gordy

Сыны Норвегии

Беспокойная юность Николая совпала с трагедией, общей болью расчленившей дружный семейный круг любящих родителей и дружных детей, весело встречавших «банановое» Рождество, где бесшабашный отец славил прародителей — приматов, украшая тропическим фруктом торжественный стол.

Протестный дух и внутренняя напряженность подростка прорываются импульсивными попытками самоопределения личности, зажатой в тиски болезненных переживаний из-за гибели матери и последовавшей за ней разлуки с младшим братом, которого отдали на воспитание к родне, оставляя старшего сына вместе с горюющим отцом, чьи рабочие неурядицы накладываются на бунтарский характер школьника, пробующего, что попало, да и со всеми подряд.

Кумирами неугомонного мальчишки становятся буйные «Sex pistols», подчинившие себе юность художника, в кокаиновом дурмане пытающего гитару, сменив невинность мирного ребёнка на провокационный лик хулигана, плюющего на общество, отвечающее ему плевком на плевок.

Николай Фробениус сам написал сценарий для этой картины, единственный, кто точно знает, что правда в ней, а что ложь. Проколотые уши, застёгнутая булавкой щека, окрашенный зелёным волос и рваньё на плечах: адреналиновый росчерк по сердцу, секс, наркотики и… Что ещё?

Правдой оказывается близость. Близость с отцом (запредельно разгулявшийся Свен Нордин), терпеливо выслушивающего своего взволнованного сына, ждавшего наставлений, а получившего поддержку, не давление старшего, а диалог на равных, общение вместо крика, дающие ему критически оценивать собственные решения, позволив посмотреть на них с разных сторон, сведя с приверженцами иных идей, чтобы усомниться в истине, коротая, было, взяла уже верх.

Проясняющийся взгляд и отрезвляющие мысли в сочетании с переоценкой ценностей и выбором приоритетов — в своей работе режиссёр стремится следовать стилистическому своеобразию литературного творчества Фробениуса, поддерживая содержательную насыщенность текста динамичным саундом, подхлёстывающим хулиганский экшн, находчиво склеивая молодёжные эксцессы и драматичную печаль, крайний риск и болезненное исступление, выливающиеся в опасное приключение, где легко можно расстаться с жизнью, так и не обретя себя.

Захватывающая история взросления, представления в формах драматической комедии, построенной на шокирующем сочетании прямоты речи и контрастных сцен, поддерживающих ещё не усмирённый либерализм ранней вольности с не вытоптанными лугами свежих цветов, где всем хватало солнца, и каждый рассчитывал на свой шанс.

Своим шансом воспользовался Асмунд Хёэг, проникнувшись противоречивыми порывами юношеского мятежа, выходящего на поверхность легким безумием отчаяния, спонтанным романтизмом и здравым рассудком, которым его заражает упорный отец, заряжающийся диалогом с сыном, не восставая против него.

Грустная задумчивость молодого актёра отмеряет нешуточную обстоятельность исполненной им роли, требующей наивысшей сосредоточенности в переходах от споров с ордой нудистов к возбуждающим панк-оргиям и комичным провалам, которыми усыпан путь подростка, совершающего переход от детских шалостей к мудрым решениям, болью расплачиваясь по выставленным счетам.

Пронизанное эпизодическим юмором изобилие обнажённой натуры, а с ним — изящно снятое сексуальное напряжение разогнанных тел, стоят в ряду порывистой любви и несдержанной искренности, оттеняющих откровенно трагичный контекст, позволяя, отбросив условности, объединиться за общим просмотром поколению умных отцов и их неглупых детей, готовых принять чужой опыт, чтобы не грешить на своём.