Vitaly Arbatov

Эйзенштейн работал над фильмом как-то по-особенному вдохновенно: тема была ему близка. И, делая вторую часть, он сильно рисковал: заказ был на "другого" Грозного, какого хотел видеть Сталин: аналогии были прозрачны. Но Грозный во второй части Сталину резко не понравился. Эйзенштейн остался верен художественному замыслу, и Грозный был создан таким, каким его понимал режиссер.

Один из немногих новых фильмов о древней Руси, в котором достаточно хорошо удалось избежать бутафории образов и действий. Грамотная и «ненавязчивая» режиссура и операторская работа не отвлекают от самой истории, идеи единения Руси, закрепления единой власти.

Собственно говоря, от великого романа в фильме остались «только шнурки» да пара-тройка классических сцен.

В техническом смысле хвалить картину не за что, как и ругать. Режиссура на твердую «троечку», операторская работа – тоже. Ожидать каких-то особенных художественных приемов не пришлось.

Первое впечатление от фильма – сплошная калька голливудских экшенов. Увы, впечатление не ошибочно.

Лис на эстраде Блистать в искусстве – роль немногих. Но сонмы бездарей убогих отчизне сыплют в закрома не зерен ценных, но дерьма. Была в лесу одна поляна. Лесные звери постоянно на ней сходились, чтобы спеть, и на друг друга посмотреть. Заведовал поляной лис, он был талантлив, хоть и лыс. Как композитор – очень крут. Он успевал и там, и тут. Не мог никто без позволенья на той поляне просто спеть. Без лисьего благословенья артисту лучше умереть. Бывало волк придет к маэстро, волчонка слушать приведет. Волчонок бездарь, но с оркестром халтуру зритель прожует. Естественно, не за спасибо трудиться будет старый лис: за деньги волка на Антибы поедет в годовой круиз. Зайчиха, нос напудрив густо, для дочки просит протеже. И вот за сотню тонн капусты поет дочурка в неглиже. Она бездарна и нелепа, под фонограмму кривит рот. Но зрелищ возжелав, без хлеба все хавает лесной народ. Хлопочет за детей ворона: весь век на ветках – это надо? Напялив звездную корону, пускай покаркают с эстрады. А лису что ж? Он для народа Авторитет. И если нужно, все воронята в «Песне года» Две ноты прогалдят натужно. Я молвлю к слову, старый франт не часто брался за талант. К чему такие тратить силы и средства вкладывать свои? Ведь зрителю и так все мило. Дурней певец - длинней рубли. А чтоб кусок урвать послаще и удержать свой потолок, однажды из соседней чащи соловушку он приволок. В лучах соловушки чудесной маэстро еще круче стал. И вмиг певицею известной свой укрепил он пьедестал. Чем крепче пьедестал и лапы - тем дольше слава и почет. Ну а теперь с подачи папы в семье у лиса дочь поет. Идет зверье с поклоном к лису. И вот уже который год на серость и халтуру визу он для эстрады выдает. А жить в лесу теперь несладко. Весь бездарь на поляну влез. А почему? Проста разгадка: то был, друзья, наш русский лес. Легко увидеть здесь мораль: зверье лесное мне не жаль. Коль без разбору тащит в рот что этот лис ему сует. Виталий Арбатов

К сожалению, в фильме «127 часов» авторы решили поступиться художественным потенциалом идеи в пользу реализма первоисточника – книги альпиниста Эрона Ралстона «Между молотом и наковальней», чья история и была положена в основу картины.

Отечественные прокатчики и видеоконцерны не часто радуют наших зрителей американскими картинами такого уровня в этом жанре. Картина хороша как в общем, так и в частности.

Для создателей «Брестской крепости» неподъемность темы стала очевидной. Фильм «Брестская крепость», на мой взгляд, может стать хорошим пособием для начинающих кинематографистов в том, как Не надо делать кино.

Хотелось бы, учитывая актерский уровень Кейджа и уровень мастерства режиссера Сена, чтобы тема добра и зла дотягивала хотя бы до уровня картины «Константин», являющегося одним из художественных образцов «легких» картин в этой теме. Но увы...

Найти в фильме «Трон. Наследие» глубокий смысл вряд ли получится. Лично у меня создалось впечатление, что фабула картины является только подпоркой для красивой трехмерной картинки.

«Марс» и Срам Мальчик Петя Никаноров Очень сладкое любил. И частенько перед школой В магазин он заходил. И в ладони зажимая Деньги, что давала мать, Продавщицу тетю Раю Он просил ему продать Не сгущенку с барбариской, И не сахар, и не мед, А тягучую ириску. Кто их ел – меня поймет. Дух советского наследства И прославленных имен, Привкус Родины и детства В той конфете заключен. Вытирая ложки-миски, Говорила Пете мать: «Ничего вкусней ириски Ты не должен признавать. Петя слушал, соглашался, И, собравшись на урок, В магазин сначала мчался За ириской – со всех ног. Пряча за щекой конфету, Гордо он к доске ступал. И пятерку как победу На уроках получал. Петя на футбольном поле, Сжав ириску со всех сил, Позабыв на миг о боли, Мячик, падая, ловил. В хоре был он самый звонкий. Лихо гирю поднимал. Помогал он на продленках Тем, кто плохо успевал. И всегда в своем кармане Или положив в пенал, Помня обещанье маме, Он конфету сберегал. Год прошел. Подходит новый. И сентябрь опять настал. Петя снова перед школой К магазину побежал. Но ступив к витрине близко, Восхищенно ойкнул он. Вмиг забылись все ириски, А в ушах раздался звон. Средь продуктов магазинных Для широких наших масс, На расцвеченной витрине Петя видит слово «Марс». На обертке красно-черной Петина мечта живет: «Школьный труд его упорный В жизнь путь ему пробьет. Петя будет космонавтом Всех космических глубин. Помахав рукой ребятам, Полетит на Марс один. На таинственной планете Твердо ступит он ногой. А потом о нем в газете Громко скажут: он герой! Нарисуют на картине. На руках поднимут ввысь». Так у Пети в магазине Эти мысли пронеслись. И, рукой рубли сжимая, Попросил он в этот раз: «Мне, пожалуйста, теть Рая, Шоколад-батончик «Марс». Мимо улица несется, Катер ходит по реке. Петя жмурится от солнца, «Марс» лежит в его руке. На скамейке у аллеи Он батончик развернул. И, зажмурившись и млея, Шоколадный дух вдохнул. И, представив, как на Марсе Потревожит он песок, Петя, самый лучший в классе, «Марса» проглотил кусок. Что такое? Потемнело Сразу в Петиных глазах. Зубы, горло заболело. Непонятный шум в ушах. Завертелось все на свете, Мамин голос зазвучал: «Ах, на что же Петя, Петя, Ты ириски променял»! Петя даже встать не может. Под собой не чует ног. А желудок уж тревожит Липко-приторный кусок. Только что за наважденье! Что за шутки, что за фарс! Петя в луже отраженье Вдруг увидел слова «Марс». Верить он глазам не хочет: Отражаясь тут и там, Держит он в руке батончик, А на нем читает - «Срам». От стыда краснеет Петя, Слезы брызнули из глаз. Знают все теперь на свете: Петя родину продаст. Срам ребятам, что в угоду Легкомысленным страстям, Спину показав народу, К чуждым тянутся сластям. Срам и стыд забывшим совесть. В их умах сплошной застой. Им страны великой повесть Все равно что звук пустой. От морального растленья Петю голос чести спас. Предан быстро был забвенью Чуждый нам батончик «Марс». Снова Петей класс гордится. Рада вновь за сына мать. Стал упорней он учиться И ребятам помогать. Как он жил и как учился, Я о Пете рассказал. И добавлю, что добился Он того, о чем мечтал. И теперь на Марсе красном На песке его следы. А на пиджаке атласном - Две геройские звезды. С детства мы знакомы с Петей, Он в подъезде мой сосед. Лучший космонавт на свете, Ветеран и внуков дед. Как-то раз на Патриарших, Лебедей в пруду кормя, Петя, мой товарищ старший, Хитро глянул на меня. Над прудом склонившись низко, В отраженье вижу я: Достает он две ириски – Для меня и для себя. «В этой маленькой конфете Сладкий дух великих сил. Я и на чужой планете За щекой ее хранил». Эту Петину конфету Я внучатам передам. Расскажу им без секрета Про ириски, «Марс» и срам. В прошлый год не стало Пети. Но в людских сердцах живой, Он по-прежнему в ракете Совершает подвиг свой. И на Марсе на далеком, Верю я, придет пора, Памятник взойдет высокий Для отважного Петра. Виталий Арбатов

Леонардо Ди Каприо, если верить интернет-источникам, согласился участвовать в фильме только при условии, что сценарий будет изменен, «в направлении прояснения мотивации, толкающей его героя на сверхрискованное предприятие".