Маджид Маджиди

[Тони Монтано]

Маджид Маджиди Majid Majidi

Карьера: Режиссер, сценарист, актер, продюсер

Имя (лат.): Majid Majidi

Дата рождения: 17 апреля, 1959 | овен

Место рождения: Тегеран, Иран

Жанры: Драма, короткометражка, документальный

Награды и премии

Биография

Маджид Маджиди (англ. - Majid Majidi, persian: مجید مجیدی , born 17 April 1959 in Tehran) - иранский кинорежиссёр, продюсер и сценарист с мировой славой. Его фильмы затрагивают самы разнообразные темы и жанры. Маджиди получил немало международных кинематографических наград.

Родился в 1959 в Тегеране. Один из немногих кинематографистов Ирана, кому на протяжении творческой карьеры удавалось избегать конфликтов с цензурой. Сочетает самобытный авторский почерк с тематикой и приемами "зрительского кино". Начинал как театральный актер, снимался в ранних лентах Мохсена Махмальбафа. Предпочитает иметь дело с непрофессиональными исполнителями, от которых умеет добиваться органичности и достоверности.

На исходе 1980-х снял несколько короткометражных лент, но режиссерское имя сделал уже в 1990-е — фильмами о подростках и детях. Эта категория лент стала национальным кинематографическим брэндом, экспортным продуктом Исламской Республики Иран, оказалось спасительной нишей для многих иранских постановщиков, поскольку любовные истории были на подозрении у цензоров, видевших в них рассадник сладострастия и прочих пороков. Ребенок же, по мнению иранских идеологов, невинен, неиспорчен, по природе своей чист. Фабулы строились так, чтобы изгнать даже смутный намек на эротические подтексты. Исходный посыл накладывался на комплекс представлений о твердых моральных устоях простого народа, бедняков. Многое было заимствовано из мифологии итальянского неореализма, идеализировавшего пролетариев и крестьян. В мотиве "богоизбранности бедняков" также нашел отражение исламский идеал самоотречения и аскезы. Невинность ребенка плюс доброта и нестяжательсво — вот формула кино про благородную, гордую бедность. Похоже, до определенной поры, пока страна пребывала в относительной изоляции, киношники, зрители и правящая элита отождествляли себя с кристально чистыми героями таких историй. Кроме того, "фильмы о детях" давали выход исконной сентиментальности иранской аудитории: детям легко и приятно сочувствовать, жалость не унижала ни зрителей, ни героев.

Сюжеты лент Маджиди откровенно мелодраматичны и способны растрогать даже закоренелого циника. В фильме Отец (1995) осиротевший подросток в штыки принимает отчима, но сразу приходит на помощь, когда жизнь мужчины оказывается под угрозой. Мальчуган из Детей неба (1996) теряет единственную обувь сестры и безуспешно пытается заработать на новые туфельки. Приняв участие в кроссе, первым приходит к финишу и завоевывает вожделенный приз — спортивные кеды. В финале брат и сестра видят потерянные башмачки на ногах незнакомой девочки, но не отнимают их — ведь малышка еще бедней, чем они. В фильме Цвет Бога (1999) слепой паренек тщетно добивается любви отца-работяги. Увечный отпрыск мешает мужчине устроить собственную судьбу, а потому вызывает у него только раздражение и лишь трагический случай (угроза гибели сына) помогает двум близким людям найти душевный контакт.

В 2000 он снимает фильм о жизни афганских иммигрантов в Иране — Дождь. История первой любви рассказана в нем предельно целомудренно и корректно. Для того, чтобы заработать на жизнь, юная афганка устраивается на стройку, переодевшись при этом в мужское платье. Случайно ее секрет становится известен молодому разнорабочему из персов. Романтическое (неразделенное) чувство исподволь облагораживает инфантильного молодого человека. Сходный мотив — переодевание девушки в мужскую одежду — стал центральным в известной афганской ленте Усама (2002). Маджиди болезненно относится к этому сходству, в интервью уличая автора Усамы Сидика Бармака едва ли не в плагиате.

На рубеже двух веков в иранском кинематографе утвердилась новая генерация режиссеров. Вольнодумцы и диссиденты ломают устоявшиеся стандарты. Их взгляд на общественный строй и нравы родной страны становится все более критичным, язвительным, непримиримым, миф о "благородной бедности" разрушается изнутри. Так, в фильмах Бахмана Гобади присутствуют многие элементы характерные для сюжетов Маджиди: самоотверженные детишки, гордая нищета, открытый финал. Картины, однако, предельно жестки по тону, и обрываются они на вздохе отчаяния, в предчувствии трагедии, беды.

Маджиди, между тем, продолжает хранить верность иранскому аналогу соцреализма. Режиссер не вступает в открытую конфронтацию с властью, и, похоже, не испытывает внутреннего разлада с ней. Он рассказывает немудреные истории, через судьбы скромных людей утверждает собственный символ веры, идею присутствия в мире высшего промысла, торжества божественной милости и благодати. Не где-то и когда-то, а здесь и сейчас.

Последний на данный момент фильм режиссера — "Ива" (другое название — Еще одна жизнь, 2004) — стал попыткой расширить тематические границы "кинематографа Маджиди". В центре сюжета — метафора "прозрения": история немолодого профессора, который увидел свет после долгих лет абсолютной слепоты. Впервые обратившись к сюжету из взрослой жизни, режиссер изменил и другому своему методу — все роли в картине исполнили профессиональные актеры, "кассовые" звезды иранского кино.