«Идиот» в советской Москве
Фильм «Дочки-матери» для меня ясно и четко ассоциируется с романом Достоевского «Идиот» (ну, и с фильмом, если хотите).
Каков посыл «Идиота»? В буржуазном Петербурге позапрошлого века пояляется человек, который в буквальном смысле исполняет все христианские заповеди. В обществе обычных людей ему неуютно, он совершает череду нелепых поступков, и кончается всё трагично.
Что мы видим в фильме Сергея Герасимова? В Москву середины 70-х приезжает девушка, которая в буквальном смысле придерживается всех заповедей коммунистического человека. (Был такой «Моральный кодекс строителя коммунизма», если кто помнит – попытка идеологов от КПСС сочинить новую этику).
Но если христианские поступки князя Мышкина лишь невольно и опосредованно приводят к трагическому концу, то антихристианская этика («анти-этика») Оли Васильевой – разрушительна изначально, хотя по воле авторов кинокартины поступки Оли не ведут к столь печальному финалу. Ольга – этот советский лже-«идиот», – с грациозностью слона в посудной лавке громит и разушает все, к чему прикасается вокруг: едва не рушит устойчивое семейное благополучие московских интеллигентов старой закваски, у которых гостит, проходится кованным уральским сапогом по рефлексии Вадима Антоновича, практически уничтожает чистую влюбленность Резо... Великолепная, совершенно нетипичная для советского кинематографа тех времен актриса Любовь Полехина уверенно воплощает девушку с деревянной пластикой, немодулированным голосом – робот, да и только!
И только монументальный Петр Никанорович (недаром умница Резо предваряет его появление пушкинской строфой: «...Петр! Лик его ужасен, движенья быстры, он прекрасен!..») в течение одной секунды разгадывает зомбированную девушку, и тоже дарит ей классическую строку (из почти запрещенного, между прочим, Гумилева): «Ольга, Ольга! – вопили древляне». Если кто позабыл – равноапостольная княгиня Ольга, столь любимая в православном пантеоне, с неслыханной жестокостью – не очень-то по-христиански, между прочим, – расправилсь когда-то с парламентерами древлянского племени – просто сожгла их живьем в бане. Вот такая ирония судьбы, вот такая историческая проекция безжалостной Оли с Урала.
Образ главной героини, который, казалось бы, должен внушать симпатию и служить примером (как водилось в кинематографе советской эпохи) – довольно быстро начинает внушать зрителю такое отвращение, что удивительно, что такой образ – со всеми возможными трактовками – лег в сюжет советского фильма.
Антипатия деликатных москвичей к Ольге столь велика, что она не только пронизывает зрителя, но и прорывается в саму сюжетную ткань: дочери интеллигентной московской пары, гламурные (как бы сказали сегодня) девушки Аня и Галя громким шепотом (таким театральным шепотом, какой бывает слышно до галерки), спрашивают друг у друга: «Она что, идейная, или просто дура?!!». Думается, такую реплику не пропустила бы цензура ни у кого из тогдашних режиссеров, кроме великого Герасимова.
Как представляется, действие этого фильма должно было кончаться отъездом Оли из Москвы: все плохое, что мог сделать этот мессия лживых, провалившихся ценностей, сделано, и добавить тут нечего. Но...
Мне неизвестны обстоятельства съемок фильма и написания сценария. Но у меня есть большое подозрение, что последняя часть картины – возвращение Ольги в свое свердловское общежитие, и ее тамошние «комсомольские дела» – снята по требованию идеологических органов лишь для того, чтобы как-то «спасти» совершенно кошмарный образ героини, призванный, казалось бы, быть идеологически-положительным, и поместить ее в свою собственную среду, где она хоть как-то может себя «обелить». Возможно, это было уступкой цензуре со стороны сценариста.
И недаром в середине картины звучат первые (жаль, что лишь первые!) строки замечательного стихотворения самого Володина:
Мы - самоеды, себя грызущие.
Вам наши беды – потехи сущие.
В праздничном зале нам не веселье –
некстати встали, не к месту сели.
Любовным нежностям не верим, где там!
За что, мол? Не за что! Мы самоеды!
Мы - самоеды. Стыдясь, скорбя,
Не жрём соседа - едим себя.
Я бы их поставил эпиграфом ко всему фильму. Оля с Урала тогда едва не сожрала их всех. До того, как это свершится – и уже не на экране, а в реальности, у нас всех на глазах – остается еще лет двадцать...