КИНОГЛАЗ. Финал.

Настолько мощные комментарии Кати я хотел приберечь для концовки:

karkaty (один из лучших и самых справедливых комментаторов в истории раздела, член жюри нью-отбора, редко-но-метко пишущий автор)

СНАРК-Х

 

«Ежик» Норштейна хорош для финала конкурса, даже слишком хорош – несмотря на всю раскрученность мультфильма, не «Ежиком» единым жива отечественная мультипликация. Посему выбор фильма для рецензирования выглядит скорее сражением с личными демонами и достижением личных вершин в рецензировании путем штурма знаменитого фильма. Но все формальности соблюдены: на примере «Ежика» тоже можно говорить о «разрыве шаблона» в советском кино.

 

«Сирены Титана» - прекрасная вещица, сравнение с Воннегутом позволяет автору заявить весьма непростой тезис о том, что туман Норштейна – то самое измерение, где «равны правды и неправды». Этот сложнейший тезис предполагает не отрицание смыслов, не стирание граней между истиной и ложью, но преодоление заданности, узости человеческого взгляда, человеческой перспективы (и, следовательно, человеческой жизни) и переход на точку зрения, откуда видно всё. Раз уж Снарк начал Воннегутом, позволю себе процитировать пассаж из «Координат чудес» Шекли:

 

«… Противоположность — еще один фундаментальный закон науки. Противоположность рождает борьбу, без которой все приходит к энтропии. Так что не может быть ни планеты, ни вселенной, если там случайно нет противоположностей.

— Случайно? — быстро переспросил он.

Ясно как день, — подтвердил я. — Но это еще не все. Например, возьмите одну изолированную тенденцию. Что произойдет, если вы доведете тенденцию до логического предела?

— Не имею ни малейшего понятия, — сказал этот старый шут. — Недостаточно подготовлен для такого рода дискуссий.

— Да просто-напросто тенденция превратится в свою противоположность.

— Неужели? — переспросил он, потрясенный. — М-да… Вещи превращаются в свою противоположность… Это, знаете, слишком сложно.

— Зато эстетично, — сказал я. — Но я не договорил о том, что крайности сходятся. Я имею в виду, все эти противоположности, которые превращаются как безумные внешние во внутренние, а внутренние во внешние… Кончается ли на том футбол? Нет, сэр, вот что самое замечательное. Эти противоположности, которые ныряют туда-сюда, как дрессированные тюлени, на самом деле — лишь отражение действительности. Потому что… — здесь я сделал паузу и произнес самым внушительным тоном: потому что есть мудрость, которая видна за иллюзорными свойствами реальных вещей. Она просвечивает в более глубоких деяниях вселенной, в ее великой и величественной гармонии.

— Как может вещь быть одновременно реальной и иллюзорной? — спросил он быстро.

— Не мне отвечать на такие вопросы, — сказал я. — Я только скромный научный работник и вижу лишь то, что вижу. И действую соответственно. Но может быть, во всем этом кроется некий нравственный смысл?»

 

Итак, в 1-м же абзаце СнаркХ выходит на этическую проблематику высшего порядка. Простая фраза «шагнуть в туманный лес вслед за Ежиком, несущим малиновое варенье Медвежонку» в этом контексте воспринимается огромной, мучительной загадкой: если всё притча, то кто – Ежик, кто - Медвежонок и что такое «малинное варенье», которое путник стремится донести к конечной точке? Конечно, в качестве ответа в следующем абзаце появляется Душа, которую ищет «игрок». Неожиданное словцо, заменившее очевидного «художника» опрокидывает текст прямиком в Достоевского, что может и лишнее, раз уж начали с Воннегута. Хотя в творчестве элемент игры столь значителен (не зря и Хейзинга написал о том целый том), что в целом сказанное все равно остается понятным и ткань повествование не рассыпается. Про математическую безошибочность техник снова цитата из Шекли:

 

«Вы должны запомнить, джентльмены, что для машины ошибка имеет этическое значение, да, исключительно этическое. Любая попытка создать идеальную машину была бы богохульством. Во все живое, даже в ограниченно живую машину, обязательно встроена ошибка. Это один из немногих признаков, отличающих живое от неживого. Если бы мы не ошибались никогда, мы были бы безотносительны, отвратительны и бессмертны. И если бы ошибка не была запрограммирована, заложена в нас высшей проектной силой, то мы сквернодействовали бы спонтанно, чтобы продемонстрировать ту крошечку свободной воли, которой мы обладаем как существа живые.»

 

Т.е. ошибка и элемент случайности, свойственный рукотворной технике, снова возвращают читателя к главной – нравственной – проблематике статьи. «Дебри экзистенциальных поисков» тяжеловаты, поскольку оборот содержит намек на тщету подобных поисков, хотя абзац говорит об их необходимости. «Каждый проецирует на историю Ежика собственные переживания, заполняя тем самым эмоциональный вакуум» - т.е. у каждого зрителя вакуум вместо эмоций? Или только те заполняют, у кого вакуум? А как тогда воспринимают фильм остальные? «Минималистичная абстракция допускает разные теории, и каждая из них в этом мутном неуюте имеет право называться истиной» - наверно все-таки «допускает разные толкования», но это не столь важно как то, что тут автор вместо «всех смыслов разом» готов сдать позиции до обесценивания смыслов вовсе – «ничто ничего не значит», ни истин, ни ориентиров нет. «Мутный неуют» - явно отрицательное определение, чтобы не вкладывал автор. Получается, что при всем обязательном восхищении, при всей позе адорации, все-таки Норштейн снял «муть, где каждый видит, что хочет». Айяйяй!

 

Снарк чувствует, что кривая завела не туда, и начинает бороться с «мутью», дабы выбраться на твердую почву и снова стать хозяином положения. Динамикой и целебным Баталовым в баночках автор вернулся к теме душ. Ах, эти души! Как с ними сложно! Каждая так и норовит наплодить своих собственных смыслов, «вчитать» в баночку варенья что-то о себе. Но тема общения художника и зрителя – т.е. важнейшая задача искусства затронута, и то хлеб.

 

ВИКТОРИ

 

Специалист по мультипликации о мультфильме, петербурженка о Петербурге – 1-е же предложение Виктори о родном городе, оно начинает абзац синопсиса. Место действия фильма Балабанова обусловлено связями с историей питерского кинопоказа и героями Достоевского, о чем читатель узнает из 2-го абзаца. Высказана интересная, хоть и неновая мысль, что парадная маска Северной Пальмиры что-то скрывает, но высказывание обрывается, чуть только читатель успевает заинтересоваться загадкой («Люди то ли покинули столицу, то ли закрылись в своих домах в ожидании чего-то неизвестного» - почему бы не высказать предположения, развернуть исторические параллели, благо 1998-й позволяет?)

 

В начале следующего абзаца красивая цитата из «Брата» бегло обрисовывает связи «Уродов» с творчеством Балабанова, однако поскольку далее автор разворачивается снова к фильму лицом, к Балабанову задом, то смысл фразы оказывается связан не с перспективой творчества режиссера, а с главной темой отзыва – Петербургом, с которым у автора свои, непростые отношения («Город» Виктори пишет с большой буквы). Далее в абзаце развернут психоанализ героев, который неожиданно, но оттого еще более славно приводит к проблемам киноиндустрии, которые, тем не менее, никак не увязаны с самим Балабановым, с его темами, взглядом, кругом интересов, а ведь режиссер – плоть от плоти, при всем возможном его желании взглянуть «извне», он никак не изолирован от внутрикиношных и общесоциальных процессов и является ярким воплощением тех и других. Инвектива «важнейшее из искусств становится инструментом морального разложения, несет не прекрасное, но пошлое» может включать и самого виновника торжества.

 

Рецензент внимает режиссеру: да, «пипл хавает», сами виноваты. «Настоящее внутреннее уродство» показано в «Мертвых душах» - автору нет нужды уподобляться тем, кто хавает, иначе он становится частью системы. Из зыбучих песков авторских противоречий Балабанова Виктори выводит предчувствие Октября, однако остается непонятным, как Октябрь может исцелить «духовную чуму». Из логики рассказа Виктори о фильме получается, что человек с клетчатой сумкой чуму распространил, и залп «Авроры» возвестит ее полное торжество. В перечислении альтернатив рецензент, видимо, следует за Балабановым (трудно поверить, что невский лед – это путь, близкий рецензенту), однако неужели фильм не позволяет автору отзыва увидеть и свою альтернативу?

 

 

АРРМЕН

Норштейн и Петербург - чем порадует Аррмен, отзыв которого начинается с утверждения, что фильм Сергеева пережил свою эпоху? Абзац синопсиса говорит, что перед нами история мести женщины после группового изнасилования. Что же позволяет рецензенту утверждать, что «Палач» не является «типичным продуктом периода смутной горбачёвщины»? В чем выразился «сознательный отход от социального антуража» и «нетривиальное воплощение заезженной темы мести»? Неужели для доказательства этих тезисов достаточно фразы «советский Ленинград и его обитатели существуют в тени неизменности голой эстетики, полной событий повсеместных и постоянных»? Стиль криминального европейское ретро в чем выражается? Стиль какого и периода и какой страны? На эти вопросы должно ответить сравнение исполнительны главной роли со Шнайдер и Денев, с «их эталонными образцами» - из каких фильмов? Жанр по Аррмену – серый нуар. И тут пассаж, у которого есть шанс доказать актуальность фильма («Серая экзистенция незначительных человечков обнаруживающих в себе способность любить эту несчастливую чёртову жизнь»), однако тезис тезисом, но в чем это выражается в фильме? Примерами и доказательствами рецензент пока себя не обременяет.

 

Сценарию, драматургии и характерам посвящен отдельный абзац. Автор уверен, что сценаристу удалось подать горячим то блюдо (месть), которое лучше подавать в холодном виде. Тезис о том, что привычная киношная фабула (мстя) разыграна по-особому, поддерживают как скупые утверждения («характеристики действующих лиц прагматичны, фабульные события взаимосвязаны»), так и противоречивые портреты персонажей (почему у профессии манекенщицы вульгарная природа? Откуда у свидетеля, почти соучастника преступления «иллюзия неподсудности»? Как он оказывается «голосом совести» женщины и объектом ее любви?) Чтобы избежать спойлеров Аррмену приходится писать шифром.

 

Можно ли позволить себе не обращать внимания на «ремесленную практичность», которая не только «удушает на корню вдохновение момента», но и «затирает неожиданность траектории», дабы «добавить рассказу искусственности»? Не обращать внимание на «конспективную выверенность» как «основное достоинством повествования», на «ошеломляющий образ бессмысленного жизнеподобия»? Откуда эта необоримая страсть к избыточным определениям, к корявым, несуразным оборотам? Но как только появляется ирония («Круговорот палачей в природе порождает пропорциональное коловращение жертв, сцепленных беспощадной кармой») громоздкие конструкции больше не мешают. Связь желания юной Ольги быть «как мальчик» с кармой не ясна: неужели насильники увидели в ней мужеподобие и купились именно на него? Их привлекала мужская сила? Или они ей мстили за попытку занять чужую нишу?

 

«Сакральная ассоциативность» - развидеть это прямо сейчас. Что заставляет Аррмена совершать это насилие над языком, превращая простую конструкцию «ассоциация с сакральным» в сакрализованный характер самого ассоциативного строя? Неужели люди совершенно невиновны в том, что поддаются искушению диавола? Люди грешат, но тяжесть их грехов различна – на средневековых рисунках ангел в буквальном смысле взвешивает души, определяя, насколько они отягощены грехами. «Дьявол» может манить совершать такое, после чего никому не спастись. Зороастрийско-манихейская идея, которую опосредованно цитирует рецензент, прямо подразумевает, что человеческая душа – арена, где борются свет и тьма, но только от самого человека зависит, кому он поможет победить. Бог не фраер, без труда не обрести спасения.

 

ЭКСАЙЛ

Текст о сказке посвящен не столько любимой Петром детской проблематике, сколько эпохе, эстетике и проблемам 80-х – эта сложная, актуальная, любопытная тема в 1-м же абзаце заявлена и выпукло обрисована, а 2-м абзаце продолжена примерами из фильма, при этом автор не упускает из виду перспективу, связь с современностью тех тем и проблем, которые зарождались и оформлялись в 80-х. Динамика и развертывание драматургии непосредственно фильма представлены на примере музыки и темы полета – мощный прием, открывающий пласт новых, глубинных смыслов: сказка в итоге отвечает на вопрос о предназначении, заданный зрителем из измерения, называемого «реальность».

Оксана, эх... Расчехвостила. Ну почему же "сбивается"... Обидно...

Катя, благодарю, но отчего так мало? Всем огромный разбор, а мне чуть-чуть. Несправедливо!

Также работы наших финалистов согласились оценить режиссер и сценарист Вячеслав Лагунов, выпускник сценарно-киноведческого факультета ВГИКа, а также известный всем пользователям КП кинокритик Сергей Кудрявцев.

К сожалению, Вячеслав Лагунов в эти дни занят по работе, а Сергей Кудрявцев сейчас в жюри одного из фестивалей. Их комментарии появятся на протяжении одного-двух дней в теме конкурса, но оценки конкурсантам мы успели принять, они будут учтены в общей таблице голосования.

КП кинокритик Сергей Кудрявцев.

Я ждал этого

Таки здорово. Комменты отличные, любопытные и вааще))

А я это... на лед вряд ли, а вот спиться - вполне себе альтернатива. За неимением других. Есть ли они вообще у нас, по большому-то счету?..

Есть некоторые соображения по поводу того, что Кудрявцев напишет (если, конечно, он напишет, на что я надеюсь) о тексте Виктори.

x-ile

Текст очень даже неплох, но автору, как мне показалось, что-то мешало его перечитать внимательно, еще раз подумать и кое-что подправить. Впрочем, ценность нетронутого текста выше, если в нем присутствует союз ума и разума. Вот и здесь – он налицо. Вполне четко очерчены главные мысли – историческая справка, скрытые предзнаменования и др. Смысловой квинтэссенцией разбора фильма является фраза «Идиллия общества потребления в тени грядущей катастрофы». Не обошлось и без детализации, все сравнения и эпитеты выглядят непротиворечиво, а порой и довольно метко.

Есть небольшие претензии по формулировкам, скорее даже – лично мое недопонимание, которое легко устраняется в вербальном общении за 5 секунд:

«мог позволить себе снять и новый блокбастер, и притчевую драму» - на мой взгляд, трудно сочетаемая выборка, в которую попали два Главных (что ли) жанра (но, скорее всего, автор гораздо лучше знает творчество Митты, чем я, ему видней);

«с готичными вкраплениями» - word подчеркнул и заставил подумать, быть может «готическими»? Гуглить не стал. Суть от этого не меняется, чисто техническое замечание.

«присуща простота смыслов» - не нравится мне слово «смысл» во мн. числе; не встречал ранее или это чисто разговорное («ты во всех смыслах прав, Аркадий, твоя…»).

«Почти достоевская мысль о мире и слезе ребёнка» - и тут мне привиделась плохая сочетаемость, вдобавок «достоевская мысль» - что-то не то, я бы подчеркнул красным.

«Все эти босховы пространства огня и воды» - звучит несколько математически (похоже на «банахово пространство»), но опять-таки – две стихии, казалось бы, не сочетаемые, нивелирующие барьер – это круто, заставляет задуматься, представить в 3D. Барьер различим, он есть, а пространства после барьера – неощутимо, но формально существует. При этом нивелирует. Интересно.

Что понравилось и это круто, да: «гигантский дракон в болоте с рыцарями на спине, морфирующими в обывателей». Фраза крута еще и своей неоднозначностью первого рассмотрения.

В целом рецензия очень добротная, умная.

P.S. Фильм смотрел в первую неделю проката, к/т «Россия», г. Москва. Зрелище и сам к/т - потрясающие.

аррмен

Многим автоматчикам известно, и этот феномен впервые был отмечен еще во времена жития Джеймса Уатта – нелинейный объект очень хитро, трудно регулируется. Особенно, если его диапазоны широки и ко всему прочему подмешивается стохастичность поведения….

Неспешно, с многоабзацным достоинством, г-н аррмен пытается адаптировать свои амбиции под довольно простые фильмы, ведь только на фоне простой фабулы достигается эффект надстрочного вуалирования, когда скрытое и подчас недоброе отношение рецензента к фильму вдруг вызывает у читателей гипнотическое «одобрямс» непонятно почему.

В рецензии на фильм "Палач" мы снова видим примерно то же самое, что видели и вчера, и позавчера - эффективность текста достигается как раз надстрочным вуалированием скрытого смысла, ведь вкладывал же В.Сергеев в свой печальный фильм свои грустные чаяния, а аррмен его вроде бы и раскрывает, но не совсем аккуратно, нелинейно, стохастично, сложно и неоднозначно.

Чтобы мои слова не показались голословными, приведу пример надстрочного вуалирования в тексте рецензии. Начнем с первого абзаца - "самобытный" режиссер народу не известен, но его фильмы знают все, а "череда криминальных драм" актуальна по сей день. Что это? Истина или вуаль негатива рецензента по отношению к режиссеру? Если вы еще не решили, значит вуалирование налицо. Нет, чтобы сказать прямо - я отношусь к творчеству режиссера так-то, а зрителю он известен по таким-то фильмам. Драма "Палач" - это определенный вклад в кинематограф, вот вам место этого произведения и историзм появления, все становится очевидным, яснее ясного, ан нет, аррмен может написать текст в таком ключе, но не хочет.

Второй абзац, казалось бы, пересказ сюжета (излишне персонифицированный - пусть; я, например, не вижу ничего плохого в персонификации, здесь она уместна). И через этот пересказ можно почувствовать отношение автора к событиям фильма, к его героям. Ан нет, ни фига. Даже в этой элементарности заметна надстрочная вуаль: нате вам

Отсутствие в кадре самой сцены изнасилования позволяет поиграть в неоднозначность, пробуждая невольное сочувствие к преступникам — отвратительным мужикам, которые не столько отъявленные подонки, сколько обыкновенные ничтожества

Хм. Вроде бы понятно - режиссер так решил. Нету сцены. Может и была, но вырезали (?). Почему? Рецензент утверждает, будто режиссер "играет" в неоднозначность, пробуждая мнимое сочувствие. Мне лично, например, понятно, почему нет этой сцены - так решил режиссер. Но рецензент вкладывает свое «имхо» в волевое решение другого человека, причем в виде странного и малопонятного «нечто»: как должен быть устроен мозг зрителя, чтобы и "подонкам", и "ничтожествам" – ягодкам с одного куста, сочувствовать. В таких случаях, я бы сформулировал проще, пересказывая сюжет - просто подонки И (!) ничтожества НЕ вызывают сочувствия у зрителей, т.к. совершили злодеяние.

Примерно в том же духе можно рассмотреть почти весь текст рецензии.

Snark_X

Как это ни парадоксально, мультфильм «Ежик в тумане» я не смотрел. Вот так, да. Все – и жена, и дети, конечно же все юзеры ФКП – смотрели, а я – нет. Парадокс, объясняемый протестом против «все смотрели». Я боюсь смотреть данный мультфильм, вспоминая ситуацию с «Москва слезам не верит» - фильм полгода шел непрерывно во всех к/т СССР. Я противился просмотру – юношеский максимализм. В итоге, все-таки посмотрел много-много лет спустя. Фильм вызвал бурю негодования и отрицания. Я чувствовал, что лично мне противопоказан этот «кумир миллионов». Возможно, будет аналогичная реакция и на «Ежика». Я чувствую, тем более, раз в озвучке принимает участие Баталов – тем более…

Тем не менее, я преклоняюсь перед литературным дарованием Снарка, его текст почти профессионален и композиционно крепок. Единственный момент, который мне не очень понравился, а он особенно заметен, если скопировать текст в Word и посмотреть на него, так сказать, в широкоформатном режиме – своеобразное построение абзацев текста. 2-й: Юрий Норштейн – такой-то. 3-й: «Ежик в тумане – это…», 5-й: «Ежик в тумане – это…». Вполне возможно, автор, когда писал текст, выступал в роли составителя учебника, видимо так.

viktory_0209

Немного странный фильм Балабанова, который я бы поставил в один ряд с его шедевром «Замок», однако именно «Уроды» - фильм, который наиболее ярко показал - с течением времени творческие люди могут пройти через структурную бифуркацию, а уж мы зрители, тем более – мы капли воды в водовороте и смотреть нам сейчас только «Елки», да «Груз 200». Странная аналогия? Ничего странного, «Елки» - фильм, которого мы достойны. А «Груз» - логическое завершение мыслей, прозвучавших в «Уродах».

Но речь сейчас о тексте Вики. Что мы видим? Как рецензент воспринимает фильмы Балабанова до его структурной бифуркации?

Рецензент строит свой текст на аналогиях «Брата» и «Про уродов и людей» в показе Петербурга, привлекая сюжетные противопоставления, умело обыгрывая все это в причудливом концерте – да, звучит концерт для ф-но N 2 (для левой руки) Равеля (он предчувствовал времена фашизма и 2-й мировой), хотя нам бы сейчас не помешал гармоничный до экстаза Дебюсси с его «Террасой».

…И музыкальный текст сопровождается картинками, а мрачный голос монотонен, эффектно получилось, и тревожно. А что хотели вы – ведь фильм такой. И это вам не «Ежик», дорогие зрители. А это высший пилотаж рецензирования на примере фильма, предвещающего структурную бифуркацию всего нашего общества.

На мой взгляд, победила viktory_0209.

Также работы наших финалистов согласились оценить... а также известный всем пользователям КП кинокритик Сергей Кудрявцев

Обещанные краткие комментарии от кинокритика Сергея Кудрявцева:

Отзыв на рецензию о "Сказке странствий": "Интересная и во многом удавшаяся попытка вписать фильм Александра Митты, снятый более 30 лет назад, в разнообразный культурный и даже политический контекст современности".

 

Отзыв на рецензию о "Палаче": "Возможно, сам фильм и не заслуживает того, чтобы воздвигать на его основе сложные эстетические и экзистенциальные конструкции - хотя это и сделано вроде бы убедительно".

 

Отзыв на рецензию о фильме "Про уродов и людей": "Рецензию можно было бы посчитать почти безукоризненной, если бы не доля сухости и сдержанности в манере авторского письма - впрочем, это отчасти соответствует стилю самой ленты".

 

Отзыв на рецензию о "Ёжике в тумане": "О прославленном фильме Юрия Норштейна писать и легко, и в то же время ответственно - но автору текста удалось пройти между своеобразными Сциллой и Харибдой, сохранив восторженную эмоциональность по отношению к этой картине со вполне философским анализом произведения великого мастера".

Мэтр оказался чуть ли не самым добрым критиком

STSOFT, и правда приятно, тем более комментарий "за просто так", после турнира, дорогого стоит.

Также работы наших финалистов согласились оценить режиссер и сценарист Вячеслав Лагунов, выпускник сценарно-киноведческого факультета ВГИКа[/b].

Комментарии от Вячеслава Лагунова

Сказка странствий

 

1)Увлекшись семиотикой текста, рассматривая фильм Митты сквозь призму канонического текста Проппа «Морфология волшебной сказки, автор рецензии видит то, что он хотел бы видеть, и отметает все то, что не укладывается в его прокрустово ложе. Текст заслоняет само произведение, возвышается над: автором, фильмом ,смыслом. Справедливости ради, могу отметить, что такой текст интересно читать. Даже в отрыве от самого фильма.

 

Палач

 

2) Рецензия грешит всем тем, чем грешили рецензии журнала «Советский экран» начала 90-х. Разбор сценарной конструкции преобладает над всем остальным: анализом режиссерских решений (надо сказать, что они довольно прямолинейны), актерской игры (несколько фраз о «потрясающей актрисе и просто красивейшей женщине» Ирине Метлицкой, дело не спасают). Как не странно, над всей рецензией так и вьется дух идеологии, а за спиной автора стоит цензор.

Плюс рецензии - отсутствие «погони за оригинальностью», когда текст заслоняет само рецензируемое произведение. Здесь этого не случилось. И это плюс.

 

Ежик в тумане

 

3) Ахиллес никогда не догонит черепаху. О чем это я, ах да …о не к ночи будет помянут Задорнов, почему то упорно рифмующийся у меня в голове с Теодором Адорно. Эго автора рецензии столь сильно, что сумело зачеркнуть не только Ежика и Медвежонка, но и самого автора, заблудившегося в тумане смыслов. Лишив фильм привычной магии - текст лишился магии вообще, остался «текстом в себе», перегруженным «психоаналитикой для бедных».

Про уродов и людей

 

4) Трезвый анализ, точно подмеченный детали, отсутствие какого либо позерства в слове. И при этом Кинопоиску нечего опасаться - ни намека на spoiler. Отсылки к фильмам Балабанова, к духу Петербурга Достоевского к месту и неоспоримы. Видно, что автор знает и любит, то о чем пишет. Не себя в искусстве, а искусство в себе.