БAЙKAДPOM-KOCMOДУP

[Scud-IIEPBblu]

…радуется чужим банам, будучи сам когда-то забанен навечно здесь.

 

Вот ни малейшего удивления по данному поводу.

Вся История Человечества буквально пронизана этим.

Ещё гитлеровцы в концлагерях назначали капо из числа самих узников – ибо знали, что такие будут служить не только забесплатно, но и усердно, а к своим бывшим товарищам относиться с нечеловеческой свирепостью. Потому что таковые не за деньги служат, и не во имя роста карьерного – но рвут очко исключительно из страха перед возвратом в среду, уже успевшую их возненавидеть.

А задолго до этого инквизиторы готовили палачей для пыток еретиков – посредством пыток же. Просто брали обиженного жизнью – уродца или дурачка – и подвергали долгим невыносимым мукам. Как правило – оскопляли с особой жестокостью. Посредством медленно капающего на причинное место горячего масла, например. Ну, понятно, что за "филантроп" в результате получался…

И так, в общем-то, продуцировали "товарищей с соответствующими моральными устоями" повсеместно, во всём мире и во все времена.

 

А первопроходцами в этом деле, согласно легенде, явились два мидийских брата-купца.

Младший брат как-то раз пожаловался старшему, что бизнес его страдает от воровства – как ни жутко он карает своих рабов, попавшихся с поличным, а остальные крадут потом всё наглее и наглее.

Вот старший его и просветил, научил уму-разуму. Не карай, мол, виновного – даже замучив его насмерть, ты из него лишь сделаешь героя. Дурак ты, потому что. Нет, ты схвати невинного, да выпори его плетьми хорошенько – и это сразу сделает его доносчиком! Ибо всех прочих – ещё не поротых, он – выпоротый ни за что, возненавидит во сто крат больше, чем даже выпоровшего его безо всякой вины хозяина.

[Scud-IIEPBblu]

Сегодня 17:52

Скад, ну что вы наделали)))) С самого 5 мая раз в день да вернусь к мыслям о гурьевской каше!)) довелось мне несколько лет назад есть эту кашу невероятной вкусности в северной столице. Я б даже сказала она символом одного отрезочка моей жизни является. И вот хожу уже который день - вспоминаю и хочу.

Я была там вновь спустя пару лет и каша не та уже стала. Даже близко не такая вкусная как тогда. Утеряна безвозвратно.

Забавно.. А ведь больше я нигде её не встречала. Надо бы изучить заведения моего города на предмет этой каши.

Самой готовить не возьмусь, испорчу все тёплые чувства.

 

Напрасно Вы абсолютизируете это дело. По себе знаю, насколько это капризное блюдо. Впрочем, как и все кулинарные экзерсисы, замороченные на т.н. "тонкую карамелизацию".

Пример:

Вы наверняка знаете, как вкусна пшенная каша на картофеле. Но она ещё вкусней, если картофель предварительно подрумянить. Это довольно хлопотно – приходится сырой картофель нарезать так, как режут его для жаренья, просушить меж слоями ткани, подрумянить на горячей (но не перегретой!) почти сухой (с тончайшим слоем непахучего жира) сковороде, оперативно дорезать соломкой (прямо на ней же), и в горячем виде запустить в кашу – причём желательно угадать момент, когда она как раз только что повторно вскипит (после запуска в кипяток на сильном огне крупы, мокрой после промывания). Результат, конечно, того стоит. Но не дай бог картофель при этом успеет зажариться, или уже готовая каша хоть чуть-чуть пригорит на самом дне – тогда всё это можно сразу выкинуть к черту.

Стабильный результат получается при варке рисовой молочной каши на вареной сгущенке. Это, пожалуй, одно из самых простых блюд. Просто варится сгущенка, как для кондитерских изделий, но только чуть-чуть недоваривается. Потом рискованный момент – суметь безопасно вскрыть ещё горячую банку и быстро-быстро размешать её содержимое в кипящей воде. Дальше всё варится уже, как обычно. Но рис годится только натуральный, белый, короткий и "жирного" сорта.

Ещё один пример – толокно. Конкретно – из поджаренных зерен овса. Вкус тоже непередаваемый, и тоже требует нечастого употребления, чтоб не приедалось. Но при этом процесс подготовки качественного толокна настолько капризен, что я, например, делаю это только собственноручно. А казалось бы: пожарить на противне зерно, да смолоть его (положено толочь в ступе, вообще-то, но я предпочитаю высокооборотную ножевую мельницу для сахарной пудры) в муку – что может быть проще, и в чём тут можно напортачить?! Ан, поди ж ты…

 

Вот и с гурьевской кашей та же петрушка. Мало того, что есть куча рецептов, вовсе не соответствующих классике. Так ещё и точное соблюдение рецепта никак не гарантирует надлежащего результата. Это вообще чем-то сродни охоте, которая тем и отличается от шопинга, что никакой связи меж затратами и конечным эффектом никогда невозможно предугадать.

 

Тем не менее, есть один (может, и не единственный) вариант… "читерства" кулинарного.

В целом, всё как доктор прописал. То есть, стандартные пути облегчения жизни себе.

Просто берется манка и сразу прожаривается в сухом (никогда не знавшем жира!) казанке. Затем из неё варится каша – просто на воде (редкий случай, когда даже я настаиваю на подсоленной воде). Отдельно взбиваются яйца: белки – с сахаром (лучше сразу в виде пудры), а желтки со сливочным маслом. Затем все смешивается в миксере, а потом туда же вливается и молоко – уже топлёное (а почему бы и нет?!).

Дальше остается тот "пудинг" из никакой манки смешать с полученным "почти кремом", и засунуть запекаться в духовку, как положено.

 

Отдельно мои предпочтения насчет "украшения". Я категорически против того, чтоб портить кашу любыми орехами, как это некоторыми дилетантами рекомендуется. А вот фрукты приветствовал бы почти любые. Хоть свежий персик, хоть курага в коньяке, хоть инжир, заранее размоченный в наливке из черноплодной рябины.

[GvenAZ]

Интересно, Вы готовите так же вкусно как рассказываете об этом?)))

 

"Наверняка знаете" - увы, ошибочное предположение. практически всё вышеописанное слышу впервые((

[Scud-IIEPBblu]

Нет, что ни говорите, а иметь работу – это огромное счастье. Вот, например, с этим самым изнасилованием. Ну скажите, откуда я смогла бы узнать столько интереснейших подробностей, если бы не имела работы. "Информация для специалистов" – это вовсе не значит, что кому-то её знать запрещено. Но кто ж из осведомленных станет с вами ею делиться без весомой причины на то? Вот так, ни с того ни с сего, рассказывать что-то первому встречному? Только потому, что самому тебе это известно? Да что о тебе, вообще, могут люди подумать?! А когда ты на работе, когда ты и есть тот самый специалист, обязательно найдется сотрудник, в чьи обязанности входит следить за тем, чтобы все специалисты всегда были в курсе всего, что их касается.

Тут, правда, произошел небольшой перебор. Божий Одуванчик оказался не только юристом и историком права – он, оказывается, был ещё и большим знатоком древнейшей истории. По крайней мере – знатоком истории первобытного права. И пока я старалась как-то переварить всё, услышанное от него и прочитанное в найденных им документах, он мне рассказал такое…

Когда-то давным-давно, когда люди были ещё совершенно дикими, они жили на одной единственной планете со зловещим названием Земля, были глупыми и агрессивными и всё делали наоборот. В те первобытные времена наши темные предки жили по совершенно диким и непонятным законам. К примеру, вышеописанное изнасилование по этим законам тоже считалось преступлением, но, вопреки всякой логике, почему-то наказывали за него не преступницу, а пострадавшего. Как объяснил мне Божий Одуванчик, в те ужасные времена считалось, что женщине якобы положено сопротивляться. Это, дескать, вполне соответствует её естественной природе и служит, как ни дико это звучит, укреплению высокой морали в обществе. Ну, а мужчине, соответственно, выполнять все его естественные природные функции – столь же противоестественно и безнравственно, пагубно для всего живого.

Как же наши слабоумные предки умудрились выжить при таких законах? – спросите вы. О, это было совсем не просто. Им для этого приходилось преодолевать массу трудностей. Им для этого приходилось заниматься даже таким непотребством как рыцарство. Для этого, прежде всего, убитым горем родителям приходилось скрепя сердце заточать своих подрастающих дочерей в жутких каменных крепостях, так называемых "замках". Эти творения сумасшедших зодчих древности отличались от обычных тюрем только тем, что строились персонально по одному для каждой узницы. А поскольку архитекторы тех времен поголовно страдали гигантоманией, строя для каждой несчастной узницы тюрьму размером с небольшой город, всю пустующую жилплощадь в несколько гектаров приходилось ещё и населять привидениями, драконами, вампирами и прочими инопланетными чудовищами, которые, ввиду отсутствия в те времена нормального космического транспорта, были вынуждены водиться на всё той же Земле. Понятно, что, существуя в столь непригодных для них условиях земного климата, вынужденные дышать ядовитым для них воздухом Земли, да ещё и запертые в темницу вместе с её главной узницей, несчастные твари никак не могли отличаться особо приятным нравом. Поэтому мужчинам приходилось их спасать. Для этого каждый мужчина облачался в жутко неудобный тяжеленный железный скафандр под названием "доспехи", вооружался неким "мечом" – древним оружием загадочного принципа действия, о котором теперь нам известно лишь то, что оно, согласно легенде, якобы имело неограниченный боезапас, и украшал свою шляпу птичьими перьями.

Вот так он становился так называемым "рыцарем". После этого ему лишь оставалось зарегистрироваться в Интернете в качестве рыцаря, чтобы там найти себе сюзерена, которому он должен будет по первому его требованию предоставлять в пользование свою будущую жену, и вассалов, чьими женами на старости лет будет пользоваться он сам, когда его состарившаяся жена уже перестанет его воодушевлять. Затем, приобретя подходящее транспортное средство, причём – обязательно белого цвета, вновь испеченные рыцари отправлялись на поиск приключений, замков и прочей добычи. Приключения им были необходимы, чтобы было чем делиться с друзьями, а замки – для продолжения рода людского. Ибо, только найдя где-нибудь таковой и освободив заточенную в нём нечисть, рыцарь получал в награду за свой подвиг право безнаказанно изнасиловать с нетерпением ожидающую его там красавицу. Пока же несчастная невольница томилась в ожидании своего суженного, ей, разумеется, не оставалось иного выбора, кроме как сожительствовать с томящейся вместе с нею в замке нечистью. Потому-то до самого момента завоевания замка рыцарем бедняжку и обзывали неприличным словом "принцесса", пока храбрый рыцарь не избавит её от такого позора.

[Scud-IIEPBblu]

Вы хотите формальные дефиниции?

Эпиграмма (греч. epigramma, буквально — надпись)

 

1) в античной поэзии короткое лирическое стихотворение произвольного содержания, написанное элегическим дистихом (См. Элегический дистих ); постепенно осваивалась тематика эпиграмм посвятительных («надписи» на предметах, посвящаемых богам), сентенциозно дидактических, надгробных (см. Эпитафия ), описательных, любовных, застольных, сатирических. В греческой литературе расцветом Э. было творчество эллинистических поэтов 3 в. до н. э. — 1 в. н. э. (составившее ядро так называемой «Палатинской антологии» в 16 кн.), в римской — сатирическое творчество Марциал а (1 в. н. э.). Традиции античной Э. продолжались в византийской литературе и в латинской литературе средних веков и Ренессанса, позднее возрождались изредка («Венецианские эпиграммы» Гете).

 

2) В новоевропейской поэзии короткое сатирическое стихотворение, обычно построенное на контрасте постепенной экспозиции и заключительной «остроты» (пуанта). Э. такого рода сложилась во французской поэзии 16 — 17 вв. на основе мотивов марциаловской традиции; время расцвета — 18 в. (Вольтер, Ж. Б. Руссо, Г. Э. Лессинг, Р. Берне, А. П. Сумароков). Параллельно развивается Э. нетрадиционная, представляющая собой непосредственный отклик на злободневные события, часто политические. У А. С. Пушкина, например, существуют Э. как первого типа («Движение», «Любопытный»), так и второго (Э. на А. А. Аракчеева, Ф. В. Булгарина). К середине 19 в. Э. традиционного типа отмирает, а злободневная остается существовать как бы на периферии литературы; в русской поэзии 19 в. таковы эпиграммы Д. Д. Минаева, в советской поэзии — А. Архангельского, С. Васильева и др.

 

Тексты и лит.: Греческая эпиграмма, под ред. Ф. А. Петровского, М., 1960; Русская эпиграмма второй половины XVII — нач. XX в., Л., 1975.

 

М. Л. Гаспаров.

 

Пародия (греч. parodia, буквально — пение наизнанку)

 

в литературе и (реже) в музыкальном и изобразительном искусстве комическое подражание художественному произведению или группе произведений. Обычно П. строится на нарочитом несоответствии стилистических и тематических планов художественной формы; два классических типа П. (иногда выделяемые в особые жанры) — Бурлеска , низкий предмет, излагаемый высоким стилем («Похищенное ведро» А. Тассони, «Елисей...» В. И. Майкова), и травестия, высокий предмет, излагаемый низким стилем («Морганте» Л. Пульчи, «Вергилиева Энеида, вывороченная наизнанку» Н. П. Осипова). Осмеяние может сосредоточиться как на стиле, так и на тематике — высмеиваются как заштампованные, отставшие от жизни приёмы поэзии, так и пошлые, недостойные поэзии явления действительности; разделить то и другое иногда очень трудно (например, в русской юмористической поэзии 1850 — 1860-х гг., обличавшей действительность с помощью «перепевов» из А. С. Пушкина и М. Ю. Лермонтова). Пародироваться может поэтика конкретного произведения автора, жанра, целого литературного направления, целого идейного миросозерцания (все примеры можно найти в произведениях Козьмы Пруткова (См. Козьма Прутков )). По характеру комизма П. может быть юмористической и сатирической, со многими переходными ступенями. По объёму П. обычно невелики, но элементы П. могут обильно присутствовать и в больших произведениях («Гаргантюа и Пантагрюэль» Ф. Рабле, «Орлеанская девственница» Вольтера, «История одного города» М. Е. Салтыкова-Щедрина, «Улисс» Дж. Джойса). Первые образцы П. появились ещё в античности («Батрахомиомахия», 6 в. до н. э.); в средние века широко бытовала П. библейских и литургических текстов; в дальнейшем почти каждая смена литературных эпох и направлений (Возрождения, барокко, классицизма, романтизма, реализма, модернизма) обычно сопровождалась волной П. с обеих сторон. В русской литературе наиболее характерные для различных эпох образцы П. принадлежат А. П. Сумарокову, А. А. Шаховскому, Н. А. Полевому, И. И. Панаеву, В. С. Курочкину, Д. Д. Минаеву, В. С. Соловьеву, А. А. Измайлову; в советской литературе известны пародии А. Г. Архангельского, А. М. Арго, А. Б. Раскина и др. К П. близки случаи несоответствия стилистики и тематики, не имеющие прямой комической окраски, например аналогии в сюжетной схеме «южных поэм» и «Евгения Онегина» Пушкина; но такие случаи изучены недостаточно и редко называются П.

 

В театре, цирке и на эстраде П. также обязательно предполагает узнавание пародируемого предмета. Существовали специальные театры П., например « Кривое зеркало » и др. Созданы оперные П. («Опера нищего» Дж. Гея и др.); яркая пародийно-сатирическая направленность отличала оперетту 19 в. (композиторы Ф. Эрве и Ж. Оффенбах). На современной эстраде с П. выступают А. И. Райкин, С. В. Образцов, Г. М. Дудник, Е. А. Арнольдова и др. Среди виднейших исполнителей П. в русском и советском цирке — В. Е. Лазаренко, С. С. Альперов и Бернарде, Б. П. Вяткин, Д. С. Альперов и М. П. Калядин, Эйжен и Лепом, Карандаш и др. Снимаются фильмы-П. («Лимонадный Джо», 1964, ЧССР, и др.).

 

Тексты: Русская литературная пародия, ред. Б. Бегак, Н. Кравцов, А. Морозов, М. — Л., 1930 (есть лит.); Мнимая поэзия, ред. и предисл. Ю. Н. Тынянова, М. — Л., 1931; Русская стихотворная пародия, вступ. ст. и прим. А. А. Морозова, Л., 1960. Лит.: Тынянов Ю. Н., Гоголь и Достоевский. (К теории пародии), П., 1921; Томашевский Б. В., Теория литературы. Поэтика, 6 изд., М. — Л., 1931; Берков П. Н., Из истории русской пародии 18 — 20 вв., в сборнике: Вопросы советской литературы, т. 5, М. — Л., 1957; Морозов А. А., Пародия как литературный жанр, «Русская литература», 1960, №1; Рассадин Ст., Законы жанра, «Вопросы литературы», 1967, № 10; Фрейденберг О. М., Происхождение пародии, в сборнике: Труды по знаковым системам, т. 6, в. 308, Тарту, 1973.

 

М. Л. Гаспаров (П. в литературе).

 

Как видите, многословно и при этом не особо информативно.

Собственно говоря, такие дефиниции способны скорее запутать, чем прояснить суть. Приведи я здесь таковые для метафоры и аллегории – так Вы, чего доброго, и их разучитесь различать

 

Поэтому, думаю, полезней будет просто продемонстрировать на живом примере.

Вот недавно упомянутое мною PinkFloyd.SHEEP – это стопудовая эпиграмма на человеческую тупость/стадность. Правда, не чисто стихотворная, а ещё и музыкальная.

 

А вот ЭТО – хоть текст и музыка те же самые, но это уже пародия. Не скажу, на что больше – то ли на Евангелие, то ли лишь на "J.C.S.S." Э.Л.Вэбера, но точно пародия.

 

.

[Сэди]

Ну, про рифмы у Гаспарова отлично.

[Scud-IIEPBblu]

Это потому, что Вы и сами без него всё это прекрасно знаете. А вот я, к примеру, там у него (про рифмы) не понял ничегошеньки.

[mastholte rietberg]

Сегодня 16:10 Scud-IIEPBblu

Вы хотите формальные дефиниции?

Я хотела узнать, что под этим понимает хозяин ветки.

Мне кажется, что у всех понимание свое, и в итоге очень расплывчатое.

Но, конечно, если это согласуется с ожиданиями хозяина, я не вправе ни на чем настаивать.

[Scud-IIEPBblu]

Сегодня 15:14

Я хотела узнать, что под этим понимает хозяин ветки.

 

"Что понимает…" – вроде б уже на пальцах объяснил. А вот "как относится?".

Вот это действительно стоит, быть может, пояснить.

Потому что относится он примерно так:

 

Одна крохотная танка стократно ценнее целого талмуда рассуждений вокруг неё.

[mastholte rietberg]

"Что понимает…" – вроде б уже на пальцах объяснил.

Будьте добры - ткните носом, где)) Я пропустила...

[Scud-IIEPBblu]

Я про клипы по Pink Floyd.

 

Ой, а может, у Вас идиосинкразия к такой музыке?

[mastholte rietberg]

А, клипы - это пальцы)) Я не доперла.

Щас посмотрим...

Да, текст был.

Кстати, палец только один у вас.

 

Ну, в общем, ясно, что все так же расплывчато))

[Scud-IIEPBblu]

"Полная определенность – как и полный порядок – бывают только на кладбище" © Непомню Кто.

[Впечатлительная]

Ехали в Питер в плацкарте, хорошо так ехали, весело...)

 

На боковухе, рядом с сортиром ехала буч - такая вся брутальная, коренастая, руки-ноги забиты татухами, куря на остановках, сплевывала сквозь зубы...

 

Как и положено в плацкарте, все мы курсировали из одного конца вагона в другой, и случилось мне её слегка задеть. Я поднапряглась (с мужиками улыбнешься, отшутишься - и все довольны, а тут не знаешь, что и ожидать), но в ответ на извинение тоненький бабий голосок пропищал:"Ничего страшного!"...

 

Это о ломке стереотипов..))

[mastholte rietberg]

На кладбище? А, вот к чему эта дохлая ссыль была... Скрытый некрофил, гг)

[Scud-IIEPBblu]

Дохлая ссыль???

Это как это?

Минуточку…

[Scud-IIEPBblu]

Тьфу!!! Уроды! Удалили!!!

Вчера ещё работала…

Правда, залогиниться требовала. 18+ типо…

Нет, я просто балдею с этих либерастов и всех ихнмх дутых "свобод"…

 

Хорошо хоть, скачать догадался.

[Scud-IIEPBblu]

Lesson Eight. Уровень пятый (секретный): Nightmare in Vegas.

 

Ой, что было, что было!… Просто – ужас!

 

Сперва Ларочка преподнесла сюрприз. Оказывается, до Вегаса она думала плыть на пароходе. Ну, что с нее возьмешь – англичанка.

Вообще-то, идея мне понравилась, да только, вот беда, додумался я не сразу. Эх, стоило бы, пожалуй, плюнуть на всякие, там, вегасы и, действительно, рвануть с ней куда-нибудь… Поплавать на белом пароходике… Ну, там, Ладога, Валаам, Кижи и все такое…

Эх, дурак, такую возможность упустил!…

 

Потом выяснилось, что прихватила она с собой какую-то золотую цацку, мол, ей она теперь дорога как память. Тут я спорить не посмел, да и кто бы, вообще, на это решился – попробуй-ка отговорить леди тащить с собой что-то там ювелирное…

Какая это была глупость, я понял только в Шереметьево, когда увидал, ЧТО именно она собирается протащить через таможню. Эта самая её "цацка" оказалась высотой этак с четырехэтажный дом!

Когда обалдевший таможенник с профессиональной вежливостью спросил меня на ломанном английском, что это такое, мне не пришло в голову ничего глупее, как честно ему признаться на не менее ломанном русском, что это – золотой самородок, вывезенный нами с их секретной военной базы. Предварительно нами же с Ларой разгромленной до основания.

Боже мой! Такого веселого ржания я не слыхал даже в ливерпульских портовых кабаках!…

Нас тут же куда-то поволокли. Я, было, решил – на расстрел. Оказалось, гораздо хуже – поить водкой. Ага, мне уже когда-то доводилось читать страшилки ихних диссидентов. Ну, там, знаете, ужасы ГУЛАГа, зверства ЧК, НКВД, КГБ… Теперь у них Perestroika & Glasnost, а это, оказывается, во сто крат страшнее. Совсем озверели, беспредельщики!…

Главное, ну в чем нам еще сознаваться-то? Нет, они даже слушать не хотят. Знай, ржут, себе, да еще подливают. Сами, правда, тоже не отстают – такая у них, значит, метода отработанная. Чтобы, стало быть, ни на миг не терять с подследственным контакта психологического. Только у них-то у всех организмы, видать, тренированные, закаленные, проспиртованные – работа у них такая… А нам, чувствую, отсюда живыми уже не выйти. Влипли!… Они, видно, это тоже учуяли. Ясное дело – небось, не каждый день такая добыча попадается. Аэропорт свой быстренько прикрыли, нагло наврав пассажирам что-то там про технические причины и метеоусловия. Какой-то зал в ресторане реквизировали для своих служебных надобностей и принялись за нас, да еще с таким усердием!…

Блин! Я и не думал никогда, что в одном аэропорту может оказаться сразу столько таможенников… А, тем более – столько водки!…

У меня уже все плыло перед глазами, когда к нам ввалился пограничник с автоматом. Оказывается, он тоже при делах. Сразу же потребовал себе какого-то Штрафного, но такового на месте, по-видимому, не оказалось, поэтому солдатику быстренько налили пивную кружку водки, он ее залпом осушил и, не закусывая, приступил к допросу.

По-моему, он нас по-английски спрашивал что-то про оружие и наркотики, хотя в его загадочной речи преобладали больше русские слова – что-то там о сексе и сексуальных извращениях. Да еще и столь невообразимых, что вот заставь знаменитую немецкую порноиндустрию снять хоть один из упомянутых им эпизодов – она на этом враз и кончится как таковая.

Порадовать бедного солдатика было решительно нечем. Даже наркотиков мы с собой не догадались прихватить… Вот, разве что, оружие? Где ж оно? А, да вот же… Ну-ка, мужичек, подвинься, дай достать из рюкзачка… Осторожно, не падай, мне тебя не поднять будет… Сам уже еле ползаю…

Тихо, тихо, солдатик, успокойся!… Ну, и зря же ты ему физиономию-то разбил. Он и не думал к Ларе приставать. Это она сама спьяну на него уселась, с чем-то из мебели, видать, перепутала… Да оно, впрочем, и не важно. Он все равно до утра ничего не почувствует.

Только автоматик твой пускай пока у меня побудет, ладно? От греха – подальше…

Не, парень, эта M16 даже близко не похожа на саксофон. Мало ли, что ты там помнишь, как тебя в детстве на чем-то там играть учили. Ну, черт с тобой, на, попробуй – подуди, дай только я обойму вытащу…

Ладно, ладно, Армстронг ты наш бледнолицый, убедил – умеешь. Классно у тебя получается. Только, извини, там, кажись, еще один патрон в стволе остался, так что ты не очень-то, ну, затвором-то, того… Когда в ствол-то ей, стало быть, дуешь…

Как это, "куда все подевались"? Лара их на взлетную полосу увела – ворон из Узи пострелять. Ты ж сам идею им подал своей гениальной музыкой… Что? А… Ну, пошли, к ним присоединимся. Ага, оттянемся по полной вместе с ребятами… Я с твоим калашником, а ты с этим "саксофоном"… Обоймы тут, в рюкзачке…

 

Ой, что было, что было!… Кошмар!…

 

Ну, кто ж мог знать, что этот стрелок Ворошиловский – отличник боевой и еще какой-то, там, подготовки…

 

Ворон, понятно, пострелять не удалось – ночь уже. Решили они банками консервными обойтись. Облюбовали на стоянке лимузин какого-то дипломата, насобирали банок-жестянок да пустых бутылок. Крыша длиннющая, мусора много поместилось…

Нет, никто не попал. Ни в банки, ни даже в лимузин. Слишком уж быстро сегодня Земля почему-то вертится…

А когда вдруг потух прожектор от шальной пули, и стало как-то темно и неуютно, прибежали еще с десяток погранцов и рассказали, что там пассажиры-иностранцы зачем-то позалазили в фонтан с водой и вопят, что они согласны уже на любые условия.

Ну, я-то понял, в чем дело. Просто ребятам тоже захотелось к нам с таможенниками присоединиться. Эти, правда, пили мало – и без того были такие “хорошие”, что водка в них уже не лезла. Больше палили из своих калашниковых. Но попал только наш пограничник. Он сообразил притащить гранатомет из Лариного рюкзачка, но главное – цель нашел подходящую. Конечно, большей "консервной банки", чем цистерна топливозаправщика, найти на аэродроме было трудно…

Но ведь он же – попал! Молодец!… Всем нам носы утер…

 

Когда меня снова привели в чувства… Да-да, разуметься, чтобы влить в меня очередную порцию водки… До меня дошло, что действие уже перенеслось в зал ожидания этого самого аэропорта. Пассажиров-иностранцев в фонтане уже не оказалось, там плавали только их деньги, документы, чековые книжки…

Плавали там и таможенники – освежались. Двое из них пьяно спорили – делили стрелу от гарпуна, пронзившую карточку American-Gold. Трое других пытались выдернуть еще одну стрелу – такую же, но только без кредитной карточки – торчащую из толстой задницы четвертого, а пятый лил ему в рот водку прямо из двух бутылок сразу, чтобы тот не так громко орал. Не думаю, что – от боли. Все-таки после такой дозы спиртного… Даже не знаю, отчего он был так недоволен тем, что делают с его задницей и гарпунной стрелой, увязшей в ней больше чем наполовину…

Сами же пассажиры почему-то висели на хрустальной люстре, судорожно за нее цепляясь и жалобно матерясь на добротном русском языке – наверно, уже успели выучить…

Пограничники вспоминали какую-то веселую историю из своей служебной практики, но не рассказывали ее, а изображали в лицах. При этом половина из них почему-то ползала на четвереньках, гавкала и задирала ногу на мраморные колонны. Вторая же половина тоже ползала, но с автоматами и, похоже, кого-то ловила. И все они при этом громко хохотали и постоянно спорили, кто же из них первым подстрелил…

Я, честно говоря, так и не успел понять, на кого же они охотились, потому что в это время ввалилась огромная толпа в камуфляже, в черных масках и вооруженная до зубов. Оказалось, это – рота спецназа, приехавшая освобождать аэропорт от банды террористов. Погранцы решили к ним присоединиться. Мы с Ларой тоже хотели помочь, но нам не разрешили, сказали, это – их внутренне дело.

Никаких террористов они, правда, так и не нашли. Наверно, те успели спрятаться среди заложников. Поэтому спецы решили, поснимав этих кретинов с люстры, отвезти их всех в какое-то Лефортово – для выяснения. Все свободное место в их автобусах таможенники радостно загрузили ящиками с водкой, а не поместившиеся остатки ее заставили выпить грузчиков, которые, оказывается, уже успели погрузить весь наш багаж…

 

Спрашивается – куда?

 

Оказалось, на зафрахтованный нами громаднейший самолет с желтой и синей полосами на хвосте. Ух, ты!!! Я такого здоровенного даже в кино не видал…

Тут снова появился Он, и я понял, что это не было галлюцинацией. Да-да, как ни трудно в такое поверить, но я действительно видел русского, который не пьет. Его все тут почему-то звали Новым, на что он незлобиво огрызался, что, дескать, никакой он не новый русский, а старый и – еврей… Но, что при мне он действительно не выпил ни одного стакана, я мог бы, пожалуй, даже присягнуть… если бы, конечно, смог бы вспомнить, сколько же выпил я сам…

…Его сюда притащил один из таможенников, представив его каким-то своим дальним родственником. Мне он сразу очень сильно понравился, как вообще может понравиться галлюцинация, за которую я его принял поначалу. Он не только не пил, не стрелял из автомата по стенам из витринного стекла и не мочился на мраморные колонны, но и удивил меня, сразу проявив деловой подход. Потребовал от меня мою подпись под какой-то доверенностью, якобы на страхование перевозки нашего груза. Затем оказалось, что он умудрился оформить закладную на время нашего перелета и под нее получить какой-то бешеный кредит в каком-то российско-швейцарском банке, там же его и обналичить, да там же и провернуть парочку каких-то загадочных финансовых операций…

Не знаю, в чем тут секрет, но оказалось, что на нашу долю вырученной прибыли он уже успел зафрахтовать нам самолет до Вегаса. При этом уверял, что на свою долю, которую получит к концу нашего рейса, он сумеет купить для своей авиакомпании еще два таких же. Блин! Какая громадина! Сколько же она может стоить?… Неужели, мужичек, это все всерьез?… Или это – русский юмор такой?…

Ладно. Главное – летим. Единственное, что он потребовал от нас – до конца рейса всем говорить, что эта наша "церетелька" – действительно вся из чистого золота. Я попытался объяснить ему, что это, вообще-то, так и есть на самом деле. Он довольно подмигнул, заговорщицки потряс мне руку и, загадочно улыбаясь, поведал мне по секрету, что он, оказывается, всегда знал – делать бизнес можно не только с русскими. "И у вас, на Западе, не все – иди'ёты!…"

Интересно, что же он имел в виду??? Если мне суждено когда-нибудь протрезветь, то обязательно надо будет обдумать его слова…

Вегас оказался страшной дырой. Пустыня. Дикая жара. Из жратвы – одна выпивка. Отели, бордели, казино… И миллион кретинов в смокингах и удушливых беленьких воротничках, туго затянутых удавками черных нейлоновых "бабочек". При каждом – пара потных шлюх в длиннющих вечерних платьях и с силиконовым выменем навыкат. Это с утра-то. Впрочем, отсыпаются тут все исключительно днем – из-за адовой жары…

К черту! Хочу в Финляндию – там, говорят, до сих пор сухой закон!…

Нас с Ларой здесь сразу приняли за гангстеров и ужасно обрадовались нашему приезду. Жаль, что не все оружие удалось привезти с собой. Гранатометик и "саксофон" Лара подарила новому приятелю – пограничнику. В знак уважения к его меткости и к его музыкальному таланту, как я понял. А ее гарпунчик заныкали таможенники. Наверно, они до сих пор ныряют с ним в фонтане, стреляя под водой по мирно плавающим там кредитным карточкам.

Зато в нашем багаже почему-то оказалось около сотни калашей. Ни хрена, себе! Где же эта контрабандистка их взяла, и как она умудрилась провезти сюда?… Неужели это – оружие погранцов? Ч-черт, как неудобно-то…

Н-нет, пожалуй, не получается – слишком уж много…

Остается – спецназ…

Ну да! Что-то же гремело во тьме железом по асфальту, когда они загружали ящики с водкой. Я-то думал, это они заложников выкидывают из автобуса… Интересно, они хоть успели добраться до своего Лефортова, или начали бухать еще по дороге?…

 

Даже не стал ее спрашивать, все равно все свалит на грузчиков. Мол, те во тьме, да спьяну, да по ошибке…

 

…Покрасоваться в лучах славы, правда, не удалось – слишком тяжко было на душе после проводов в Шереметьево. И очень разозлил хозяин отеля, успевший продать кучу билетов желающим посмотреть, как мы с Ларой будем его грабить. Скандала, впрочем, тоже не вышло. Этот ушлый шоумен даже из своего конфуза сумел извлечь прок – изобразил все как конкурс простаков, вручил десятку придурков, купивших билеты первыми, по какому-то дурацкому призу, а остальные удовольствовались его словами, что они – еще не полные кретины, и им призов пока не полагается.

М-да, пожалуй, этим еще есть, куда прогрессировать…

А нам с Ларой он предложил сразу продать ему оптом все наши калашниковы, причем на самых выгодных условиях – по бартеру, без налогов и бумажной волокиты. Ему, значит, дефицитное оружие – настоящее советское, не какое-нибудь там made in China. А нам взамен – бесплатное проживание в его пустующем отеле. Пока самим не надоест. Лара сразу же согласилась, меня это удивило, но я виду не подал. Я был несказанно рад хоть как-то избавиться от этой груды оружия. К тому же – совершенно бесполезного, там почему-то не оказалось ни одного патрона.

Как же я влетел!… Ну конечно, оказалось, что кроме этой дурацкой скульптуры из золота, она привезла с собой еще и своих любимых зверушек. Как она умудрилась, меня, ради бога, не спрашивайте – я был так пьян, что привези она сюда заодно Эйфелеву башню – меня и это ничуть не удивило бы. А уж что до Лары… Дьявол! Оттого-то она так и обрадовалась, получив вдруг возможность без проблем разместить все свои сокровища.

 

Черт! Надо было бы устроить ей за все это хороший втык, но не успел…

Да, поссорились мы как-то глупо. Читал ей о ее же похождениях. И только дошел до того места, где у меня про садистов… Ну, тех… с дубинками…

Какая муха ее укусила?! Обозвала меня толстокожим носорогом, прошлась по поводу моего умственного развития… Вспомнила какого-то из своих хахалей, вот он, мол, понимал, что к чему, умел разбираться в чувствах женщины…

Бред какой-то!…

В конце концов, заперлась в ванной. Ей, мол, надо в холодной водичке поплавать, после Шереметьевской попойки в чувства прийти. Ей, дескать, еще понадобятся светлая голова и твердые руки. Наверно, думает, дуреха, что и здесь найдет, с кем повоевать…

Может, оно – и к лучшему. Может, удастся выспаться до вечера. Спать среди бела дня – без привычки тяжело. А тут еще эта жара – кондиционеры больше шумят, чем спасают… Да и я, если честно, после этих проводов тоже не в форме, мужик из меня сейчас, сами понимаете – никакой. Ну, и если уж совсем честно, не очень-то и…

Ну, не нравится мне она как женщина. И никогда не нравилась… Так только… Погреться в ореоле ее славы… А что касается…

 

Эх, "зелен, зелен виноград, очень зелен…"

[Scud-IIEPBblu]

Тоска… Никак не спится, что странно, ведь в России сейчас ночь… Впрочем, к российскому распорядку я так и не успел привыкнуть, что совсем не странно. Какой уж там, к дьяволу, распорядок – с такой-то бестией на руках!…

По-моему, я если и спал хоть раз за все это время, так только на борту этого жуткого авиамонстра киевского производства. Да и то, если честно, не спал, а валялся трупом, подыхая от лошадиной дозы спиртного…

 

Та-а-ак… Что это вдруг вспомнилось? Странное что-то и гадостное… Ну, да… Там в этом Шереметьево, гори оно огнем… Нет-нет, там-то, слава богу, еще до нашего отлета всё успели потушить… Но…

Что-то такое я видел в ее рюкзачке, когда лазил туда за пушечкой… Ну, конечно. Томик этого психа – маркиза де Сада…

Неужели?…

Точно, вот он. Гадость, какая. Да еще и на русском языке…

Во, фигня-то! Она ж, дура, по-русски и говорит-то еле-еле. Её ж ни один русский не поймет, пока у нее в руках нет калаша… Или пары Узей…

Черт! Что еще за идиотизм! Она, что же – хотела, чтобы я ей эту дрянь читал? Вслух? На ночь глядя? Ну, или там – на день… На сон грядущий, в общем.

Переводил ей и растолковывал?… Или?…

ИЛИ??!

 

Ну, блин, приехали!… Да за кого она меня?… Меня!!! Вот, тварь!…

Ладно. Хватит психовать. Успокоиться и все обдумать…

Так…

До вечера, до подъема, то есть, еще часов шесть осталось. Успею, пожалуй…

Ну, и эти… должны успеть. Телеграмму им – первым делом. Пока долетят…

Так. Узи и пистолеты – уже знаю, куда.

Ружье… Нет, ружьишко, пожалуй, оставлю. Жалко все-таки дуру эту. Патроны только рассовать по нычкам, чтобы все сразу сдуру не истратила…

Ключи, замки, двери, лифты… Это все – фигня. Это там, на месте, сообразим. Сымпровизируем по ходу дела…

Ну, и пугачи ее родимые… Ах, да она же с ними и сейчас в ванночке плавает. Даже там с ними не расстается. Боже, совсем ведь еще дитя… Несмышленое…

Ладно, к черту сантименты…

 

Самому-то – куда? Так, чтобы все видеть. Ну, да. Смотреть и не вмешиваться…

Есть, придумал.

Буду изображать ее слугу-пенсионера. Рожа-то после вчерашнего – в самый раз, страшно к зеркалу подойти. И работа непыльная – знай, таскай за ней подносик с водичкой… Должен как-нибудь управиться…

Что ж, посмотрим, на что она сама годится!…

Пусть получит, что сама, дура, хочет…

 

...................................

 

Ваше Сиятельство, помирать подано!

 

...................................

 

Эй, красавица… ну, то есть – Ваше Сиятельство!…

Солнышко-то уже – тю-тю… Ночь-с…

Вам уже, извиняюсь, самое времечко-с…

[Scud-IIEPBblu]

Да, я уже понял, что в этой ветке никто никогда ничего не читает. Ну и ладно, пусть так и будет. Но вот прошлись так ненавязчиво где-то про весёлую темочку о пытках в подвале – и сам не знаю, что мне вдруг это вспомнилось…

Из старого-старого одного такого перевода:

[Scud-IIEPBblu]

На восьмой день доктор назначил моему пациенту особую процедуру. Он, со столь свойственной ему манерой разводить наукообразную заумь, называл всё это безобразие сеансом шоковой терапии. Хотя от всего, задуманного им, всемирная слава Содома и Гоморры блекла, как свет зажженной спички в ясный летний полдень. Как ни удивительно, но моё профессиональное мнение полностью совпадало с его, с той лишь разницей, что было оно …дским, а не медицинским. Послушать доктора, так мой супруг для излечения срочно нуждался в мощнейшем потрясении – не меньшем, чем то, которое свело его с ума. Дескать, лишь такое же, а лучше – даже ещё большее, только и может вернуть ему рассудок.

Готовились мы очень тщательно, ведь, по мнению доктора, упусти мы этот шанс, и другого может уже и не быть. Всё осложнялось тем, что предстоящая процедура была столь интимной, что её даже пришлось держать в тайне от моих секьюрити. То есть, с соблюдением секретности как раз проблем вовсе не было. Просто приказала я старшему по смене ничего не знать самому и проследить за его подчиненными, чтобы случайно не встряли не в своё дело. И будьте спокойны – всё исполнит в самом лучшем виде. Вот только пришлось нам самим обходиться без помощи, а как раз тут очень пригодились бы ещё две-три пары крепких мужских рук…

 

Нет, вы только представьте себе картину!

Полночь. Большие часы в рыцарском зале бьют двенадцать раз, так что слышно даже здесь, в подвале. Мой благоверный тут же моментально приходит в себя – в него будто дьявол адский будильник вселил. Только на сей раз он обнаруживает себя не в своём инвалидном кресле замотанным в смирительную рубаху. Где уж там! Стоит, голубчик, прикованный за руки к потолку своей любимой резиновой клетки. Одетый по всей форме – в мой наряд грязной шлюхи, в полный комплект. Представляете?!

Вряд ли. Такое представить себе невозможно. Я, по крайней мере, и не предполагала, что всё будет выглядеть настолько грязно и карикатурно. Ну, как мы умудрились натянуть мой …дский наряд на мордастого пятидесятилетнего мужика – это вообще отдельная тема. Если кто не понял, объясняю насчет моей фигуры – когда-то мои господа соревновались, кто из них сможет обнять меня за талию пальцами двух рук. И у многих это получалось. Некоторые, правда, могли сомкнуть в кольцо пальцы на моей голой талии, только хорошенько перетянув меня плетью по жопе, чтобы я глубоко выдохнула. Зато другим это удавалось делать, даже когда я стояла раком, а мой живот раздувался изнутри не самым маленьким из членов. А у моего нынешнего супруга комплекция такая, что даже трусики с моей широкой жопы едва не лопнули, пока нам удалось их натянуть на его толстый зад. Но, что в результате он будет выглядеть, как старая жирная шлюха, чье тело потеряло свои формы от старости и непосильной эксплуатации на скрипящей ржавыми пружинами койке… и прочими атрибутами порочного образа жизни? Нет, к этому я никак не была готова. Уж лучше бы у нас получилось что-то наподобие мешка с дерьмом, тогда б меня хотя бы не разбирал нездоровый смех от взгляда на его три дня не бритую рожу. Столь же мало гармонирующую с этим бесформенным пугалом в костюме шлюхи, как если бы такая же рожа оказалась, например, у меня.

Ну и сама рожа, конечно… Можете представить себе верблюда, который поутру с бодуна узнал, что вчера по пьяному делу он таки пролез сквозь игольное ушко? Ага, полная непонятка в высшей степени офигения! И это ещё – очень мягко выражаясь…

И тут вхожу я. Одетая в строгий черный брючный костюм поверх белоснежной шелковой блузочки. Строгий официальный галстук "бабочка". В одной руке у меня черный дипломат, в другой – длинный тубус. Ставлю дипломат на стол, раскрываю его и демонстративно достаю из него всё необходимое. Плетка, ножницы, стальные браслеты…

Затем открываю тубус и достаю… Нет, пока это только длинный пластиковый шест для раздвигания ног. Электрический хлыст доставать ещё рано – пусть сам гадает, ждет его и это тоже – или нет. Пусть помучается немного, потерзается неизвестностью…

…Когда на свет является из дипломата огромный фаллообразный фонарик, нервы у моего пациента не выдерживают. Пару минут равнодушно наблюдаю, как это чудо бьется в истерике. Затем деловито пробую зажечь и, убедившись в полной исправности, достаю из дипломата тюбик любриканта и резиновую перчатку. Натягиваю перчатку на руку и демонстративно обмазываю скользкой вязкой массой огромную головку фонарика. Новая истерика – на этот раз ещё громче и продолжительней. Так бьется, несчастный, в припадке дикого отчаянья, что вся тяжеленная клетка прямо ходуном ходит.

А я, не дожидаясь окончания затянувшейся истерики, беру ножницы, подхожу и начинаю ими своего пациента "раздевать". Разрезаю шнуровку у него на груди. От полного офигения он даже замирает на пару минут. Затем, воспользовавшись паузой, режу само платье – от декольте до самого низа. Едва успеваю при этом двигать ножницами за трещащей на его пузе туго натянутой тканью. Теперь очередь прозрачной сорочки. Эту я режу сзади снизу до верху, а потом по очереди обрезаю бретельки. Ох, вы бы видели, что с ним делается! Когда я срезаю с него бюстгальтер, несчастный визжит так, как будто есть у него, что прятать под ним! Но я непреклонна. Нетерпеливо отшвырнув ногой скопившееся на полу тряпьё, срезаю с его задницы тонкие прозрачные трусики и, вдоволь наглядевшись с не предвещающей ничего хорошего садистской улыбкой, как мой пациент в панике истерически сжимает свои кривые колени, принимаюсь стягивать с его мохнатых ног черные нейлоновые чулочки…

Доктор предупреждал меня, что это, вообще-то, рискованно. Лягнуть может с перепугу – что возьмешь с психа! Поэтому он предлагал заранее раздвинуть нашему пациенту ноги и приковать их к пластиковому шесту. Но я настояла на своём – всё должно быть точно и натурально. И теперь сама убедилась, насколько же я была права. Какое там "лягнуть"?! Визжит, вертит жопой и ноги сжимает, как перепуганная девушка невинная, которую вот прямо сейчас будут насиловать!

Делаю вид, что это меня жутко разозлило, и беру в руки плеть…

Ого!? Это я визжать умею, когда меня порют по жопе? Это я умею слушаться плетки хозяйской? Черта лысого! Да мне у него ещё учиться, учиться и учиться. Вот ведь где, черт побери, – действительно рабское послушание!!!

Чего это он там лопочет? Умоляет жопу его пощадить? Так ведь не порю же уже, только стой, сука, смирно. И ноги раздвигай пошире… Ещё шире, сука, черт тебя побери! Не видишь, что ли, какой у меня для тебя длинный шест. Вот так, вот так, так-то оно лучше, знаешь же, грязная шлюха, как надо…

Ах, так вот он о чём! Ну, уж нет, голубчик. И не надейся! Даже мечтать не смей! Сейчас ты всё у меня получишь, по полной программе!

Демонстративно беру в правую руку густо смазанный фонарик, а в левую со зловещей улыбкой на садистской физиономии – плетку. Чтоб, значит, не вздумал сопротивляться. И захожу сзади…

Признаться честно, мы с доктором тут слегка схалтурили. Я лично, вообще, была против фонарика. Мы ведь хотим получить в результате губернатора… а не педераста. Но доктору удалось меня переубедить – сама же хотела полной достоверности! Ну, вот! А фонарик я только показала ему свой, настоящий – во всей его жуткой красе. Но засовывать такой мужику?! Это уже не педераст даже получится – сразу труп! На самом деле, был у меня специально для него заготовлен другой фонарик, миниатюрная копия моего. Это доктор заранее постарался – обеспечил наличие и объяснил, что к чему. Научил прятать его уже смазанным и хранить до поры так, чтоб сохранить его холодным… ну, это, чтобы, там, по его температуре нельзя было заметить подмены… Я, если честно, и сама не всё тут поняла, да и было мне не особо интересно…

Копия, впрочем, оказалась далеко не такой миниатюрной, чтоб мой пациент не успел осипнуть от душераздирающих воплей, пока я, злорадно хохоча при этом, её запихивала ему в задницу, постоянно нетерпеливо стегая его плеткой, обзывая сукой да …дью и веля задирать жопу голую повыше. И я не думаю, что визжал он только от ужаса, думая, что в него запихивают огромный оригинал.

[Scud-IIEPBblu]

Что и говорить, когда я доставала из тубуса жуткий электрический хлыст, этого уже можно было и не делать. Бедняга висел на скованных руках совершенно безвольно, послушно задрав жопу с торчащим из неё фонариком, всем своим видом показывая полную обреченность и рабскую покорность своей судьбе. Не пригодилась и яркая лампочка, которой доктор так гордился, что он сумел её найти в каком-то уникальном каталоге медицинской аппаратуры. Просвечивала она и впрямь так ярко, что, глядя на сияющий живот пациента, никто б не усомнился, что в нём действительно горит мой фонарик. Вот только сам пациент уже был в таком состоянии, что не мог ничего видеть, не мог ни о чём думать, не мог ничего понимать. И только его член, жалко сжавшийся от страха так, как будто пациент провел ночь, сидя в ледяной проруби, выдавал звериный ужас перед всем ещё только предстоящим, затаившийся где-то в тайных глубинах несчастного существа. А это позволяло надеяться, что начатую процедуру ещё есть смысл продолжать.

Тут, честно говоря, мне понадобилась вся моя сила воли, чтобы недрогнувшей рукой завершить начатое. Включив хлыст на самый минимум, я с широкой зловещей улыбкой сунула его пациенту между ног…

Хоть доктор и уверял меня, что это будет практически безопасно, но в тот же миг весь подвал огласился столь жутким визгом…

Вы когда-нибудь слышали, как визжит уже осипший от воплей мужчина? Когда визжать он уже не может. Не может – чисто физически. Но он не может и не визжать! Уж можете мне поверить – я знаю, о чём говорю. Этот визг, вопль, рев… Уложите на шоссе широченный лист толстого витринного стекла длинной в милю и пустите по нему асфальтовый каток… со скоростью курьерского поезда… Хруст, лязг, скрип, звон, скрежет!… Лопающиеся барабанные перепонки обезумевших от ужаса прохожих… Трескающиеся стекла в окнах домов…

…Казалось бы, среди всей троицы посвященных я рискую меньше всех. Чего мне, собственно говоря, бояться? На самый худший случай, пожизненный срок у меня уже есть… Получить ещё один за умышленное убийство? Но я испугалась вовсе не этого. Я так жутко перепугалась этого адского визга, что сразу решила, что я уже сделала своего супруга полным импотентом. Вот так вот – своими собственными руками!… Конечно, доктор меня предупреждал, что визгу будет столько, что я вполне могу на какое-то время оглохнуть. И я была уверена, что я готова пройти через всё это. Но всё же реальность оказалась столь жуткой, что я сама потеряла сознание. То ли – от страха, то ли – от сочувствия…

Да моего участия, собственно говоря, уже и не требовалось. Пациент уже был доведен до такого состояния, когда исчезают любые грани между нормой и безумием, между безумием болезни и безумием боли, между безумным ужасом боли и болью ужасного безумия. Мои мужчины занялись им сами. Доктор что-то вдалбливал ему в голову противным монотонным бубнением, а братишка что-то ему подсказывал, что-то требовал закрепить, что-то уточнить… Типа – гипноз, что ли…

Иногда голоса стихали ненадолго. Я уже знала, что именно за этим последует, и старательно зажимала уши. Так, по крайней мере, мне казалось сквозь обморок. Не очень-то это помогало, честно говоря, и очередной жуткий вопль вновь и вновь рвал на части мои оглушенные мозги. И самым жутким для меня была навязчивая мысль, что мой несчастный супруг и до сих пор ведь уверен, что это я его пытаю тем самым жутким хлыстом, которым он столько раз дарил мне моё неземное счастье…

А знаете, почему я вообще на все это согласилась? Вовсе не потому, что плохо представляла себе, насколько всё это окажется непереносимо жутко. Хотя и это тоже правда. Но самое главное – то, о чём мы с доктором так и не сумели прийти к общему мнению.

Ну, то есть, мнение как таковое у нас было едино – "Надо!!!" Вот только доктор уповал на какие-то неведомые психиатрические уловки, которых я, честно говоря, так до конца и не сумела понять. Я же судила, как вы понимаете, исключительно со своей точки зрения. С точки зрения …ди, с точки зрения рабыни, с точки зрения женщины… с точки зрения законной супруги, в конце концов.

Пусть почувствует сам!!! Пусть всё почувствует сам! И боль – жуткую боль до кровавых искр, летящих из глаз. И ужас – ужас в ожидании боли, ужас не выдержать жутких мучений и сойти с ума, ужас от того, что я такое терплю, выдерживаю и с ума не схожу, ввиду отсутствия такового – надо понимать… и снова дикий ужас в ожидании новой боли. И унижение – неописуемое словами унижение, какое не дано постичь человеку, какое знают только бессловесные скоты… и ещё сексуальные рабыни. И бесправие. И свою полную беспомощность. Пусть знает, каково мне, когда меня сковывают, раздевают, порют, насилуют. И пытают! Господи, самое главное – как же жутко меня пытают!!!

Вы только не подумайте чего. Всё это ни в коем случае не из мести. Упаси, господь!!! Совсем ведь всё наоборот!

Просто когда он всё это сам прочувствует, то потом, мучая и насилуя меня, он будет точно знать, что я при этом буду ощущать. И это, по всем моим …дским расчетам, должно будет, как минимум, утроить все получаемые им при этом удовольствия. Удовольствия от моих страданий, я имею в виду. Главным образом. А то получается, что я вроде как мучаюсь понапрасну, только для себя для самой. Ну… в общем-то, оно, конечно, тоже не лишнее…

Ах, дьявол! Да для меня все это до такой степени не лишнее, что я просто понять не могу, как могут жить без этого те женщины, что считают себя порядочными. Что, черт возьми, может сравниться с этим? Чем можно попытаться заменить это ни с чем не сравнимое счастье?! Боже праведный! Да на что бы я только не пошла ради этого?! И ради чего, скажите на милость, тогда вообще живут на земле эти тупые дуры, черт бы их всех побрал?! Ах, даже в бреду вспоминать об этом так сладко, что я сомлела бы от счастья, не будь я уже без сознания…

…Очнулась я на холодных ступенях винтовой каменной лестницы и долго никак не могла вспомнить, как и зачем я здесь оказалась. Не могла даже сообразить, вверх или вниз лежит путь к подвалу с кошмарной клеткой, и надо ли мне искать туда дорогу. Хочу ли я вновь очутиться в той жуткой камере, где, быть может, до сих пор мучается подвешенный за руки в ужасной резиновой клетке мой уважаемый клиент – мой законный супруг – мой несчастный пациент – моя невинная жертва…

По-моему, я снова потеряла сознание. Во всяком случае, я не смогла потом вспомнить, как провела я остаток той жуткой ночи…

 

А поутру я уже как ни в чем не бывало заново знакомилась со своим супругом. Доктор впустил меня к нему в палату лишь на три минуты, и то с условием, что больной не станет чрезмерно травмировать своим поведением свою несчастную молодую жену, и без того уже всю изведшуюся в неведении и страстно жаждущую лично убедиться, что её супруг ещё жив. Что кризис уже миновал. Что свалившая её любимого мужа чудовищная болезнь, хоть и нехотя, но все же уже постепенно сдает свои позиции, отступает с боями под непреодолимым натиском передовой современной медицины, в лице нашего многоуважаемого доктора. Что…

Ну, в общем, короче говоря, – меня любимую.

Мне даже не пришлось ни грамма притворяться – муженек являл собой столь жуткое зрелище, что у меня совершенно искренне слезы сами лились ручьем. Эти черные круги вокруг глаз умирающего, эти обвившие его провода каких-то датчиков, сразу напомнившие мне о совсем другом использовании электричества, эта жуткая кислородная трубка, вставленная через нос в трахею, чтоб дышать в обход распухшего от адских воплей горла… И капельницы, и стены палаты, облепленные стеллажами, забитыми под потолок самой загадочной медицинской аппаратурой, какую мне только приходилось видеть в жизни…

Одно несомненно – доктор никогда не знал никаких проблем с деньгами на здравоохранение. И, как мне показалось, умел с толком вложить каждый доллар, каждый цент. И не куда попало, а именно в охрану здоровья своего босса. Да это ж просто чудо какое-то необъяснимое, что даже ему понадобилась помощь в его работе. Да ещё не чья-нибудь, а моя…

На этом, правда, свидание было окончено. Доктор предельно корректно, но очень настойчиво выпроводил меня из палаты. Для моей же пользы, вроде бы. А потом, отдав распоряжения паре качков в белых халатах – моих секьюрити, исполняющих роль сиделок, вышел за мною следом.

 

– Ну, мадам, ну, успокойтесь, ну не надо так плакать… – уговаривал он меня, оставив двери приоткрытыми, чтоб больному всё было слышно. – Знаете, мадам, он хоть и не может пока говорить, но там есть такой пультик с кнопками и с бегущей строкой, и ваш муж уже научился с его помощью со мною общаться. Мадам, я вас уверяю, с мозгами у него уже всё в порядке… Ну, почти всё. Память ещё не полностью восстановилась, но есть все основания надеяться… Знаете, что он мне только что написал? Вот, читайте, – и сует мне в руки фиговину наподобие большого такого пейджера.

 

"Док! Поздравляю! Я узнал её, клянусь! Я её совершенно не помню, но лишь только увидел, и тут же узнал. Я знаю теперь, чьим личиком я грезил в том аду, откуда ты меня вытащил. Ты, док, не обижайся, ты, конечно, профи, и профи очень крутой, но, при всём уважении, док, пойми – хрен бы я выжил у тебя без этого! Это она – мой ангел, чей образ звал меня вернуться к жизни!"

 

А за обедом я потребовала полного отчета. Доктор сперва опешил от моего напора. Видимо, в мечтах своих уже успел возгордиться успехом, приписывая его своёму профессионализму. Забыл, говнюк, кто здесь главный. Я уж не говорю про то, кто здесь сделал львиную долю всей работы – самую трудную её часть. Затем он пытался отмазаться обтекаемыми формулировками, дескать, рано пока ещё судить, да, мол, улучшения, конечно, на лицо, но гарантии пока давать затруднительно, дескать, состояние ещё не совсем стабильное…

Но тут мне на помощь пришел братец, да так, что я просто обалдела. Наконец-то мне посчастливилось увидеть перед собой настоящего мафиозо!

 

– Что ты тут мутишь, козел?! Ты что, не въехал – она в доле! Чтоб тебе было понятней – она настолько в доле, что мы с тобой вообще, считай, не при делах. Мы ей нужны. Пока ещё. Только поэтому ты до сих пор не роешься в мусорных бачках, а я не парюсь на нарах. Тебе понятно, урод? Да пошел ты!… Ну-ка, вон из-за стола! Научись сперва вести себя с хозяйкой, а потом приходи просить прощения. Может, она тебе и разрешит вернуться…

 

И обращаясь уже исключительно ко мне.

 

– Ты на него, дурака, не обижайся. Он по молодости глуп – понять не может, в какой мы с ним жопе… Ну, то есть, пока ты с нами, он ещё может позволить себе такую роскошь – быть идиотом. Ничего, на кухне с лакеями – глядишь, за пару дней и образумится… А я тебе честно скажу. Я, вот, кузину свою собственными руками в тюрьму отвел и счастлив, что сам не сел туда же. А знала бы ты, чего мне стоило выдать её замуж за этого… ну, за мужа твоего. Да вот прогадал, не на ту поставил. Нет, она, дура, сама виновата, что так получилось. Не умеет старших слушаться – пусть там посидит маленько. Там ей ума быстро добавят. Вот ты мне скажи, какая ж она, на хрен, жена, если мужика своего удовлетворить не может? А ты думаешь, с каких бы херов он всех этих лушпаек в подвале держал бы? А ему ведь не так много и надо – ты-то, вон, аж дрожишь от радости, когда тебя к нему ведут. Ты, прости, я это не в упрек, это я тебе – как профессионал профессионалу. Я ведь тоже во всех ваших …дских делах разбираюсь… ну, со своей точки зрения, разумеется…

 

И потом рассказал мне такое…

[Scud-IIEPBblu]

Оказывается, мужа моего он начал продвигать на пост губернатора, когда ни о какой свадьбе ещё нечего было и думать – кузина была сопливым ребенком. Но были огромные деньги от легального бизнеса, и почти такие же – от теневого. А считая все налоги, – так и большие. И остро ощущалась потребность в мощной "крыше". А где её взять? Найти готовую? Нереально. Слишком много желающих. Перекупить у конкурентов? Так те ведь тоже не пальцем деланные. Оставалось только одно – строить "крышу" самому. Своими руками и за собственные деньги.

Вот так на свет божий и появился мой будущий супруг.

Прежде никому не известный молодой адвокат, по молодости лет бездарнейшим образом проваливший пару своих первых дел и тем поставивший жирный крест на своей так и не состоявшейся адвокатской карьере. Неудачливый журналист в мелкой занюханной газетенке, из милости принятый туда на работу собкором в отдел скандальной хроники. Прославившийся не своими репортажами, а тем, как часто и как больно его били.

О, били несчастного все, кому не лень! Били герои его репортажей и случайные очевидцы. Били и прямо на месте происшествия, и уже после публикации – специально подкараулив в темной подворотне. Били сутенеры, чьих "девочек" он пытался сфотографировать на съёмном месте, и прибывшие туда по чьему-то случайному вызову полицейские, перепутавшие адрес. Его даже отлупила зонтиком то ли ограбленная, то ли обесчещенная старушка, когда он, случайно спугнув её обидчиков, попытался взять у неё интервью…

А ещё его крепко били бармены и менеджеры ночных клубов. Сначала били при исполнении, а потом – просто по привычке, стоило лишь ему зайти перекусить. Больно били пьяные посетители, и ещё больней били полуголые стриптизёрши. Не били только официанты и вышибалы – бить несчастного стало уже так модно и престижно, что их хозяева занимались этим делом только собственноручно. Создавалось впечатление, что к нему скоро выстроится целая очередь из желающих добавить в его коллекцию пару свежих синяков. Даже его отдел скандальной хроники, вместо публикации грязных новостей о городских происшествиях скандального толка, был поглощен тщательным описанием того, где, когда и как был за истекший день избит их собкор. Такая, своего рода, летопись нескончаемых побоев…

Последним надавал тумаков моему будущему супругу не кто иной, как сам главный редактор обанкротившейся шарашки. Добрейший старый толстячок не поленился отволочь своего бездарного корреспондента в нечистый сортир редакции и там пару раз окунуть головой в унитаз. Репортажу об этом и был посвящен весь прощальный тираж почившей в бозе грязной бульварной газетенки.

Надо ли и говорить, что после этого все перспективы моего благоверного сводились к простому выбору: двести футов полета с моста или шесть секунд конвульсий в намыленной веревочной петле над опрокинутой табуреткой.

И тут, как это положено в плохих пьесах, к нему явился дьявол и предложил свои услуги.

 

– Ей-богу, сестренка! Я сам себя чувствовал сатаной, пришедшим покупать невинную душу!… – рассказывал мне мой нынешний кузен, жмуря глаза от удовольствия, как сытый кот на теплом радиаторе, так ему было приятно все это вспоминать. – Мост я ему сразу отсоветовал, с моста зимой скакать хорошо. Мордой об лед – и даже испугаться не успеешь. А осенью барахтаться в холодной воде можно целые сутки, пока ты там ещё окочуришься… И мерзкие сколькие рыбы, рвущие беззубыми пастями окоченевший сизый распухший труп в мрачной холодной и мокрой бездне… Зато идея насчет табуретки меня аж прямо вдохновила. Мои мальчики тут же и организовали все в лучшем виде. И вот стоит он на стуле с петлей на шее, нюхает, как пахнет грязная веревка, смазанная вместо мыла пеной для бритья, а у самого в глазах искорки надежды так и пляшут… Не может быть, типа, что вот эта наглая бандитская морда влезла в свой двухтысячедолларовый смокинг и прикатила в эти трущобы на лимузине за полтора миллиона только затем, чтоб посмотреть, как я сейчас удавлюсь. Мне его понятливость сразу понравилась. "Ну чё?…" – говорю. – "Давай, прыгай, что ли. Мне эта комедия в шестьсот баксов обошлась, так что желаю до конца досмотреть…" И тут, сестренка, ты не поверишь, – снимает он с шеи петлю, слазит со стула, садится на него, как прилежный ученик – ладошки на коленках, и молвит мне человеческим голосом: "Ладно, хозяин, я все понял. Говори, чего делать надо. Кого я должен зарезать?" Ох, сестренка, до чего ж я, черт побери, люблю иметь дело с понятливыми!…

 

С послушными, я бы сказала, – тоже. А слушаться новоиспеченный рекрут на службе у грозного мафиозо умел. Не хуже меня, я думаю. А братишка уже тогда был в мафии человеком далеко не последним. И вот перед вами, господа, уже не мальчик для побоев, а борец за правду, надежда американской демократии. И уже все газеты с его портретом на первой странице. И вся полиция ловит всех его бывших обидчиков. И суды штампуют приговоры о возмещении морального урона. Это неважно, что на оплату адвокатов денег уходит втрое больше, зато эти деньги чистые, по решению суда честно полученные. И цены на синяки растут, как акции Майкрософт. Одна только старушка сумела не заплатить за обидные действия зонтиком – не дожила она просто до этого. Бесполезно пропали неслабые денежки, уплаченные братишкой её докторам, чтоб заставили её дожить хотя бы до суда, – и тут эта чертова медицина, увы, бессильной опять оказалась…

…И толпа возмущенных горожан громит ночные клубы – "эти язвы общества, эти рассадники заразы и порнографии", как было объявлено в прайм-тайм по доброй половине всех телеканалов. Те самые клубы, где так жестоко был избит грязными подонками наш всенародный любимец – этот герой, поборник морали, защитник порядка и законности. И полиция с пожарными приезжают туда аж под утро – гасить уже безмятежно дотлевающие руины. Когда удовлетворившие весь свой праведный гнев добрые граждане уже спокойно разошлись по домам. С чувством выполненного гражданского долга и со своими нехитрыми трофеями…

И правильно, нечего им делать здесь до окончания погрома, есть здесь и без них, кому тут следить за порядком. Здесь всех мирно орудующих погромщиков такая армия охраняет – разве что без бронетехники. А что? Ну стоят себе в тенечке ребята в черных масках с квадратными плечами – каждый в шесть с половиной футов высотой. Тихо стоят, никого не трогают. И кому какое дело, что там у них, кроме бронежилетов, под их черными плащами? Пулеметы? Огнеметы? Да там и гранатомет при желании легко поместится. Оттого-то и хозяева притона с вышибалами да охранниками лежат на асфальте тоже очень тихо. Терпеливо ждут, пока толпа устанет бить посетителей и примется за них… Все путем, в общем.

И конечно, новые знакомства, порой очень даже полезные – а кому из власть предержащих не захочется покрасоваться перед телекамерой в обществе с такой знаменитостью? На выборах же оно ведь каждому зачтется.

И разумеется, должности предлагают – одна другой выше. Вот когда даже забытое юридическое образование пригодилось. Член муниципальной комиссии по борьбе с коррупцией, помощник городского прокурора, действительный член муниципалитета, вице-мэр города.

До выборов. Потом, разумеется, – сам мэр. Затем выборы в конгресс. Весь город рыдает в трауре – любимый мэр покидает своих дорогих сограждан. Не надолго. Пара лет работы в какой-то сенатской подкомиссии, и их кумир, "разочаровавшись в Большой Политике", вновь возвращается к своёму любимому народу. "Быть ближе к людям, знать все их проблемы!" Под таким девизом в кресло губернатора садятся надолго. У братишки ни один яйцеголовый зря зарплату не получает, как толпой управлять – для него целый подпольный НИИ каждый жест, каждый взор, каждую улыбку, каждое слово прорабатывает. И ежедневные репетиции. Тренировки перед зеркалом и экзамены перед целой сворой экспертов-психологов.

 

А потом тот досадный срыв!… Ах, да. Я же совсем не в курсе… Ну, в общем, не первый раз мой муженек лечится на дому. В прошлый раз впал он в жесточайшую депрессию и неделю просидел в своём подвале. Братишка тогда для этого дела сам купил для него, разумеется – через цепочку из трех разных риэлтеров, вот этот самый замок. Ради подвала купил, разумеется, уже тогда здесь прекрасно оборудованного. Ага, точно! У самого себя и купил.

Тогда, правда, доктор оказался на высоте, он ему быстро мозги вправил. Хотя депрессия была нешуточная, мой муженек, оказывается, тогда три раза пытался "освободиться от осточертевшей уже опеки" моего кузена. Спрятаться от него в аду, раз на этом свете это уже невозможно.

Вот тогда-то и пришлось братишке напрячь по полной всю эту свору своих высоколобых бездельников. За хорошие деньги те и так рады были стараться, но когда речь зашла о настоящих деньгах… А ещё в качестве альтернативы им предлагалось увлекательное подводное путешествие с тазиком бетона вместо ласт. А что поделаешь, деньги-то в супруга моего ввалены нешуточные. Ну, то есть, не был он тогда ещё супругом. Ни моим, ни даже моей предшественницы. Это как раз и была грандиозная идея, посетившая не на шутку перепуганных яйцеголовых, в обреченном отчаянии осмелившихся предложить такое своёму грозному боссу. А у того как раз кузина – невеста на выданье. Избавиться от прежней жены – дело пустяковое… Нет-нет, зачем же такие ужасы?!

 

– Ты, девка, запомни: в нашем деле связываться с покойником – в сто раз себе дороже. Ты не спорь. Слушай и запоминай. Кто знает, может, я тебе весь наш семейный бизнес когда-нибудь оставлю. Так вот, запомни, – никакой мокрухи. Припугнуть, там, кого – дело другое, но тебе этому ещё учиться, как мне в балете танцевать. Скоропостижную смерть после тяжелой болезни мы ей, правда, оформили. Зачем нам скандал вокруг развода. Заодно – хорошее объяснение, почему губернатор две недели не появлялся нигде. А самой ей купили шикарный островок и какое-то гражданство. Вроде как венесуэльское, что ли. Да ты можешь сама с ней связаться, если мне не веришь. И пойми, я тебя не успокаиваю, чтобы ты меня не боялась. Мне-то сейчас, наоборот, выгодней было бы тебя припугнуть. И знаешь, дурак бы на моём месте так и сделал бы. Но я, поверишь ли, совсем не дурак. И я ведь знаю, что без тебя мне – крышка. И ты сама это скоро узнаешь, хочу я того или нет. Так что, видишь: я с тобой в открытую – вот я весь и никуда теперь не денусь.

 

А идея яйцеголовых мне понравилась. Когда тобой командует твой родственник, это как-то меньше напрягает, чем иметь дело с беспощадным мафиозо. Можно сказать, мягче как-то, что ли. По-родственному. Только вот манеры обращаться с женщинами, оказавшиеся у моего супруга, совсем не понравились его тогдашней новой жене. И пришлось кузену позволить своёму протеже завести "петти". Сперва одну, потом – больше. Сейчас их осталось четыре, одну пришлось вернуть продавцу, чтоб освободить её камеру под клетку для меня. А теперь, когда с моим мужем все в полном порядке, надо срочно избавляться и ото всех остальных. И делать это придется мне самой. Чтоб я, значит, не сомневалась в гуманности обращения с использованными рабынями. И заодно – чтобы я сама оказалась повязанной соучастием. Черт! А ведь он, и вправду, честен со мной. Прям и откровенен, как орудийный ствол. Вот здесь, кузина, ты наша госпожа, и мы все перед тобой на пузе ползать, а здесь мы тебя – за жабры, и не трепыхнешься.

Что ж, если я и впрямь так крепко держу их всех за яйца, как он мне пытается объяснить, то так оно даже и лучше. Не хочу я иметь дело с мафиозо, который меня боится. Который мне доверяет как соучастнице – совсем другое дело. Да и трепыхаться мне, честно говоря, ну ни капельки не хочется…

 

…Забегая вперед, признаюсь, – ни фига меня моё соучастие не впечатлило. Одна из девок в подвале уже оказалась живым куском безмозглого мяса. Так что приехавший по вызову "приемщик" даже возиться с ней не стал. Две другие столь откровенно обрадовались вести о своей отставке, что сами с радостью одна за другой усаживались в кресло и подставляли глаза под мокрые ватные тампоны с торчащими из них проводами. Последняя рабыня, правда, осмелилась просить меня, чтобы напоследок её кто-нибудь натянул хорошенько. Я даже начала ей сочувствовать, померещилась мне в ней родственная душа. "Только чтобы без пыток…" – и от моего сочувствия и следа не осталось. Точно такая же дура, как и все прочие…

Когда со всеми формальностями было покончено, и все четыре девки, окончательно ставшие идиотками, были погружены в микроавтобус с надписью "Скорая Ветеринарная Помощь", я попросила "приемщика" продемонстрировать мне в действии его "волшебную шкатулку". Он сначала пытался меня отговорить, но я поднажала, и он не посмел спорить. Предложив ему в свидетели доктора, я обнажила грудь, прижала мокрые электроды к своим соскам и скомандовала начинать. Долбануло меня вполне ощутимо, но я даже не потеряла сознания ни на миг. Я даже сумела держать электроды прижатыми секунд десять, если не больше, высокомерно глядя при этом в ошарашенные глаза мигом охреневшего от ужаса "приемщика" и на физиономию медика, недовольно скривившуюся так, будто это его заставили держать провода во рту, зажав их зубами. И только потом обессилено упала на жопу – не столько измученная, сколько удивленная. Что?! И это всё?! Да куда уж этому недоразумению до моего обожаемого электрического хлыста? Боже мой! Какое, оказывается, счастье, что я и так законченная дура. Иначе я бы уже раз сто успела бы остаться без своих куриных мозгов…

[Scud-IIEPBblu]

…Но вернемся все же к той исторической исповеди, что я выслушала от своего кузена. Ему, собственно говоря, оставалось просветить меня лишь относительно того вопроса, с которого эта исповедь и началась.

Да уж, черт возьми, теперь-то я с полной уверенностью готова присягнуть, что "мокруха" – не его стиль! Совсем не его. Да и к чему ему столь примитивные методы, устаревшие, пожалуй, ещё до моего рождения?! Зачем ему кого-то убивать, когда он может сделать с любым то, что он сделал с моим мужем?

Ах, да! Не он это, оказывается, сделал. Не он, и не доктор. Тот лишь подал идею, а братишка раздобыл средства и всё организовал. А всё сделала, оказывается, я сама. Без моего …дского тела, оказывается, да без моей страсти к истязаниям моего …дского тела, да без моего профессионального …дства, ищущего наслаждений буквально во всём, что мужчина может пожелать сделать с моим …дским телом, – никогда бы у них ни фига не получилось. Этого современная наука ещё не умеет.

А всё очень просто.

Меня мой братишка присмотрел ещё на том …дском фестивале, коему суждено было стать для меня судьбоносным. Сперва-то он, оказывается, увидал во мне лишь идеальную "петти" для своего склонного к меланхолии свояка. Но вскоре понял, что это и есть его Шанс. Именно тот, с заглавной буквы, который выпадает раз в жизни, и то – не каждому. Неужели я такая наивная, что до сих пор могу думать, будто с идеей об аренде моего тела для пикантных своих развлечений какой-то там жалкий губернатор посмел бы обратиться к самому начальнику федеральной тюрьмы? Ага, сейчас! Стал бы тот его слушать!… Федералы вообще всех местных недолюбливают, уж слишком гордятся своей полной независимостью от них. А тут ещё вопрос столь интимный да щекотливый… Нет, не будь у братишки такой реальной власти, да не дай он своей гарантии соблюдения конспирации, да не будь начальник тюрьмы его личным приятелем, да не учись начальников папаша в одном классе с моим кузеном, да не имей они уже тогда кое-какие общие делишки… Короче говоря, это именно своёму нынешнему кузену я обязана знакомством с тем неописуемым счастьем, какое я познала в своей обожаемой резиновой клетке. С тем, одно упоминание о котором заставляет меня трепетать от ужаса и одновременно блаженно млеть от неописуемого счастья…

 

– …если я, конечно, не ошибаюсь.

 

Ах, дьявол, если он, видите ли, не ошибается?! Да он прямо мысли мои читает! Сатана во плоти, ни больше и ни меньше! В одном он, похоже, не прав. Не ему я обязана всему, а своёму прекрасному телу, которое он сам на том …дском фестивале поиметь успел… я даже сосчитать теперь затрудняюсь, сколько же раз тогда он в меня успел удовлетвориться. Ну, понятно! Зря, что ли, он тогда сам себя назначил туда председателем жюри!

Так, значит? А, может, и на тот фестиваль меня привезли по его выбору? Ах, нет? Ну, конечно. Не было тогда никакого выбора. Я ведь сама добилась монополии, оставив не у дел всех прежних …дей своей тюрьмы. Ах, ему и это известно? Так, может, меня и …дью сделали по его заказу?

 

– Ну-ну, брось, крошка. К чему такая паранойя?! Ты ещё скажи, что я тебя и в тюрьму посадил! Помнишь, как это было? Ну, если захочешь, когда-нибудь мне расскажешь. Я тогда, может быть, смогу тебе доказать, что уж к этому-то я никак не мог иметь отношения. Кстати, а почему я этого до сих пор не знаю? Непорядок. Придется делать втык своим экспертам, совсем распустились, лентяи. Вот ты сама этим и займешься. Будет вторым твоим заданием… Да, а насчет …дства. Ну сама посуди, крошка, а кто бы, вообще, в здравом уме и имея такую возможность, да не сделал бы из тебя сексуальной рабыни? Ты в зеркале хоть раз себя видела? Так к чему тогда эти дурацкие подозрения? Ну, а то, что ты не рабыней стала, а настоящей элитной …дью, причём, заметь – я это слово употребляю не для оскорбления, а из уважения, как признание твоего таланта… Так вот, моя красавица, ты меня с господом богом не путай, пожалуйста. Талантами разными наделять – это его работа. А я, знаешь ли, на лесть не падок. Да ещё – на столь грубую. Что могу – я могу. А на большее – никогда и не замахиваюсь.

 

Ну, да! Мне он это будет рассказывать?! А сделать человека заново? Слепить его по заранее составленному проекту, как статую из глины? Запрограммировать его с самого нуля, как робота какого-нибудь – это как?

 

– Ох, да ни хрена ты, как видно, не поняла! Хорошо ещё, что ты – дура, и сама это прекрасно понимаешь. А то я бы уже в тебе разочаровался. Вот плюнул бы на всё и пошел сдаваться – пусть сажают. А вы тут вертитесь сами, как знаете… Слушай, детка. Слушай меня внимательно, вникай и запоминай навсегда – второй раз повторять не стану.

 

Вот, оказывается в чём фокус. Логично, черт меня возьми! Так логично, что даже такая дура, как я, и то всё поняла.

Вложить в человека новое сознание, если верить кузену, а не верить ему теперь ни единой причины у меня уже не осталось, – это может любой дурак. Даже такой кретин, как наш семейный доктор. Это как раз – не штука. Только сделать это совершенно невозможно, пока у него в мозгах остается хоть капля его прежней личности. Почему – никто не знает, но факты – упрямая вещь. А вот очистить мозги от всех следов прежней личности – этого пока никакая медицина ещё не в состоянии. Убить мозги, это пожалуйста – как раз плюнуть. А вот освободить…

 

– Спросишь меня, как тебе это удалось? Ну, и правильно. И не надо меня об этом спрашивать. Я тебе всё равно не отвечу. Должно же у меня хоть что-то оставаться в запасе. Ну, не против тебя, конечно, а так, для самообороны. Или для самоуспокоения, скорее уж. Одно тебе открою, красавица, чтоб ты понимала, насколько серьезно теперь всё на тебе одной завязано. Слушай. Что это сделать в твоих силах, я понял ещё на том фестивале, когда увидел, как муженек твой будущий на тебя на голую пялится. Да как его бедного всего плющит, что другие тебя прут. Да как он, бедняга, весь измучился, что ему-то светиться никак нельзя было… Ну, а всё остальное – ты уж сама теперь додумывай. Не такая уж ты и дура, на самом-то деле… А насчет робота… Да, это ты правильно подметила. Это очень, знаешь ли, похоже на правду. А ты знаешь, что нужно, чтобы роботом управлять? Пароль к нему нужен, код такой специальный. У кого он есть, тот роботу и хозяин. Вот ты и есть теперь тот самый код к нашему "роботу". И без тебя мы все для него – ноль, пустое место. Поняла? Вижу, что поняла. И хватит об этом.

 

И действительно – хватит. Для меня даже этого – уже чересчур много. Да меня, вообще-то, и интересовало-то совсем другое. И этот дьявол, видящий меня всю насквозь, тут же мне это и разъяснил.

Временные просветления у супруга моего по ночам так и останутся. Если я, конечно, не против. И если я, конечно, не стану против, попробовав их на своей собственной шкуре. Он теперь на эти час-полтора будет становиться самим собой. Но в нём самом ничего человеческого уже не осталось. Так что придется мне иметь дело со зверем, если я хочу продолжения своих полночных развлечений в своей обожаемой клетке резиновой. А поскольку я хочу этого со всей очевидностью, то пока доктор ничего с этими просветлениями делать не станет. Трудно сказать, не пройдут ли они сами по себе. За первые три или четыре года, по крайней мере, наш доктор готов поручиться. А дальше… А за это время можно и нового моего мужа научить всему необходимому.

 

– Ты, главное, не сомневайся. Ты теперь из него можешь сама лепить, что тебе захочется. Вот… Да. И последнее. Извини, но для тебя – самое, пожалуй, неприятное. Отныне ты – моя сестра, хоть и двоюродная. И верная жена своего мужа. Так что, извини – больше никакого инцеста. Я и без того по краю пропасти скольжу – не дай бог, если кто прознает. Ты, вот, сестренка, говоришь "мафия, гангстеры, мафиози". А знаешь, как у нас с этим строго? В общем, сестренка, захочешь полюбоваться моим трупом с отрезанным членом, засунутым мне в перерезанное горло – только сболтни хоть кому-нибудь, как мы тут с тобой не далее как вчера… И вообще, иметь тебя больше никто не будет, уж извини. Ну, кроме родного мужа, разумеется. Никаких секьюрити, никаких поваров, никаких садовников. Они, кстати, уже всё забыли. Так им приказано, а с мафией, сама знаешь, – шутить можно, но только два раза. Ага, правильно соображаешь, первый и он же – последний. По крайней мере, так они, сестренка, воспитаны. Так что ты не удивляйся, когда такую резкую перемену в них обнаружишь. Считай, сестренка, что отныне ты постоянно перед телекамерой, и весь штат на твоё поведение таращится. Это помогает со многими неудобствами смириться, уж можешь мне поверить. И радуйся, что у тебя все же остаются твои еженощные похождения в подвале…

[Scud-IIEPBblu]

НОВЕЛЛИЗАЦИЯ

 

Действующие лица:

 

Тёмные Силы Зла – внешность неведома, визуально проявляются лишь огоньками горящих во тьме сигарет. На всех наводят ужас.

 

Братюня – фигура в форме медного кувшина из "1001-й ночи", одетая в красно-синюю спортивку. Прямо под задницей – здоровенные лапти "Adidas". Сверху, над верхушкой конуса шеи – кЭпка промеж ушей, скрывающих всё остальное лицо. Спереди из-под кЭпки свисает здоровенный, до пояса, нос в форме баклажана, слегка прогнутого концом кверху – из оптимизма. В нём зияют две огромные ноздри – дар природы для выявления злостных курильщиков. Ручонки хилые, длинные, с тонкими очень длинными музыкальными пальчиками, волочатся по земле.

 

Борцуня – сферический пузырь, обтянутый чёрным борцовским трико. Ручки и ножки коротенькие и пухленькие, голые, украшены редкими, но толстыми черными волосами. Ножки кончаются черными резиновыми борцовками, ручки – навсегда широко растопыренными короткими пухлыми пальцами. Ушей, шеи, подбородка – не наблюдается. Из всех черт лица – лишь невыразительная прорезь рта спереди и жёсткий коротко стриженый ёжик редких толстых чёрных волос над ней – на макушке. Отдельно три жирные чёрные волосины в форме изящных завитушек, изысканно украшают голую грудь, торчащую сквозь декольте трико ниже рта.

 

Мирные граждане и случайные прохожие – насмерть перепуганные ходом событий, благоразумно предпочитают в поле зрения ни разу не появляться.

 

Кавайная Девочка – 2 ипостаси:

1-ая – крупным планом – традиционный типаж из анимэ:

Громадные блестящие голубые глазищи в пол-лица с огромными "чувственными" зрачками и гигантскими фиолетовыми ресницами, да "выразительный" ротик трапецией. В самом углу рта слева – сигарета в зубах.

2-ая – вид сзади в прощальной сцене:

Стройные ножки в белых носочках по колено, обутые в простенькие беленькие сандалики. На левой ляжке традиционная перевязь из белой ленты – символ невинности. Просторное кимоно из светлой замши едва прикрывает подолом трусики. Оно подпоясано широченным Чёрным Поясом, длинные свободные концы которого кокетливо завязаны сзади над поясницей в декоративный вызывающе огромный бант. В правой ручке учебник алгебры. Изящная кавайная головка на хрупкой девичьей шейке. Две иссиня-чёрные короткие тугие косички с огромными белоснежными бантиками; голова драматически-задумчиво слегка повёрнута влево, показывая край левой ресницы… и торчащую изо рта дымящую сигарету.

 

Врачи, медсёстры, санитары и прочие сотрудники ОИТ – ввиду шокового состояния протагониста, в качестве реальности им не воспринимаются, а потому внешности не имеют.

 

"Братюня и Борцуня" – виртуальные персонажи поучительных воспоминаний протагониста. Голливудский Супермен с носом-баклажаном и гомеровский Циклоп в борцовском трико, своим супер-геройским видом производящие впечатление на комьюнити различных форумов.

 

"Злостный Курильщик" – виртуальный персонаж того же чат-шоу. Мерзкий тип жалкой наружности с огромадной – раза в три больше него самого – сигарой в зубах, убившей своим зловонным дымом всё чистое и прекрасное в округе.

 

Юзеры ФКП – "стреляные воробьи", которых подобной фигнёй не проведёшь.