gostinnik

Седи, уже лучше. Много лучше.

Ритберг, снова незачет. Проси иль брысь из теми, спамер пошлый.

Ах, Сэди,словно рыбий жир, Ты цедишь в час по чайной ложке. Вываливай свой детский мир Весь целиком о "тонконожке". Чтоб гадость залпом проглотить, Забыть отстой и дальше жить.

Ночь. Кошка. Зеркало. Аптека. Мейкап. Детеныш человека... Какого редкостного вздора Полна фантазия старпера.

Седи, вы про жопу? Простите, я в фекалиях не спец. Это к домовым. Единственное, что достойно пока внимания - ваша жалкая поделка под Милна.

Нет, Седи, у вас пока жалкая поделка под Милна. Посмотрим, выйдет ли лучше.

Александра Милна вы, Сэди, в фольклор записали? Все гораздо печальнее, чем я думал.

Что ж, Сэди, лучше. Даже мило. Похоже прежний свой рекорд В прыжке отчаянном побила Средь пошлых и нетрезвых морд. Давай поднимем планку выше, И, может, в хоре пошлецов На голос слабый станет тише И меньше на одну - рабов. *** Вновь пришла непрошеная гостья, По-хозяйски сев на табурет. Нет исхода в жалости и в злости, И в слезах исхода тоже нет. Мы приходим в этот мир нагими И нагими из него уйдем. Сжалось сердце струнами тугими, Словно море, скованное льдом. Вновь возьму я долото и штихель, К горельефу памяти взойду, Оглушенный, усмиренный, тихий, Я отдамся тяжкому труду. Высеку из каменной громады Облик твой и тот лучистый взгляд. Мы с тобою снова будем рядом, Я верну, я все верну назад. Оглянись. Ложатся на пол тени. Лиц забытых проступает ряд. Без упрека и без сожалений Сквозь меня невидяще глядят. Сколько вас, безмолвных постояльцев… Что забудешь – станет неживым. Прикоснусь к вам кончиками пальцев, Обожгу дыханием своим. Так наощупь в карцере холодном Льну к стене, читая трещин вязь, Может быть, так к первенцу Господню Льнула мать, смывая кровь и грязь. Милые, любимые, родные! Как ребенок, к вам навстречу мчусь. Отчего ж ладони ледяные? Отчего ж я плачу, не смеюсь? Рвутся вновь натянутые нервы, Стынет кровь, я брежу наяву. Почему последний я, не первый? Почему я до сих пор живу? Это я быть должен вместе с вами Высеченной тенью на стене, Это мне ждать долгими годами, Чтобы кто-то вспомнил обо мне. Может быть, и я лишь тень кого-то, Отраженье памяти чужой. Делаю рутинную работу, В нужный час всегда иду домой, Спать ложусь и в забытьи глубоком Жду лучей бессмысленного дня, Чтобы вспомнил обо мне, далеком, Кто-нибудь – и разбудил меня. Есть закон. Один сценарий жизни В разных вариантах мы живем. Но молчит с недоброй укоризной Гостья, что пришла хозяйкой в дом. Кто ты? пастырь? проводник сердечный? Или душ истерзанных палач? Может быть, от жизни бесконечной Ты спаситель и искусный врач? Расскажи мне: мы всего лишь тени Памяти заснувшего творца? Жизнь – лишь цепь случайных повторений Дня сурка без смысла, без конца? Но молчит непрошеная гостья, Новый срок отмерив мне в ответ. Нет исхода в жалости и злости, И нигде исхода больше нет.

Тонкий и умный фильм-продолжение о поколении "лишних людей" 70-х (не соглашусь с общепринятым утверждением о поколении 80-х). Безусловно, заметно особенное влияние "Отпуска в сентябре". Трагикомизм Мережко, конечно, не может состязаться с надрывной безысходностью драматургии Вампилова, но дух времени схвачен верно, верно отражена суть эпохи, суть кризиса застойного времени в противостоянии Макарова Николаю Павловичу (Табаков) и, с другой стороны, молодому безымянному поколению (Меньшиков). Потрясающая игра Янковского выворачивает нового Зилова наизнанку, так когда-то самозабвенно играл Даль (у обоих актеров этот типаж героя - любимый). В "Полетах" конфликтность сглажена, бунт превращается в горькое и низкое шутовство опустившегося неординарного человека, и теперь от его неприличных выходок остается лишь со смешком отводить глаза сослуживцам. Этой экзистенциальной безысходностью "утраченных иллюзий" 70-х пронизан весь фильм. Но если в "Отпуске" этого достаточно, диагноз поставлен, то "Полеты" пророчествуют о новых переменах, о новом времени расчетливых, бездуховных, но энергичных и сильных молодых людей, которым предстоит уничтожить саму память о вишневом саде. Не удержусь от ремарки по поводу умершего душой, полностью самореализовавшегося и исписавшегося Пушкина, которому в 37 лет надобно умереть, ибо умудренный гладиолус. Работа Пушкина над "Историей Петра", которая обещала быть такой же новаторской, как и "Капитанская дочка", полностью опровергает клевету об исписавшемся гении, ищущем смерти "н е п р о с т о ..." Эта очередная провокация, безусловно, не заслуживала бы и упоминания, если бы случайным образом не повторила бы мысли недальновидных современников Пушкина. Действительно, в 30-е годы именно такими словами говорили о Пушкине, особенно после его "Графа Нулина" и "Полтавы". Критики возмущались: зачем вместо описания высоких страстей им предлагают в подробностях рассматривать, что висит на бельевой веревке? Вывод - Пушкин исписался, а в противовес ему возводился культ романтически простудившегося и умершего 22-летнего Веневитинова. Позднее выяснилось, что Пушкин предрек новую творческую эпоху, и когда в 40-х романтизм уже не мог восприниматься без иронии, Веневитинов исчез из памяти, а Пушкин занял заслуженное место.

Простите, не заметил Вашу правку.Здесь все очень просто. Сино-тибетские языки являются тоновыми, а не синтетическими или аналитическими.

Пардон, здесь Вы употребляете союз, а не наречие. То, что Вы зовете сравнением, требует конструкции с союзом как, вот тогда Вы были бы совершенно правы. В данном контексте также надо заменять на союз и в значении "и еще". Впечатлительная, прошу Вас не городить ахинею, которой здесь предостаточно. Изучите правило грамота.ру для школьников

Простите, не удержусь. Если по русскому было стабильное "отлично", то исправьте, пожалуйста, слово также на слитное написание.

Впечатлительная, Вы заблуждаетесь. В словах гараж, гора, заря произношение одинаковое, у всех первая редуцированная гласная. Раньше эти знания входили в школьную программу, сейчас они даются на первом курсе лингвистических вузов. Не хочу иронизировать, но исключением для правильного русского языка не является даже окающий север. Изучить правило и потренироваться вместе с детьми можете здесь