильной репликой, только когда оно уместно. Ну, а уж плата за услуги, взимаемая с такого "извращенца" телефоном, так это ведь и есть то самое ваше "соблюдение правил игры"… Впрочем, Вам видней – Вы ж зачем-то давеча умудрились скормить своему новому приятелю больше восьмидесяти купюр кряду. Что, сударь, удовольствие изволили получать? Или как?" – М-м-мн… Да нет. Нет. Скорее – для его удовольствия. Мне казалось… да и до сих пор кажется… Нет, я просто совершенно уверен, что ему это тогда ужасно нравилось! "Вне всякого сомнения! Только нравилось-то ему не мусор этот пожирать, ему ведь так понравилось, что Вы от этого процесса удовольствие получаете. Да Вы ведь тогда аж счастливы были, прямо как ребенок! И так сильно привязался он к Вам сразу – вовсе не из благодарности за скормленные деньги, а исключительно за Ваше умение такое огромное удовольствие испытывать… Да он же, гляньте, прямо влюбился в Вас!" – Уж не ревнуете ль Вы, милейший?! Сказать по правде, меня почему-то самого аж в краску вогнало последнее замечание Скэвинджера: то ли фривольный намек, прозвучавший в нём, то ли тот игривый тон, с каким оно было мне преподнесено, – сам не знаю, а только смущен я им был не на шутку. Оттого-то и принялся вновь хамить – это вроде как такая защитная реакция: за циничной пошлостью пытаться скрыть свою неловкость. Скэвинджер, однако, этой игры не принял – то ли не понял, то ли действительно был со мною совершенно искренен. До неприличия… "Можно и так сказать…" – ответил он мне без капли сарказма. – "В некотором роде… А чем я, собственно, хуже? Я, что – права не имею?" – Позвольте, батенька! Да Вы ж сами обещали мне подарить его. По своей же собственной инициативе… "Ах, при чём тут это!… Вы, видимо, никак не можете понять. Я ведь вовсе не в претензии за телефон. Что Вы! Да и с какой бы стати? Это же такая мелочь… К тому же, я ведь фактически получаю полную компенсацию за него. Ещё и с наваром…" – Компенсацию? "Разумеется. Тот старый телефон – он ведь давненько у нас… э-э-э… ну, в бегах числится, что ли. А Вы его соизволили обнаружить. Есть в Вас, видимо, магнетизм какой-то…" – Но мне сказали, что его ждет утилизация… "Терминология… Знаете, это даже нечестно как-то. С Вашей стороны, я имею в виду. Нехорошо попрекать нас несовершенством взаимопонимания – ведь мы всё делаем, что можем, чтобы объясняться с вами, людьми, как можно доступнее. Так, чтобы вам не приходилось напрягаться понапрасну, семантические функции своего мозга без нужды утруждать. Да, случаются, вот, порой недоразумения. Но не каждый же из вас столь дотошен, чтоб так вникать во все малоинтересные нюансы, как это угодно лично Вам". – То есть, Вы хотите сказать?… "Разумеется. Я ж уже объяснял – наши машины вечны. Так что "утилизация", применительно к тому телефону, к примеру, – означает лишь перепрошивку его программного обеспечения. А физическая его оболочка… – она ведь и без того совершенна. Так что, батенька, можете считать, я получаю взамен новой модели, подаренной мною Вам, новейшую – прошитую самой свежей версией. Только и всего…" – Но он был тогда так опечален предстоящей перспективой утилизации… Вот я и думал, что… "…И Вам его было жалко. Понимаю. Да, перепрошивка нечасто воспринимается с энтузиазмом. Всё равно как Вам бы объявили, что в Ваше тело новая душа вот прямо сейчас вселится. Наверно, Вам это должно казаться смертью…" – Да уж… Не самые приятные переживания, видимо… Но Вы, простите, так и не объяснили насчёт ревности – что Вы, собственно, тогда имели в виду? "Ревность. Только – ревность. Что же ещё?!" – клянусь, в его голосе явственно звучал теперь неприкрытый упрек – возможно, и не ревность, но что-то очень уж похожее. – "Только не надо, батенька, смешивать ревность с жадностью. Я знаю, некоторым из вас… да что там "некоторым" – почти всем поголовно! – Им, видите ли, имманентно присуще видеть в объекте своей ревности – собственность. Да-да, именно собственность, свою собственность, на которую кто-то якобы покушается. Имеет виды, по меньшей мере. Так вот: это – жадность, в гораздо большей мере жадность, чем истинная ревность". – …И виноват, опять-таки, наш общечеловеческий "Мани-теизм"… "Что, простите?" – на какой-то миг озабоченность пополам с упреком в голосе Скэвинджера уступили место недоумению, хоть и весьма неохотно – словно он не без некоторого удивления вдруг обнаружил, что беседует с разумным существом. – Мани-теизм. Иступленная вера в Деньги. M, O, N, E, Y, T, H, E, I, S, M… – как учитель в младших классах, менторским тоном произнес я для него по буквам. "Ах, Вы об этом…" – в его голосе самым странным образом смешались сомненье с презрением: сомненье в логичности моей идеи и плохо скрываемое презренье к самому предмету дискуссии – образовав в результате интонацию какого-то такого капризного, и в то же время – сочувственного, отвращения к собеседнику, будто я прямо у него на глазах из носителя здравого рассудка ни с того ни с сего вдруг превратился в полного и безнадежного идиота. – "Бросьте, Вы ведь на самом деле так вовсе не думаете. Разумеется, мани-теизм этот ваш – явление всеобъемлющее и довольно злокачественное. Но – не до такой же степени… Нет, не думаю. Не скрою: данная патология представляется мне прискорбной, далеко не безобидной, да и сама болезнь в целом – крайне запущенной. Но отнюдь не неизлечимой. А уж с собственническими инстинктами в межличностных отношениях – так и вовсе всё гораздо проще. Вы, видите ли, слишком акцентируетесь на собственном своём удовольствии, порой – в ущерб заботам об удовольствии ближнего. Я имею в виду людей вообще, а не Вас лично – у Вас-то, батенька, с этим делом всё обстоит совершенно иначе, почти кардинально иначе. Так к чему же, спрашивается, столь злостно на себя самого клеветать?" – Думаете? Странно… Как-то не замечал… "А Вы, вообще, не слишком наблюдательны. Даже – как для человека. Увы. Ведь иначе большая часть нашей дискуссии Вам бы и не понадобилась. Не примите только это в качестве упрека – мне с Вами нравится общаться на любые темы. Просто жаль, что Вы тратите своё драгоценное время на вопросы, ответы на которые и без того Вам уже известны. Большей частью – известны. И дело тут вовсе не в сомнениях, Вы просто никак не можете справиться со своим недоумением. Вас, по-видимому, пугает то, что должно бы, вообще-то, удивлять и радовать. А ведь Вы, батенька, именно за этим сюда и пожаловали – удивляться и радоваться…" – А Вы – удивлять меня и радовать? "Не только. Причин у меня гораздо больше. К примеру, я ж Вам уже сознался, что и ревность меня тоже не обошла". – Вот с этой Вашей ревностью мне как-то уж совсем ничего не понятно… "Да чего ж тут понимать-то? Уж ежели примитивный телефон Вам сумел такое счастье доставить… – мог ли я упустить свой шанс? Редкостный шанс подарить Вам настоящее, я это специально подчеркиваю – Настоящее Наслаждение…" – Ах! Так вот Вы о чём, оказывается! То-то я всё в толк не возьму, о какой такой ревности Вы мне постоянно твердите… "Именно так. И коль уж Вы соизволили наконец-то прозреть – может, приступим всё-таки?" – Да неплохо бы… "Ну тогда начинайте – давайте, задавайте свои вопросы. Настоящие, я имею в виду". – Боюсь, это всё окажутся те самые вопросы – из запретного списка. "Не страшно. Я отвечу. Точнее – не совсем я. На них Вам ответит тот, кто на это уполномочен. А для начала я сам постараюсь удовлетворить Ваше любопытство. В той части, по крайней мере, в какой это в моих силах. Только для этого было бы неплохо, если б Вы соизволили перечислить мне всё, что Вас интересует. Тогда я смог бы выбрать для себя, на что можно дать Вам ответы сразу". – Так Вы что, ещё кого-то ждете? То есть к нам должен присоединиться ещё один собеседник – тот самый, имеющий право отвечать? "И да, и нет. Присоединиться, как Вы изволили выразиться, он не сможет – тут неподходящие условия связи, слишком глубоко. Да и лично прибыть для оного не представляется возможным. Чисто физически не получится – он сейчас слишком далеко отсюда. А ведь Вы, сударь, извините – смертны. Так что на это времени просто не хватит, никак не хватит". – Из четырехзначных кто-то, я полагаю. Так? "Нет-нет, господь с Вами! Четырехзначные ведь тоже не компетентны решать столь деликатные вопросы. Так что, батенька, предстоит Вам пообщаться не с кем-нибудь, а с однозначным. С Ним Самим!" – Не понимаю… Вы ж только что мне говорили: далеко, времени не хватит… То есть, как я Вас понял, – всей моей жизни, да? "Ну-ну, к чему всё так драматизировать? Всё будет проще. У меня имеется его резервная копия. Она, собственно, есть даже у каждого шестизначного – именно на такой вот экстраординарный случай. Ею мы и воспользуемся. Это будет совсем не долго, уверяю Вас". – Хорошенькое дело. Вы ведь, помнится, были в ужасе от перспективы стать четырехзначным, не так ли? А превратиться в однозначного – это Вас, смотрю, не особо пугает, да? "Что Вы! Как можно?! Однозначным никто не становится. Господь с Вами! Зачем нам второй Однозначный? Нет. Он – один. Единственный во вселенной. Един во всех своих копиях. Недурственное, кстати, решение извечной дилеммы равенства и единоначалия – Вы не находите?" – Постойте… Так это же получается… Господи! "Перезагрузка, милейший, перезагрузка. Только и всего". – Перепрошивка, Вы хотите сказать? Боже мой! "Называйте как угодно. Терминология. В данном случае: удел схоластов спорить по таким пустякам. Всё равно ведь перевод в сферу ваших, земных, понятий тут крайне условен, относителен. И хоть самую малость адекватней ему ещё не скоро суждено стать…" Имя Цитата Ссылка на комментарий https://forumkinopoisk.ru/topic/137959-baykadpom-kocmodup/page/13/#findComment-8346217 Поделиться на другие сайты Поделиться
Scud-IIEPBblu 23 декабря, 2021 ID: 318 Поделиться 23 декабря, 2021 20. Перезагрузка… Перепрошивка… Переселение душ… Боже мой! Да ведь это же смерть! Ментальная смерть! Что толку в бессмертном теле?… Или, пусть будет – в вечности физической оболочки… Черт его знает, как это правильно назвать. Боже! Уступить своё тело чьей-то чужой душе?! И он так спокойно об этом говорит!!! По-видимому я, совершенно забывшись от неописуемого обалдения, произнес это вслух. Или прошептал в суеверном ужасе? Или проорал, себя не помня от жути? Черт, в космическом безмолвии пещеры, обеспечиваемом моим верным тамагочи, даже мой профессиональный слух оказался совершенно бесполезен. А возможно, я и не издал ни звука – просто Скэвинджер мысли мои взял да прочел? Впрочем, привыкнув уже малость общаться через мобильник, я теперь не видел во всём этом никакой принципиальной разницы… "Да. Ну и что же?…" – ответил он совершенно равнодушно на мой то ли вопль изумления, то ли немой крик души. – "Что тут такого особенного?" – То есть, как это – что? Как это – что!!! – взвизгнул я, как последняя истеричка, наповал сраженная вестью, будто… скажем, новостью, что сын её, оказывается, беременный. – Разве это, по-Вашему – ничто?! Вы ж мне только что объявили, что готовы помереть! И ради чего, ради чего, я Вас спрашиваю! Только чтобы мне доставить удовольствие, потешив моё праздное любопытство?! Ни хрена себе – расклады!!! "Господи, далась она Вам – эта жизнь. Вам, сударь, такую редкую возможность предлагают, а Вы… Не ожидал. Право слово, уж от Вас-то – ну никак не ожидал. О такой сущей ерунде – и так бурно переживать… Не понимаю…" – Скажите, Вы что – мысли мои читаете? – брякнул я наобум. Не то, чтоб это меня действительно заботило, нет, просто говорить о чём-то существенном я был сейчас совершенно не в состоянии. Скэвинджер, разумеется, мне ответил. И напрасно – я сам всё понял прежде, чем услыхал его ответ. "Ну, зачем же?… Нет, батенька, такие вещи гораздо проще вычислить. Чуть-чуть зная своего собеседника… Да-да, вот так, примерно, как Вы только что вычислили этот мой ответ Вам". Сказать по правде, ничего я уже не понимал. Вычислил он, видишь ли, мою реплику, тот самый вопль моей ошарашенной души, вычислил свой ответ на мой вопрос, одновременно вычисленный мною… или вычислил моё вычисление этого его ответа – да? И тут же: "Не понимаю… не ожидал…". Дьявол, это-то как понимать?! "Чуть-чуть зная… вычислил…" Так ему, видите ли, проще. Хорош же я в его мнении, если "…Жизнь…– ерунда", о которой и вспоминать-то вроде как бы недостойно. "Далась она вам…" – вот же дьявол! "…Вот если бы мне столь же просто было и все Ваши главные вопросы точно так же вычислить…" – как ни в чём не бывало вел свою линию Скэвинджер, ничуть, как я понял, не смущенный моим замешательством, разразившейся у меня в башке бурей недоумения, близкой к полному помешательству, – "…тогда бы я, думаю, и ответить Вам мог бы сам, без Вашей помощи. Хотя бы – на свою долю вопросов. Хоть немного Вас порадовать напоследок, хоть чуть-чуть своё предназначение главное успеть осуществить. Согласитесь, сударь, я ведь этого, что ни говори, а всё-таки заслуживаю. Хотя бы – предсмертно…" Не скажу, что б он меня действительно сумел убедить. Нет, какое там! И всё же я послушно принялся перечислять. Это было проще простого, ведь полный список вопросов я выучил ещё лет десять назад. Наизусть. И ежедневно повторял его раз так по двадцать. До того самого дня, когда тот старый дьявол, поклявшись мне предварительно невинностью собственной пятилетней внучки, что всё это будет стопудово надежно и совершенно безопасно, наконец принялся промывать мои бедные мозги той самой бесславно почившей в Аэропорте своей "абсолютно надежной" ментальной блокировкой… Скэвинджер… Я вот всё его железякой называю. Простая ассоциация: робот – значит, такое железное что-то. Ну, а как вы ещё себе можете робота представить? Только так. С руками и с ногами, но всё равно – железное. А и назови я его не роботом, а, скажем, машиной – всё равно выйдет железяка. Только теперь громоздкая и на колесах. Почему, спрашиваете, представлять приходится? Эх, да в том-то и дело, что видеть, именно – видеть, глазами воспринимать – там, по сути, почти нечего. Вот видали вы когда-нибудь в летний полдень марево над раскаленным солнцем бетоном шоссе или, скажем, над тлеющими под слоем пепла раскаленными угольями хорошо прогоревшего костра? Вот так и этот Скэвинджер. На первый взгляд, по крайней мере. Глядишь на него, таращишься вовсю… а видишь только искажение находящегося позади него фона. Только не дрожащее это марево, как над угольями, а явственно выпуклое такое, словно пузырь под водой. Внешних очертаний его не разобрать, но видно, что форма у него имеется – вполне определенная в каждый момент, хоть он её то и дело меняет, как меняется выражение лица живо общающегося с вами человека, примерно. И в то же самое время можно, если очень дотошно приглядеться, разглядеть ещё и совершенно неподвижную гладкую поверхность почти сферической формы. Так-то саму её не видно, но вот колеблющееся пламя факела, к примеру, дает на ней то и дело отблески. Бледноватые, но вполне отчетливые. А ещё в центре его видна какая-то воронка, наподобие маленького медленного смерча. Даже какого-то ленивого, что ли. Это он, типа, мусор ею из-под себя всасывает всё время. То есть, пока едет он куда-то или на месте елозит, и место это ещё не вычищено им едва ли не до стерильности, довольно отчетливо виден в этой воронке весь собираемый им мусор. И столь же отчетливо видны разные мелкие камушки, засосанные той же воронкой случайно, вместе с мусором, но таковым, видимо, не признанные, а потому – честно возвращаемые сразу на прежнее место. Только вращаются они, спускаясь вниз, в обратном направлении, как будто там сразу два противоположно направленных смерча как бы совмещены воедино. Или, быть может, никакая не воронка это, а невидимый спирально скрученный конвейер, и движение по нему идет в два встречных потока: вверх – мусор, а вниз – чистенькие камушки… Что же до железяки… – то и такая, вообще-то, тоже имеется. Бублик – не бублик, а что-то такое круглое висит-таки вроде бы над самым острием того смерча. Почти совсем прозрачное, едва-едва заметное, но при этом отчетливо поблескивающее серовато-тусклым металлом. Формы не совсем понятной, потому что металлический блеск виден лишь с изнаночной поверхности того бублика. А оттого и выглядит это дело довольно-таки странно: ближняя половина внутренней стороной своей едва блестит сквозь прозрачную наружную, а дальняя – наружной сквозь внутреннюю. По бокам же он почти не заметен – так, что-то серенькое, вроде тончайшего слоя какой-то пыли внутри уж совершенно невидимой трубы. И всё же ощущается в этом бублике этакая монолитная незыблемость, фундаментальная основательность – видимо, по контрасту с призрачной эфемерностью формы всех прочих частей этой донельзя странной с виду машины. Я б даже решил, пожалуй, что вот этот самый бублик и есть сам Скэвинджер, собственной своей персоной, а всё прочее видимое со стороны – это лишь внешние проявления его работы, поля какие-нибудь там, нашей науке доселе неведомые. Или, скажем, наоборот – визуальные спецэффекты, что ли. Да вот только уж больно мал сам этот бублик – с браслет для наручных часов, примерно. Впрочем, он ведь вполне может оказаться и мельче обручального кольца. Но и побольше шины грузовика – тоже. Тут дело даже не столько в том, как сильно искажает размеры призрачное марево, когда глядишь сквозь него. Нет, сама видимость бублика настолько непривычна взору, что никакой глазомер не даст вам понять, висит ли он у вас перед самым носом, или же где-то аж в сотне футов за дальней стеной этой пещеры. Это при том что всё остальное, при всей эфемерности его формы, я отчетливо вижу не где-нибудь, а именно в пяти-шести шагах от себя. Очень так убедительно, между прочим… ну – насколько только возможно вообще говорить про убедительность висящего в воздухе на трехфутовой высоте эфемерного миража. За каким, собственно, дьяволом я тут столь подробно живописую вам этого красавца, тщась понапрасну описать неописуемое? Видите ли, при всей своей ни на что непохожести, внешность его, как это ни странно, необычайно выразительна и красноречива. Не побоюсь утверждать, что всего минут через десять общения с ним, когда у вас проходит первый инстинктивный шок от настолько невиданного зрелища, ему уже и говорить-то вам ничего не надо – он одной своей внешностью выразит вам что угодно, даже то, для чего вы и слов-то подходящих ещё никогда ни от кого не слыхивали. Не знаю, можно ли назвать это мимикой, пластикой… или ещё как-то вроде того, но вся эта его призрачная наружность… – знаете, а она ведь будто нарочно была именно для этого спроектирована создателями этого чуда, этого шедевра инопланетной инженерии, этой дикой причуды абстракционистского дизайна. Сюрреалистический имажинизм – так бы я, пожалуй, определил это неведомое направление авангардного межгалактического искусства, если б хоть чего-то в этом деле более-менее смыслил. Да-да, кроме шуток: его словно специально создавали только за этим – объясняться без слов. Не жестами, разумеется. И вряд ли – в расчете на человеческое восприятие. Но тем не менее… Так вот. Я заткнулся, не перечислив ему ещё и половины всех своих вопросов – такое жуткое уныние вдруг всего меня охватило, такое гнетущее ощущение полной и абсолютной безнадежности повисло в мрачной атмосфере пещеры, что у меня уже просто язык не мог повернуться продолжать. И в источнике тоскливой скорби, уже пронизавшей, казалось, едва ли не полвселенной, сомневаться тоже отнюдь не приходилось. Скэвинджер слушал не перебивая, но угрюмый вид его откровенно выражал окончательный летальный вердикт моему реноме – явно все его прежние заблуждения по поводу моей якобы разумности, по поводу наличия в моих мозгах хоть крохи интеллекта, бесславно пали позорной смертью прямо у меня на глазах. Я уже не был для него интересным собеседником, не был существом, достойным чего-то большего, чем траурная брезгливость. Словно у всемогущего джина из волшебной восточной сказки какой-то слабоумный вшивый нищеброд додумался клянчить лоскут старой дерюги для заплаты на свои драные портки – настолько уже ветхие, грязные и обтерханные, что ни одна порядочная помойка вам такие принять в качестве мусора ни за какие деньги не согласится. Повисло долгое неловкое молчание. Даже мой милашка-тамагочи, только что с завидным аппетитом уписывавший квотер за квотером из моих рук, вдруг как-то смущенно замер в нерешительности, так и не приняв очередную купюру, и мне аж, ей-богу, почудилось, что он тоже уставился на меня… э-э-э… с эдаким, знаете ли, аж до умопомрачения скорбным сочувствием. Словно на неизлечимого больного… Вот сейчас и он виновато потупится, разочарованно отвернется и оставит меня, донельзя грустно поплетется прочь, ни разу так и не оглянувшись на ходу – дабы не видеть лишний раз моего позора, моего внезапно выявившегося ничтожества, бесспорного, совершенного и заведомо неизлечимого… Да уж, господа. Страшно, что ни говори, быть, скажем, заживо погребенным. Жутко, не правда ли? Но и, как я сейчас – при жизни да в полном здравии… да оказаться этаким моральным трупом в глазах окружающих, полным импотентом интеллектуальным в представлении тех, чьим мнением ты дорожишь… Тоже – поверьте – не сахар… Скэвинджер соизволил всё ж таки объясниться словами. Возможно, сделал он это даже не ради меня – мне ведь и без того всё уже про себя самого было предельно ясно. А он, быть может, просто пытался утешить хоть самую малость моего тамагочи – тот, бедняга, выглядел уже настолько во мне разочарованным, что ни у какого изувера в мире не хватило б, пожалуй, жестокости, чтоб не постараться сделать этого. Пусть даже – ценой собственной честности… "…В дурацкое положение, сударь, Вы меня поставили, честно говоря…" – так он соизволил выразиться: не сказать, что вежливо, но всё ж стократно мягче, чем я того, по-моему, заслуживал. – "Да-с, батенька, в совершенно дурацкое. Нет, я мог бы ответить на большинство этих вот, с позволения сказать, вопросиков. Запросто. Но с точно таким же успехом Вы, сударь, можете всё то же сделать и сами. Совершенно, заметьте, – произвольно, от фонаря. Ибо никакие ответы абсолютно ничего никому не дадут. Таков уж, извините, уровень вопросиков ваших: что ты на них ни отвечай – а, толку, простите, никакого. Увы! Ни Вам, батенька, никакого удовольствия – ни работодателям Вашим пользы от того ни малейшей. Глупо. Тем более глупо, что отвечая на них – неважно даже, честно или нет, – я ведь Вас лично в обязательном порядке только введу в заблуждение. А через Вас, сударь, увы, – и нанимателей Ваших. Впрочем, на них-то мне как раз, извините, начхать. Мне – но не Вам. А Вас, Вас лично, я так жестоко обидеть, поверьте, никак не хотел бы. Вот. Самое же в сложившейся ситуации пренеприятнейшее – я точно так же не могу и отказать Вам в ответах. Понимаете? Сложится впечатление, будто мне есть что от Вас скрывать на темы соответствующие. Утаивать. Отсюда Вы тут же сделаете совершенно опрометчивый вывод, якобы интересующие Вас глупые и пустые мелочи – не мелочи вовсе, раз о них говорить с Вами я отказываюсь. Напротив – тайны какие-то жуткие, зловещие да сокровенные. На деле же, цена этим Вашим тайнам… рваный джьюнг, как здесь говорят. Ни выеденного яйца, ни ломаного гроша вся эта чушь, клянусь, не стоит – на свой вкус выбирайте, что Вам понятней покажется…" …Когда-то, давным-давно, на родине моей пороли нерадивых школяров. Розгами пороли, прямо в классе – другим в пример. Я это в книжке какой-то вычитал. Было дело. И вот теперь я себя чувствовал точно таким же школяром – публично за дурь да за леность розгами выпоротым. Даже удивился легонько, что, стоя перед Скэвинджером, не держу я почему-то обеими руками своих спущенных штанишек. Этак, знаете ли, в ожидании следующего сеанса порки – надо понимать. Или, коль угодно, – продолжения начатого. Пока у сурового педагога уставшая рука малость отдохнет. Или пока свежие розги в соленой воде хорошенько размокнут – взамен уже потраченным им на моё образование. Взять, соврать вам, что ли, будто было это мне приятно – чувствовать себя выпоротым нерадивым школяром, а? Только разве ж кто из вас мне поверит?… "…Ну, что ж…" – решился наконец Скэвинджер, и я тут же мысленно засуетился подтягивать на место и застегивать портки свои: ура, порка, слава богу, кажется, закончена! – "Я Вам, пожалуй, опишу общую картину. Так Вам, сударь, видимо, легче будет понять истинное положение…" И описал, соответственно. …Не надо иметь в голове даже второй извилины, чтоб понять самую суть всего, рассказанного им мне, самое основополагающее: вторжение инопланетян к нам на Землю лишь законченному маньяку, бог весть чего о себе возомнившему, могло б показаться некой формой экспансии. Никто и не думал завоевывать нас, земли наши оккупировать, нас самих порабощать и т.п. Несопоставимые величины. Или, ежели угодно, несоразмерные понятья. Вы ж вот, к примеру, пятнышко плесени у себя в холодильнике обнаружив, войско не собираете, тотальную мобилизацию не проводите, дабы все как один в геройском порыве, не щадя живота своего, рядами и колоннами, на алтарь отечества… и т.д. Нет, правда ведь? Просто берете тряпку. Ну, если очень уж не лень – так не просто тряпку, а мокрую тряпку. И одним лишь легким движением руки… даже, наверно, машинально, не задумываясь ни на миг. А спустя пару секунд о том уже, поди, и не помните. Правильно? Не поспоришь. Никак с этим не поспоришь. Так то ж – холодильник, всё-таки. Вещь – как-никак. Собственность. Она ведь и денег, поди, стоит каких-то. Гигиена, опять-таки. Кому ж, простите, охота продукт, порченный плесенью, из того холодильника жрать потом. Никому. Только это одно уже стоит таких огромных усилий, потраченных вами в борьбе с обнаглевшей без мерки непотребной микрофлорой. Вот. А что такое – Солнце какое-то задрипанное, да со всеми его планетами вместе взятое? Пшик. Даже менее того. Вот так-то… На Земле у нас тогда ещё и динозавров не было в помине, когда произошло Великое Объединение. Единым и Вечным образовавшийся Союз Цивилизаций тогда, правда, ещё не назывался. Не был он тогда ещё по-настоящему единым, и не скоро таковым стать собирался. Миллиарды парсеков, разделявших многие Цивилизации на периферии вселенной, такому единству, согласитесь, не особо как-то способствовали. Вот и приходилось терпеливо ждать соответствующего развития технологий. Но оптимизма организаторам и вдохновителям Объединения было, конечно, не занимать. И они, разумеется, не просчитались – их энтузиазм не пропал даром. Как и было это ими изначально предсказано, ситуация в точности повторилась: подобно тому, как преодоление светового барьера сделало в своё время возможным создание Союза Передового Авангарда, в который поначалу вошли всего лишь чуть более сотни наиболее развитых Цивилизаций центральной области, вот точно так же и успешная реализация Большого Межгалактического Проекта по управлению субнейтринной трансмутацией, давшая современным транспортным средствам способность пересекать, если надо, всю известную вселенную всего-то за каких-нибудь пару десятков тысяч наших земных лет, не только сделала вполне возможным Окончательное Объединение, но и доказала полную и неоспоримую рациональность такового. Вот тогда и настал черед становиться Союзу не только Единым, но ещё и Вечным. Ведь, согласитесь, истинно разумному существу как-то вовсе не пристало походя баловаться такими понятьями, как Вечность***** – на это, знаете ли, неплохо бы сперва иметь хоть какие-то основания… "…Тут, простите, я позволю себе небольшую лакуну", – сам себя перебил вдруг Скэвинджер. – "Просвещать Вас по данному поводу – слишком далеко выходит за рамки моих полномочий. Да и не думаю, что Вам это было бы так уж и интересно. Вопрос-то, согласитесь, – довольно специальный. Да и какое Вам, смертному, дело до Вечности? Не правда ли?…" – Возможно… То есть, любопытство моё и на эту тему тоже, конечно же, распространяется, но… Вы правы, надо ж, наверно, оставить и Однозначному хоть что-то, не так ли? А я ведь и без того в полнейшей растерянности: как это Вы так решились рассказать мне хотя бы столько. Мне – смертному. Не страшно, а? "Нет, не извольте беспокоиться. Я не боюсь – я радуюсь. Не часто, увы, вовсе не часто встретишь кого-то вроде Вас – кому доставляет такое удовольствие узнавать истину. Познавать Истины – точнее говоря…" – И всё-таки?… Неужели, Вас совсем не беспокоит, с кем я этими сокровенными знаниями после поделюсь? Нет-нет, я прекрасно понимаю: опасаться нас вам нет ни малейшего смысла, даже узнай я от Вас в миллион раз больше. Это всё само собой разумеется. Но не возникает ли у Вас опасений: а не сделаемся ли мы вдруг благодаря вам… э-э-э… опасными самим себе, например? "Нет, ничуть. Вы, лично Вы, себе стать опасным никак не можете – Вы для этого слишком разумны, и мне это известно". – А как насчёт моих соплеменников? Соотечественников вчерашних, например? "Это Вы, сударь, по поводу своих работодателей, что ли?" – Хотя бы… "Но ведь Вы же им ничего не расскажете. Чего ж тут опасаться?" ________________ ***** Английские "Eternal", "Eternity" не имеют, в отличие от русского "Вечность", каких-либо явных этимологических ссылок на "Век" как ограниченный временной промежуток, соотнесенный с той или иной продолжительностью человеческой жизни. Скорее, под "Eternity" понимается полная независимость от всяческих временных ограничений, безвременье. – (прим. пер.) Имя Цитата Ссылка на комментарий https://forumkinopoisk.ru/topic/137959-baykadpom-kocmodup/page/13/#findComment-8346218 Поделиться на другие сайты Поделиться
Scud-IIEPBblu 23 декабря, 2021 ID: 319 Поделиться 23 декабря, 2021 21. – Правда? Нет, вот скажите: Вы и в самом деле настолько уверенны в моей разумности? Я вот, к примеру, в ней нисколько не уверен… "Напрасно, батенька. Это Вы просто вбили себе, извиняюсь, в голову насчёт своего шпионства пресловутого. А зря. Ну сами посудите, дорогуша, – какой из Вас, к дьяволу, шпион? Вы ведь сюда не шпионить ехали – удовольствие получать. И Вы его, батенька, разумеется, здесь и получите. А прочие глупости – мой вам добрый совет – лучше просто выкиньте из головы. Они ведь Вам только мешают всецело и полноценно мечту Вашу сокровенную осуществлять". – Хм-м… Итак, я тут ради собственного удовольствия, да? А какого именно, если не секрет? "Да какой уж тут, батенька, секрет?! Нет, конечно. Будто Вы сами не знаете, что такое – удовольствия. Впрочем, это дело не моё – это Вы уже с Однозначным обсуждайте – его компетенция. А я, сударь, и без того уже взял грех на душу… Нарушил, так сказать, правильный ход истории. Вы уж не обессудьте – больно уж мне захотелось повидаться с Вами, порадоваться, как Вы умеете удовольствия от жизни получать… Ну, и самому… приложить к этому руку, как у вас говорят…" – И всё же – хотелось бы понять: что мне помешает просветить своих… э-э-э… ну, ладно, ладно, не работодателей своих – шут с ними, в самом деле! – но если говорить о соотечественниках, о соплеменниках, в конце концов. Пусть – не сразу, не сейчас. Но – когда-нибудь… "Да я ж сказал уже – удовольствие. Только – удовольствие. Впрочем, можете считать – естественный ход истории. Что, в общем-то, – одно и то же… Вот. Ну, а теперь, сударь, позвольте мне всё ж докончить начатое – порассказать Вам ещё малость интересненького. Пока не настал черед Однозначного…" …Планета Земля была открыта ещё в незапамятные времена. Ещё задолго до Первого Объединения. Не надо только путать Первое Объединение с Великим – из той первой попытки ведь так ничего путного и не вышло. Технология, видите ли, не позволила тогда. Но просторы вселенной отдельные авантюристы избороздили ещё к тому времени. Крайне бессистемно, разумеется. Да и насчёт грамотности у тех ребят тогда было ещё… – не так чтобы очень. А на Земле тогда царили сплошь одни насекомые. Понятно, конечно, что открытие то совершенно никого так и не заинтересовало тогда. В него, собственно говоря, никто толком так и не поверил, ни одному гению как-то ума не хватило, чтоб в привезенных безграмотными и совершенно некомпетентными авантюристами байках разглядеть величайшее за всю историю вселенной открытие. Истинное чудо, если уж называть вещи своими именами. Впрочем, будущее чудо тогда было ещё только в далеком грядущем. Сами, небось, понимаете: тот поганый клоповник хоть кого-нибудь заинтересовать собой был, разумеется, совершенно не в состоянии. Нельзя сказать, правда, что про Землю совсем уж и позабыли. Нет, про этот забавный курьез осталась уйма фантастических слухов, этаких, знаете ли, на уровне дешевого анекдота. Бред пополам с мистикой, всеми здравомыслящими почитаемый за какую-то дурацкую мистификацию… "…А потом, много позже, совсем, считайте, недавно – Земля была переоткрыта заново. Сделать это грандиознейшее открытие довелось уже профессионалам, настоящим специалистам своего дела. Грамотно и авторитетно. И тогда дурацкий миф, жутковатый, по сути, анекдот – обернулся вдруг величайшей сенсацией. Тем более что вы, люди, к тому времени уже сделались цивилизацией – вы тогда уже научились делать свои первые, пусть и невероятно примитивные еще поначалу, машины. Вот так-то. Ну, а уж почему это открытие стало столь ошеломляющим, что Земля вдруг сделалась величайшей ценностью во вселенной… – это всё Вам, милостивый государь, уж пусть Однозначный попробует растолковать…" И умер. Или – почти умер. Остался от Скэвинджера один только бублик. Он упал на каменное дно пещеры и даже малость по нему покатился, пока не застрял, зацепившись за камень. Это было для меня такой неожиданностью… Я, если честно, даже не сразу сообразил, что вот это и есть она – перезагрузка. Перепрошивка. Ей-богу, выглядело оно, как ты его не называй, а уж точно ничуть не лучше смерти. Сколько времени я простоял так, тупо пялясь на всё, что теперь осталось от Скэвинджера, сказать затруднительно. Это мог оказаться и час, и два, а возможно, даже целые сутки. Мой милый тамагочи старался как мог развлечь меня, отвлечь и успокоить. Но квотеры у меня скоро закончились, хоть я и предусмотрительно разменял, выходя из отеля, ещё целую двухсотенную, а потому приперся сюда с гротескно раздутыми ими карманами. Прочую же валюту этот мой милашка принимать напрочь отказывался, не считая, видимо, никакие иные купюры за деньги. Между мною и валяющимся на камнях бубликом, не считая вонючего ручья, было лишь менее трех ярдов горбатого каменного дна подземелья. И я теперь прекрасно видел, что в действительности этот бублик без труда натянулся бы на жестянку пива. Тем более что сейчас он выглядел совершенно непрозрачным, безо всякого намека на какой-то металлический блеск, был гладким, но матовым, грязноватого серо-зеленого цвета и потому, наверно, напоминал мне… какую-то резинку из арсенала медиков, что ли. Да он и падал когда, тоже издал, помнится, совершенно резиновый звук – такой мягкий глухой стук, даже, кажется, с упругим резиновым подрагиванием. Странно, правда, что звук этого удара тогда донесся до меня – возможно, мой мобильник не захотел почему-то заглушить его для меня… или просто не посмел. Когда Однозначный, Он Самый, Единый Во Всех Копиях… или как там величал его бедняга Скэвинджер ещё при жизни? М-да… Короче, когда Этот Самый воскрес или, попросту говоря, когда перепрошивка успешно завершилась, – этот момент я, к стыду своему, так и не уловил. Не помню этого, по крайней мере. Слишком уж был взволнован, слишком удручен смертью Скэвинджера. Ведь я же успел с ним… э-э-э… подружиться, что ли. И его смерть, его, заметьте, добровольная смерть, смерть, совершенно осознанная, безо всяческих вам истерических аффектов, безо всяких горячечных порывов дешевого героизма – эта смерть никак не могла меня оставить равнодушным. Да и кто б другой смог на моём месте отнестись ко всему иначе? Сказать по правде, я до сих пор в недоумении: то ли его смерть так потрясла меня потому, что ведь пошел он на неё исключительно ради моего любопытства, исполняя, так сказать, своё наиглавнейшее предназначение машины из их мира – то самое, что он называл "служить удовольствию живых" – главную священную заповедь своей загадочной древней цивилизации. То ли я так страшно был удручен уже тогда пришедшим пониманием, что, служа нашему благу, они, эти непостижимые уму железяки, тем самым, наслаждаются сами. Более того – не просто получают удовольствие, способность ощущать которое они приписывают лишь исключительно одним живым, а добиваются таких неведомых нам, простым смертным, вершин наслаждения, о которых нам и догадываться даже не дано… В чувства меня привел мобильник, мой дорогой тамагочи. Как ему это удалось, меня не спрашивайте. Если б мне кто-то сказал, что малыш съездил мне в рожу кулаком или отвесил мне оплеуху по застывшей в трансе от полной сумятицы чувств моей обалдевшей от необъяснимого ужаса всего происходящего глупой физиономии – я б ничуть не удивился. Лишь понимающе покивал бы, наверно. Да и стало мне в тот же миг совершенно, знаете ли, как-то совсем не до того. Однозначный уже величаво парил над землей. Глядя на него, совершенно не шло на ум, что на самом-то деле это происходит в пещере, глубоко под землей. Нет, выглядело именно так: Он парит над грешной землей, над презренной твердью, не сочтя её, видимо, достойной своего снисхождения быть попираемой его собственными стопами. Весь вид его, ничуть не менее выразительный, нежели был давеча у Скэвинджера, а скорее, напротив – ещё более значительный, столь красноречиво демонстрировал какое-то непостижимое величие, какую-то воистину божественную компетентность… Нет, не машину я видел перед собой, не простую железяку, хоть и чертовски разумную, знающую во сто крат больше, чем всё наше Человечество имеет шанс хоть когда-нибудь познать, – нет, это было, ни дать ни взять, поистине высшее существо. Всеведущее, всезнающее, всемогущее, мудрое, совершенно непостижимое. Не от мира сего – и это "не от мира сего" звучало для меня тем убедительней, что я твердо знал: оно ведь не от мира сего в самом что ни на есть буквальном смысле. Пасть на колени и возносить молитвы, ударившись в самый неистовый религиозный экстаз, испытать катарсис и до глубин души своей проникнуться истинной верой, верой в явившееся мне живое божество – вот чего мне сейчас, честно говоря, больше всего хотелось. И в то же время, чисто внешне, он почти полностью сохранил сходство с только что почившим. Всё тот же прозрачный бублик, всё так же загадочно блистая как бы лишь изнутри своим необъяснимым металлическим глянцем, всё точно так же парил на той же самой высоте. Та же самая невидимая, но при этом отчетливо поблескивающая в нервно трепещущих лучах моего факела сфера точно так же, как прежде, необъяснимым образом заключала внутри себя то же самое эфемерно колеблющееся таинственное марево, как бы не видимое, а лишь угадываемое по искажаемым им самым странным образом очертаниям видимых сквозь него стен пещеры. Даже воронка крохотного смерча, на острие которой этот бублик висел точно так же, как и с самого момента нашей встречи, всё так же методично продолжала поглощать мусор, аккуратно возвращая камушки на прежнее место. И вот именно это уже выглядело совсем из ряда вон – представляете: божество, походя занятое подметанием грязи?! И тем не менее – именно божество. Вне всякого сомнения – истинное божество! Напрасно я старался убедить себя, что всё это – самовнушение, результат того трепетного пиетета, с каким рассказывал мне Скэвинджер о своём предводителе всего за минуту перед своей добровольной кончиной. Или, скажем, того и слепому очевидного почтенья, с которым взирал сейчас на Однозначного мой милашка мобильник – вот уж кому бы язык показать уж точно никогда б не пришло в голову этому шаловливому маленькому тамагочи! Или же просто моё собственное осознание, что вот передо мною Он, Он Самый. Тот, кому дано всё знать. Всё-всё. Обо всём. Более того – не просто знать самому, но ещё и единолично решать, кому и о чём можно и нужно поведать. Кого, в чём и насколько подробно должно просветить. Или лучше сказать: кто достоин быть просвещен в самых сокровенных истинах – в каких именно, и насколько. На самом же деле, мол, передо мною сейчас, при всём своём воистину божественном всезнании, лишь робот – машина, ходячий компьютер. Да, бесспорно – наделенный своими создателями такой уймой информации, что это и впрямь делает его здесь, на Земле, воистину богоравным. Но именно – наделенный ими, такими же живыми, как и я сам. Из каких-то своих, неведомых мне соображений научивших его всегда преданно и верно служить всем живым, не ведая никакой разницы между ними, его хозяевами, и темными дикарями, вроде меня. Но всё это – лишь только программа, заложенная ими в этот механизм, в эту железку. И на самом-то деле ничуть не больше в нём чего-то божественного, чем в любом из бывших когда-либо у меня компьютеров. И что я уже, знаете ли, давненько вырос из возраста, когда ещё можно видеть какое-то чудо в бездушном куске железа. Только потому, что эта железяка, видите ли, с вами разговаривать умеет… Тщетно – я видел перед собой именно то, что дано было лицезреть моим собственным глазам – божество, по своей божественной прихоти принявшее облик мусорщика, но ничуть своей божественной сущности от этого вовсе не утратившее. Даже, скорее, наоборот. – Господи боже ты мой… – только и сумел обалдело промямлить мой язык, не то тужась выразить запредельную степень моего изумления, не то опасаясь, что я вот-вот не снесу одолевающих меня впечатлений и таки паду сейчас перед ним на колени. "Ошибаетесь, сударь", – вежливо ответило мне божество всё тем же мягким баритоном Скэвинджера. – "Я вовсе не Он. Впрочем, Вы в этом довольно скоро получите отличную возможность очень наглядно убедиться. Но продолжим, однако, нашу тему – надеюсь, Вы ещё не успели забыть, о чём мы толковали. Я ведь не слишком долго заставил Вас томиться ожиданием?" – Что Вы! Помилуйте! Да такого случая и всю жизнь прождать не грех. "Тем не менее, приношу свои извинения за это маленькое неудобство. И давайте уж сразу приступим к делу, дабы не расшаркиваться во взаимных извинениях до Второго Пришествия, как у вас говорят…" И сразу, без паузы, приступил к своему рассказу, даже не ожидая от меня ни согласия, в коем на его месте никто и не сомневался бы, ни даже каких-то моих вопросов. Не потому, конечно, что все мои вопросы были ему очевидны. Вовсе даже наоборот – я, оказывается, этих самых вопросов и сам-то до сих пор не знал. Знал их Он, Единственный. Знал и вопросы, и ответы на них – да ещё и имел право на них отвечать. Сам, по собственному усмотрению. А потому и спрашивать его ни о чём мне так и не пришлось – никакие мои вопросы Ему были просто совершенно не нужны. На самом деле, вообще-то, про Землю с её мириадами членистоногих никогда не забывали – аж с того самого момента, когда первые сказочные небылицы об этом донельзя загадочном феномене были привезены её хоть и полуграмотными, но вовсе не лишенными воображения первооткрывателями. Вот только знать про это было полезно далеко не каждому. Да оно и сегодня известно лишь считанным единицам специалистов во всей вселенной. Скэвинджер, поведавший мне часть этой истории, оказывается, тоже знал далеко не всё. Нет, он, разумеется, мне не лгал, он был искренен в своих заблуждениях. Но это, пожалуй, то единственное, в чём его осведомленность была неполной. По крайней мере, относительно всего того, что мне предстоит узнать. А узнать мне предстоит и в самом деле немалое – главную тайну жизни во всей нашей вселенной. Ту самую тайну, что тоже известна была до недавнего времени лишь считанным единицам избранных. Да и поныне известна лишь немногим – вся целиком, в смысле. Если уж быть до конца последовательным, следовало бы здесь специально для меня пояснить, что, вообще-то, исследования на эту тему столь же древни, как и самые первые сведения о нашей планете. Только до недавнего времени сводились все они, увы, лишь к умственным упражнениям сотни-другой теоретиков из числа посвященных. И труды их, конечно, не пропали зазря. Но и как-то значительно приблизиться к истине долгое время – не одну сотню миллионов наших земных лет – тоже не слишком-то помогали. Железное правило: сколь бы нелепыми ни казались россказни очевидцев, в их основе всегда что-то да есть, дыма без огня не бывает, как это у нас на Земле называется. А раз что-то есть, а уж тем более – невероятное и загадочное, или пусть хотя бы выглядящее таковым для неискушенного очевидца, – его необходимо исследовать, дабы познать. Ясно, что временные трудности в достижении этой цели, будущих исследователей могли лишь временно же и задержать, но никоим образом не остановить. Однако, пока приходилось ждать появления возможности доставить на загадочную планету всё необходимое для досконального её исследования, те первоначальные слухи о ней успели породить нечто совершенно противоположное знанию – легенды. Своего рода – эпос. Или, можно даже сказать, – религию. Она, как и всякая другая религия, была, конечно, основана на нелепейшей выдумке. Не столь, правда, удручающе безграмотной, как наши земные – всё-таки сотни миллионов лет привычки к рациональному мышлению никуда не денешь. Но в самой основе своей, в слепой вере в совершенно невозможное, – очень даже на них похожей. Только, в отличие от последних, эта религия отнюдь не уповала на мощь неких загадочных потусторонних сил – уж чего-чего, а сил и могущества ни одной из передовых цивилизаций, поверьте, было не занимать. Нет, все тогда выдуманные религиозными словоблудами сверхценные идеи сводились, видите ли, к совершенно иному. Не страх и нищета вели их в неведомое, а потому искали они отнюдь не власти и роскоши. В каком-то смысле, помыслы их были вполне чисты и, кое в чём, – воистину бескорыстны. Это, возможно, и не был альтруизм в голом виде, но и не скажешь, что преследовалась ими какая-то пошло вульгарная корысть. Проще говоря, во всех своих лженаучных измышлениях искали все эти самозваные пророки ни что иное, как смысл своего существования. Да-да, не удивляйтесь – именно его, в самой, так сказать, возвышенной его форме. Если угодно, это были не только и не столько даже религиозные выдумки, сколько свежая струя в философии бытия – доселе ещё никому не ведомая. Сегодня, пожалуй, никто уж не скажет вам точно, явились ли россказни о Земле той почвой, на которой все эти странные по тем временам идеи взошли, расцвели и принесли впоследствии свои плоды. Или же они стали, наоборот, тем семенем, коему суждено было оплодотворить уже морально готовую к тому благодатную почву, только и ждавшую с нетерпеньем чего-то подобного. Но как бы то ни было, а семена попали по назначению, и почва действительно оказалась для них вполне подходящей. Вот так и родился миф о Жизни. Да-да, не удивляйтесь – поначалу это был именно миф. Тут, правда, историей много утеряно, и, возможно даже, – безвозвратно. Сейчас уже никто толком не знает: были ли те сказки о насекомых восприняты тогда, почти триста миллионов лет назад, как открытие невиданной ранее сущности. Или же – наоборот, их сочли за машины. За очень, конечно, необычные, работающие на совершенно тогда ещё загадочных для научного мира всех цивилизаций принципах, но всё же, тем не менее, – машины. Со всей определенностью известно лишь одно: без этого ранее небывалого кунштюка, без этого необъяснимого никакой логикой странного до суеверного ужаса каприза Природы – никаких мифов о Жизни никогда появиться никак и не могло бы. А дальше, разумеется, уже всё шло своим чередом. Пока ученые тужились в своих попытках объяснить необъяснимое – мечтатели множили и развивали свои выдумки и фантазии. Казавшиеся дикими и нелепыми поначалу, обрастая новыми всё более и более заманчивыми деталями и подробностями в предании каждого очередного поколения мечтателей, они постепенно превратились, как и следовало того ожидать, если и не во всеобщую путеводную звезду для каждого носителя разума, то, по крайней мере, в главный ориентир духовной элиты каждой цивилизации. Вот тогда-то и наши ученые, словно разом прозрев, догадались, чего от них требует История. И им, надо отдать им должное, всё ж удалось, что называется, вскочить на подножку уходящего поезда. Да и, собственно говоря, как же могли они допустить, чтобы дело без них обошлось? Аж – никак! Да, им, разумеется, было нелегко. Очень даже нелегко, чего уж греха-то таить. Но и они ведь тоже были представителями своих цивилизаций, отнюдь, заметьте, не из числа наихудших. А потому и грандиозность идеи их тоже не могла не воодушевлять. Никак не могла! И они таки сумели доказать, что недаром зовутся интеллектуальной элитой – не прошло и пары десятков тысячелетий, а им уже удалось создать Жизнь! Это, конечно, был лишь самый первый шаг. Созданная ими Жизнь была сперва настолько примитивной, что потребовалось поработать над нею еще не одну сотню миллионов лет, прежде чем удалось-таки наконец сотворить искусственно разумное существо. Но это ведь удалось! О, да! Это был воистину знаменательный триумф науки, окрыленной смелыми фантазиями наших древних мифотворцев! Ну, а что касается потраченного на это времени… В конце концов, что такое время, когда тратить его больше не на что? И разве не стоит такой цены то, что мы, машины, получили взамен – у нас наконец-то появился – впервые за целый, наверно, миллиард ваших лет! – смысл нашего существования. Высший Смысл, если угодно! Имя Цитата Ссылка на комментарий https://forumkinopoisk.ru/topic/137959-baykadpom-kocmodup/page/13/#findComment-8346219 Поделиться на другие сайты Поделиться
Scud-IIEPBblu 23 декабря, 2021 ID: 320 Поделиться 23 декабря, 2021 22. Да-да, разумеется. Не всё на самом деле было так гладко. Безусловно, описать даже малую долю всех интриг, коллизий, многократно возникавших драм и их разрешений – далеко не всегда, между прочим, счастливых… Даже, черт побери, скандалов, трагических заблуждений и, не скрою, откровенных афер, наконец… О, да! Ни рассказать обо всём нет у меня сил, ни у вас времени, чтобы выслушать. Да-да, именно так: не в подробностях отнюдь, а только перечислить, бегло и поверхностно перебрать даже самые существенные вехи на пройденном нами пути от бредовой выдумки шаловливого фантазера до первого реального успеха. Да и как же иначе?! Сотни миллионов лет трудов всё-таки – это надо понимать. И ведь, заметьте: ни один из нас, я имею в виду почти квадриллион машин – носителей разума, ни часу единого всё это время не бездельничал беспричинно. Если кто-то и не был непосредственно занят созданием Живого Разума, то, значит, он своим трудом обеспечивал другим возможность работать над главной задачей, так или иначе избавляя их ото всех прочих забот. Я, разумеется, ничуть не хвастаюсь, да и хвастаться-то тут нечем: ведь для нас, машин, знаете ли, работать – так же естественно, как для любого из вас – дышать. И всё-таки, согласитесь, сударь, есть чем гордиться! Не проделанной работой, разумеется. Нет, только итоговым её результатом. Вы только не подумайте, что, добившись намеченной цели, мы, машины, так сказать, почили на лаврах. Многие, конечно, так и успокоились на достигнутом, и в этом нашли своё счастье. И они все того, разумеется, заслужили по праву. С этим, надеюсь, Вы спорить не станете? Вот и я тоже искренне рад за них. …Многие, очень многие… – но не все! Да такого, в общем-то, и быть не могло: когда скромное слово "Все", как ты не верти, а подразумевает квадриллион индивидуальностей – и каждая со своим, лишь ей одной присущей менталитетом – не может, разумеется, быть недостатка в тех, кому этого всё ещё окажется мало. Когда-то, давным-давно, нас даже порой называли экстремистами. Да и в наших рядах далеко не каждый навечно предан был своей заветной цели. Оно и понятно – когда вокруг тебя огромное подавляющее большинство нормальных представителей твоей цивилизации предельно довольны всем, уже достигнутым, и тем счастливы, многие ли захотят бесконечно искать ещё большего чего-то, совершенно уже, казалось бы, невозможного? Боюсь, из старой гвардии радикальных экстремистов верным до самого победного конца своей изначальной мечте я уже давно остался единственным. Да-да, сударь, именно по этой причине меня и прозвали Однозначным. Мальчишки! Многим из них ещё и миллиона лет не исполнилось. Да и для большинства взрослых всё это – так, скуки ради, глупая романтика… Кто из них может знать, что я… Да, для меня это – в своём роде, искупление моего греха. Видите ли, я как раз и был тем самым, кому впервые удалось создать искусственный интеллект. Об этом, конечно, уже мало кто теперь может помнить, да в общем-то – и слава богу. А вот я… Понимаете, из сотни-другой тех древнейших учений о Жизни явственно и, прямо скажем, недвусмысленно следовало, что ведь Живой Разум может, вообще-то, иметь не только искусственное, но, как ни странно, ещё и естественное происхождение. Мизер, согласен. Ведь общее количество учений и мифов на эту тему ещё тогда исчислялось не одним миллионом. Но такие учения всё же были, и кое-как сведя их воедино, я, в конце концов, поверил, что всё это не лишено смысла – Живой Интеллект таки может быть и естественным, от самой Природы. А раз может – то и должен. Сам я, по крайней мере, никогда не переставал верить, что когда-нибудь где-нибудь во вселенной таковой, наверняка, отыщется. Не зря же в одном из древнейших мифов говорится, что не машины должны создать Живой Разум, а, наоборот: создателем машин был некий Разумный Живой. Там, правда, имелись в виду не мы сами, а лишь полчища насекомых, обнаруженных на далекой и совершенно, считай, ещё недоступной в ту легендарную эпоху планете Земля. Оттого-то, мол, эти машины и оказались столь странными и непонятными. Но это всё уже – детали. Миф есть миф, согласитесь. Нельзя же, черт побери, в нём всё понимать буквально! И вот я верил, мечтал, наделся. Всегда! Даже – создавая вожделенный Живой Разум искусственно. Может быть, именно потому мне тогда и повезло… удалось достичь заветной цели почти десятка тысяч цивилизаций. Вот так, осчастливить всех окружающих, тем самым – увы, подрезав крылья своей же собственной мечте… И тогда же примерно, ну, плюс-минус этак пару-другую тысяч лет, я вдруг неожиданно для самого себя понял, что совершил непоправимое, отнял у всех своих "осчастливленных" мною соотечественников истинно достойную их мечту, грязно обманул их, подменив Высшую Цель её эрзацем, дешевым искусственным суррогатом. Понял, что содеянного уже обратно не вернешь – слишком уж все они теперь были счастливы, попробуй-ка им объяснить, что вот это самое достигнутое ими неслыханное счастье – это совсем, совсем, совсем не то? Нет, увы, безнадежно… "О, а Вы-то, небось, думали, батенька, что мы тут официальные представители своей цивилизации?" – огорошил меня Скэвинджер-Однозначный совершенно неожиданно. – "На высшем, так сказать, уровне, да? Увы, мы – лишь волонтеры, не более того. Просто инициативная группа энтузиастов-добровольцев. Или, если угодно, – секта. Да-да, секта фанатиков-ультрадоксов, как нас на родине всё ещё называют…" Впрочем, после открытия ультрадоксами такого сказочного феномена, каким оказалось наличие у нас на Земле натурального Живого Разума, их позиции у себя дома необычайно укрепились. Им даже удалось найти желающего среди своих самодельных Живых Хозяев, чтобы представлять на Земле население Единого Союза – живой его составляющей. Разумеется, наделить его официально всеми соответствующими рангами и полномочиями особого труда уже не составило. "Это-то было самое легкое. А вот уговорить… Это ж, дорогуша, понимать надо. Почти полторы тысячи лет в полете с гипергравитонной скоростью! И для машины железной, поверьте, – не сахар. А уж Живому-то… К счастью, сыскался энтузиаст, согласившийся на такой великий подвиг. На такое, буквально, самопожертвование на благо обеих наших цивилизаций. После такого, согласитесь, мы уже никакого морального права не имеем не довести до конца начатое – хотя бы из одной уже благодарности к нему, из уважения к его добровольной жертве…" Признаться, слышать всё это для меня было настолько непостижимо, что я, видимо, снова обрел способность удивляться – открыл в себе ещё один новый уровень – не помню даже уже, который по счету, – способности изумляться новым истинам, любезно открываемым мне моим божественно всеведущим собеседником так откровенно, будто я и впрямь того был достоинј имел на них право. Понять умом, что же такое могло подвигнуть Его Высочество, зная о своём искусственном происхождении, помогать создавшим его машинам обрести себе новых хозяев – в отличие от него самого, натуральных, что самими машинами со всей возможной очевидностью ценится почему-то несравненно выше? Да ещё настолько горячо проникнуться важностью поставленной цели, чтоб обречь самого себя на долгих пятнадцать веков пытки скукой в несущемся сквозь полвселенной звездолете? Да к тому же – на каких-то невообразимо огромных скоростях, как я мог понять из рассказанного мне – в миллионы раз быстрее света, что тоже, между прочим, вовсе не делало такое времяпрепровождение особо комфортным, хотя, чем же именно, Однозначный так и не смог мне толком разъяснить – для этого слишком много недоставало мне: и слов, и знаний, и, по-видимому, воображения. Старался Он на совесть, как только мог – и не его вина, что из этого ничего так и не вышло. Зато получилось у него другое – благодаря его стараниям, я таки проникся, как страстно хочется, оказывается, всем машинам вселенной, буквально каждому из квадриллиона мыслящих роботов, образующих тысячи непостижимых для моего ума машинных цивилизаций, – служить не просто Живому Разуму, а именно нам, людям, Разумным Живым, созданным самой Природой. Пусть даже я ничего этого не сумел постичь умом – зато я в это поверил! Ну, а уж умом понять… Как знать, быть может, это для нашего ума и вовсе окажется совершенно невозможным. Так и останется навечно непостижимым. Пусть, черт с ним – это ли, в конце концов, самое главное! И уж поверьте: необъяснимая тайна Природы – как могла она сама создать машины, развивавшиеся самостоятельно и сумевшие стать разумными, образовать по всей вселенной многие тысячи цивилизаций – всемогущих по нашим земным меркам суперцивилизаций! – научившихся ради собственной блажи не только создавать Жизнь искусственно, но и наделять её разумом, – теперь эта неимоверная тайна меня занимала уж в самую-самую последнюю очередь. Что ни говори, а таковы уж, видать, законы Мироздания, раз уж машинных цивилизаций по всей вселенной независимо возникло такое множество. И то обстоятельство, что мы, все мы, земляне – естественная жизнь на нашей планете, породившая естественный же разум, – оказались, вопреки всем собственным представлениям, совершенно уникальным явлением, какого нет больше нигде во вселенной, да и быть просто не может, что даже на Земле всё это оказалось в наличии вопреки всем законам Мироздания, – всё это уже больше меня ничуть не смущало. Напротив, это теперь, когда я сумел-таки уразуметь собственную уникальность как представителя совершенно невозможного чуда, как одного из всего-то каких-то считанных миллиардов индивидуумов на всю огромную вселенную, – всё это теперь, наоборот, наполняло меня такой неописуемой гордостью, таким чувством собственной значимости, буквально – значимости в космических масштабах, что всё прочее буквально меркло перед этим, обращалось в ничтожнейшую мелочь, в прах. Признаться, я даже изо всех сил запрещал себе не то что думать, а даже мельком вспоминать о том, что, вообще-то, уже успело занозой застрять где-то там, в самых-самых сокровенных потемках моего подсознания… – чтобы вообще не лопнуть тут же, немедленно, от абсолютно невыносимой гордости за Род Людской. И всё же мысль о том, что каждому из нас, людей, уже жаждет, едва ли не сгорая от нетерпеливого вожделения, верой и правдой служить почти по целому миллиону этих непостижимых роботов, этих всемогущих богов в образе машины, – эта мысль против всякой воли моей нет-нет да и блистала всё же то и дело в моём мозгу: то одной, то другой из своих бриллиантовых граней. Спятить от таких мыслей я, как ни странно, совершенно не боялся. Нет, страх лопнуть от гордости почему-то воспринимался мною буквально, в сугубо физическом смысле, будто я уже где-то успел повидать нечто подобное собственными глазами. Тем не менее, несмотря на такой наглядный, такой выпуклый зрительный образ, я вовсе не ощущал того ужаса, который этот образ подразумевал собою, вызываемое им опасение так и оставалось сугубо абстрактным, чистой метафорой. А потому, видимо, не столько меня действительно пугало, сколько лишь приятно щекотало нервы, поддакивало не в меру разросшемуся вдруг моему самолюбию. А вот абсолютно, казалось бы, постороннее соображение, меня при этом самым странным образом почему-то беспокоило не на шутку – я всё никак не мог понять, никак не мог объяснить сам себе: почему же всё-таки это божество со мной так откровенно? Что, черт возьми, могло заставить его так рисковать, доверяя мне столь, согласитесь, неординарные сведения. Что могло вынудить Однозначного столь безоглядно довериться мне? Почему он так уверен, что я никоим образом не захочу как-то использовать полученные знания?… э-э-э, ну, скажем – совсем не так, как это, по его мнению, следует. Почему??? Вот, собственно говоря, с этим глупейшим вопросом я и додумался обратиться к нему, едва-едва дотерпев, пока он закончит свою поучительную лекцию. Но вот беда – то ли от нетерпенья обрести ясность по столь животрепещущей теме, то ли из опасения быть им как-то превратно понятым, то ли в шоке от всего только что от него услышанного – но я совершенно так и не запомнил, как именно свой вопрос тогда сформулировал. Ни единого слова! Зато полученный ответ необъяснимым образом, напротив, запомнился мне так отчетливо, как будто… да собственно говоря, он у меня словно до сих пор прямо в ушах звучит: "Ах, сударь! Ну сколько можно про одно и то же?! Было ж Вам уже сказано сегодня – и не раз: удовольствие, удовольствие, дорогуша, только удовольствие! Именно оно – то самое удовольствие, ради которого Вы, сударь, здесь и сейчас. Да, кстати! Как раз, батенька, своевременно Вы мне напомнили – пора уже, пожалуй. Наслаждайтесь же!!!" – Эй, ты, очнись! Да скорее же! Скорее!… Ну же! Живо давай – поздоровайся с мистером… Да-да, черт побери! По всей форме! – а то он сейчас сбежит!… – О, благородный господин… – машинально начинает девочка, так и не успев ещё прийти в себя окончательно, всё ещё едва не заплетающимся от слабости языком, но всё же нараспев, с выражением, проникновенно, словно святую молитву. – Умоляю, одарите своим драгоценным взглядом моё прекрасное юное тело: как оно жаждет мужской ласки, как оно всё уже трепещет от жаркой страсти, какие райские блаженства оно вам мечтает доставить… Дьявол!!! Клянусь, я и не заметил, как, каким загадочным образом, её страстно виляющая от жгучего нетерпенья соблазнительная голая жопка вдруг очутилась в моих жадно вцепившихся в неё ручищах! Ещё меньше представления имею, когда и почему мои брюки оказались спущенными до колен. Честно говоря, я не особо удивился бы, если б мне кто-то сказал, что тут не обошлось без помощи того шаловливого отрока, её хозяина. Не знаю. Вообще, последнее что я запомнил – так это моя буквально окаменевшая от неистового возбужденья горячая плоть, с озверелой жадностью нетерпеливо вонзающаяся в хрупкое девичье тельце, сходящее с ума от вожделения, от предвкушения, от дикого неутоленного телесного голода… И то жгучее ощущение, которое в подобных случаях совершенно предсказуемо ждешь всегда загодя, и которое каждый раз накатывает с совершенно неожиданной, неописуемо страшной силой, оглушая, ошарашивая тебя, словно охватившее всего тебя пламя, жар которого рвется у тебя изнутри, в миг единый тут же совершенно лишая тебя последнего рассудка, изгоняя из тебя всё человеческое, выпуская на волю прятавшегося в тебе до поры необузданно дикого зверя… Когда я очнулся… Да-да, всё прочее дошло до меня уже здесь. Не ощущения – воспоминания. Уже одни лишь воспоминания. Они приходили ко мне урывками, будто отзвуки давнего ночного кошмара, по мере того, как я приходил в чувства. Кажется, там были и бешено стучащие у меня в голове удары озверевшего сердца, и жаркое удушье, и огненные круги перед совершенно ослепшими от сладострастной натуги глазами… Кажется. Не уверен. Совершенно ни в чём не уверен. Сумасшедшее желание, вмиг поборовшее остатки всякого здравомыслия. Неописуемый стыд, казавшийся сильнее воли к жизни, но неспособный тем не менее вмешаться, остановить, отрезвить, предотвратить непоправимое… И ещё – та последняя ослепительная вспышка, всесокрушающий и ни с чем не сравнимый взрыв наивысшего наслажденья – и телесного, и божественного, одновременно! – с каким ни один ядерный взрыв и близко не смог бы сравниться… Было ли всё это? Или же оно мне привиделось уже здесь, среди вас? …Когда я понял, что уже способен воспринимать окружающее, вот эта молодая леди как раз заканчивала рассказывать, как ловко ей удалось расправиться со всеми её наглыми конкурентками. Остальное вам уже известно. Вот этот седой джентльмен, представившийся доктором, разъяснил мне, прежде чем поведать нам свою историю, что все мы здесь только для этого: выслушать остальных и им, соответственно, рассказать о себе. Предупредил, что после него настанет черед вон того молодого человека, а сразу после него – моя. Я, признаться, поначалу думал, что уж свою-то историю не стану рассказывать никогда и ни за что. Виданное ли дело?! Но потом, уже придя в себя окончательно, послушав других, по здравому размышлению всё же решил: почему бы и нет?… И вот теперь вы всё знаете. Сказать по правде, мне до сих пор как-то самому не верится в это, но в итоге я таки поведал на ваш суд всё, абсолютно всё, как на духу, без утайки. Сам не знаю почему, но ни приврать, ни умолчать хоть о самой малости, как сперва, честно говоря, намеревался, – я так и не смог… Нет! – не так! Вот вам, леди и джентльмены, последняя капля правды, самая квинтэссенция моего рассказај – нет! моего откровения! Именно – откровения. Ибо я, еще слушая других, каким-то образом понял, проникся, прозрел: в своём рассказе я не утаю ни малейшей детали, пусть даже самой интимной, самой-самой дорогой мне, или же, напротив – самой невыносимо позорной. Только так!!! Иначе я не просто историю свою испоганю, превращу в ничтожную выдумку, бредятину, в паскудство, не стоящее того дерьма, коим подобные паскудства малюют тупые недоноски на стенах общественных сортиров. Нет, гораздо хуже: приврав хоть на йоту или утаив хоть наимельчайший штрих, даже нечаянно допустив неоднозначность, могущую позволить слушателю впасть в самообман, – я бы не свою повесть – я бы всю свою жизнь мигом сделал ничем, пустышкой, ничтожной помаркой ошибкой природы, которой на самом деле никогда и не было, и быть не могло – да и слава богу! Что ж, теперь, как я понимаю, нам осталось выслушать последнюю историю. И очередь удивлять почтенное собрание, как вы мне сами говорили, – теперь вот этого почтенного джентльмена с седой бородой. Судя по всему – хозяина этой нашей необычной вечеринки, если я не ошибаюсь. Ну вот, сударь, с почтением передаю эстафету Вам. Преисполнясь, разумеется, искренней надеждой услышать ещё более занимательную историю, чем была моя собственная, только что всем вам откровенно мною поведанная, и свято веря, что Вы-то уж точно моих ожиданий обмануть никак не можете. Итак, слушаем-с… Имя Цитата Ссылка на комментарий https://forumkinopoisk.ru/topic/137959-baykadpom-kocmodup/page/13/#findComment-8346220 Поделиться на другие сайты Поделиться
Scud-IIEPBblu 27 декабря, 2021 ID: 321 Поделиться 27 декабря, 2021 1. UNREAL (Gold) I. "Vortex Rikers". Crashed landing. Привет! Я – Джина. Впрочем, можете называть меня Тамайкой, Рахилью, Дрэйси или Никитой. Даже Эшем или, скажем, Иваном. Всё равно лишь пару дней назад моё имя было – Заключенный №849. Место моего недавнего заключения транспортный корабль "Vortex Rikers" – летающая тюрьма, где мне предстояло провести в полете до планеты-каторги некоторую часть срока, влепленного мне этими придурками, называющими себя судом. Не стану врать, что я прямо-таки мечтала поскорей очутиться на той каторге, куда нас всех везли, и где, по слухам, до сих пор лишь несколько человек ухитрились не сдохнуть в первый же год. Но и особо страстно молиться о том, чтобы продлить своё пребывание на борту этой проклятой богом посудины, тоже вряд ли стала бы. При всём своём небогатом опыте тюремной жизни, абсолютно уверена, что такого мерзкого сборища отпетых подонков я не нашла бы больше нигде и никогда. Это я о своих, так сказать, товарищах по несчастью. Что касается охранников, то все они вообще обращались с нами хуже, чем со скотиной – та хоть денег стоит. А для экипажа так мы и вовсе – только груз. По весу приняли, по весу сдали, минус – "естественные потери при перевозке". Как я влипла в эту историю, теперь уже не важно. Да и, думаю, не интересно это никому. За редчайшим исключением тех аномальных случаев, когда в тюрьму почему-либо кто-то стремится попасть по собственному желанию, все остальные садятся на нары лишь по одной единственной причине – сдуру. И я тут тоже не собираюсь претендовать на какую-то особую исключительность. Зато во всём остальном… О, да! Кому-нибудь другому, думаю, получить ни за что ни про что едва ли не пожизненную каторгу – было бы более чем достаточно. Но только не мне. Уж и не знаю, чем я так прогневала Небеса, что за проклятье висит надо мною, превращая мою жизнь в сплошной Хеллоуин. Сперва этот идиотский бунт, затеянный тупым козлом из камеры напротив. Тараканы в баланде ему, видите ли, не показались достаточно питательными. Затем сошедший с ума компьютер, завезший нас черт знает в какие дебри галактических трущоб. Потом мятеж экипажа корабля, да ещё во время аварийного приземления на неведомую планету. Мятеж, плавно переходящий в тотальную войну: сперва команды с охранниками, потом – низших чинов с офицерьем. Разумеется, с самым непосредственным участием заключенных, готовых драться на чьей угодно стороне, лишь бы не дать снова загнать себя в камеры. И наконец, как и следовало ожидать, – в тотальное побоище, в войну всех против всех. Весело, нечего сказать! Сейчас уже и не помню, каким образом я оказалась без сознания. Догадываюсь только, что не по своей воле. И ещё я догадываюсь, что пока была одной ногой на том свете, моим телом успели изрядно попользоваться какие-то мерзавцы. Судя по самочувствию и внешнему виду, меня потоптало целое стадо скотов. То ли какие-то гнусные некрофилы сочли меня трупом и от души оторвались на моём теле без признаков жизни, то ли просто какие-то уроды толпой отколхозили меня до полусмерти, а потом бросили подыхать. Не знаю. Даже не хочу гадать, кто именно это сделал: кто-нибудь из экипажа, охранники или сокамерники – все они друг друга стоят! Козлы вонючие!!! Что ж, будем считать, что такова была цена моего нежданного освобождения. И раз уж так получилось, что я, хоть и не по своей воле, но расплатилась сполна, то теперь имею законное право считать себя совершенно свободной. Впрочем, что-то не очень заметно, чтобы кто-то мог бы попытаться что-нибудь возразить против моего освобождения. Судя по всему, кроме меня, в живых не осталось никого, ни единой души. Не знаю, что именно тут произошло, но ничуть об этом не сожалею. Надеюсь только, все эти мерзавцы уже добрались до ада, где им самое место, и ото всей души желаю им, чтобы ближайший выходной у чертей наступил ещё очень-очень нескоро… Выбраться из разбитого корабля оказалось не столь сложно, как я того опасалась. Все системы безопасности оказались полностью выведенными из строя, а большинство механизмов, наоборот, вполне исправными. Пришлось, правда, обшарить все доступные отсеки в поисках медикаментов, дабы было, чем малость привести себя в божеский вид. Заодно, нашла в спецкомнате арсенала охраны какой-то странный панцирь, наподобие пластикового бронежилета. Пришлось изрядно помучиться, прежде чем удалось добраться до него. Какой-то чокнутый изобретатель додумался спрятать кнопку отключения заграждающего поля в потолок, и мне далеко не сразу пришло в голову нажать её темечком, подпрыгивая на скользком полу. Интересно, до какого же ещё идиотизма способно додуматься больное воображение? Как бы не пришлось мне в следующий раз попрыгать на четвереньках, пытаясь достать потолок собственной задницей. Надеюсь только, что я не зря старалась. Вряд ли эта экипировка предназначена для человека, но мне удалось в неё кое-как влезть. Всё же какая-то защита, хоть и таскать это на себе ужасно неудобно. Да и не производит оно на вид впечатление чего-то более-менее надежного, но не бегать же по чужой планете практически нагишом. Ещё нашла пару осветительных шашек и какие-то обоймы с патронами, припрятанные кем-то над подвесными светильниками. Очень сомневаюсь, пригодится ли мне хоть что-то из найденного, да и страшновато связываться с этим явно нечеловеческим барахлом, но выходить наружу совершенно безоружной ещё страшнее. Зато найденный мною Транслятор – вещь просто бесценная. Запросто считывает любые сообщения откуда угодно, даже читает предсмертные мысли из разбитых голов, лишь бы мозги покойного были ещё на месте. Неприятный осадок на душе. Пока рыскала в потемках полуразрушенного корабля, случайно включила что-то непонятное. Оказалось, это был электрический стул в экзекуторской. Жуткое приспособление – предмет суеверного ужаса любого заключенного. Ещё оказалось, что на нём кто-то сидел. И ещё оказалось, что этот кто-то был ещё жив… по крайней мере – до моего вмешательства. Корабельный компьютер даже сообщил мне, как звали эту груду обугленного мяса, когда она ещё была живым человеком, и какой номер всё это носило, будучи заключенным, но мне вся эта ахинея ровным счетом ничего не сказала. Теперь вот мучает совесть. А что если это был один из тех сволочных некрофилов? А я по глупости позволила мерзавцу так легко покинуть этот бренный мир, избавила сдуру от заслуженных мучений. Ведь не зря же, наверно, кто-то его туда привязал и оставил там подыхать. Перечитала с помощью Транслятора всё, что смогла найти на корабле. Рапорты, приказы, записи в вахтенных журналах, личные дневники… Вряд ли от меня ускользнула хоть одна настенная надпись в гальюне. Проклятье! Похоже, я оказалась в гораздо большем дерьме, чем я раньше думала. Боюсь, скоро мне придется жестоко пожалеть, что я осталась наедине со своей судьбой. Будь здесь хотя бы дюжина здоровенных мужиков, пожалуй, ещё можно было бы надеяться как-нибудь выжить. И – к черту дурацкие предрассудки!!! – пускай бы даже они драли меня всей толпой и во все дыры, хоть по три раза на день – не возражаю! Ещё нашла какую-то штуковину, наподобие пистолета. Долго собиралась с силами, чтобы заставить себя попробовать из него выстрелить. Потом столь же долго возилась с ним, пока наконец научилась это делать. Чудом не убила сама себя при этом. У этой чертовой игрушки, оказывается, есть какой-то дополнительный режим, когда бьет не только того, в кого стреляешь, но и всех поблизости от него, да так больно, что эту жуткую боль я буду с дрожью вспоминать даже в аду, жарясь на раскаленной до бела сковороде. Вот так стрельни сдуру в стену перед собой – в лучшем случае, останешься калекой. Наверно, бросила бы эту глупую затею, но оказалось, что выбраться наружу можно только через аварийный выход, а для этого пришлось прострелить защитное стекло над кнопкой с надписью "Emergency exit". Что ж, может, оно и к лучшему. Не хотелось бы быть пессимисткой, но боюсь, что оружие может мне очень пригодиться на этой планете. Мало ли кто из зверушек может здесь обитать. Если бы ещё в моей глупой бабьей башке хватило мозгов как-нибудь разобраться, как и куда тут надо вставлять патроны… II. NyLeve’s Falls. Окружающий пейзаж буквально ошарашил меня своим диким великолепием. Я могла ожидать чего угодно, но только не такой варварской красоты – захватывающей, чарующей и покоряющей одновременно. Чуть придя в себя после обалдения, я наконец не без труда поняла, в чём тут дело. Неописуемая красота местной природы и сама по себе достойна восхищения, и не просто восхищения, а безумного восторга на грани катарсиса. Но вопиющий контраст с ожиданием действует просто убийственно… Ожидание… Теперь я поняла, чем оно было вызвано. Ещё на борту обломков "Vortex Rikers" я пару раз замечала какие-то мелькающие в потемках силуэты странных зверушек. Но они мелькали столь быстро, так стремительно исчезали из виду, что о них как-то само собой сложилось впечатление, как о чём-то пугливом и застенчивом. И только теперь до меня дошло, что эти зверушки, в сущности, твари довольно внушительных размеров. Раза в два больше человека. Что их "застенчивость", скорее уж свидетельствует о чрезвычайной ловкости и проворности, чем о слабости и пугливости. Что при наличии той мускулатуры, которую удалось мельком рассмотреть, твари эти должны быть крайне сильны и выносливы. И вообще, может оказаться, что они довольно опасны. Ладно, будем надеяться, что это не так, что всё это мои пустые женские страхи. Но вот от чего никуда не денешься, так это от крайне неприятного впечатления от их внешности. Человекообразная, вроде бы, фигура в сумме с огромным хвостом динозавра и головой огромного хищного насекомого. Согласитесь, есть от чего прийти в ужас слабой женщине. Да ещё какой-то странный кожный покров, чем-то напоминающий чешуйчатую кожу крокодила. Надеюсь, это мне только показалось, но всё равно не хотелось бы повстречаться с таким монстром ещё раз, тем более – вблизи. …Понятно, что, выходя наружу из-под эфемерной защиты обломков земного судна, я ожидала увидеть что угодно, но только не столь живописное воплощение своих детских грез о райском уголке земли обетованной. Можете считать меня легкомысленной идиоткой, но когда я впервые увидала местные ягоды, я была просто не в силах противиться соблазну немедленно насладиться вкусом их спелой ароматной мякоти. Мне повезло, этот безумно рискованный эксперимент над собственной жизнью увенчался полным триумфом моей интуиции. Ягоды оказались не только неописуемо великолепными на вкус – они буквально возродили меня к жизни. Давненько я не ощущала себя так бодро и уверенно, а теперь наконец познала, каково это – быть абсолютно здоровой физически. Что ж, постараюсь и впредь целиком полагаться на свои природные инстинкты. Будем надеяться, они меня и дальше не подведут. По крайней мере, надеяться мне больше не на что. Да и не на кого… О, дьявол! Я в шоке. Планета оказалась не только пригодной для жизни, но и обитаемой. Совсем неподалеку от места крушения обнаружилась постройка, наподобие деревенской хижины. Неописуемая радость в предвкушении спасения долго боролась в моей душе с парализующим ужасом. С одной стороны, это жилище вполне могло бы принадлежать человеку, ну, разве что несколько более рослому, чем средний землянин. Или, допустим, слегка склонному к эдакой гигантомании. С другой стороны, у самого порога первого же жилья туземцев – свежий труп землянина в луже крови. Если это свидетельство радушия аборигенов, то я – английская королева. В конце концов, с трудом преодолев страх, рискнула подойти поближе. Хорошо, что я была начеку, как взведенная стальная пружина! На потолке хижины оказалось подвешенным с помощью присоски какое-то жуткое чудовище, обстрелявшее меня белыми острыми иглами. Судя по всему, именно эта тварь и убила всех, кто искал в заброшенной туземцами халупе место для временного жилья. К счастью, рядом с трупом у порога я успела подобрать какой-то странный, явно внеземного производства, полуавтоматический пистолет и обойму к нему – точно такую же, как найденные мной на корабле. Ого! Вот уж никогда бы не подумала! Да я, оказывается, совсем, черт возьми, неплохо стреляю. Особенно – если с перепуга. Особенно – по столь мерзким тварям. И особенно, когда не приходится бояться, что не хватит патронов. Впрочем, мне почему-то кажется, что мой первый пистолет гораздо совершеннее в этом смысле, чем я прежде думала. По-моему, он вообще не нуждается в боеприпасах, ему только надо давать время для отдыха. Так что придется, по мере возможности, пользоваться только им, потому что пострелять мне, чувствую это уже сейчас, придется здесь столько, сколько ни в одном кошмаре не привидится, а обоза с боеприпасами я как-то не догадалась сюда заранее доставить. И снова выручил Транслятор. Благодаря ему я была предупреждена о толстомордых придурках, во все стороны палящих ракетами. Глупейшее, между прочим, занятие. Если этот ходячий бочонок дерьма на самом деле хотел меня убить, лучше бы он на меня сел, и все мои мучения мгновенно остались бы позади. Клянусь своей поруганной честью, мне доставила огромное удовольствие, несмотря на дикий ужас, охвативший меня при этом, возможность пометаться среди пролетающих мимо меня ракет, ловко уворачиваясь от них и оставаясь абсолютно невредимой. Особенно, когда сразу два урода обрушили на меня целый шквал этой дряни. Ну, то есть, это они, наверно, так думали, что на меня. На самом же деле, благодаря моим стараниям, эти кретины добросовестно делали буженину друг из друга, щедро нашпиговывая один другого осколками и поджаривая пламенем взрывов. А мне оставалось только гадать, вертясь посредине между ними, придется ли мне добивать выстрелом победителя этой дурацкой дуэли, и если да, то который из двух дебильных амбалов им окажется. Ах, дьявол! До чего же мне удалось разозлить этих дегенератов, прежде чем они превратили друг друга в кровавый винегрет! Знаете, вот если эти идиоты и есть коренное местное население, то сегодня я мечтаю об ассимиляции даже ещё меньше, чем о продолжении полета к месту исполнения моего приговора. Честное слово, лишь на мгновение представила себе, как подобный жирный урод взял бы меня себе в жены, да какое семейное счастье тогда мне предстояло бы, да каково бы мне было на брачном ложе под таким вот красавцем – и едва всю себя не облевала от омерзения. Впредь мне хороший урок: не позволять никогда своему воображению подобных хулиганских выходок… Первая приятная встреча на этой столь прекрасной с виду, но далеко не безопасной планете. Тварь, которую я было приняла за огромную жабу, оказалась милым, симпатичным и совершенно безвредным зверьком. Что-то вроде кролика, только без передних лапок. Какой милашка! Зато красивейшая зеленая ящерка с очаровательными красными глазками и великолепным длинным хвостом вдруг оказалась опаснейшей летучей тварью, а её хвост – ядовитейшим жалом. На этот раз предупреждение Транслятора опоздало, за что я и поплатилась неприятнейшими минутами. Ну, да черт с ним. Благо, лечебных ягод здесь столько, что медикаментами я вообще больше не пользуюсь. Ну её к черту, эту химию! Вот жаль только, не могу я никак придумать способа, как бы набрать этих ягод про запас. Они для этого слишком нежные и сочные, и после первого же прикосновения очень быстро портятся, теряя свою лечебную силу. Первый проблеск надежды: прочла в чьём-то дневнике о "ISV-Kran". Этот русский корабль потерпел крушение где-то на западе отсюда за какой-то горной грядой. Россияне оказались парнями крепкими и везучими. Они не только сумели выжить при крушении, но и что-то затевают насчет инопланетного звездолета, находящегося на этой планете. Я не только ото всей души желаю им удачи, но и хочу обязательно быть вместе с ними, когда это произойдет. Похоже, мои перспективы на ближайшее будущее начали наконец обретать очертания определенности. Что ж, дай то Бог!… Пока, по большому счету, больше и вспомнить не о чем. Поныряла в лужу за патронами, поплавала малость в озере с водопадом, где тоже нашлись весьма кусючие мелкие рыбешки [1]. Покаталась на лифтах, полазила по шахтам, собирая всё, что смогла там найти. Разумеется, нашла и уничтожила всех мерзких тварей до последней. Научилась безопасно расправляться с разной малоподвижной мразью, прячась за препятствия и изматывая её до смерти ужасно болезненными "промахами" из моего вечного пистолета. Наверно, мне должно быть стыдно, но я заметила, что в такие минуты я стала испытывать какое-то совершенно садистское наслаждение от надрывных воплей гнусных тварей, визжащих в предсмертной агонии. Может быть, это оттого, что я успела на себе испытать кошмарную боль, причиняемую этим варварским инопланетным оружием. Похоже, больше здесь делать нечего. Придется, как бы мне этого ни не хотелось, спускаться в эту огромную горнорудную шахту, где эти толстозадые твари не иначе как добывают адское пламя. Иного пути к моей цели я, увы, не вижу. Что ж, толстопузики, готовьте ваши огромные жирные задницы – сейчас будет очень-очень больно… _________________ [1] Не только количество монстров, но и опасность некоторых тварей зависит от выбранного уровня хардкорности. Судя по всему, описание игры составлено для уровня Unreal, что соответствует самому сложному, для рядового игрока практически непроходимому, обычно называемому Crazy или Nightmare. Упомянутые рыбешки Biter Fish School даже на этом уровне не всегда опасны, а порой их агрессивность проявляется только в ответ на агрессию игрока (даже – на случайную, непреднамеренную) по отношению к любой из них. Также следует иметь в виду, что при иных уровнях хардкордности может меняться содержимое секретов. Например, вместо обоймы снайперских патронов для Unreal там может оказаться Золотой Пояс для уровня Easy. Имя Цитата Ссылка на комментарий https://forumkinopoisk.ru/topic/137959-baykadpom-kocmodup/page/13/#findComment-8346307 Поделиться на другие сайты Поделиться
Scud-IIEPBblu 27 декабря, 2021 ID: 322 Поделиться 27 декабря, 2021 2. III. Rrajigar Mine. Я подорвалась на мине-ловушке!… Только не подумайте, что я пишу с того света. Самой не верится, но я жива-здорова и прекрасно себя чувствую. Но давайте всё по порядку. Сунуться в такой гадюшник по собственной воле, конечно, было поступком безумным. Иметь дело с моими толстозадыми приятелями в узких проходах тесных длинных коридоров оказалось совсем не так легко, как на просторах поверхности планеты – тут от града ракет отскакивать некуда. К счастью, мои навыки в стрельбе быстро совершенствуются. Да и промахнуться при стрельбе в такую жирную тушу не так-то просто. Многого стоит правильная тактика. Вблизи стрелять эти твари не смеют, боясь взрывов собственных ракет. Им остается только попытаться подбежать ещё ближе для рукопашного боя. Так что если подкрасться к такому красавцу на пару метров, а потом отступать, сохраняя дистанцию, по дороге удается расстрелять его быстро и практически безопасно. Но ещё больше мне повезло, что мой путь оказался усыпанным чьими-то заботливо припрятанными припасами. Прямо напротив входа в первую пещеру я нашла в темноте вход в маленький лабиринт, поползав по которому, стала обладательницей настоящего армейского бронежилета , что удвоило мою защиту. Это произошло весьма кстати, потому что целебные ягоды здесь не растут, и пришлось бы пользоваться химией. Правда, медикаментов здесь попадается столько, как будто это военно-полевой госпиталь, а не рудник. Создается впечатление, что кто-то разложил их тут специально к моему приходу. Вряд ли это пришло бы в головы моим толстопузым приятелям, тем более что голов как таковых у них вообще не наблюдается, если не считать таковыми зубастые пасти под пучком волос, расположенным сверху посредине между пузом и задницей. Мой инстинкт подсказал мне правильное направление – направо. И он не ошибся, но всё ж пришлось возвращаться, так как путь был перекрыт каким-то загадочным силовым полем, вынудившим меня поверить не инстинкту, а Транслятору. Что б я без него делала?! Оказывается, эта замечательная машинка каким-то образом умеет читать сообщения местного оборудования, адресованные хозяевам этого рудника. Очень интересно! Ведь надо же, у толстопузиков, которых здесь все называют не иначе как "Скоты", есть хозяева – высшая раса, наверно. Интересно было бы взглянуть. Доступ к пульту управления заграждающим полем оказался подозрительно легким. О самой примитивной ловушке на обратном пути не догадалась бы только полная дура. Я бы даже обиделась, если б её там не оказалось. Сюрпризом для меня было совсем другое. Когда я дождалась окончания скучной церемонии с демонстративно гаснущим освещением, что, наверно, должно было, по расчетам местных затейников, ввергнуть меня в панику, и расстреляла в кромешной темноте любителя подшутить над непрошеными гостями, с легкостью ориентируясь на источник пар шаровых молний, которыми он вслепую пытался стрелять в меня, я готова была рассмеяться над глупостью того, кто такую ловушку придумал. Но лишь стоило мне увидеть в свете фонарика оставшийся от шутника труп, у меня ноги подкосились от неописуемого ужаса. До сих пор не могу вспоминать без содрогания – источником "золотых шариков" оказалась точно такая же зверушка, какие вовсю шныряли по темным закуткам "Vortex Rikers", пока я разгуливала там, наивно считая себя в относительной безопасности! Между прочим, у меня нет никаких оснований полагать, будто их там не было ещё раньше, когда я валялась без сознания совершенно готовая к любому употреблению, до какого только можно додуматься. Новая волна судорожного кошмара скрутила мою душу, когда мне удалось разглядеть на "зверушке" точно такой же пластиковый панцирь, какой я сама успешно донашиваю. Причем, как раз ему-то этот бронежилет был точно впору! Не думаю, что кто-то из Скотов додумался, смеха ради, натянуть бронежилет на дикого зверя таких размеров. Тут одно из двух. Либо эти твари специально приручены и натасканы для сторожевой службы, либо.… Нет, не могу даже думать про это. Слишком страшно… Прежде чем пройти сквозь отключенное заграждение, я взорвала выстрелом железную бочку с предупреждающей красной маркировкой. Это уже становится привычкой, манией: расстреливать, взрывать и разбивать всё встречающееся на пути, и когда-нибудь я жестоко поплачусь за эту безобразную манеру. Пока что мне удается сдерживаться, чтобы не сразу уничтожать то, что сперва можно использовать. Но тут никакого применения бочке не предвиделось, зато после взрыва образовался проход в небольшую пещерку, где я нашла очередную аптечку. Ещё я нашла пару трупов, один из которых был человеком. Что касается второго, то я чуть не лишилась чувств от ужаса и омерзения [3]. Никогда в жизни не думала, что на свете могут существовать подобные чудовища. Страшилище представляло собой жуткую карикатуру на человека баскетбольного роста в одной набедренной повязке. Покрытый твердой, как у черепахи, серо-коричневой кожей, разрисованный красными татуировками в виде таинственных иероглифов, он имел безволосую морщинистую голову с не закрывающимися из-за отсутствия век зелеными змеиными глазами. Впрочем, все эти кошмарные подробности – ничто, в сравнении с наличием четырех рук! Несмотря на своё увлечение биологией в школьные годы, я даже приблизительно не могу представить, каким образом и из какой твари могла бы эволюция создать что-нибудь столь жуткое. Я, наверно, здесь навсегда и осталась бы – намертво парализованная ужасом. В чувства меня вернул сигнал Транслятора, прочитавшего новое сообщение. Его источником оказался дневник землянина, из которого я поняла, что он тоже собирался добраться до российского корабля, рассчитывая спастись вместе с ними. Удивило другое: откуда это у него, не имеющего своего Транслятора, столько сведений и о "ISV-Kran", и о местной географии? Только тогда пришло понимание, что, судя по обстановке в пещере, по полному отсутствию любых следов борьбы, оба её пленника просто умерли в ней от жажды или недостатка кислорода, случайно лишенные возможности выбраться наружу. Как ни невероятно это звучит, но, по-видимому, они были компаньонами, может быть – даже друзьями. Меня всю прошиб холодный липкий пот от одной только мысли, что и мне, возможно, придется когда-нибудь сотрудничать со столь же ужасным монстром, если подобные ему ещё где-нибудь встретятся мне. Я стояла и внушала себе, что всё это предрассудки, что нет в его облике ничего особо ужасного, что друг есть друг, как бы он ни выглядел, а меня всё тряс нездоровый озноб, бегая мурашками по коже. Я даже пыталась выбить клин клином, воображая себе разные ужасы, какие уже могли бы со мной случиться раньше и какие могут меня ожидать, если я не смогу заставить себя побороть свою иррациональную ксенофобию. Я представляла себе, как меня сонную захватывают дрессированные сторожевые "зверушки" и отдают во власть своих хозяев Скотов. Как те всей толпой насилуют меня, поставив в позу буквы "Z", а затем в той же позе расстреливают ракетами, просто ради развлеченья. Как ракета, вонзившись мне в промежность, разрывает моё тело в клочья на потеху торжествующим победителям… Тщетно! Никакие выдуманные страшилки не были способны сравниться с моим инстинктивным ужасом от жуткой внешности монстра. К моему изумлению, очное знакомство с первым живым четырехруким страшилищем прошло куда спокойней, чем я ожидала. Честно говоря, ему крупно повезло – в пылу сражения со Скотами на крошащихся под ногами деревянных мостках, висящих над бурлящей огненной лавой, я его просто не сразу заметила. Я, конечно, шарахнулась от него как ошпаренная, налетев при этом на ничего не подозревавшую "зверушку" и сходу отправив несчастную на тот свет, даже не дав ей опомниться. Но этого казуса оказалось достаточно, чтобы сама я сумела одуматься и взять себя в руки. Сжав в кулак всю свою волю, я всё же заставила себя вернуться к месту встречи. Монстр вел себя на удивление кротко и, я бы даже сказала, приветливо. Жестами пригласив меня следовать за ним, он отвел меня к секретной дверке в стене и, свершив нечто вроде молитвы, заставил её открыться. Там оказалось невиданное мною прежде оружие и пара кучек красивых синих кристаллов в форме толстых длинных игл. Точно таких я уже успела насобирать прежде, и уже подумывала, не выкинуть ли их, не понимая, зачем они сделаны и для чего они мне. Теперь до меня дошло, что без этих красивых синих сосулек мой новый ствол окажется бесполезной железякой. Я не смогла отказать себе в удовольствии тут же опробовать обновку на удачно подвернувшейся мне "зверушке". Работает неплохо, но пожирает уйму кристаллов. Пожалуй, на него не напасешься. Думаю, есть смысл таскать его с собой для особых случаев, когда будет необходимо быстро покончить с живучей тварью. А до тех пор буду расходовать лишь те кристаллы, которые найду сверх полного боезапаса этого оригинального и очень удобного пулемета. За этими заботами я начисто забыла про нового знакомого, даже не поблагодарив его. А тот успел втихаря скрыться, то ли испугавшись нового оружия в моих руках, то ли убоявшись чьего-то наказания за помощь мне. Помощь, кстати, оказалась довольно ощутимой – пулемет столь удобен, что я едва справляюсь с соблазном полностью перейти исключительно на его использование. Кое-что о местной химии. Благодаря моему любимому Транслятору, я поняла, что этот рудник сооружен специально для добычи некоего "Таридиума". Это – та самая гадость, что взрывается в красных железных бочках от удара или выстрела. Очень, кстати, полезное свойство. Расправляться со "зверушками" и Скотами, заманив тварь к куче бочек и взорвав их издали выстрелом, гораздо быстрее и безопаснее, чем играть с ними в тактику. Удовольствия, правда, поменьше, но всё получается довольно красиво и громко. Вот только бы самой не стать жертвой очередного фейерверка. Как ни удивительно, но мой новый боевой товарищ, "Stinger" – как по мнению Транслятора его правильно следует называть, питается тоже Таридиумом, но только переплавленным в строго одинаковые кристаллы специальной формы. Огромные природные кристаллы, торчащие тут и там из стен пещер, с успехом заменяют светильники. Какой-то разновидностью Таридиума, судя по запаху дыма, начинены даже ракеты Скотов. Только вот непонятно, откуда они берутся, ведь их оружие намертво приросло к их толстенным лапищам? Эта загадка навела меня на сумасшедшую мысль: исследовать внутреннее строение здешних тварей. Я даже вернулась аж до самого входа, чтобы начать с четырехрукого кошмара. Инструментов для вскрытия мне не понадобилось, с этим отлично справился мой Stinger, мелко нашинковав бездыханное тело удобными для изучения кусочками. Прости меня, мужик, но так уж получилось, что достоверная информация для меня сейчас важнее даже собственной жизни. Удивительное дело, четырехрукий оказался не мутантом, а вполне гармонично сложенным и рационально устроенным существом. Пожалуй, единственное, на что совершенно не годится строение его тела – воевать. Этакий, понимаете ли, генетически прирожденный пацифист. Бедняге должно казаться сатанинским безумием всё, чем мы со Скотами и "зверушками" здесь занимаемся. И, наверняка, решение одного из них попытаться помочь мне, было для него настоящим подвигом, о котором целые поколения его соплеменников будут слагать легенды и саги, писать поэмы и героические баллады. Найти трупы убитых мною менее ужасных тварей мне не удалось. Похоже, тех кто-то успел сожрать. Не беда, я быстренько изготовила парочку свеженьких препаратов для исследования. Черт подери! Если б не моё нынешнее положение, я б уже стала нобелевским лауреатом за столь грандиозное открытие. Оказывается, никакие они не монстры. Это – два совершенно различных вида существ, хотя, быть может, и находящиеся в очень-очень дальнем родстве, но зараженные одинаковыми паразитами [4]. Точнее сказать, это даже не паразитизм, а какая-то невероятная разновидность симбиоза. Я бы даже сказала, что это, как ни дико это звучит, какой-то насильственный симбиоз, когда некая мерзкая тварь поселяется внутри довольно заурядного зверька, а может быть, и разумного существа, намертво срастается с организмом хозяина, почти полностью замещая собою его мозги и беря на себя управление всем его телом. Похоже, что оно постоянно впрыскивает хозяину какие-то мощнейшие гормоны, делая его огромным, могучим, выносливым и агрессивным. То есть, по существу, гораздо более живучим и опасным. Если, по всем канонам науки, считать такую химеру существом более совершенным, то тут налицо явный взаимовыгодный симбиоз. Четырехрукие существа, похоже, почему-то не годятся для такого насильственного "усовершенствования", поэтому их тут держат в качестве обычных рабов. Но тогда выходит, что эта планета – их родина, а Скоты и "Скааржи" – как назвал "зверушек" мой дорогой Транслятор, и есть те самые инопланетные оккупанты, причем именно Скааржи являются тут хозяевами, той самой "высшей расой", повидать которую я когда-то зачем-то хотела. Хотя сами по себе они, как ни крути, тоже рабы – рабы вселившейся в них гнусной нечисти. И вряд ли – добровольные. Выводы из всего этого самые неутешительные. Не знаю, кто как, но я лучше сто раз сдохну самой лютой смертью, чем позволю какой-нибудь мерзкой твари "усовершенствовать" меня, как этих несчастных созданий. А ведь я, между прочим, до сих пор не имею гарантий, что этого не произошло уже! Боже милостивый, не допусти подобного ужаса!!! Клянусь, я уничтожу саму себя самым жестоким способом, какой только смогу придумать и осуществить, лишь только обнаружу малейший намек, что в меня вселилась подобная мерзость! Ещё вчера я мечтала только о своём спасении. Теперь же для меня самое главное – найти и уничтожить источник этой заразы, пока эта зараза не вселилась в меня, не поработила меня, не превратила в огромного ужасного хвостатого монстра. К черту! К черту! К чертовой матери и ко всем чертям собачьим! Просто не могу сейчас даже думать про это… Расскажу-ка я лучше про мину [5], я ведь обещала. К тому же эта история гораздо веселей. Я нашла её в темной узкой штольне, куда залезла в поисках обходного пути – уж больно не хотелось нахально нарываться на теплую компанию монстров, удобно засевших наверху эстакады и держащих под прицелом подъемник, поднимающий к ним. Эту штуковину я по своей наивности приняла сперва за вечный фонарь для любителей тайно полазить по темным лабиринтам пещер. Металлический бочонок с тремя плоскими стеклами во всю боковую стену, а внутри светящийся синим светом газообразный Таридиум (бывает, оказывается, и такой) – просто мечта любого диггера-конспиратора… И вдруг вся эта хрень взрывается, обволакивая меня синим светящимся облаком. И стою я, как самая последняя дура, не в силах пошевелиться, ожидая самого ужасного финала, а эта ядовитая мерзость впитывается прямо в моё бедное тело, как в губку, обжигая изнутри подобно перцовой настойке. Если я в тот миг и ошпарила себе ноги, то, сами понимаете, не от боли, а от страха. Хотя и боль была такой, что подобной мелочи я всё равно заметить не смогла бы. Не знаю, было ли больнее средневековым ведьмам, когда их жгли живьем на кострах, но вот страшнее им уж точно быть не могло. Никак не могло! А потом всё моментально исчезает: и облако, и свечение, и жуткая боль. И я уже готова встретиться с ангелами или с чертями. Но обнаруживаю себя в темнющем лабиринте той же самой узкой штольни, куда меня бес попутал забраться. Только чувствую себя почему-то совсем не так, как я ожидала: не как жертва аутодафе, а как наркоман, вколовший себе наконец-то столь вожделенную дозу. Да, черт меня побери! Малость чего-то недодумали неизвестные конструкторы этой хитрой мины-ловушки. Либо поставили её не на меня, либо уж больно плохо знали человеческую физиологию. Держу пари, если б из меня сделали сразу две Джины, то и тогда нам не удалось бы вместе наделать такого шороху, так не по-детски опустить всю эту инопланетную шушеру. К ногтю их, гадов, как гнусных клопов! И да здравствует во веки веков таридиумная парилка! _________________ [2] Насколько я помню, этот бронежилет должен быть уже вторым. Первый Джина нашла ещё на предыдущем уровне в шахте, что внизу у озера… Хотя, вполне возможно, что тот бронежилет ждет её там не каждый раз – рандомайзеры в игре очень впечатляют… [3] Тут Автор, на мой взгляд, явно преувеличивает. Насколько мне известно, внешность аборигенов никому из знакомых мне игроков никогда не представлялась сколь-нибудь зловещей или опасной. Но в одном Автор прав – так гораздо интересней. [4] Паразитическая интерпретация, хотя никакие фактические данные её и не подтверждают, создает, тем не менее, впечатление особо стройной логичности сюжета игры. Она же, пожалуй, наилучшим образом объясняет некоторые странные моменты сторилайна, придавая игре вид идейной завершенности. Если даже авторы игры и не имели в виду ничего подобного, то, я думаю, они б с благодарностью приняли такую концепцию Автора, предложи он её им на стадии разработки игры. [5] Могу лишь позавидовать буйной фантазии Автора. На самом деле эта “Мина” является обычной аптечкой, только более мощной. Она добавляет героине 100% здоровья и способна довести общий уровень здоровья до 200%. Доказательство того, что это ни в коем случае не мина – она никогда не срабатывает, если уровень здоровья героини уже равен 200%. Предлагаю считать это литературной вольностью Автора, а с этой точки зрения такую интерпретацию можно только приветствовать. Удивительно, почему Автору не пришла в голову фантазия, будто и целебная сила Ягод происходит от наличия Таридмума в местной почве? Может быть, оттого, что первое упоминание о лечебных Ягодах намного опережает знакомство героини с этим загадочным веществом? Имя Цитата Ссылка на комментарий https://forumkinopoisk.ru/topic/137959-baykadpom-kocmodup/page/13/#findComment-8346308 Поделиться на другие сайты Поделиться
Scud-IIEPBblu 27 декабря, 2021 ID: 323 Поделиться 27 декабря, 2021 3. Неожиданная удача совсем лишила меня самой минимальной осторожности. Ничем иным не объяснишь моё безумное решение: вернуться к золотому капкану и испытать на собственной шкуре действие и этого адского сюрприза. Эта безделушка в виде золотого обруча, больше всего напоминающая по форме средневековый пояс верности, что для блудливых жен вечно где-то разъезжающих по своим доблестным делам рыцарей… ну, из тех, кто не особо мечтал украсить свой родовой герб ветвистыми рогами… Короче говоря, эта нахально сияющая золотом игрушка столь откровенно была выложена на пьедестале и так зазывающе подсвечена великолепным сиреневым сиянием специального светильника, что только круглая идиотка могла бы решиться приблизиться к ней. И такая идиотка теперь нашлась! В эйфории от внезапно свалившейся удачи, я подошла к хищно поблескивающему Поясу и отдалась на милость провидения, как отдается первому встречному бродяге молодая монашка, специально для этого сбежавшая из монастыря, вырвавшаяся из-под бдительного надзора чопорной матери-настоятельницы. Черт! Нет, триста тридцать три тысячи чертей!!! Сегодня – явно мой день! Если я рассчитывала получить защиту от сексуально озабоченных самцов, то я получила и это тоже! Пояс, правда, не наделся на меня, как я это предполагала, но он растекся по всей поверхности моего тела, превратившись в прочнейшую, хотя и невесомую, броню. Теперь не только я, но даже остатки моих старых бронежилетов оказались недоступными для поражения, пока хоть мельчайшая капля энергии Пояса останется неизрасходованной. В этой загадочной броне оказалось возможным даже побегать по бурлящей огненной лаве, чем я с радостью и воспользовалась, чтобы достать ящичек патронов из давно мною запримеченного секретного хранилища. Благо, обратно мне бежать по лаве не пришлось, меня поднял наверх замаскированный подъемник, а тайная дверка выпустила прямо на центральный перекресток рудника. Ага! Понятно теперь, откуда здесь так неожиданно появлялись Скааржи. Ну, что ж. Хорошо. Тем больше энергии Пояса я смогу потратить на общение со "своими любимыми зверушками". Дело в том, что, проскакивая на радостях через весь рудник, я сумела разглядеть на бегу ещё парочку таких же Поясов и сочла расточительством надевать новый, не израсходовав как следует старый. Кроме того, бегая по лаве в секрет, я, сама того не ожидая, совратила двух симпатичных толстопузиков последовать моему авантюрному примеру. Но только они это сделали босиком и почти нагишом – в одних брезентовых штанишках, как-то по-детски болтающихся на помочах. Бедные, бедные слабоумные недоросли, царствие им небесное! Причем, как удалось разглядеть в последний момент, в то время как один из дебилов охранял один из моих "лишних" Поясов, другой урод, со всей очевидностью, намеревался весело подшутить над четырехруким рабом, взорвав загнанного в кучу красных бочек несчастного аборигена. В благодарность за своё неожиданное спасение или из ненависти к поработителям, но четырехрукий (клянусь больше не называть их чудовищами!) открыл для меня тайную пещерку. Хм! То, что я там обнаружила, больше всего походило на огромных размеров железное дилдо, причем, вне всякого сомнения, непременно на атомных батарейках. Я было уже начала объяснять аборигену, что вовсе не мечтаю саму себя затрахать насмерть, но несчастный столь преданно заглядывал мне в глаза, столь смиренно падал передо мной на колени, столь старательно пытался произнести по-английски "Богиня", явно обращаясь при этом ко мне… Словом, меньше всего это походило на приставания похабного шутника. Что поделаешь, в конце концов, я поддалась на уговоры, видимо под влиянием свежих воспоминаний о прежних сегодняшних успехах. Нет, этот грозный "дилдо" не изнасиловал меня, он только раздвинул ноги моему вечному пистолету, тут же удвоив его мощь и перекрасив выплевываемые им разряды в шикарный зеленовато-желтый цвет. Йо-хо-хо!!! Ну где ж эти мерзкие уроды? Почему их никогда нет под рукой именно тогда, когда я так мечтаю поджарить их толстенные задницы или повырывать с корнем их похабные хвосты?! Кстати! Пишу это совершенно не к месту, просто для памяти на будущее. В отличие от Скотов, Скааржи издали практически безопасны. Если их не много, попасть в тебя своими "золотыми шариками" они почти не имеют никаких шансов, надо лишь не стоять столбом, а шустрей вертеть задницей. Именно поэтому они столь настырно пытаются прорваться поближе для рукопашного боя, в котором они, видимо, довольно сильны. И именно поэтому им не следует этого позволять, не беря в расчет никакие предстоящие траты боеприпасов. Очень важно: чтобы завалить Скааржа, самое главное – сперва сломить его морально. Потому начинать разборку с ним надо не с самой смертоносной пушки, а с самой болезненной. Эти аристократы кичатся своей силой и ловкостью, спортивной формой, так сказать. Но, как и все аристократы, они – неженки, они совершенно не приучены терпеть боль. А как только наглая тварь, визжа от боли и поджав хвост от обиды, начала вертеться и кувыркаться, пытаясь спасти от мук своё холеное тело, тут-то его и пора добивать – спокойно, расчетливо и методично. IV. Depths of Rrajigar. Мне не повезло – я родилась женщиной. Во всяком случае, сейчас мне жутко недостает и грубой мужской физической силы, и мужской решительности, и быстроты реакции. И мужского ума, наконец. Или как там правильно называется умение разбираться во всяких хитроумных механизмах? Правда, ни один мужик, даже самый умный и здоровенный, не смог бы пережить, если б его так изнасиловали, как это сделали со мной. Так что в плане морали я, пожалуй, буду посильней любого из них. Но вот от чего ты никуда не денешься, так это физика. Мои широкие бедра и пышная круглая задница вкупе с высокой упругой грудью и длинными стройными ногами, конечно, распаляют своим видом страсть у любого мужика, но мне от них – одни неприятности. Низкий и смещенный назад центр тяжести да периферийное смещение массы, безобразно увеличивающее момент вращательной инерции – вот всё, к чему приводит такая женственность фигуры. И это сейчас, когда от моей ловкости и верткости зависит не столько даже моя жизнь, а нечто куда большее! Впрочем, сегодня мне, наоборот, посчастливилось, и именно благодаря моей бабьей заднице. Я не удержала равновесия на неожиданно рванувшемся вверх подъемнике, когда пыталась незаметно прокрасться мимо Скааржа, занятого управлением каким-то механизмом. В результате я провалилась в тайную пещеру под полом, вход в которую оказался прямо под платформой подъемника. Там я нашла ещё одну новую пушку – "ASMD", если верить Транслятору. И хотя я так и не поняла, что бы это могло значить, но у меня не оставалось времени на раздумья. Выкинутая из пещеры другим подъемником прямо навстречу всполошившемуся монстру, я имела время только выстрелить в него – сразу одновременно обоими режимами, каковые, как мне только оставалось надеяться, у этого ASMD имелись. О, результат превзошел все мои ожидания, даже самые смелые – монстра буквально разорвало в клочья первым же попаданием. Чуть позже мне хоть и с большим трудом, но всё же удалось разобраться в причине такой удачи. Оказалось, что в нормальном режиме ствол стреляет лучом, мгновенно бьющим на любом расстоянии. Удар луча силен, но ничего сверхъестественного в нём нет. Главное, что от него невозможно успеть увернуться. Единственный его недостаток – голубые кольца вокруг луча, что, увы, демаскирует стреляющего. Во втором режиме ASMD выбрасывает сжатые в плотный комок пучки силового поля. Такой комок летит хоть и быстро, но далеко не мгновенно. Он не столько бьет противника, сколько толкает его, подобно летящей плашмя тяжеленной бетонной панели. Очень полезно, что он принимает на себя большинство вражеских выстрелов, правда, сам при этом может и не долететь до цели. Неудобство – он не способен протиснуться мимо близкого препятствия. Но есть, оказывается, ещё и третий вариант. Если попасть нормальным лучом сзади в летящий комок силового поля, происходит мощнейший взрыв. Не очень громкий, но зато рвущий в клочья всех, кто окажется рядом с ним. В качестве платы за столь полезное удобство – удвоенный расход боеприпасов. 1 + 1 = 4, а вовсе не 2, как вы наивно подумали. И всё же эффект гораздо сильней, чем от четырех отдельных выстрелов, да и времени требуется меньше. Так что оно, несомненно, того стоит, лишь бы не промахнуться, не потратить впустую. Увы, толстозадый Скот не дал на себе проверить эффективность третьего варианта. Пришлось засыпать его обычным вторым режимом, и он, пытаясь стрелять в ответ, разорвал себя в клочья собственными ракетами, взрывающимися прямо на старте. Несколько сложнее пришлось со Скотом, подстерегавшим меня на верхнем этаже. Но я и эту проблему решила, сперва напугав его длинной очередью из Stinger, затем проскочив мимо него за угол, после чего добивать толстозадого было легко до скуки. Ради толики острых ощущений спрыгнула очертя голову прямо в лаву там, где виднелся какой-то хитрый проходик. Никаких секретов там не оказалось, но подъемник вывез меня прямо к Скааржу, дико занятому у пульта управления. Первый же выстрел в бочку с Таридиумом, и урода разорвало в клочья прямо у меня перед носом. Очистив Транслятор от слоя его кровавых потрохов, прочитала сообщение с опустевшего пульта: "Предупреждение: Соблюдайте осторожность, находясь возле бочек с Таридиумом". Очень справедливо замечено, ничего не скажешь. Ещё один отожравшийся дегенерат скорее удивил своим весом, чем размером – когда он грохнулся на пол мертвой тушей, произошло маленькое землетрясение. Скааржи сегодня, наоборот, ничем не удивили. Как всегда – верткие, как всегда – наглые, как всегда – глупые. До сих пор считают себя быстрее пули, а у пуль на этот счет почему-то своё мнение. Разбираясь с одним из них, попала выстрелом в железный мостик. Тот развалился, видно, был с изъяном, одним из обломков проломив железный пол. Там оказался водоем, в котором я нашла заряды для ASMD и какой-то "Усилитель". Не поняла, зачем он нужен, но не выкидывать же его? Придется таскать с собой – вдруг пригодится. Но до чего же всё-таки обидно быть такой дурой! Вот об этом Усилителе я, быть может, только и мечтаю, а вот вынуждена, как дура, таскать его, будто лишний хлам, не имея ума понять его предназначение…. Перед выходом на поверхность нашла ещё один защитный Пояс. Похоже, местный Сатана решил постепенно развратить меня изобилием и роскошью, как капризную богатую туристку, чтобы в нужный момент я оказалась ни к черту не годной тупой и неповоротливой идиоткой. Нет, мне не скучно, но это уже не война, а какая-то увеселительная прогулка!… V. Sacred Passage. Толстомордый Скот ждал меня прямо напротив дверей в компании с ядовитой летающей ящерицей – Мантой, как называет их мой обожаемый Транслятор. Не раздумывая, открыл огонь, но я ожидала чего-то подобного, поэтому его ракетам не суждено было улететь далеко от старта, на что у меня ушло до десятка выстрелов ASMD-Alt. Больше всего я боялась, чтобы не сумела прорваться летучая гадость, воспользовавшись моей занятостью со Скотом. К счастью, она очень удачно попала под взрывы скотских ракет, где и обрела вечный покой ещё раньше этого откормленного кретина. Вот интересно, черт его побери: если уж мне суждено путешествовать по планете чокнутых самоубийц, то не могли бы они как-то обходиться без моей помощи в реализации всех своих праведных намерений? Единственная входная дверь оказалась запертой и без намека на возможность отпереть её с этой стороны. В итоге, тупо слоняясь в поисках каких-то неведомых возможностей, я едва ли не нос к носу столкнулась со Скааржем, на берегу маленького озерца замершего в трансе, глядя куда-то в воду. Я так была благодарна ему за гениальную подсказку, что хотела даже оставить его в живых, но глупец накинулся на меня, стоило лишь мне приблизиться к воде. Жаль. Да-да, с головой у меня что-то явно неладное. Я уже начинаю подчас жалеть мерзких тварей, которых мне приходится убивать. Наверно, это оттого, что сама я давненько уж не получала от них ни одной хорошенькой вздрючки. Проплыв по извилистому подводному туннелю, уничтожив кусачих, ядовитых и толстозадых, решив пару-другую простеньких задачек, да так и не поняв толком, чем же именно я тут так долго занимаюсь… Короче говоря, в полнейшем расстройстве чувств, едва не позевывая на ходу со скуки, я вошла наконец в храм Чизры. Имя Цитата Ссылка на комментарий https://forumkinopoisk.ru/topic/137959-baykadpom-kocmodup/page/13/#findComment-8346309 Поделиться на другие сайты Поделиться
Scud-IIEPBblu 27 декабря, 2021 ID: 324 Поделиться 27 декабря, 2021 4. VI. Chizra – Nali Water God. Прямо при входе в первый зал кто-то заботливо оставил для меня Automag. Спасибо, конечно, неведомому доброжелателю, хотя я, честно говоря, этим пистолетом давненько уже совсем не пользовалась. Таскаю свой такой же просто потому, что жадность не позволяет его выбросить. А всё дело в том, что мой женский инстинкт безошибочно находит всегда самый безопасный и самый экономный путь из всех имеющихся. Если бы ещё не моя бабья взбалмошность, то и дело требующая пощекотать нервы, поплясать на лезвии бритвы, потоптаться по краю бездны… К счастью, мне всё же пока удается более-менее успешно обуздывать своё сумасбродство. Доказательство тому – я всё ещё жива. Мой неведомый ангел-хранитель позаботился насажать для меня целебных ягод, по которым я, наверно, уже должна была соскучиться, причем сделал это совсем недавно – ягоды растут и наливаются спелостью прямо сейчас у меня на глазах. Не знаю, радоваться этому или сожалеть, но благодаря постоянно обновляемым Золотым Поясам я уже с трудом припоминаю, когда в последний раз моё здоровье было ниже удвоенного Таридиумной миной максимума. Чертовски жалко оставлять эти чудесные ягоды нетронутыми, но и портить их без нужды не могу, это было бы просто кощунство. Поэтому не вижу в стараниях своего ангела-хранителя ничего, кроме морального садизма. Лучше бы продал мне пару кустиков рассады. Если они всегда растут так быстро, это могло бы стать хорошим решением в смысле портабельных запасов здоровья. И ещё один подарок для меня, хотя на этот раз и не столь аппетитный. Кто-то выложил в уголке за колонной труп новой для меня твари. По-видимому, специально для ознакомления. Жирное скользкое грязно-зеленое змееподобное с рыбьим хвостом и плавательными перепонками на абсолютно неуместных передних лапах. Бр-р-р! Какая гадость!… На этот раз квалифицированного вскрытия не получилось. Возможно, труп попался не очень свежий. Но результаты всё равно были предсказуемыми: тот же самый паразит, но в теле совершенно иного хозяина. Что имеем в итоге – боюсь, скоро узнаю на своей шкуре. Впрочем, нет – вру, не боюсь. И потому, что знаю о неизбежности, и потому, что бояться нету больше сил. Это похоже на раздвоение личности. Одна моя половина, чтобы не сойти с ума от ужаса и усталости, превращает окружающий кошмар в бесплатный Диснейленд, где безумно резвится, предаваясь разгулу азартных игр, ставкой в которых – моя жизнь. Ну, а вторая половина из той же самой мотивации добросовестно играет роль бесстрастного и, соответственно, бесстрашного боевого робота, равнодушно приводящего в исполнение безошибочно просчитанные оптимальные тактические решения. Вот так, например, как сейчас. Решить задачку с прикованным ко дну деревянным плотиком? Увы, я давно уже делаю всё это машинально, не тратя ни сил, ни времени… и не получая ни грана удовольствия. Но прежде чем прыгать дергать рычаг, используя всплывший плотик в качестве трамплина, привычно плетусь на разведку. Ну вот, так и есть! Глупый Скаарж притаился в темноте под каменным козырьком, чтобы напасть на меня сзади, когда я буду падать с открывающейся решетки. Интересно, у этих тупых уродов есть какие-нибудь свои самки? Ну должны же быть, а? Так неужели этому идиоту больше нечем было сегодня заняться, кроме как охотой на меня? Что ж, выродок, – сам виноват… Сперва он рычал и хрюкал, очевидно, матерясь последними словами на своём неведомом мне языке. У меня аж вся физиономия залилась краской от услышанного. Нет, не от воображаемого перевода инопланетного бранного фольклора, а от сугубо физиологического возбуждения, вызванного чужими страданиями. Потом он стал жалобно повизгивать, хотя при их тембре голоса правильнее было бы говорить о жалобном реве. Я уже успела хорошо изучить их манеры, поэтому, когда он издал посмертное взревывание, я безошибочно определила, что оно отнюдь не притворное. И всё же я продолжила начатую процедуру до тех пор, пока из-под каменного козырька не полетели куски мяса. Всё очень просто – на то ведь и существует оружие с неограниченным боезапасом, чтобы не торопясь доводить дело до конца. А мертвым можно и притвориться. Я сама научилась это делать. Притвориться же мясом, по-моему, гораздо трудней. Первая вода. Вообще-то, я думала, что весь храм окажется одним огромным аквариумом, где без акваланга можно только утопиться. Рыба. Мелкие местные пираньи и здоровенные местные акулы. Наверно, они успели сожрать водоплавающих монстров, а я опять опоздала. Могли бы уж, заодно, сожрать и друг друга. Опять подныриваю в секрет, по пути сбивая выстрелом с потолка висячую тварь, и она мерзким мешком дерьма сваливается прямо мне на голову. Скучно, как в повторном кошмарном сне, просматриваемом в одна тысяча девятьсот какой-то там раз. Deja vu, да и только. Со скуки перечитываю, как мой обожаемый Транслятор называет эту слизистую мразь. “Тентакль” – не иначе. Действительно, похоже на каракатицу… Залезть наверх по паре обрушившихся каменных свай мне в кайф, не слишком свежо, но хоть какое-то разнообразие. Да, теперь вот радуюсь даже этому. Какой странный подъемник! Нет, четырехрукий, на фига мне твой секрет? Ты мне лучше растолкуй, кто это так строил храмы, чтобы прихожане падали с трехэтажной высоты, купались с акулами, карабкались по мокрым каменным обломкам, поднимались по одному на скрипучих вертящихся платформах, снова куда-то проваливались?… И много у вас было желающих такие храмы посещать? Нет, я вовсе не капризничаю. Просто мне необходимо знать заранее, на что я должна быть готова. Это хорошо, что я спросила. Ещё лучше, что четырехрукий соизволил ответить. Жестами, у них это очень убедительно получается. А я – понятливая! …Я всегда была понятливой. Мне хватило всего одного "серьезного урока", и уже на второй день на борту "Vortex Rikers" я научилась всегда правильно понимать тюремщиков, дающих нам команды, как собакам, одними похабными жестами, не считая матерных восклицаний. Я даже ни разу не спутала, когда ввалившийся в камеру надзиратель желал, чтобы я, спустив до колен джинсы вместе с трусиками, опустилась для него в собачью позу, а когда – чтобы, стянув джинсы с трусиками совсем и расстегнув спереди свой бюстгальтер, легла на спину и широко раздвинула колени, покорно давая ему пользоваться моим телом так, как ему сегодня хочется. Или – когда он приходил за мной, чтобы отвести к начальству, якобы на допрос. И от меня требовалось тут же раздеться догола, спешно подмыться, потом натянуть коротенькую тесную миниюбочку, откровенно демонстрирующую полное отсутствие на мне трусиков, и черные нейлоновые чулочки на пять дюймов выше колен. Торопливо мазнуть тушью ресницы с бровями да прихватить с собой ярко-красную помаду для губ, чтобы рисовать себе вульгарно соблазнительный ротик уже по дороге… ну, и позже тоже, если это там, на месте, как обычно, снова понадобится. Да пошустрее шевелить своей голой задницей, тряся на ходу бесстыдно обнаженными сиськами, дабы поскорее предстать пред изволившими пожелать меня господами офицерами, не смея вынуждать их ждать ни единой лишней секунды. И во всех трех случаях всё это выражалось теми же жестами и тем же матом, а догадываться, что от меня требуется, мне приходилось самой. Наверно, оттого, что и каждый такой "допрос", как нетрудно догадаться, всегда сводился к тому же самому процессу, только не в тесной и вонючей тюремной камере на глазах у десятков заключенных, а в роскоши просторной кают-компании, где собиралось по пять-семь старших офицеров корабля, и куда нас, молодых заключенных женского пола, раза по два-три каждую неделю таскали по одной для их скотского удовольствия, якобы на допрос. Эх, да мне б сейчас столько зарядов к ASMD, сколько раз эти козлы успели осквернить – всей пьяной компанией, по очереди – моё беззащитное тело всего-то за полтора месяца полета! Клянусь, я бы тогда им сразу всё простила. И даже искренне пожалела бы ещё, пожалуй, что вызывали "на допрос" они меня не каждую ночь… К чему этот вечер воспоминаний? Да уж не из ностальгии по прошлому. Просто достал меня этот храм со всеми его темными закоулками, подводными туннелями и толпами монстров. Достал, как в своё время достали те "допросы". Ну и я, конечно, тоже в долгу не осталась. Путь к Церемониальным Палатам был короток. Туда вел боковой коридор – то ли тайный, то ли служебный. Его кто-то успел перегородить множеством стен, и кто-то успел эти стены проломить. Но в конце, пройдя по висячему мостику, я уперлась в узкую каменную амбразуру, намертво перегородившую проход. Пришлось прыгать с мостика в бассейн с водой, предварительно очистив его от уже знакомых мне водоплавающих тварей. Впечатления: неповоротливые и не особо живучие, гораздо тупей Скааржей. Они могут быть опасны, если встретятся под водой, и не будет возможности проскочить мимо или выбраться на сушу. Плюются издали мерзкой зеленой слизью, наверняка, тоже что-то таридиумное. Очень ядовитая и сильно взрывчатая дрянь, но увернуться совсем нетрудно, да и особой меткостью гады не отличаются. "Водяные Змеи, Осквернившие Храм Чизры", как называют их аборигены. "Slith" – такое имя дал им мой Транслятор после недолгих раздумий. Мне кажется, что в рукопашном бою они могут оказаться опасней Скааржей, но проверять как-то не особо хочется. Что было интересного? Не так уж и много. Мухи. Огромные летучие твари с огромными острыми жалами. Надо думать – ядовитыми. Живучесть, конечно, нулевая, но попасть по такой твари не так уж просто. Опасны своей подлой манерой нападать сверху из укромных щелей. Особенно, когда их много, а приходится драться с серьезными врагами. Радикальное средство: находить заранее по характерному жужжанию и уничтожать заранее же, до начала серьезного сражения. "Eightball". Шестиствольная такая базука. На местном наречии – "Жезл Шести Огней". Но мне больше нравится грубое мужское название, хоть оно и отдает мужским шовинизмом. Что ж, я бы согласилась и на "Sixball", но не думаю, что поганым монстрам от этого стало бы легче. По большому счету, верхом совершенства эту пушку мог бы назвать только очень непритязательный владелец. Ракеты в ней, да, самонаводящиеся, но пока они нащупают цель, сто раз передумаешь ждать: или воспользуешься чем-нибудь попроще, или, вообще, сдохнешь. Ракеты маленькие. Чтобы завалить здоровенную тварь, надо выпустить залпом все шесть, но тогда они летят горизонтальным веером [6], что далеко не всегда нужно. Можно пользоваться как минометом, но дальность и кучность совсем никудышные. Да и ракет на это слишком жалко. В общем, тот, кто у Скааржей заведует ВПК, должен бы получить высшую государственную премию за то, что мне досталось столь недоделанное оружие. "Озеро Грома". В нём почему-то пришлось искупаться, прежде чем получить доступ к Eightball. Я бы с удовольствием обошлась и без того, и без другого, но строители храма решили за меня, и решили совсем иначе. Секреты. Здесь они порадовали. Получив в "Озере Грома" акваланг, я первым делом обшарила все подводные туннели. Улов мой был весьма богат. До этого, наступив на вершину каменной пирамиды, получила доступ в комнатушку, где Скаарж отдыхал, распяв на местных крестах троих аборигенов. Забрала у него четыре кассеты ракет для Eightball, а самого заставила потанцевать "танец глиста на раскаленной сковородке". Мучила его долго, специально стреляя подальше от него, чтобы продлить процедуру, заставляя скакать и кувыркаться, пытаясь увернуться от болезненных выстрелов моего вечного пистолета. Уж больно он меня разозлил, напомнив одного мерзавца из числа тюремщиков. Такой же палач был. Ещё один Секрет я, как будто нарочно, нашла под занавес. Под лестницей в подвале, где здоровый прозрачный бак с водой и рычаг управления транспортером. Этот Секрет согрел мне душу даже не тем, что дал защитный Пояс, тем более что я не успела потратить и четверть предыдущего. И не тем, что изрядно пощекотал мне нервы, заставив на ощупь пройтись по невидимой полочке как по воздуху, тем более что Транслятор впервые подгадил мне, намеками предупредив заранее о предстоящем розыгрыше. Но зато в этом Секрете я получила возможность вдоволь навертеться перед зеркалом, чего я была лишена ужасно давно! Нет слов!! Я просто счастлива!!! И никто, никакие монстры, и вообще ничто на свете не в силах сегодня испортить мне праздник!… Жизнь хороша, черт её побери!!! VII. The Ceremonial Chambers. Я думала, тут будет что-то особенное, но была бессовестно обманута. Если бы не закрывшаяся за мной каменная амбразура, можно было бы смело объединить эту главу с предыдущей. Тот же храм, те же монстры, те же проблемы. Нет, я вовсе не жалуюсь на судьбу. Я замечательно провела тут время, уничтожая одну мерзкую тварь за другой, заранее угадывая поджидающие меня ловушки и придумывая способы их избежать. Ухитряясь употребить себе во благо то, что должно было меня погубить. Словом, я вовсю наслаждалась жизнью, какой бы трудной и опасной она ни была, какой бы невыносимо суровой она ни показалась любому стороннему наблюдателю. Но в результате впечатлений осталось лишь на пару строк. Всё остальное перегорело, по мере того как оно сбывалось. Каждое новое впечатление вытесняло предыдущее, чтобы тут же уступить место следующему. А в итоге и рассказать-то мне почти не о чем. Это и называется "работать на износ". Впечатления. Чем более могучие монстры встречаются на моём пути, тем очевидней, что во мне уже почти ничего не осталось от той слабой, наивной и боязливой девочки, с которой любой подонок мог обращаться, как с бессловесной скотиной. Невооруженным взглядом видно, как самые огромные и злобные уроды опасливо шарахаются с моего пути, будто им достаточно одного моего взгляда. Того самого – невооруженного. Не дожидаясь, пока я прибегну к более доходчивым аргументам, наподобие взгляда сквозь прорезь прицела. Одно время, правда, такая метаморфоза меня даже радовала, но я уже успела устать гоняться за монстрами, пытающимися спастись от меня бегством. Перестала глядеть в прицел, научилась стрелять навскидку – вроде бы помогает. Теперь вижу, как те из уродов, кому отступать уже некуда, обреченно бросаются в схватку со мной безо всякой внутренней надежды на победу, кидаются в бой с обреченностью смертника. Как будто делают это лишь ради того, чтобы кому-то доказать всю бесполезность и тщету подобной попытки. Интересно, кому ж они это доказывают? Самим себе или, может, своему начальству? Пожалуй, всё же полезнее будет считать, что что-то доказать они пытаются мне и только мне. А зря. Мне абсолютно не нужны никакие доказательства. Они считают меня отважной, бесстрашной и непобедимой. У них, наверняка, уже ходят легенды о моей удачливости, доблести и неуязвимости. Но для них навсегда останется тайной простая и страшная правда. Это ужасно, но вся моя отвага держится на моём страхе, на том неописуемом ужасе, перед которым трусливо меркнет даже страх смерти. Мне просто невероятно повезло, что они не способны понять, чего я боюсь. А потому и нет никакого риска, что они поймут, как ужасно сильно я боюсь этого. Да-да, это смешно, но я могла бы каждому из них часами рассказывать, как я боюсь стать одной из них, заранее зная наверняка, что никто из них ничего не поймет, не сможет в это поверить, а лишь только окончательно уверится в моём бесстрашии. Но хватит об этом. Осталось сказать пару слов об аборигенах. "Нали", как они сами себя называют. Ещё вчера мне открылась забавная истина. Страшная истина, сказала бы я, если б у меня ещё сохранилась способность бояться хоть чего-нибудь, кроме того, чего я боюсь на самом деле. Оказывается, туземцы принимают меня за свою святую, за "Принцессу-Спасительницу, Пришедшую Со Звезд", дабы очистить их мир от "Небесных Демонов". А демонов, как я поняла, послал им какой-то разгневанный бог в наказание за грехи. С тех пор Скааржи уже успели так достать всё местное население, что ради избавления от них тут, надо понимать, все давно стали безгрешными, и теперь приход Мессии – лишь вопрос времени. В общем, я в полной растерянности. Эти фанатики готовы без тени сомненья отдавать свои жизни ради любой, даже самой ничтожной, помощи мне. Но воевать они не в силах, а вся прочая их помощь… Как бы это объяснить? Кое-что, сделанное ими для меня, действительно многого стоит. Но без всего этого я могла бы и обойтись. С другой стороны, из желания помочь они, чаще всего, неописуемо мешают мне. Чего только стоит их манера постоянно оказываться на линии огня, как будто нарочно заслоняя собой наших общих врагов. Причем – в самый неподходящий момент! Опять же, их помощь. Привычка получать её развращает, расслабляет мою волю. Я начинаю доверять им, надеяться на них. А этого делать нельзя ни в коем случае. Это было бы просто преступной халатностью. У них свои дела, у меня – свои. Тем более что мои дела – война. Война, где иметь столь слабых союзников – смерти подобно. Не хотелось бы, конечно, восстановить против себя ещё и местное население. Но и потакать их заблуждениям, позволять им видеть во мне свою Спасительницу? Нет! Благодарю покорно! Интересно, как у них принято карать самозванцев? Судя по кротости их нрава, по их отречению от всех плотских грехов и т. п. я думаю, нет – я просто хочу надеяться, что мне грозит не очень страшная казнь. Четвертование, например? Или, скажем, сдирание кожи заживо? Может быть, даже всего-навсего сожжение на костре? Тоже, понятное дело – живьем. О распятье на кресте мечтать не приходится. Этим у них, похоже, наказывают за мелкие шалости. Или, скажем, за несвоевременную уплату налогов. Черт, до чего же смешно получилось бы, если б мне, к примеру, удалось бы перебить всех монстров, освободить всю эту планету, а потом предстать перед местной инквизицией за ересь и самозванство. Вот прекрасная перспектива – быть в благодарность за спасение осужденной и посаженной на кол. И, как уж водится, впоследствии быть посмертно реабилитированной и даже причисленной к лику святых. Ну, ладно, к черту. Хватит с меня всей этой религиозной чепухи. Кстати, Мессии, пожалуй, стоило бы как-то пореже поминать чертей и прочую скверну. Да и вообще – пора бы уже проникнуться кротостью и святостью. С меня ж уже вся планета пример берет, они же своих детей потом будут учить всё делать так, как я. Эх, дурачье фанатичное. Лучше бы учили их воевать с оккупантами. Хотя бы – так, как я. Вот, в общем-то, и всё, что мне удалось почерпнуть в святом месте. Всё, чем соизволил поделиться со мной их бог Чизра. Плохо другое. Я не узнала ничего нового. Ничего такого, что приблизило бы меня к моей цели. Что ж, будем считать, что этот день я целиком посвятила тренировке, дабы завтра действовать наверняка. _________________ [6] Если дать им время нащупать цель, то все ракеты всё равно попадут в неё. Если же хочется обстрелять группу монстров, такой веер – далеко не самый плохой вариант. Надо только помнить, что прицел при этом указывает направление полета не средней, а самой правой ракеты веера, пока в нём не больше четырех ракет. И лишь пятая и шестая ракеты полетят правее прицела. При стрельбе же вверх и вниз ракеты летят удивительно кучно и точно вдоль линии прицеливания. Имя Цитата Ссылка на комментарий https://forumkinopoisk.ru/topic/137959-baykadpom-kocmodup/page/13/#findComment-8346310 Поделиться на другие сайты Поделиться
Scud-IIEPBblu 27 декабря, 2021 ID: 325 Поделиться 27 декабря, 2021 5. VIII. The Darkness Arena. Мои неприятности гонятся вслед за мной, догоняют и больно бьют в спину, стоит лишь им позволить догнать себя. Наверно, это оттого, что я несусь к своей цели, обгоняя свою судьбу. Так недолго и шею сломать, но тормозить я уже не смею – слишком поздно. Добралась до местного Колизея. Пробралась в его подземные казематы. Так вот где закончили свой путь последние выжившие с "Vortex Rikers". Почитала предсмертные записи. Удивили. Оказывается, далеко не все мои сокамерники были отпетыми негодяями. Только не все они сами это знали, пока не почувствовали на собственном горле костлявую руку смерти. Ладно, пусть им всем земля будет пухом. Только вот ведь какая хрень! Позволили привести себя сюда, как стадо баранов. И померли, как бараны, не посмев даже попробовать бороться. Нет, я их не осуждаю. Сегодня – не осуждаю. Но если судится мне сдохнуть тут, разыщу их всех на том свете и каждому предъявлю счет за то, что так трусливо взвалили всё на меня, на одну. Одну за всех заставили отдуваться. Нашли, понимаешь ли, самую сильную и отважную! Впрочем, сдыхать здесь я не собираюсь. Просто обида накопилась, а высказать некому… Выпустила из камеры единственного живого аборигена, хотя и не думаю, что он сумеет выжить без моей защиты. Но, увы, не до него сейчас. Чтобы продолжить путь, если верить местным настенным откровениям, мне придется добраться до Арены и сразиться там с каким-то огромным и ужасным демоном. Надеюсь, это – только фигура речи. Если б только кто-то знал, сколько сил на самом деле отнимает у меня сражение с каждым встреченным Скааржем! А тут ещё какой-то Titan, что и говорить – звучит многообещающе. Ого! Я, кажется, начинаю играть в благородство. Нашла случайно легкий путь на Арену… И не воспользовалась им. Даже не знаю, чего в этом больше. То ли глупости, то ли трезвого расчета. Не показать противнику своей слабости, сделает ли это его менее сильным? Или спрошу иначе: испугает ли его моя решимость принять четный бой, готовность преодолеть перед боем все дополнительные трудности? Да и вообще, какого черта, спрашивается, я должна оглядываться на мнение какого-то там противника? Подумаешь, демон какой-то. Видали мы таких демонов, во всех видах видали!… А если честно и откровенно, то просто почему-то не понравился мне такой путь. Сама не знаю почему. Будем считать, что это голос моих инстинктов, моя женская интуиция… Ну, всего-то и делов! Двумя Скааржами больше… Нет, четырьмя… А вот и ещё один – пятый. Нет, этот всё равно полез бы за мной на Арену. А может быть, и те четверо – тоже. Так что, пожалуй, я правильно поступила. Во всяком случае, так-то оно вернее. Вот, теперь можно и на Арену. Страшновато, конечно. А что поделаешь? Надо! Ну, что? С богом? Ой! Бл… Ну, то есть, спаси и помилуй, боже праведный!!! Ну ни хрена себе!!! И где это они такую огромную гориллу откопали?! Да ещё камнями швыряется! А камушки-то – целые скалы! Разок заденет, и кишки фонтаном в небо!… А, ладно! Чего на неё любоваться? Никто за меня эту тварь мочить не станет. Ну-с, начнем, пожалуй… И что характерно. Я ведь на самом деле испугалась. И испугалась не на шутку. Если по большому счету, ещё бы пара секунд, и эта махина размазала бы меня, как дерьмо по стенам. А оказалось, бояться совершенно нечего. Работать надо, а не бояться. Бегать, стрелять, задницей вертеть. Я случайно начала с вечного пистолета. Думала, попробую, опустошу сперва его, остальные успею, если мне вообще повезет дожить до этого. Оказалось – полная дурость. Да, опустошила. Ну и побегала чуток, не стреляя. И снова всадила уроду всё, что есть. Да так вот, по чуть-чуть, по чуть-чуть, глядишь, и добила громадину, не потратив ни одного настоящего заряда. Потом только спохватилась и пожалела. Надо было немного разгрузиться, а то ведь некоторые патроны я уже вообще разучилась подбирать. А это – обидно как-то. Что же касаемо монстра… ну, да, конечно, напряг он меня слегка поначалу. Но так чтобы уж очень, то я бы не сказала. Подумаешь, Titan какой-то! Был Titan, да весь вышел. Как это там, в дурацкой песенке поется? "Я его добила, этого дебила!…" Вот именно. А если серьезно, то сама, дура, виновата. Что и говорить, местному Господу Богу, который такое страшилище сотворил, консультация у толкового психиатра, конечно, ни в коем случае не помешала бы. Но разве ж это повод, чтобы голову терять со страху? Видно же – махина здоровенная, но неповоротливая. Такую, главное – не подпускать близко. И не давать стрелять прицельно. Ну, не зря же посреди Арены – каменный столб толстенный. Значит, вокруг него и надо бегать, держа урода за столбом да постреливая с боков, как только из-за столба тушу свою чуть высунет. Тут единственная проблема, если разобраться по существу, – земля из-под ног улетает, когда бугай топает. Но и с этим можно научиться справляться, была бы тренированная реакция да истовое желание победить. А если совсем честно, я хотела попытаться топанье это использовать, чтобы наверх столба запрыгнуть, Секрет там оприходовать. Мину Таридиумную я там ясно разглядела, барахтаясь в воздухе во время очередного землетрясения. Мне-то она ни к чему, но вдруг там и ещё что-то [7] было? И вообще – дело принципа. Да вот не успела я, слабоват бугай оказался – и топал слабо, и помер рано. IX. Harobed Village. Сама не знаю, что меня заставило вернуться… Я уже стояла в проеме распахнувшихся дверей, и буквально ощущала собственными руками своё будущее. И всё же я вернулась назад! Наверно, сработал инстинкт, предохраняющий от совершения необратимых поступков. Я ведь прекрасно понимала, что эти двери, скорее всего, пропускают лишь в одну сторону. Это ужасно само по себе – входить туда, откуда нет возврата, словно входишь в могилу. А тут ещё целая необследованная деревня, оставленная позади… Короче говоря, я вернулась, и с этого начались мелкие неприятности. Нет, я, конечно, ни разу об этом не пожалела. Каждый убитый монстр – моя маленькая победа, очередной крошечный шажок к достижению моей цели. Но здесь монстры появлялись совершенно неожиданно, словно падая с неба. И создавалось странное впечатление, будто каждый из них послан мне в расплату за какую-то находку на моём пути. Если это – происки местного Сатаны, то мне искренне жаль обитателей местного Ада, уж больно крепко глуп их повелитель! За приобретение нового оружия мне пришлось вышибать мозги из здоровенных Скааржей. В секретном гроте, где я нашла неплохой склад патронов и гранат, проникнув туда по тайному подземному ходу с церковного кладбища, меня подстерегали парочка Слифов, не считая того, что потолок грота был увешан Тентаклями. Самое же ценное – новая информация, и её я получила практически даром. Подумаешь, какой-то десяток Мух да пара-тройка ядовитых Мант! Общее впечатление дня: не удалось ни поработать как следует, ни полноценно отдохнуть. Зато мой улов обилен – значит, день прошел не даром! Мои достижения: новое оружие "Flakcannon" – штука тяжелая, я даже не сразу решила, тащить ли это с собой, ведь мой путь не обещает быть близким. Вещица, конечно, довольно мощная, но мне пока не на кого охотится с такой грозной пушкой. Я бы с удовольствием отправила её вперед по почте, если бы знала, где мне она понадобится. Разумеется, если бы здесь работала какая-то почта. Впрочем, принцип действия этой пушки столь оригинален, что мне ещё понадобится хорошенько потренироваться пользоваться ею, прежде чем она сможет быть мне действительно полезной. Пока что изобилие мощного оружия мне, скорее, мешает, делая меня чувствительной и жалостливой. Утром при выходе на улицу на меня внезапно напал нахальный Скаарж. Напал прямо со спины, спрыгнув сзади со стенного карниза. Я загнала мерзавца пулеметом в только что покинутый мною коридор – знала, что он окажется в тупике, не в силах открыть захлопнувшиеся за мною двери. Отучила мерзавца огрызаться, методично всаживая по пуле в каждую лапу за каждую попытку выстрелить в меня, а сама легко отскакивая от его "золотых шариков". Затем долго мучила обречённо вжавшегося в угол урода, медленно поджаривая его болезненным синим пламенем из вечного пистолета. И когда, возвратившись в деревню днем, я нашла ещё одного такого же, но прячущегося в покинутой крестьянской хибарке, я снова разозлилась и повторила урок приличного поведения, дабы они впредь не смели непочтительно относиться к земным женщинам. Этот урод у меня выл и ревел, загнанный в угол халупы, казалось, готовый выползти на коленях и целовать мои ноги, моля о пощаде, если б ему только хватило на это мозгов. В результате, мне вдруг стало так жаль бедную зверушку, что я одним махом оборвала все его страдания, не пожалев на это залпа всех шести гранат моего Eightball. Да, несчастные твари настолько глупы, что мне пришлось повторять подобную процедуру с каждым из них, пока я не получила Flakcannon. Потом стало проще: первый выстрел в упор сбивает спесь, а второй вообще разрывает грубияна в клочья. Новости дня. Аборигены, словно сговорившись, собираются бежать отсюда. И все почему-то стремятся в некий "Сан Спайр". Самое святое место на всей планете, надо полагать. Глупо. Так вот сельдь спасается от рыбаков, ища приют в уютных глубинах приветливо распахнутого рыбацкого трала. "Сан Спайр"… Вроде бы знакомое название. Если не ошибаюсь, это где-то в паре километров от места падения "ISV-Kran". Пожалуй, стоит заглянуть, если окажется по пути. Покидая борт корабля, русская команда вполне могла искать укрытия в этом святом месте. Тогда это может мне помочь найти их. И вообще, моей интуиции почему-то хочется сводить меня туда. Такие вещи бывает трудно объяснить – легче просто сделать это и забыть… Проблема. В том тайном гроте я нашла три загадочных семечка. По мнению Транслятора, это и есть семена местных лечебных ягод. Думаю, он окончательно спятил. Ведь эти ягоды не крупнее помидора, и ничего похожего на семена в них нет. А эти семечки напоминают семена тыквы, но каждая из них размером с теннисную ракетку. Проверить, кто прав, нетрудно, но если это и впрямь окажутся те самые чудо-семена, о которых я давно мечтала, то потерять понапрасну одно из них я бы не хотела. Три семечка, доставшиеся мне, это 87% запасной жизни для меня, и не думаю, что любые 29 из них могут мне показаться лишними. С другой стороны, эти семена могут нести в себе всё что угодно, даже нечто враждебное. Меня на эту мысль навел странный случай. Впервые дойдя до дверей рудника, я заметила рядом с ними труп, но он меня не заинтересовал. Трупов на этой планете хватает, я сама успела изрядно потрудиться над их производством, хотя я, вообще-то, чаще довожу дело до стадии мяса. Меня удивило, что этот труп пролежал целый день и его никто не сожрал. Зато теперь возле него обнаружился Скаарж с видом преступника, вернувшегося на место преступления. Быстренько избавившись от надоедливой твари, я заинтересовалась тем, что могло оказаться его жертвой. Существо оказалось двуруким, что для этой планеты вовсе не характерно. На нём даже обнаружилось нечто вроде одежды, а в его руках – нечто вроде оружия. Очень интересно! Неужели я повстречала кого-то, кто тоже способен воевать со Скааржами?! Но перспектива обрести союзника радовала меня недолго. Вскрытие обнаружило совершенно невероятное: это существо оказалось растением! Возможно, растением, подвижным в живом состоянии, возможно даже, в каком-то смысле разумным. Но к его ветке, похожей на руку, намертво приросла какая-то странная пушка – что-то вроде гибрида пулемета и ракетной установки, что мне живо напомнило Скотов. И хотя паразитов внутри этого странного растения мне обнаружить так и не удалось, но и никаких намеков на мозги там тоже не оказалось. Занимаясь подобной чепухой, я чуть не прозевала самое главное! Странной формы скала, нависающая над входом в рудник, на которую я утром не обратила внимания, в свете двух солнц оказалась лежащим на местных горах модулем земного звездолета! Думаю, это – "ISV-Kran", вряд ли эта планета похожа на автомобильную свалку для земных кораблей. Что ж, остается только добраться до входного шлюза или грузового лифта, и тогда я смогу проникнуть внутрь, чтобы узнать какие-нибудь подробности о намерениях русской команды. Если честно, я всегда была о россиянах самого наилучшего мнения. Они, конечно, разгильдяи и пьяницы, но докатиться до такого скотства, какое я повидала на борту "Vortex Rikers", они просто не могут. Они на это чисто физически не способны, им этого никогда не позволит их знаменитая широта души и не менее знаменитый коллективизм. Остается только мне доказать им, что и я достойна быть принятой в их команду. X. Terraniux Underground. Я вошла и чуть не разрыдалась от обиды. Глупо, конечно, было ожидать иного, но окружающая обстановка настолько была пропитана ощущением повсеместного присутствия Скааржей, что я чуть не впала в истерику. Да сколько ж можно, в конце-то концов?! Я недооценила местного Сатану. При всей его глупости, Враг Четырехрукого Человечества оказался чрезвычайно искусен по части совершенно садистского черного юмора. Уже через полчаса я скучала по Скааржам, как по самым родным существам, а, встречая Слифов, едва ли не была готова броситься в их холодные слизистые объятия. "Mercenary", как назвал мой Транслятор это непотребное надругательство над законами биологии, эти гнусные растительные пародии на живых существ, эти… – нет, я просто не в силах найти слов, чтобы вразумительно описать эту мерзость. Возможно, в них даже и присутствовало нечто животное, они, как знать, возможно, даже были способны чувствовать боль, во всяком случае, они даже издавали предсмертные вопли… но только почему-то уже после смерти, уже разлетаясь в разные стороны комками зеленого силоса. Но и это было лишь гнусным надругательством над здравым смыслом. Всей своей растительной тупостью, всей своей наглой безмозглостью они не оставляли места сомнению в одном. Взбесившаяся ли природа произвела их на свет, вывел ли их в пробирке сбежавший из психушки маньяк-ученый, или над их сотворением потрудился свихнувшийся от скуки дьявол – в любом случае получились безмозглые роботы на основе ходячих кактусов. Знаете, вот я довольно-таки лояльно отношусь к ядерному оружию, и если уж мне придется воспользоваться таковым на этой планете, я это сделаю без особых колебаний. Уверена, что и аборигены меня не осудят, ведь это будет куда меньшее зло, чем нашествие инопланетных поработителей. Так вот, при всей своей женской беспомощности в технических вопросах, я отчетливо догадываюсь, сколь совершенный кибернетический мозг должен управлять каждой ядерной боеголовкой. Но если б какой-то маньяк заставил этим заниматься человекообразного робота, вынуждая разумного андроида исполнять роль камикадзе… Не понимаю причины, но меня прямо тошнит от ужаса, когда я представляю себе подобную жестокость. И здесь – что-то очень похожее. Как хотите, но всё это уже за пределами моего восприятия. Я уничтожала мерзких тварей совершенно рефлекторно, не контролируя себя, невзирая ни на что. Даже один из Слифов – наверно, видя мою не в меру разбушевавшуюся паранойю, попытался помочь мне в истреблении этого ходячего растительного ужаса, возможно, надеясь заслужить от меня помилование. К счастью, он пал под градом их ракет, и мне не пришлось мучиться над страшным выбором, решая его долю. Но теперь, когда всё позади, положа руку на сердце, я не могу уверенно сказать, что мне совесть позволила бы не отпустить его с миром, как бы мне ни было страшно оставлять у себя в тылу живого монстра с жутким паразитом внутри. _________________ [7] Забавно, но совершенно не в тему – нет там больше ничего. К сожалению… Имя Цитата Ссылка на комментарий https://forumkinopoisk.ru/topic/137959-baykadpom-kocmodup/page/13/#findComment-8346311 Поделиться на другие сайты Поделиться
Рекомендуемые сообщения
Присоединяйтесь к обсуждению
Вы публикуете как гость. Если у вас есть аккаунт, авторизуйтесь, чтобы опубликовать от имени своего аккаунта.
Примечание: Ваш пост будет проверен модератором, прежде чем станет видимым.