Огонь когда-то был границей двух миров: безопасного и опасного, ясного и зловещего.
Если попытаться воскресить архаическое мировосприятие, то свет пламени символизирует еще и предел человеческого понимания.
Герой достигает кульминации понимания своей судьбы, подходит к своему пределу, и служит проводником для зрителя, который «следует» за темным силуэтом.
Эггерс синтезирует приемы старых мастеров, его монохром отсылает к технике гризайль, а драматургия тьмы и света огня так напоминает эпоху кьяроскуро, любовь к симметрии - некоторых режиссеров, которые тоже увлекались, но его мало интересует цитатность. Ему нужна полная реконструкция древнего мировосприятия, огонь и поза персонажа формируют «темную сакральность».
Симметрия Эггерса, отличается от холодной, отстраненной симметрии, например, Кубрика, которая служит для создания гнетущей геометрии. Симметрия у ЭР превращает пространство в ритуальную зону, где персонажи заперты, как в ловушке.
Можно сказать, он работает с агрессией симметрии, ее появление означает власть иных сил.
Скупость и роскошь монохрома завораживает меня, его использование всегда объяснено стремлением к достоверности, встраиванием фильма в эпоху, но все-таки хочется говорить о гризайль. Старые мастера использовали хроматический (охристый) и ахромантический (серый).
Кадры «Ведьмы», «Варяга» и «Носферату» чередуют две эти классические схемы. Гризайль, наверно, не только стиль, но и определенная философия. Как мастера ренессанса видели в монохромной базе полотна основу иллюзии, так и его фильмы исследуют базовые слои человеческой психики: страх, веру, безумие.